Идут

обыденные дожди,

по собственным лужам

Мне бы очень хотелось, чтобы наш турнир стал мостиком, позволяющим Поэмбуку активно взаимодействовать с внешним миром. Сегодня на страницах альманаха 45-я параллель вышла большая статья, включающая в себя интервью - с владельцем и основателем сайта Поэмбук Андреем Найдисом https://poembook.ru/diary/48999-intervyu-s-andreem-najdisom - с членом жюри четвертого сезона и основателем журнала Формаслов Анной Маркиной https://poembook.ru/diary/49000-intervyu-s-annoj-markinoj - и с Вашей покорной слугой (под настоящим именем) https://poembook.ru/diary/49002-intervyu-s-alyonoj-ovsyannikovoj Хотелось бы закончить цитатой прекрасного интервьюера Елены Севрюгиной: "Ну что же – думаем, если у кого и оставались сомнения по поводу участия в конкурсе «Горячий Лёд», то наше интервью позволило каждому из потенциальных участников принять окончательно положительное и положительно окончательное решение по данному вопросу. Так что точите коньки, готовьтесь к зимнему сезону – и 1 декабря штурмуйте изо всех сил наш «Горячий Лёд»!"

Я уверена, это слова Молодости. Я уверена, что понимала их не так, как следует. Я уверена, что понимают их не так и другие. Что отличает сознание ребенка от взрослого? Что есть в детях и чего не достает подросткам, молодым и зрелым людям? Беспомощность? Так и принято понимать это выражение, будто старость сродни беспомощности, нужде в регулярном и непосредственном надзоре, будто старость это невозможность выжить самостоятельно. Вздор и великая глупость. Дети говорят. Еще не научившись формировать связное предложение, они говорят без умолку, сопровождают каждое свое действие словом и звуком. Словно бы подтверждая свое существование, они - бессознательно или с пониманием, - отмечают каждый свой шаг, каждое соприкосновение с реальностью. Многие десятки детей подходили ко мне за разрешением погладить собаку. Они никогда не делали этого молча, они обязательно что-то приговаривали, обязательно улыбались и обязательно, непременно оглядывались на родителей, чтобы убедиться, что мама смотрит. Что мама видит, как он переборол страх перед большим животным, что вот он, стоит сам, один, ростом по холку собаки и гладит ее, не боится. Более того, он искренне радуется и смеется, если собака как-нибудь проявит свое участие. Даже если резко повернет голову, если посмотрит не на него, а куда-то в сторону, если испугает своим неповоротливым движением – он отскочит, но рассмеется. Засмеется не чтобы солгать и скрыть испуг, а просто потому, что он рад. Мама сказала, это собачка. Собачка. Со-ба-ка. Хорошая собака. Да, мам? Ему важно, чтобы с ним согласились. Важно понимать, что он говорит, и его слушают, слышат и соглашаются. Я здесь. Я жив и я иду. Быть может, я заблуждаюсь, но это не исключает право на существование моей идеи. Так вот с той же простой констатацией говорят и старики. Говорят не с собой, а со всеми, кто слышит, потому, что важно, чтобы слышали. Это так же важно, как утверждение ребенка. Год назад Людмила потеряла зрение правого глаза, перенесла операцию на левый и только благодаря ему по прежнему ориентируется в пространстве. В отделение она поступила с тем же диагнозом, что у меня. Болезнь поразила именно левый глаз. Она на грани слепоты и каждая процедура вынуждает добираться до палаты наощупь, придерживаться стены, считать двери, чтобы найти свою, искать в воздухе дверную ручку. Чаще других она может о чем-то сказать в никуда. Тихонько, не требуя внимания. Вроде бы просто - для себя. - А свитер я все-таки надену. - *песенка на грузинском*. - Спать хочу. - Ветер, ветер. Брр. - Да..да..