Альбом  

Рубрика Андрея Мансветова 

Этика и эстетика молчания

Что-то все больше ловлю себя на мысли, открывая зеленое поле ПБ, что опять будет скучно. Среди авторов, за которыми мне любопытно следить, кроме одного-двух, стихов никто не публикует, в дневниках коронавирус, копипасты, флуд в нелитературной зоне. Нечего почитать, не за что зацепиться, оттолкнуться мыслью тоже не от чего. Километры и килобайты текста про «ошибку модератора» пару дней назад, – так и то, не обратил бы внимания, если бы участники разборки не были среди моих «избранных авторов». Но это ведь тоже не про литературу. И не про литературу – всяческие «кругозорные» посты про различных поэтов-писателей, произведения, ибо они чисто просветительские, рефлексией не снабженные, диалога не порождающие, да и не стремящиеся к нему.

Тут можно еще много о чем постонать в формате «о темпора, о морес!», помянуть незлым тихим словом нашу хайпанутую действительность, пару раз употребить безадресно (этого, как показывает иная практика, достаточно) слова «быдло», и ожидать, что пойдет потеха. Но мне-то интересно и хочется именно поговорить. И именно о литературе, круг которой для меня в последнее время заметно и пугающе сужается.

Не в смысле, что ее становится меньше, а в смысле, что нынешние ее приращения не увлекают меня, не возникает желание следить и ждать новостей. Хотя слежу, со многими из актуальных участников современного литпроцесса, хоть шапочно, да знаком (так возникают ключевые слова при беглом просмотре контента).

А друзья уходят, как ушел 6 февраля один из ближайших – Саша Петрушкин. А неделей позже не стало Елены Кацюбы (так хорошо пообщались с ней в октябре прошлого года на форуме молодых писателей). Потом, наблюдая вселенское поминание Лимонова (с коим встречался единожды и не слишком интересно), подумал, что мне куда больше не хватает Кирилла Ковальджи, Виктора Сосноры, Льва Анненского. Счастье, что живы Александр Кушнер и Олег Чухонцев, что Сергей Чупринин издал-таки хронику оттепели, что вот сегодня в «Независимой газете» – Александр Еременко (Метаметафора. Как это было), Виталий Штемпель в «Литературной России» интересно говорит про глобальные отличия между молодой и более зрелой литературой, Герман Лукомников спрашивает: «А какие мои произведения вы помните и цитируете?». Я, честно, помню и цитирую одно, о чем и написал вопрошающему.

К слову, о цитатах. На фоне нынчемодной «самоизоляции» мне уже несколько дней циклически приходит на ум стихотворение Всеволода Емелина (появлявшегося на ПБ в качестве члена какого-то жюри):

Великой Родины сыны,

Мы путешествовали редко.

Я географию страны

Учил по винным этикеткам.

Лишь край гранёного стакана

Моих сухих коснётся уст,

От Бреста и до Магадана

Я вспомню Родину на вкус (…)

Теперь я выпиваю редко,

И цены мне не по плечу,

Зато по винным этикеткам

Сейчас историю учу.

Эти стихи я слышал и от самого автора, и, это было отдельно интересно, в исполнении замечательного актера Вениамина Смехова. Тоже, кстати интересный в смежной с литературной областью персонаж. Помните у Визбора:

Впереди лежит хребет скальный,

Позади течет река — время,

Если б я собрался в путь дальний,

Я бы Смехова позвал Веню…

Но вернусь к тому, с чего начал.

«Мне скучно, бес!» Ну, ага, скучно. И не надо тыкать в меня пальцами, я и сам прекрасно знаю, что каждый человек сам творец своей скуки. И про, когда нечего сказать, лучше молчать, я тоже знаю. А когда есть чего – тоже не всегда стоит (а чаще малодушно не хочется) открывать рот. Прочитаешь что-то, тут же мысленно кинешься в полемику, представишь формат и характер ответов оппонента и махнешь рукой, мол, ну его нафиг. И только глубоко под спудом тихим голосом пропоет Галич:

И теперь, когда стали мы первыми,

Нас заела речей маета.

Но под всеми словесными перлами

Проступает пятном немота.

Пусть другие кричат от отчаянья,

От обиды, от боли, от голода!

Мы-то знаем - доходней молчание…

Начинаешь себя стыдить, вспоминаешь про больное сердце, про массу иных, не написанных, не реализованных задумок, но знаешь, что вот эта тема молчания, тема глухоты и «одиночества в сети» все равно не дает покоя.

Вот, недавно здесь на ПБ натолкнулся в тысячный, наверное, раз на мысль, которую можно вывесить эпиграфом над всей оптом и в розницу сетературой:

ХОЧУ ВЫРАЗИТЬ ОГРОМНОЕ, ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ СПАСИБО ВСЕМ КТО ПРОЯВИЛ МУДРОСТЬ, ПРОЙДЯ МИМО МОИХ СТИХОТВОРЕНИЙ, ЕСЛИ ОНИ ВАМ НЕ ПОНРАВИЛИСЬ (авторская пунктуация сохранена)

Текущий автор этих слов Марк Березаруцкий – на мой вкус очень показательный представитель тех, кто… Вот, не знаю, как определить не косвенно. Только на портале Стихи.ру на сегодняшний день зарегистрировано 840 917 авторов. Думаю, с полмиллиона оных под вышеприведенным высказыванием подписались бы не раздумывая.

Так что, пройди мимо, промолчи! Промолчи…

Память услужливо подсовывает мне еще одну цитату про молчание. Известную цитату из выступлений немецкого пастора Мартина Нимёллера, которой он пытался объяснить бездействие немецких интеллектуалов и их непротивление нацистам.

Когда они хватали коммунистов, я молчал: я не был коммунистом.

Когда они сажали социал-демократов, я молчал: я не был социал-демократом.

Когда они хватали членов профсоюза, я молчал: я не был членом профсоюза.

Когда они пришли за мной — заступиться за меня было уже некому.

Вы, возможно, решите, что я сравниваю несравнимое, действительно, это же бред, сравнивать одну из величайших трагедий прошлого столетия с не обязывающим ни к чему сетевым общением, но я совершенно точно ощущаю именно это, иной раз давая лени и инертности победить потребность и желание сказать.

Кстати, вот это «ПРОХОДИ МИМО» стоит добавить еще одним, бытующим и в сети вообще, и на данном литературном ресурсе мнением.

Чего вы пальцы гнете, здесь НЕТ НАСТОЯЩИХ ПОЭТОВ, тут люди просто хобби развлекаются, – настаивал один из моих оппонентов, кто вы такой, чтобы судить и требовать.

Что ответить? Действительно, в социально-терапевтическом смысле, «чем бы дитя не тешилось…», но!

Возвращаемся к цитате. К ее главному месседжу о том, что молчание может завести очень и очень далеко. В мыслимом мною случае, что каждое плохое стихотворение, прочитанное человеком, что-то да крадет у корпуса настоящей, хорошей поэзии.

Но ты (в смысле я), черт побери, молчишь. Не говоришь, вы, сударь/сударыня неталантливы, не умеете (и, скорее всего) не научитесь писать.

Не говоришь потому, что уже знаешь все варианты ответа, от «я так вижу» до самого сегодня распространенного ответа на стилистическую претензию, мол, читайте теорию, ЭТО (согласно тому или иному сетевому или словарному источнику) ДОПУСТИМО (!), а значит ХОРОШО. В общем, бытующий в культурном контексте аналог социального «РАЗРЕШЕНО ВСЕ, ЧТО НЕ ЗАПРЕЩЕНО ЗАКОНОМ».

Я не знаю, как донести до собеседников, что в литературе это не работает. Не должно работать, по моему глубокому убеждению. Что творчество (я имею в виду поэтическое) не может и не должно сводиться ни к набору бедно и тускло зарифмованных аксиом, ни к, простите, виньеткам ложной сути, ни к модной нынче чувственно-бытовой безрефлексионной констатации себя-любимого.

Я не знаю, как донести, что литературу стоит не только почитать, но и почитывать, не ограничиваясь узко клишированными наборами классики, не навешивая ярлыков и не отмахиваясь. Многие и многие из моих оппонентов разных лет, если вылить из их сентенций воду, не говорили ничего, кроме знаменитого «Не читал, но осуждаю».

Кстати, эта как бы цитата – на самом деле фэйк, возникший в околопастернаковской риторике уже в постсоветские годы, так называемая «ложная цитата», позднейшее описание, которое вдруг по разным причинам стали выдавать за прямую речь. Впрочем, количество и ныне думающих так делает ее вполне легитимной.

В реальном выражении она превращается в «да зачем я буду читать этих ваших… (указание на упомянутого мной кого-нибудь, кого я считаю интересным и стоящим прочтения автором), когда у меня есть… (короткий хрестоматийный список «нашего всё»).

Что же касается исходника помянутой цитаты, то их по мнению историков литературы несколько. Вот один из них.

Заметка старшего машиниста экскаватора из Сталинграда Филиппа Васильцева «Лягушка в болоте», опубликованная в «Литературной газете» (№ 131 от 01.11.58):

«Что за оказия? Газеты пишут про какого-то Пастернака. Будто бы есть такой писатель. Ничего я о нем до сих пор не знал, никогда его книг не читал. (…) Допустим, лягушка недовольна и еще квакает. А мне, строителю, слушать ее некогда. Мы делом заняты. Нет, я не читал Пастернака. Но знаю: в литературе без лягушек лучше».

Я вот про лягушек и литературу судить не возьмусь, но и тон, и смысл высказывания мне знакомы, читаны и здесь, на ПБ, и не только, разумеется.

Другое классическое обобществленное высказывание: «ваш текст плохой, потому что я его не понял». Обычная, в общем-то, ксенофобия. Понятная, но, на мой взгляд, в рамках сколь бы то ни было литературного сообщества не слишком приемлемая. Вот где бы я ни единым словом не осудил бы молчание. Не понял – промолчи, подумай, попытайся понять, спроси, в конце концов.

Впрочем, об этом я уже много раз говорил и в контексте обсуждения критики и критиков, и по разным другим поводам. Но это ведь не повод длить и умножать молчание, правда. А то получится как у Егора. Помните одно из самых коротких стихотворений, написанных Летовым. Сам автор, кстати, высоко его ценил.

Когда я умер,

Не было никого,

Кто бы это опроверг.

10.04.1988

Это ведь даже не о смерти, а о том, что поэзия – диалогическое искусство, она просто не существует, когда «никого, кто бы…»

И, в заключение, анекдот в контекст нынешней гречневой истерии:

– Вы любите Кафку?

– Грефневую… офень…

Благодарим всех авторов, поделившихся лучшим!

Стихотворения, которые были предложены, будут периодически появляться рубрике Выбор ПБ.

Список составлен по мере публикации дневников.

Зимняя Стася / Я так думаю

Александр Герасёв / Я думаю так

Damir Timur / #Я так думаю

Romana / Я так думаю. Неуловимое

Никсан / Я так думаю

Кравчина Пётр / Я так думаю

Желева Катя / #Я ТАК ДУМАЮ

Jealous / Я так думаю, буду звать тебя...

Carol Singers / Я так думаю

Елена Лесная / #Я так думаю. Несложно писать о том, что любишь

Колина Светлана / Я так думаю

Cript13 / Я так думаю. Стихи, которые со мной.

Татьяна Постникова / #Я так думаю. В состоянии любви

Кристина Штейн / Я так думаю

Сикамбр Неистовый / Я так думаю

Khelga / Запоздалое такподумалось

Напоминаем, рубрика с темой «Я стал… богаче» будет регулярной. Не теряйте жемчужины)

Хороших нам стихов!

15 марта 2020

Автор рубрики: Иванна Дунец

 «Винсент Виллем Ван Гог. Письма. 1853 – 1890»

|серия «Время великих», 2018|

«Сейчас уже поздно. Сегодня я почувствовал непреодолимое желание прогуляться и после полудня отправился в путь. Я бродил около Groote Kerk (Главной церкви) и Nieuwe Kerk (Новой церкви), затем я пошел по направлению к дамбе с ветряными мельницами, которые видны издалека, когда гуляешь вдоль железнодорожной насыпи. В этом пейзаже так много таинственного, необъяснимого, кажется, будто кто-то говорит тебе: «Не падай духом и ничего не бойся!»

16 апреля 1877

92

Прошлым летом у меня появилось новое хобби. Наверное, вы встречали в книжных или канцелярских магазинах большие яркие разноцветные плоские коробки с наклеенными на них мини-фотографиями репродукций знаменитых художников? Так вот, производители холстов (с заранее расчерченными границами и проставленными цифрами цвета красок) предлагают нам… начать рисовать. Но не то, что мы хотим, а то, что до нас уже было нарисовано, иногда даже сотни лет назад. Из самых необычных экземпляров, встреченных мной, были Чеширский кот из фильма Тима Бёртона и «Поцелуй» Густава Климта (как его можно воспроизвести в точности, загадка для меня?). Моих любимых художников – Врубеля и Ван Гога в подобных коробках встретишь нечасто. Если честно, то всего лишь один раз я увидела «Подсолнухи» Ван Гога, а полотен Врубеля – ни одного, видимо, его ещё сложнее оцифровать и разграничить. Хобби, к слову, увлекательное. Я не знаю, с чем его сравнить, чтобы понять, у меня только одна ассоциация – плавание в море. Ты перестаешь чувствовать течение времени. Плывешь. Не видишь границ (как ни странно, они ведь нарисованы кем-то уже). Слышишь только крики пролетающих чаек где-то высоко – выше твоего собственного неба. И когда оборачиваешься, понимаешь, что нужно возвращаться, слишком далеко ты от побережья (срабатывает инстинкт самосохранения, да?). И ты смотришь на часы. Видишь, что прошло четыре с половиной часа, а ты и не заметил. Медленно выныриваешь. Вдыхаешь воздух, который больше не пахнет морем. Убираешь в сторону кисти. Смотришь на нарисованную картину и радуешься, что хоть на ней ты оказался способен стереть до невидимости границы и цифры сочными яркими масляными красками.  

Очень давно я рассказывала вам о книге искусствоведа Элеоноры Петровны Гомберг-Вержбинской Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике, посвященной гениальному русскому художнику – Михаилу Александровичу Врубелю (1856–1910). А сегодня поделюсь с вами ещё одной находкой – книгой «Винсент Виллем Ван Гог. Письма. 1853 – 1890». Она опубликована издательством АСТ в серии «Время великих». К слову, в этой же серии есть прекрасные издания о воспоминаниях Дмитрия Сергеевича Лихачева и Николая Ивановича Пирогова, дневники Чарлза Роберта Дарвина. Прежде этим же издательством были опубликованы и дневники Ван Гога (рекомендую, однозначно!). Столько иллюстраций, набросков и рукописного текста Винсента я и не держала в своих руках до тех дневников.