н-даа. Ух. В эти моменты она не ведет диалога, может брести к палате, прятаться под одеялом, или смотреть в окно на холм, заставленный ноябрьским лесом. Она просто говорила. Что видела, что чувствовала, о чем думала. А песенку на грузинском она особенно любила. Говорит, запомнила с юности, когда путешествовала. Конечно, она могла бы напевать про себя, думать про себя. Не вслух. Но она говорила, не ожидая ответа, просто говорила, как будто хотела проверить, слышно ли ее. Она здесь? Жива? Проверила и снова замолчала. Уснула. Наблюдая все эти моменты всегда грустно и забавно. Нет, меня не забавляет тяжесть лет, груз прошлого, непосильный вес пережитого и потерянного. Это тешит саму молодость, по-доброму веселит и тут же пресекает. Старость действительно второе детство, но только потому, что и детству и старости очень важно доказать, что они рядом, вот прямо здесь и прямо сейчас. Я «уже» здесь или я «еще» здесь. В искренности этих слов, которые не несут никакой полезной информации, а иногда и смысловой нагрузки, в искренности этой скрывается самая большая ценность и тревога. Никакая это не беспомощность. Это умение говорить вслух. Умение, которое мы, молодые и взрослые, привыкли подавлять и утаивать.

15 баллов В последнее время, четырёхдневный фестиваль поэзии "InВерсия" в Челябинске этому способствовал, стал задумываться об эмоциональном сюжете. Когда не тебе рассказывают, а тебя рассказывают, тебя проводят через серию состояний, не напрямую, мягко, почти случайно. Мы тут о своём, читателя крылом не спецом зацепили. Стихотворений «Семечко» Нет ничего страшнее ноябрей для старых рифмачей и бурых листьев. Мой листопад фатален и неистов – идёт норд-ост, безумный брадобрей. Взмах лезвия! И падай, срезан с ветки. интересно именно таким втягиванием в поток внутреннего ветра, когда ты незаметно погружаешься внутрь текста. Перечитал несколько раз, захотел посмотреть у автора другое. Прошёл всех, вернулся к этому тексту, разослал скан экрана друзьям. Да, это парафраз Владислава Ходасевича, понимаю. И «Последний лист» О’Генри вспоминается, и художник Мелкин профессора Толкина тоже. Ярче всего проступает мир художника Артура Рэкхема, словно текст является переводом с одного из его графических листов. А если говорить только о стихотворении, то подкупает удовольствие от произношения, музыкальность речи, которая за время чтения короткого текста мнёт твоё самоощущение, словно пластичную массу. Или ведёт за руку по воздуху сквозь сплетение ветвей над высокими венцами качающегося борщевика. 13 баллов Стихотворение «Рыбачок» Ленность больничной палаты, мир за окном невесом. Гонит плотвичку куда-то в небе задумчивый сом. по своей сути текст-бред. Но… Эмоциональный сюжет. Личное переживание чужой тоски. Именно эта отвлечённость от трагедии, детская игра во что-то своё и делает лепет поэзией. Ну, и звукопись, акварельность пространства, тактильность описываемого, именно сквозь туман бреда тактильность, замутнённая, обжигающая. Стихотворение «Левой» ... потому что некогда. Забивает поры холодная морось, Втекает в лёгкие. Улетели на юг последние птицы-рекруты Воевать с погодой нелетной. стойко связано с Маяковским. И нужно приложить усилие, чтобы через Владимира Владимировича переступить, увидеть автора. Допущенный риск неразличения был зачем-то нужен. О нём и задумался. А риск оказался оправдан. Пространство Маяковского: кумачи и громады, отказ от сусальной веры, тяжёлый труд по перепланировке неба, закат солнца вручную. И получился образ с двойным дном: прощание с птицами, и мультфильм на тему их полёта в эстетике Роченко. И хирургическим отсечением христианства. 