Из аннотации к книге:

«О Ван Гоге существует множество легенд, о нём говорят и пишут. Его судьба и творчество вот уже на протяжении многих лет продолжают тревожить сердца людей. Каким же он был на самом деле? Где искать истоки его мастерства? Были ли его творения случайным порывом гения, созданными в слепом бессознательном упоении или тщательно выверенными и подготовленными годами упорного труда произведениями? Ответить на все эти вопросы может только сам Винсент. И к счастью он сделал это, оставив нам свои письма. В письмах Ван Гога к брату Тео и друзьям-художникам мудрость соседствует с озадаченностью, а максимализм с ранимостью. Они читаются как хорошая литература: Винсент обладал не только талантом живописца, но и писательским даром. Это поразительно глубокие философские размышления о жизни, деньгах, о дружбе, любви, своих современниках и удивительные, полные красоты, описания природы и окружающего мира. Эпистолярное наследие Винсента Ван Гога включает в себя более семисот писем, которые открывают нам правду о судьбе художника, чьё искусство оставалось безвестным при его жизни и признано бесценным в наши дни. В этих письмах содержатся его размышления о жизни и искусстве, а также отражена эволюция его теоретических принципов. Собственное слово Ван Гога опровергает сложившееся общее мнение о нем как о безумце и раскрывает истинный масштаб яркого, экспрессивного искусства этого мастера…»

Картину Винсента Ван Гога впервые я увидела на репродукции в книжном магазине. Это был большой по размеру плакат с белой рамкой по краям репродукции и, с невероятной по красоте, звёздной ночью. Я не могла оторваться. Как столько красок несочетаемых можно превратить в ночь? Волшебство? Кто это? Как он смог? Рядом на стеллаже с биографиями художников лежал красивый иллюстрированный альбом, посвященный Винсенту Ван Гогу. И я влюбилась. В цвет. В масло. В яркие штрихи несочетаемого. В его видение мира. Мне стало интересно всё: из какого он века, что он мыслил, о чём хотел нам сказать? Прошло много лет. Я не перестаю любить его работы. Они такие разные. Но, по-моему, объединяет их одно – жажда Винсента к познанию жизни и стремление рассказать нам, каким он увидел познанный мир. Я не буду пересказывать вам его биографию. Ресурсов достаточно, чтобы найти, прочесть, увидеть о Винсенте почти всё. Единственное, что я хочу сегодня сделать, это процитировать некоторые фразы из его писем. Прочитав же письма полностью, вы узнаете его так близко, что вам станет казаться – «а, это Винсент, да-да, знаю!». Словно он ваш хороший знакомый, возможно, друг или даже родственник. Настолько он ОТКРЫТ в письмах к своим родным и друзьям (он же не знал, что спустя сотни лет их будут читать чужие ему люди).

Из писем Винсента Виллема Ван Гога:

Июль 1880

133

      Время, когда птицы теряют свое оперенье, – это для нас, людей, то же самое, что переживаемые нами несчастья, неудачи, трудности. Человек может навсегда потерять оперенье, а может выйти из этого состояния обновленным, преображенным. И все же терять оперенье не стоит публично, в этом нет повода для радости, поэтому в такие тяжелые времена необходимо уединяться от всех.

      Если ты можешь простить человека, поглощенного изучением картин, ты согласишься, что любовь к книгам так же священна, как любовь к Рембрандту, и я даже думаю, что каждая из них дополняет другую.

      Что поделаешь! То, что происходит внутри, поневоле прорывается наружу. В душе человека пылает мощный костер, но никто никогда не придет, чтобы согреться подле него. Прохожий замечает не более чем дымок, выходящий из трубы, и проходит мимо своей дорогой.

      Так что же делать? Разжигать этот костер внутри себя, хранить его в себе и терпеливо ждать, но ждать страстно, с нетерпением того часа, когда кто-то придет и сядет около твоего огня? Но захочет ли этот кто-то остаться?

12-15 октября 1881

152

      Природа всегда начинает с сопротивления художнику, но тот, кто в действительности серьезно намерен завоевать её, не позволит этому сопротивлению остановить себя; напротив, трудности лишь упрочат его стремление к цели; сердца природы и истинного художника существуют в гармонии. Природа, конечно, «неприкосновенна», ее нужно уметь уловить, а это можно сделать только твердой рукой. И когда с ней поспоришь и поборешься какое-то время, она становится сговорчивой и покладистой. Не то чтобы я уже достиг этого – нет человека, более далекого от такой мысли, нежели я, – но я уже на пути к прогрессу.

      В борьбе с природой есть временами то, что Шекспир назвал «Укрощение строптивой» (завоевание сопротивляющейся стороны настойчивостью, bon gre et mal gre – добровольно или против желания). Во многих вопросах, но особенно в рисовании, я считаю, что лучше крепко держать, чем отпустить.

Конец марта 1882

184

      Однажды, когда люди скажут, чтоя умею рисовать, но не способен работать кистью, может случиться, что я удивлю их, явив на их суд картину, которую они не ожидали увидеть. Но пока это выглядит так, словно бы я должен сделать это и не должен больше ничего делать, я не буду этим заниматься.

      О живописи можно рассуждать двумя способами: как это делать и как этого не делать. Как это делать с большим количеством рисунка и небольшим количеством цвета; и как не делать это с большим количеством цвета и небольшим количеством рисунка.

23 июля 1882

219

      Какой будет моя жизнь в будущем, зависит в большей степени от моей работы, нежели от чего бы то ни было ещё. А пока я иду, и буду молчаливо вести мою борьбу на этом пути, и ни на каком другом более, глядя из моего маленького оконца на всё, чем наполнена природа и рисуя это с любовью и верностью, лишь защищая себя от назойливого внимания окружающих, которое мешает работе. Что касается всего остального, то я скажу, что люблю рисовать столь сильно, что не могу позволить, чтобы какое-то иное занятие отвлекало меня от любимого дела. Эффекты перспективы завораживают меня значительно больше, чем интриги, которыми живут люди.

Непризнанный гений своего времени. Великий художник вне времён. Чуткий. Искренний. Ранимый. Искавший любовь, нашедший смерть. Думавший о забвении, бессмертный в веках.

37 лет жизни. Около 700 писем. Более 2 000 художественных работ.

Ван Гог. С любовью, Винсент.

Друзья!

Стартуем с очередным выпуском "Я так думаю".

Тема. "Я стал... богаче".

Поделитесь с нами стихами авторов Поэмбука, которые вам наиболее понравились, запомнились с минувшего выпуска или, возможно, нашлись в старых запасниках при более глубоком погружении)

От вас — до 10-ти стихотворений (название/несколько строк из них, особо впечатливших/автор) + ссылки на публикации. И несколько слов о том, почему, чем именно эти стихи вам близки.

Желательно выбрать работы, ещё не отмеченные Выбором Поэмбука.

Текст нужно разместить в своём дневнике. Название дневниковой записи начните словами "Я так думаю", чтобы мы могли идентифицировать нужные записи.