11 баллов Стихотворение «BERNSTEINWIND» (Янтарный ветер) Тише, пожалуйста тише... Не слушайтесь шестерёнок прилежных — послушные времени разве заметят мелодии в утренний час? вызывает обоснованные претензии в замусоренности другими языками. Не приём, не акцент, а чужеродное вторжение немецкого и французского как самостоятельных элементов. Словно у Нины Искренко «когда одна часть платья/ из голландского полотна/ соединяется с двумя частями из пластилина/ а остальные части вообще отсутствуют/ или тащатся где-то в хвосте»… Только потому оценка снижена. Но совершенно живой шёпот Мироздания в этом тексте, надчеловеческий, завораживает. Это книжное стихотворение, но такое хорошее, что дополнительный громоздкий антураж ему прощаешь. Стихотворение «Яков» Был город пьян от мая и сирени. Брусчатка жадно впитывала зной. Курсант - на выходных до воскресенья - Он счастлив девятнадцатой весной. традиционный слезливый текст, проработка семейной истории, или просто популярного нарратива. Есть потребность в современном эпосе. Вот и складывается такая песнь. Но сложена эта песнь пронзительно, вполне в духе «Рио-Риты» Ирины Богушевской. Поклон любимым старикам, и тем, кто так и не стали стариками. Стихотворение «Конкиста» Навстречу всем штормам распахнут потный ворот. Крутая соль морей – бальзам для старых ран. Форштевни каравелл бродяг - конкистадоров, Как лезвия ножей, вскрывают океан. типичный Гумилёв. После расстрела Николая Степановича в Совдепии существовал тайный поэтический культ Гумилёва. Подражали ему многие. Потому так против его реабилитации и боролся Симонов, что сам он целиком вырос из Гумилёва, и панически боялся, что их начнут сравнивать, не в пользу Симонова. Но картинка хороша, почти Дали (сам Сальвадор считал своё посвящение Завоеванию Америки – одним из лучших полотен). Стихотворение «Монолог» [а когда постучалась старость – приговаривала негромко] мне бы писем для мемуаров. там поволжье, а сям татары. вот бараки, а вот обломки… пронзило одной строчкой «а вальсок становился вальсом». Я не могу внятно объяснить, как в этой строке отразилось мировоззрение целого поколения, но оно отразилось. Браво. Стихотворение «Мои дожди» Тихая палата. На стене икона – строго и смиренно смотрит Всецарица. Высятся штативы с «гроздьями» флаконов. За окном осенний листопад кружится. ещё один «стариковский» текст. Но текст не о болезни, не о смерти, а о преодолении, о заветном мгновении выхода под дождь. Именно этой верой в осуществимость встречи стихотворение и захватывает, входит под кожу. Стихотворение «Чёрно-белый» Бывшей Родины не бывает. Даже если тебе давно стала по сердцу речь иная — ты вернёшься в Россию сном по сути – документальная сказка, полёт на драконе. И финал у неё весьма условный. Но радость полёта касается читателя. Этой радостью и хранит. Десятое стихотворение обзора «D.COUNTRY» (Страна Смерти?) Низки яблочных бус в почерневших сухих руках. Избы в землю вросли – ни колодца, ни уголька, утонули во мху, поросли разнотравьем крыши; бирюза сквозь берёзы – сияет, как снег, кора, ветер пахнет покоем и негой сомлевших трав, акварельное небо полуденным жаром пышет. По упавшим крестам, по дорожкам шныряют мыши – будто стали бесшумны, бессмертны – но кошка слышит, кошка рядом: прыжок, влажный хруст – удался обед! – кошка щурится, сладко зевает, и гаснет свет над заброшенным кладбищем и одичавшим садом. меня порадовало с одной стороны отсылкой к первой русской элегии «Сельское кладбище» – переводу стихотворения Томаса Грея Василием Жуковским, – с другой выстраиванием некого нового Эдема, совмещающего вместе Райские яблоки и кошку-Цэрбера, ловящую мышей-людей. Пространство ощутимое, эмоционально насыщенное, но его готичная (а не романтичная) декоративность не даёт поставить высокий балл. Увлекательное, но наивное искусство. Хотя себя и одёргиваю, что Уильяма Блэйка профессиональные художники не воспринимают всерьёз, при всей его мировой славе. Каждое новое поколение читает его с нуля. И точно так же, как и в прошлом отчёте, приглашаю отмеченных авторов присылать мне на почту подборки для рассмотрения к публикации в журнале "Плавучий мост". Адрес почты даю в личной переписке.