Время для публикации — до вечера понедельника, 16 марта.

Подведение итогов — во вторник, 17 марта.

Самые интересные дневники и стихотворения, которые в них представлены, будут проанонсированы в рубрике "Выбор Поэмбука".

Хороших нам стихов!

Внимание, на сайте проводятся технические работы.

Идёт перезагрузка рейтингов, обновлений при публикации стихотворений и проч.

Просьба сохранять спокойствие – скоро всё стабилизируется)

     Рубрика Андрея Мансветова 

     Занимательная история одного плагиата

     …в картинке с продолжениями, параллелями и свободными ассоциациями.

     Прочитав в дневниках текст Влада Южакова про некую даму, сплагиатившую далеко не лучший образец сентиментальной лирики Эдуарда Асадова, я немедленно захотел что-нибудь про Асадова написать. Притом, хорошего (мало ли, как я сам отношусь к этому автору). Потом Асадова решил отложить. Дело в том, что в БЮРОНАХОДОК довольно давно валяется одна история, почти один в один с рассказанной Владом, но более… архетипическая, что ли.

     Закончилась она… а скорее всего и не закончилась, поскольку однажды проявленная удачная манера художественного письма обретает собственную (вне автора) жизнь, прирастает эпигонством, цитируется контекстуально и так, обыгрывается удачно и не очень.

     В начале было мрачное Блоковское «Ночь, улица, фонарь, аптека…». Но мы не будем рассуждать о его смыслах и символах, спорить вслед за Корнеем Чуковским, академиком Лихачевым и профессором Карташовым, что за аптека имеется в виду, даже упоминать забавную версию, что после первой русской революции, в связи с волной самоубийств на почве разочарования, и, особенно, модой прыгать с мостов, около всех водоемов поставили «аптеки» - такие специальные будки, где сидел дежурный, который должен был вытащить прыгуна, если слышал всплеск…

     Не будем, в общем. Мы сразу двинем далеко вперед по времени, туда где физики, давно забыв в чем дело, доспаривали с лириками, героический (кроме шуток и без дураков!) гвардии лейтенант Асадов, будучи полностью слепым, успел не только закончить литинститут, но и выпустить двенадцать книг стихов, поэт Александр КУШНЕР написал глубоко небезразличное мне стихотворение «Ход жизни», начало которого также построено перечислением:

Непоправима, невозвратна,

Неуловима, однократна,

Неумолима и томима…

     В пространстве русской поэзии впервые прозвучало имя поэта Олега МОЛОТКОВА (БЮРОНАХОДОК. Олег Молотков). Его юмористическое или, если хотите, ироническое стихотворение «Человеческая комедия» (в материале по ссылке выше оно приводится полностью) вслед за Александром Александровичем было построено перечислением имен существительных, и вслед за Александром Семеновичем охватывало всю жизнь человеческую, только не через фиксацию многообразия, но «от колыбели до могилы». До первого плагиата оставалось еще долгих восемь лет.

     Критик Андрей СОКУЛЬСКИЙ пишет про Молоткова: «Опубликованное в 1975-м году (№49 от 3 декабря) под рубрикой «Клуб 12 стульев», стихотворение вместе с премией «Золотой теленок» принесло автору известность российского масштаба. К тому же композитор Григорий Гладков, написав задиристую мелодию, превратил стих в песню. Я же хочу показать другую сторону жизни этого стихотворения.

     Она началась весной 1983 года. Главный общесоюзный сатирический журнал «Крокодил» открывает рубрику «Визитная карточка ЛИЦЕИСТА», бросив в необъятные просторы СССР клич о поиске молодых дарований. И дарование находится. Некто Светлана ЧУРИКОВА, студентка 1-го курса Московского инженерно-физического института.

     Опубликованный за ее подписью текст «Как сейчас помню» выглядит плохой, пастеризованной, калькой исходного стихотворения. Некоторые «новшества» вызывают откровенное недоумение. Приведем несколько сравнений.

Исходник: Мама, сказка, каша, кошка

Плагиат: Мама, каша, ложка, кошка

Исходник: лето, труд, колхоз, солома

Плагиат: лето, труд, овин, солома

Исходник: прочность знаний, чёт-нечёт, радость, сессия, зачёт

Плагиат: Прелесть! Нравится! Влечёт… Сессия, весна, зачёт

Исходник: тёща, юмор и сатира

Плагиат: тёща, сын, жена Эльвира

     Есть еще несколько столь же бессмысленных замен, долженствующих, вероятно, обозначать личный творческий вклад, хотя при внешнем взгляде, речь идет скорее об «испорченном телефоне». Случись подобное «творческое развитие» нынче и с другими участниками, быть бы скандалу.

     Мне же нравится и формат, и характер ответа Олега Николаевича плагиатору. Его, с вашего позволения, приведу полностью:

В киоске я купил журнал,

ещё в начале лета,

и с удивлением узнал:

я – Чурикова Света.

Известье это принесла

журнальная страничка.

Ура! С десятого числа

студентка я, москвичка.

А говорят, что Бога нет…

Есть, раз такое дело!

За день один на двадцать лет

я вдруг помолодела.

В обличье новом я хожу.

Меня переродила,

если судить по тиражу,

большая Крокодила.

июнь 1983 г.

     Потом были извинения редакции «Крокодила» перед поэтом за публикацию откровенного плагиата. Ну, не разумело дитятко под свои двадцать годков, что творит… Хотело прославиться. Поэт простил «большую Крокодилу». Прошло ещё три десятилетия. Олега Молоткова не стало, а история получила новое продолжение. На портале «Проза.ру» некий Владимир Лобанов выложил статью в защиту истинного авторства стихотворения «Жизнь в ста словах».

     «Очень часто в инете, особенно в блогах и дневниках особо утонченных и плодовитых девушек и дам, я встречаю эти стихи с небольшими вариациями текста», - пишет товарищ Лобанов. – «При этом намеренно или нет, но умалчивая об авторстве, блоггеры эти неизменно купаются в восторженных отзывах и аплодисментах, которые получают под этими стихами на своих страницах. Другие же в качестве автора стихов указывают на некую Дашу Волкову из г. Новокузнецка и даже называют ее возраст - 21 год».

     Ассоциативно эти стихи напоминают известную всем классику: "Дом, улица, фонарь, аптека…", но по содержанию и своему философскому смыслу, на мой взгляд, ее превосходят. Поэтому мне и захотелось найти подлинного автора этих строк. И не только затем, чтобы постыдить самозванцев, но и поблагодарить автора за его оригинальность и вернуть этим стихам имя автора». И возвращает: «Итак, представляю подлинного автора этих стихов: Игорь Аглицкий!»

     А я представляю вам начало этого «оригинального философского» произведения:

Колыбель. Пелёнки. Плач.

Слово. Шаг. Простуда. Врач.

Беготня. Игрушки. Брат.

Двор. Качели. Детский сад.

Школа. Двойка. Тройка. Пять.

Мяч. Подножка. Гипс. Кровать.

Драка. Кровь. Разбитый нос.

Двор. Друзья. Тусовка. Форс.

Институт. Весна. Кусты.

Лето. Сессия. Хвосты.

     Думаю, что проанализировав и сравнив текст Игоря (Даши?) с исходным стихотворением Олега Молоткова можно написать неплохую статейку о динамике лексических стереотипов от 1975-го по начало нулевых (так датирует текст Аглицкого Лобанов со ссылкой на автора). Можно также подискутировать о грани, за которой начинается плагиат, как в правовом, так и в текстологическом поле.