Очень захотелось развить высказанную в беседе (изначально — в комментариях к дневнику Иры Чудновой) мысль. Вообще осознал, что немного скучаю по размышлениям, которые бывали в «Ищу критика» или «Да или нет?» Мысль была о том, что для автора, достигшего этапа самостоятельного развития, может быть полезен взаимно доброжелательный диалог с компетентным читателем, но редко бывает полезной критика в любых других формах (и не так важно, буквоедско-техническая или критика, претендующая на анализ культурного контекста). Вопрос в том, как понять, что этап самостоятельного развития (очевидно противопоставляемый этапу ученичества) достигнут? Если есть самостоятельное общее видение тенденций и традиций и есть определённая версификационная техника, то возможность завершения этапа ученичества уже есть. Но если при этом идёт внутренний поиск учителей и сохраняется нужда во внешнем авторитете, значит, до самостоятельного поиска автор ещё не добрался. Желание пообщаться на интересующую тему и обменяться ценным — это другое. Даже определённое желание признания — тоже другое. Речь скорее об ощущении, что есть боги. ) Пока они есть (пусть не в ближайшем окружении, а где-то), это ещё не вполне творчество. Когда боги умирают, начинается жизнь, в которой выбор пути — твоя ответственность. Именно эта жизнь и есть творчество. Сказанное — даже не про какую-то сверхгениальность (и вообще не про яркость таланта), а просто про некое творческое взросление. И это не значит, что надо перестать искать учителей, если в них есть потребность. Просто в некий момент не волевым усилием, а просто так понимаешь, что учителей нет и уже не будет. Никто не подарит тебе тебя самого, никто не совершит с тобой непонятного чуда. Что не значит, что ничему и ни у кого нельзя научиться, научиться всегда чему-то можно. Но учителей, творящих чудеса, больше нет. И если ты каждой клеткой понимаешь, что их нет и уже не будет, но твой мир при этом не рухнул, это и есть взрослость. Что же остаётся от критики? Каковы её задачи? Во-первых, конечно, это довольно банальные функции обучающей (по сути своей — ещё долитературной) критики, включающей и анализ техники. Во-вторых, если говорить о полноценной «взрослой» критике, это создание некого мыслительного и словесного поля вокруг стихов, наведение мостиков между мышлением критика, традициями и творчеством конкретного автора. Обдумывание и понимание редко вредит, и доброжелательная критика как создание поля осмысления действительно очень полезна. Только много ли её на свете? И спроста ли само слово «критика» в нашем понимании значит нечто, именно ищущее изъяны и выносящее судейские вердикты, хотя вообще-то литературная критика — это скорее осмысление? Боюсь, что неспроста.

Вчера я проговорила с Амарсаной наверное час о конкурсе. Это был практически полностью эмоциональный монолог судьи, и мы договорились на интервью (как только я прилечу в Китай, я это интервью возьму по скайпу). По моей просьбе Амарсана изложил самые важные моменты разговора в короткое резюме. Из которого следует, что он не только прочитал и оценил работы, но и внимательным образом поинтересовался разговорами на сайте, относящимися к Кубку. Итак, резюме: "В первую очередь – приятно удивил и порадовал потрясающе высокий версификационный уровень стихотворных произведений всех 53 участников. И не только техника. Как написал один из участников конкурса в одном из комментов – «не стихов здесь нет». Кстати, относительно наболевшего вопроса отсутствия комментариев членов высокого жюри. Лично мое мнение (уверен, что многие профессиональные судьи со мной солидаризируются по этому вопросу) – если бы была техническая возможность комментария как судейского «вердикта», в смысле «приговор озвучен и обжалованию не подлежит», то не было бы проблем с самокомментированием судейской оценки, ибо в искусстве, а особенно в искусстве поэтического слова демократии нет. Но поскольку здесь сразу можно откомментить «приговор» члена жюри, то есть, например, поставить под сомнение озвученные судьей причины той или иной оценки, и таким образом девальвировать «приговор», тогда смысл комметирования? У нас что, здесь семинар по поэзии? Проиграл – отваливай! При этом откомментивший/ие может оказаться, мягко говоря, некомпетентным в этой области, ибо литературоведением пока не выработаны критерии оценки поэтического творчества, и пока сама официальная наука на этот счет – всего лишь обширный комментарий на Словарь Квятковского. Исходя из этого, профессиональному критику поэзии пока приходится полагаться на свой вкус и опыт. И вот, он выдает вердикт, а ему в ответ какой-нибудь профан, в свою очередь, выдает прилюдно «отлуп», обесценивая священнодействие жреца Эвтерпы и поучительность момента (плохо написал – получай!). Ну и смысл в комменте? Далее, чтобы как-то сориентироваться в подходах и методах оценки стихов, внимательно просмотревшему оценки, достаточно их сравнить. Лично к моим оценкам ключ следующий – 5 и 7 баллов – это очень хорошие стихи с высоким версификационным уровнем, при этом 5 баллов означает, что автор, к сожалению, демонстрирует вторичность в подаче стиха, то есть в форме исполнения. 7 баллов – здесь автор более или менее оригинален в форме, но вторичен по содержанию. 15 баллов – это те стихи, которые ни я, ни другие никогда не смогу написать, это индивидуальный стиль, это чистая поэзия. На 15 баллов я оценил 4 таких стихотворения (одно, честно признаюсь, все-таки 13 баллов, но самым коррупционным образом притянул за уши на 15 – тема произведения была мне очень близка). 9 и 13 баллов – близки к чистой поэзии или очень близки соответственно".

Сначала о хорошем. Ни одному автору не захотелось поставить ниже 5 баллов. А в прошлом жюрении поставил многим. Было ощущение, что версификационный уровень существенно выше. Затем о печальном. Только одному автору поставил высший балл. 15. ЛЕЛЕКАЙ Под нажимом колёс в колее утопает лишайник. Лобовое стекло вездехода штурмует мошка. Мы с отцом, взяв собаку – красавицу умницу Шани, Едем к давнему другу в чукотский посёлок Нешкан… По сути – рифмованные заметки, на деле – целое кино снято. И бродишь по комнате вместе с автором, и видишь его руки как собственные, и на небе морошка рассыпана. Претензии к нему есть, но они – часть голоса, часть жизни. Ни одно другое стихотворение не захотелось прижать к себе, переписать и носить в кармане рубашки над сердцем, как поступал со стихами Симор Гласс. Но многим стихам улыбнулся. О них и поговорю. 