     Но мне, на самом деле, интересно не это. И даже не гипотеза адептов постмодернизма о том, что текст является автором-породителем самого себя.

     Люди – возможно. Психология плагиатора, положенная на предметное стекло настоящего литературного дарования, может выстрелить посильнее, чем «Фауст» Гёте. И вот вам ещё несколько слов о плагиате, но уже вне негативного контекста.

     Собственно, это идея проекта довольно специфического литературного журнала, которую я вынашиваю в течение нескольких лет. Я бы приглашал в этот журнал авторов (настоящих, интересных, сильных, крупных – недостающее вписать) не для того, чтобы публиковать их стихи. Я бы предлагал им составить подборки из стихов, КОТОРЫЕ ОНИ БЫ С УДОВОЛЬСТВИЕМ НАПИСАЛИ, ЕСЛИ БЫ ЭТИ СТИХИ НЕ БЫЛИ УЖЕ НАПИСАНЫ КЕМ-ТО ДРУГИМ…

     Кстати, материал на пилотный номер «ПЛАГИАТА» у меня есть. Десять подборок по десять стихотворений, вычитанных у шестидесяти трех авторов. Конечно, с точки зрения юридической науки, я бы заколебался согласовывать авторские права, но для себя-то я несколько новых имен открыл, да и сам к такому плагиату готов. Разумеется, не забывая, что написать некоторые замечательные стихи я просто не успел. А значит, есть к чему стремиться.

     И еще несколько слов про аптеку.

     Не ту, Блоковскую, да и не поэтическую вообще. В годы, когда я выше всякой иной литературы ценил фантастику, интернета еще на просторах необъятной не завелось, в магазинах тоже было не ахти, попалась мне книжка с нетривиальным для тех лет названием «Аптекарь Нерсес Мажан».

     Прочитал ее я, что называется, на дыхании (не показатель) и не забыл (а это показатель, и еще какой!) не забыл за прошедшие с момента прочтения тридцать с лишним лет. А недавно перечитал с удовольствием, хотя многое из очаровавшего в юности при позднейшем возвращении оказывается пресным, топорным и несъедобным.

Ведущая рубрики: Зимняя Стася

Су Катя:

«ЧУЖОЙ ГЕНДЕР НА СЕБЯ ТАК ПРОСТО НЕ НАТЯНЕШЬ»

В чем разница между «мужскими» и «женскими» стихами? Что общего между поэзией и математикой? Уместно ли использование нецензурных слов в стихотворных текстах? Что значит «победить себя»? На эти и многие другие вопросы отвечает Катя Су – одновременно и старожил, и новичок «Поэмбука».

- Катя, здравствуйте) Расскажите немного о себе.

- Здравствуйте. Меня зовут Катя, тут я ничего не меняла. В настоящее время живу в Казани, воспитываю кота и дочь.

- В вашей семье есть творческие люди? Кот, понятное дело, вечный источник вдохновения)

- Дочь очень творческий ребенок – у нас вся стена в её картинках. Она рисует, а я придумываю подписи.

- А как Ваша дочь относятся к Вашему творчеству?

- Боже, я надеюсь, когда она вырастет и прочитает мои стихи, она скажет: «Да ты крута, мать!». А пока она то терпит, то любит мои для неё песенки.

-  Когда начали писать? Что вдохновляло и вдохновляет (кроме котейки)?

- Сочиняла я что-то всегда, даже когда ни читать, ни писать не умела. Первый стишок написала лет в девять, что-то про петуха. Вдохновляют люди, город, сама жизнь. Сложно сказать, что именно в определенный момент.

- А скажите, долго ли Вы вынашиваете стихи, или они рождаются спонтанно?

- Очень по-разному. Иногда годами, иногда пока мою посуду. Главное, не забыть то, о чём хотел сказать, пока ищешь, куда записать.

- Катя, у Вас очень нежные, романтичные стихи с одной стороны, с другой стороны чувствуется, что лирические герои в них обладают сильным характером. А какой характер у Вас? Если ли схожести с Вашими литературными героями?

- Я не всегда уверена, что у меня сильный характер, мне кажется, жизнь не оставляет нам выбора - или ты сильный, или тебя съест этот мир. Схожа ли я с лирическим героем? Отчасти – да, поскольку совершенно не умею врать, поэтому то, что написано – то прочувствовано внутри. Другое дело, что какие-то вещи сугубо умственные, то есть произошедшие в воображении, но со мной, если можно так сказать. Я как бы проживаю одновременно в нескольких мирах. Или миры проживают во мне. Это сложно объяснить. Однажды я поймала себя на том, что слушаю, как в моей голове разговаривают персонажи одной обдумываемой истории, и поняла, что надо записывать, потому что они там уже живут своей жизнью).

- Крутится колесо Сансары – мой любимый стих у Вас. Расскажите об истории его создания.

- Сложный вопрос. Эта вещь из тех стихов, что рождаются в пене жидкости для мытья посуды, а заканчиваются в общественном транспорте по пути с работы. Никакой особой истории, просто эта странная зима, в которой в декабре была абсолютно мартовская погода с ледяной коркой вместо снега. И однажды ночью снег выпал. Много работы, много кота, много забот, крутится колесо, да)

- Вот и мне показалось, что этот стих – описание кусочка жизни, откровение автора. А какой свой стих больше всего любите Вы?

- Обычно самый последний хорошо написанный. Какое-то время. Сейчас, пожалуй, самый любимый там розмарин

- Кто из современных поэтов Вам ближе всего?

- Даже не знаю. У многих нравится что-то, чему-то хочется научиться, но вот чтобы выбрать кого-то одного и сказать: вот, Полозкова, к примеру, мне ближе всех, или там Светлана Лаврентьева, или Ракель Напрочь, или Денис Осокин – я не могу. Люблю мужские стихи, то есть предпочитаю читать поэтов-мужчин, они по-другому организуют пространство стиха, это очень интересно. Хочется научиться писать так же. Например, как Алексей Григорьев. Или Роман Смирнов.

- То есть, Вы полагаете, есть мужские стихи, а есть женские? Может ли женщина писать «по-мужски», на Ваш взгляд, или поэзия все-таки подразумевает гендерное разделение?

- Конечно, гендер влияет на стихи, как влияет и на восприятие мира. Мы смотрим на мир по-разному, это надо использовать. И учиться смотреть как другой человек, и использовать это в своем творчестве. Я не могу сказать, что гендерное разделение в поэзии подразумевается, как нечто неизменное. Однако для меня написанное поэтом-мужчиной и поэтом-женщиной отличается. В мелких деталях иногда, почти незаметно. Многие пишут от лица противоположного пола, но чужой гендер на себя так просто не натянешь. Так что пока, да, есть гендерное разделение. И будет в массе своей сохраняться, и это нормально, я думаю. У каждого пола свои преимущества и особенности, это надо просто иметь в виду, пользоваться, экспериментировать с выходом за свои пределы.

- А как Вы относитесь к обсценной лексике в стихах? И допустима ли она в «женских» стихах?