13. Одним письмом и вспомнить и забыть, как будто побоявшись всё испортить – не донести вязанку до избы бес/печных чувств и чаяний Господних… Вот вроде бы ничего особенного, но как оно катается на языке при произношении. Такое яблочко по тарелке с узорчатым ободком. Удовольствие от произношения, от соприсутствия рядом с этим текстом. 13. ВЕРЕСКОВЫЙ МЁД Здесь пустошь и земля истощена, Покоит сонный вереск тишина, И тонет небо в облаках Молочно-белых. Ни крика, ни обмана, ни погонь. Невольно озираешься кругом: Крадёт туманная река Вчерашний берег… Стихотворение-пространство. Обжитое, расширяющееся, с многовариантным финалом. Отсылка к Стивенсону совершенно не мешает. Но и ничего не добавляет. Разве подчёркивает параллельность этой вселенной. Вот, мир без войны, без жертвы и без самоубийства. Светлый Ниффльхейм. 13. НА ИСХОДЕ ГРАНАТЫ, ВИНТОВКИ ДАВНО МОЛЧАТ... На исходе гранаты, винтовки давно молчат. Впрочем, это еще не значит – пора сдаваться. Команданте обводит взглядом своих волчат – Так и хочется приголубить и поворчать, Половине из них едва исполнилось двадцать… В некотором роде этот текст смотрится как рекламный документальный ролик. Что в нём от поэзии? Тем, что читатель к финалу становится в этот ряд. Это пресечение границы, обволакивание тебя текстом – и есть чудо. 13. НА ЭТОЙ СТАРОЙ ФОТОКАРТОЧКЕ... На этой старой фотокарточке Цветное лето, гул шмелей… И мы, беспечные, как бабочки, Но только ярче и смелей… Совершенно безыскусный текст. На первый взгляд. А потом он постепенно начинает обрастать историями снаружи. Именно этим оттянутым осознанием происходящего и хорош. 13. ДО семирамидой от дега в одеждах белых что снега подохнуть на брегу евфрата не обустроив вавилон не виноват не виновата слова без слов бессонный сон ты виноват но я стократно ни с глаз долой ни мысли вон… Не должен был мне этот текст понравиться, но зачаровал, вернул к себе, зацепился в памяти. Если автор за каждую фразу отвечает, если всё поставил осмысленно, то текст хороший. Мне же он дорог музыкальной составляющей, которая гармонии своей достигла. 13. ПАПЕ Вселенная детства, сверкавшая звёздно и прянично… Там ты, мой родной, и любимая наша игра. У мамы дежурство - а мы остаемся хозяйничать, Какими волшебными помнятся те вечера!.. Прилюдный плач. Сдержанный вой. Так намеренно выходят на люди, чтобы остаться в тонусе. Не самое совершенное стихотворение, но полностью разделённая с автором боль. 13. КАННЕЛЬЯРВИ ...одноколейки душная смола за просто так заимствовать смогла хвои сосновой, нитку муравьёв – набор судьбы, как будто – в до краёв наполненном сферическом сосуде… Текст близкий для меня к «Вересковому мёду», но не с оглядкой на прошлое, а с наблюдением настоящего, где выброшенное дерево на берегу вдруг начинает по-лавкрафтовски шевелиться. Невероятное переживание. 13. ГДЕ-ТО В ТЁМНЫХ ЗАКОУЛКАХ Где-то в тёмных закоулках Старой дачи у реки Спит изюм в засохшей булке, Спят мокрицы и жуки… Текст как поклон Николаю Заболоцкому. Живой пейзаж. Тайна, данная через саму форму стихотворения. Прочтений может быть уйма. Текст – коан. Самоценный. Я жюрю, чтобы найти авторов в журнал «Плавучий мост». Каждый упомянутый в этом отчёте при желании может написать мне лично и прислать подборку. По ней будем говорить уже тет-а-тет. Может сложится, может нет. Но надеюсь, что сложится у всех.