- Меня, если честно, она напрягает в стихах больше, чем в обыденной жизни. Хотя иногда она бывает очень к месту. Вопрос о допустимости в стихах, неважно, кто их написал, это вопрос этический, эстетический и внутренний, мне кажется. Кто-то считает допустимым даже сверх всякой меры, кто-то не переносит ни слова. Мне она не нравится, но я считаю, что не должно быть абсолютной цензуры. Я просто не читаю больше автора, если обсценной лексики много, или она лишь для дешевого эпатажа, а не вызвана необходимостью усилить восприятие.

- Катя, а кем Вы работаете? Вопрос не праздный. Мне почему-то кажется, что Ваша профессия имеет отношение как к поэзии, так и к литературе в целом. Или я ошибаюсь?

- О, вот тут Вы ошибаетесь, к литературе я не имею никакого отношения в профессиональном смысле. В прошлом я была преподавателем информатики и математики в колледже, а сейчас что-то между научным сотрудником и программистом. В основном имею дело с физическими формулами и базами данных.

- А правду говорят, что поэзия сродни математике?)

- Или математика сродни поэзии)) Мне кажется, в этом есть изрядная доля правды. Математика как искусство многими не воспринимается, а про поэзию думают, что там не нужна никакая математика, хотя ритм, размер - что это, если не математика?

- Абсолютно согласна) Мне иногда кажется, что ряды Фурье легче решить, чем стройный катрен выдать) Как я поняла по хронологии Ваших стихов, на Поэмбуке вы появились в 2016 году. Спрашивать куда же пропали на столь долгое время, не буду. Вот скажите, сильно изменился сайт за это время? Что стало лучше, а что бы Вы изменили?

- Мне проще ответить, куда я пропала, чем на вопрос о том, как изменился Поэмбук. В 2016 году я его даже рассмотреть толком не успела, как мне стало не до стихов на некоторое время. Так что де факто я новичок. И только начала изучать всю местную механику.

- Катя, вы за короткий период 2020 года стали активно покорять местный Олимп. Что для вас конкурсы? Адреналин и игра, жажда победы или способ «выгулять» стих?

- Это, в первую очередь, стимул писать, и писать хорошо. Пробовать новое, переоценивать старое. Конечно, я хочу победить, не без этого, я бываю азартна, мне нравится игра. Но это вторично. На первом месте у меня стоит победить себя.

- А в чем победить себя? Неуверенность или страх быть непонятой?

- Неумение писать, я думаю. Прекрасно, когда ты одномоментно выдаёшь шедевр, а когда шедевр не идёт никак, в какой-то момент хочется всё бросить. А надо сесть и приложить усилия. Мой самый большой недостаток - небрежные, плохие рифмы. Вот с этим я и сражаюсь сейчас.

- Катя, назовите три последние прочитанные Вами книги.

- «Дивная книга истин» Сары Уинман, это то, что я прочитала до конца. В процессе чтения «Хозяйка книжной лавки на площади Трав» Эрика де Кермель, и «Дети смотрителей слонов» Питера Хёга.

- А какие книги, Вы считаете, надо обязательно прочитать?

- Это большой список. В интернете много подобных, типа «100 книг, которые должен прочитать каждый», хотя я не со всем согласна, но процентов 80 у меня совпадает. Проще назвать некоторых авторов. Надо читать Толстого, обязательно в зрелом возрасте, понимаешь, как он вкусно и сочно пишет на русском языке. Надо читать Лену Элтанг, у неё удивительное владение русским языком, у меня белая зависть по всем фронтам. Надо читать Хёга, он музыкален и эрудирован, его «Тишина» - это невыносимая красота. Надо читать Каверина, он пишет просто о важном. Вообще надо читать, а что - каждый сам для себя прекрасно может определить.

- Кать, каков Ваш девиз?

- Влюблена в жизнь, и это взаимно.

- Катя, огромное Вам спасибо за беседу. Надо сказать, что за Вашими яркими стихами стоит умная и необычная личность) Рада знакомству с Вами)

- Спасибо Вам) Было интересно)

1 марта 2020

Автор рубрики: Иванна Дунец

Шолом-Алейхем

«Тевье-молочник»

|цикл рассказов, 1894—1914 г.|

Григорий Горин

«Поминальная молитва»

|пьеса, 1989 г.|

«На моей могиле в каждую годовщину моей смерти пусть оставшийся мой единственный сын, а также мои зятья, если пожелают, читают по мне поминальную молитву. А если читать молитву у них не будет особого желания, либо время не позволит, либо это будет против их религиозных убеждений, то они могут ограничиться тем, что будут собираться вместе с моими дочерьми, внуками и просто добрыми друзьями и будут читать это моё завещание, а также выберут какой-нибудь рассказ из моих самых веселых рассказов и прочитают вслух на любом понятном им языке. И пусть моё имя будет ими помянуто лучше со смехом, нежели вообще не помянуто…»

Шолом-Алейхем,

«Завещание», 1915 г.

«Тевье: И сказано в Писании «Не по своей воле живет человек»! (Улыбнулся). Впрочем, Боже, что я толкую Тебе о Святом Писании? Кто из нас читал, а кто диктовал?..»

Григорий Горин,

«Поминальная молитва», 1989 г.

Эмоциональность. Не чувства. А именно emotions. Что это? Пересмотрела несколько определений в словаре. Есть латинское слово «emovere» в значении «выдвигать, волновать, колебать», мне думается, ближе, чем оно в отражении значения ни одно слово не подобралось к истине. Так вот, по-моему, эмоции есть не что иное, как наше отражение (или отражение разума) на то, что взволновало, поколебало или дотронулось до нашего сознания. Не буду оценивать с дуальной точки зрения наличие эмоциональности в жизни человечества, скажу лишь одно. Если вы способны отражать прикосновения этого мира к вам, значит вы, безусловно, живы.

Произведение искусства, о котором сегодня пойдёт речь, выполняет то самое истинное предназначение Искусства – оно дарует эмоции, дотрагиваясь до вас даже помимо вашего желания. А какие на основе этих эмоций вы будете испытывать чувства – это уже ваша личная история. Ваша и ничья более.

Из аннотации к книге Шолом-Алейхема «Тевье-молочник», представленной на изображении:

«Это издание – уникально. Оно объединило в себе сразу три жемчужины искусства. Во-первых, это «Тевье-молочник» – великое произведение, получившее не только литературную славу. Каждый год в разных странах мира появляются его новые экранизации, постановки и мюзиклы. Во-вторых – живой и яркий перевод Михаила Шамбадала, который является, пожалуй, лучшим переводчиком произведений Шолом-Алейхема. И наконец, третья жемчужина – это язык идиш. Родной язык автора, на котором он писал свои гениальные произведения. В приложении к изданию размещена факсимильная копия книги «Тевье-молочник» варшавского издательства «Kultur-lige» 1921 года. Предлагаем вам открыть первую страницу и окунуться в удивительный, живой и объёмный мир Шолом-Алейхема – автора, к произведениям которого хочется возвращаться снова и снова...»

Около ста тридцати лет назад один молодой мужчина по имени Соломон Наумович Рабинович (Шолом-Алейхем) начал писать цикл рассказов о сложном – просто. Обычный человек. Обычная жизнь. Обычные вопросы. Ведь всё гениальное – просто? Вести повествование от имени Тевье – человека, который живёт жизнь: радуясь, огорчаясь и, конечно, вопрошая – посильна ли ноша, данная ему при рождении? – было так органично с его стороны, что читатель начинал искренне верить: Шолом-Алейхем действительно получал письма от молочника Тевье и периодически их публиковал. Позже Соломон Наумович признается своему читателю, что голос Тевье, размышления Тевье и есть он. А до этого «аз недостойный Тевье» будет «молочным» посредником между писателем и его читателями.

«Моему  любимому  и  дорогому  другу,  реб Шолом-Алейхему, дай бог здоровья и достатка вам с женой и детьми! Да сопутствуют вам радость и утеха всюду и везде, куда бы вы ни обратили стопы свои, вовеки аминь! Аз недостойный, должен сказать я, выражаясь словами праотца нашего Иакова, с которыми он обратился к господу богу, собираясь в поход против Исава. Но, может быть, это не так уж к месту, не взыщите, пожалуйста: человек я простой, вы, конечно, знаете больше моего, что и говорить! Живешь, прости господи, в деревне, грубеешь, некогда ни в книгу заглянуть, ни главу из священного писания повторить. Счастье еще, что летом, когда на дачи съезжаются егупецкие богачи, можно кой-когда встретиться с просвещенным человеком, услышать умное слово…»

С первых фраз, произнесёнными Тевье, вы проникаетесь к нему. Как это работает? Неясно. Но Тевье становится одним из ваших знакомых, живущих на соседней улочке или тем мужичком, постоянно философствующим в очереди к кассе супермаркета около дома. Тевье размышляет, задаёт вопросы, постоянно «включает» самоиронию и от души смеётся, когда так хочется выть (или рыдать). Не буду использовать клише – «удивительный», «самобытный» и прочее. Когда искусство – много слов не нужно. Важнее другое – умение слышать, не снимая шляпы.

«В деревне Анатовка с давних пор жили русские, украинцы и евреи. Жили вместе, работали вместе, только умирать ходили каждый на свое кладбище. Таков обычай! Здороваясь, русские снимали шапки. Евреи шапок не снимали никогда. Обычай! У русских был поп. У евреев – ребе. Мудрые люди, между прочим. Знали ответы на все вопросы. А ещё в деревне жили Степан-плотник, Мотеле-портной, Федька-писарь и молочник Тевье-Тевль. Евреи звали его Тевье, русские – Тевлем. И было у него пять дочерей, две коровы и одна лошадь, такая старая, что могла везти телегу только с горы. А когда дорога шла на подъем, Тевье-Тевль впрягался в телегу сам. И тогда он даже снимал шапку, чтоб не липла к волосам, и со стороны уже было трудно понять, кто идёт – иудей или православный. Да и, честно сказать, какая разница, если человек беден и из последних сил тащит свой воз.

Ржанье коня. Тевье тащит телегу.

Тевье (поднял лицо к небу): Боже милосердный, всех кормящий и насыщающий! Если Ты создал человека человеком, а лошадь лошадью, то разве справедливо, что человек тянет оглобли, а эта холера плетётся сзади и ржёт? Знаю, что ответишь: «Не ропщи, ибо путь каждого записан в Книге Судеб». Это так! Но важно, на какой странице…»

Значимо (для меня), что Тевье-молочник не пытается высмеять окружающую его реальность. Нет. Это не сарказм! Тевье бедствует, страдает, теряет близких, подвергается гонениям, сохраняя внутри какое-то «стержневое» чувство юмора. Юмор повествующего настолько тонок, насколько только возможно при помощи его не сойти с ума от деяний человечества. И Тевье им одарён. Он, конечно, пытается осознать происходящее. Понять себя. Мир, в котором он живёт. Людей, которые его окружают. А главное, как можно одним людям влиять на жизнь других людей, лишь ссылаясь на их этническую принадлежность или отношение к определенному типу вероисповедания? Находит ли он ответы? Нет. Отвечает ли на его вопросы Тот, к кому на протяжении всего цикла повествования он вопрошает? Нет. Останется ли он самим собой? Смирится ли с действительностью? Нет ответа. Теоритически, конечно есть. Но произносить его для нас вслух Тевье не будет. (А в моей версии он звучит просто: то, как мы относимся к испытаниям, выпавшим на наш человеческий век, по-моему, и есть ответ – кто мы). 

Пройдёт почти сто лет после написания цикла рассказов Шолом-Алейхемом, когда писатель и сценарист Григорий Горин (Григорий Израилевич Офштейн) адаптирует их в своём сценарии для постановки Марком Захаровым в «Ленкоме» в 1989 году. Спектакль получит название «Поминальная молитва». Главную роль исполнит Евгений Павлович Леонов. После того, как Леонова не станет в 1994 году, Марк Анатольевич снимет спектакль с репертуара театра. Но (!) есть видеоверсия этой  постановки на youtube. И, к слову, даже в 2020 году мы с вами можем увидеть спектакль – многие театры в разных городах России и мира ставят его и сейчас. Мне посчастливилось в начале года посмотреть «Поминальную молитву» вживую. Дотронулось, спросите вы? Или только «призрак «Ленкома»? Не призрак. Это было откровение. Нет, не так.

Это было просто Искусство.

Эпилог.

Из интервью Бел Кауфман (1911-2014) — американской писательницы («Вверх по лестнице, ведущей вниз», «Любовь и все остальное»), педагога и внучки классика еврейской литературы Шолом-Алейхема (по материнской линии):

«Ежегодно вы проводили «Шолом-Алейхемовские Чтения». Как сейчас обстоит дело? Б.К.: Мой дед Шолом-Алейхем в завещании просил, чтобы вспоминали о нём с улыбкой, со смехом и юмором. Много лет подряд в этой квартире, где мы сейчас с вами разговариваем, собиралось человек по девяносто, было тесно. Теперь эти встречи проходят в синагоге, могут прийти все желающие. Дела, связанные с организацией «Чтений», я передала племяннику Кеннону — сыну моего брата Шервина и Роберту Вейву — внуку маминой сестры Маруси. На «Чтения» обычно собирается вся родня и много приглашенных. Я мечтаю, чтобы эта традиция не угасла, пока жив род Шолом-Алейхема!».

Шолом-Алейхем «Тевье-молочник»

http://lib.ru/INPROZ/ALEJHEM/tevie.txt

Рубрика Андрея Мансветова 

Призрак постмодернизма

Детство поэта. Под таким, как нынче модно говорить «хэштегом» я хочу начать новый цикл материалов моего БЮРОНАХОДОК. И не подумайте, ради бога, что, говоря о детстве, я со своей «мэтровой» высоты вещаю из середины пупа, мол, маленькие вы ещё, не выросли, не доросли, нате вам истину. Тем, кто все равно подумал, скажу: проповедование истин мне не подходит по формату. Просто что-то нашел, увидел, рассказал. Так что речь о моем детстве, о секретиках, закопанных под палой листовой и куском зеленого бутылочного стекла. Соглашаться или не соглашаться – дело личное. Удача, если моя находка повлечет за собой вашу. За сим, начнем.

И начнем с прошедшего недавно конкурса стихов постмодернистской стилистики. Точнее не с самого конкурса, прошел и прошел, а с постмодернизма как такового, явления сложного и многогранного. По одним сведениям, он вечен, появился (в литературе) еще до Гуттенберга и не умрет никогда. По другим, был придуман французами в середине прошлого века и благополучно скончался, едва перевалив рубеж тысячелетий.

Здесь на сайте о постмодернизме говорят обычно в прикладном смысле, порой приращивая поле значений (даже при условии, что взгляд изнутри постмодернистской эстетики претендует на всеобщесть).

Не в рифму – он. Без заглавных и знаков препинания – безусловно, он. Усложненная лексика, ритмика, графика – постмодернизм вне всяких обоснованных сомнений. В эту степь записывают и сюрреализм, и папу его модернизм. Определяют от противного, мол, все, что не классическое стихосложение, - он.

Самое забавное, что все эти точки зрения право на жизнь имеют. И ещё сотни и тысячи других. В этом то и беда постмодернизма, в стремлении подгрести под себя все подряд. Так ведь и лопнуть можно. Собственно, есть мнение, - это и произошло. ПМ лопнул, уступив место постакмеизму, как называют самый распространенный тренд в нынешней русскоязычной поэзии.

Вообще, в плане общекультурных практик нового времени терминов наизобретали вагон и маленькую тележку: альтермодернизм, космомодернизм, цифромодернизм, метамодернизм, перфоматизм, пост-диджитал, пост-гуманизм, и неуклюжий пост-постмодернизм. Но о них как-нибудь в другой раз.

А идея поговорить в колонке о постмодернизме возникла у меня в ответ на комментарий к моему конкурсному стихотворению Елены СКАЧКО: «на мой взгляд, этой работе не хватает индивидуальности, той самой самобытности и авторского начала…».

А ведь, собственно, авторского начала в постмодернистском тексте быть и не должно. Дело не в игре и не гиперссылочности, не в центонах и аллюзиях, а в том, уважаемая Елена, что автор в ПМ-вселенной… умер. Как бог у Ницше.

«Смерть автора» — парадигмальная фигура постмодернистской текстологии, фиксирующая идею самодвижения текста как самодостаточной процедуры смыслопорождения, выражаясь энциклопедически.

Один из вышеупомянутых французов Ролан БАРТ пишет, что «присвоить тексту Автора - это значит... застопорить текст, наделить его окончательным значением, замкнуть письмо». И «что касается Текста, то в нем нет записи об Отцовстве» (тот же автор). А Жак ДЕРРИДА говорит про «утверждение свободной игры мира без истины и начала». И в качестве вишенки для торта, снова Барт, полагающий читателя не потребителем, а ПРОИЗВОДИТЕЛЕМ текста.

Разумеется, все это можно счесть игрой ума, делая акцент на слове «игра», имея в виду что-то детское, не такое серьезное, как «Работа», или возвышенное, как «Творчество».

Но игра-то, если она, конечно, не самоцель (читай, тупик) – это настройка инструмента, подготовка к чему-то важному, большему. К новой поэзии, если хотите.

Поэзии (вот она, самая важная для меня мысль) основанной не на СЛОВЕ (образе, метафоре и т.д.), но на РЕЧИ. Именно речь, т.е. устойчивая речевая практика, бытующая вне личности автора, становится единицей постмодернистского художественного высказывания. Простейшим случаем такового можно считать центон (стихотворение, целиком составленное из известных предполагаемому читателю строк других стихотворений).

Речь же, о которой говорю я, отлична от используемой в центоне, отрывом от материнского произведения, обточена бытованием до совершенства, как прошедшие сквозь века образцы устного народного творчества.

Именно с такой речью работал русский поэт концептуалист Дмитрий ПРИГОВ. Насколько удачно – вопрос дискуссионный. Вопрос вкуса и вопрос ЧИТАТЕЛЯ.

Другая интересная практика – автоматическое письмо Льва РУБИНШТЕЙНА. Этот автор записывал некие собственные высказывания на карточках, и, тасуя их произвольным образом, всякий раз получал новый текст.

В качестве ссылок-примеров первого порядка я бы помянул еще трансовую по природе и графическую по способу записи поэзию Елизаветы МНАЦАКАНОВОЙ, творчество участника Добровольного Общества Охраны Стрекоз Елены КАЦЮБЫ, автора, если кому-то интересно, словаря русских палиндромов. Тут можно было привести еще примеров, но я боюсь скатиться до очередной «игры в бисер», зациклиться на разглядывании бусин, а хочется идти дальше.

И здесь смерть, точнее самоуничижение, самоотречение автора становятся формой настоящего или псевдо- подвижничества и/или формой доверия.

Первое – достаточно очевидно, хотя нередко имеет подоплекой обычную неуверенность в себе, недостаточность собственной поэтической речи. Это у нас от животных. Прикинуться мертвым для слабого – не самая дурная стратегия защиты. Прикинуться, кстати, это тоже игра. Имитация. Не секрет же, что постмодернистская игра часто выступает элементарной защитой от требовательного читательского взгляда. Это лазейка, возможность снять с себя ответственность, сказать, мол, я это не всерьез, понарошку (вспомнилось хорошее детское слово), я это играю так, какие могут быть ко мне претензии?

С доверием посложнее. В его основе заведомое допущение начитанности читателя-реципиента. Установка на то, что его вовлеченность в пространство культуры находится как минимум на уровне таковой у автора. Здесь тоже есть элемент подвижничества, а, возможно и юродства. Риск прослыть снобом и пальцегнутым эстетом, нарваться на злобу и отторжение. Оттого-то и помер постмодернистский идеализм. Мир-гипертекст схлопнулся, не успев толком расшириться, когда гуглы с яндексами заменили собой, сделали ненужной личную эрудицию.

Поэт Олег ДОЗМОРОВ пишет в своем фейсбуке:

«Как вы относитесь к обыгрыванию в стихах цитат из не самых известных текстов не самых известных поэтов? Понятно, что если упомянешь бессонницу с Гомером и парусами или те же волны с перехлестом, то все гарантированно узнают цитату. Но это как-то по-детски, и делалось уже миллион раз. А запулишь интертекст, допустим, с князем Вяземским или, того хуже, Яковом Полонским, так ведь поймут два-три человека, и вся игра насмарку. Хотя самому такие вещи в кайф. Что делать, Зин?»

Ниже – полсотни неглупых в большинстве своем ответов. Приведу один, показавшийся мне достаточно забавным.

Александр НАГОВИЦЫН: «Это всё цветочки. А через полсотни лет...??? Каждый сам себе поэт! Сам себе режиссёр! Сам себе зритель и слушатель? Какие там паруса, уж и одинокий парус никто не вспомнит... В общем, всем по парусу. Каждому по-своему. И по барабану. На выбор кому жестяной, а кому вместе с судьбой барабанщика, а тому, кто встал пораньше, тот пусть веселый по улице проносит барабан, а тому, кто барабанщик - бог пусть будет барабан…».

PS. А я, как всегда, жду пожелания, предложения, находки, о которых вам было бы интересно поговорить.

По изменению оценок членами жюри

После того, как член жюри проголосует, комментарии у него не отображаются. Он видит 2 кнопки:  "изменить оценку" и "показать комментарии".

После нажатия последней возможность изменить оценку утрачивается.

Для изменения нужно сначала нажать новую оценку, а потом кнопку "изменить оценку".

Отказ от голосования в конкурсах

Отказ от голосования во всех работах конкурса одним нажатием – 2 золотые монеты.

Под каждой работой – без изменений.

Информация для организаторов

Работы "Отклонённые без повторной подачи" падают вниз списка и выделяются красным цветом.

Ваша Команда Поэмбук.