Привожу с некоторыми купюрами текст Владимира Пахомова Что такое штамп? Штамп — это выражение, которое когда-то было образным и красивым, но от частого употребления эту образность утратило и уже не украшает речь, а раздражает грамотных носителей языка. Иными словами, штамп — это наша оценка речевого оборота. Не любые устойчивые выражения мы назовем штампами, а только такие, которые, обладая выраженной стилистической окрашенностью, надоели, наскучили нам, потеряли основные признаки выразительности — неожиданность и свежесть. Жизнь штампа состоит из быстрого взлета (удачный, попавший в точку образ начинает тиражироваться), широкого распространения и, наконец, пресыщения образом. Именно в этот момент выражение становится штампом, его употребление в речи вызывает негативные эмоции у адресата. Совсем как интернет-мемы («это все, что вы должны знать о…», «только мне одному кажется, что…», «тот неловкий момент, когда…»): они тоже быстро начинают всех раздражать от частого употребления. Где штампы можно встретить чаще всего? В текстах о погоде, выборах, праздниках и юбилеях известных людей. «В сюжете про погоду вам расскажут про снежный плен, в материале о юбилее вы наверняка услышите о взлетах и падениях в жизни именинника, а в репортаже о выборах обязательно появится предвыборная гонка», — говорит филолог и журналист Ксения Туркова, исследующая штампы в современных новостных текстах. Именно в сюжетах о погоде появляется один из самых распространенных штампов — те самые старожилы, которые не припомнят такой аномальной жары, таких небывалых дождей, такого разгула стихии (конечно, аномальная жара и разгул стихии — это тоже штампы). Как опознать штампы? По нескольким признакам. Во-первых, это постоянное использование в одних и тех же сочетаниях эпитетов, указывающих на высокую степень проявления признака. Проще пояснить на примере: если жара, то обязательно аномальная, если дождь или снегопад, то небывалый (а небывалые дожди — это еще и тропические ливни), если страсти, то нешуточные (и они непременно кипят), а если меры безопасности, то какие? Правильно, беспрецедентные. Слово беспрецедентный означает «такой, подобного которому никогда не было», и беспрецедентные меры безопасности на каждом массовом мероприятии вызывают подозрение: то есть раньше все-таки не было так безопасно? Во-вторых, это регулярная замена некоторых обычных, нейтральных слов их синонимами — словами книжными, высокими. Кто-то когда-то назвал пожарных огнеборцами, это было красиво и образно. Но с тех пор огнеборцы приезжают тушить любой пожар (и яркость слова стерлась), а вместе с ними лечить пострадавших мчится карета скорой помощи. Часто ли вы в обычной, живой речи называете скорую каретой? В-третьих, штампами могут стать некоторые фразеологические выражения, крылатые слова. Если вы часто читаете, слушаете, смотрите новости, то прекрасно знаете, что специалисты (а еще врачи, учителя) не предупреждают о чем-то, а бьют тревогу, статья, посвященная какому-то острому вопросу, подливает масла в огонь, а мошенников давно уже не разоблачают, а выводят на чистую воду. Ну а говорим мы сейчас, конечно, не о русском языке, а о великом и могучем. Штампы появились из-за снижения культуры речи? Нет, это давняя болезнь русского языка. Только сами штампы, конечно, меняются. Вот некоторые штампы полувековой давности: акулы империализма, найти горячий отклик в сердцах, нерушимое единство партии и народа, передний край борьбы за коммунизм, от имени и по поручению. Далеко не все они сейчас понятны носителям языка, не жившим в те годы. Ответите ли вы с уверенностью, какую часть мира советская печать называла пылающим континентом? Этот штамп устарел, перестал быть штампом, и сейчас выражение пылающий континент снова кажется ярким и образным. О штампах советской эпохи писал Лев Кассиль: «Такие тирады, как в обстановке неслыханного подъема, с огромным энтузиазмом и другие, часто механически и не к месту повторяемые, уже стираются в своем звучании, теряют свой глубокий первичный смысл, становятся недопустимо ходовыми: для них уже у стенографисток имеются заготовленные знаки — один на целую фразу…» Эту цитату приводит и Корней Чуковский в своей знаменитой книге о русском языке «Живой как жизнь», называя штампы одним из признаков «канцелярита» — главной, по мнению Чуковского, болезни русского языка. А что, любой штамп — это плохо? Вовсе нет, все зависит от стиля текста. Языковые штампы и стереотипы, так называемые клише, часто используются в официальных документах, и это ни в коей мере не их недостаток. В документе и не должна проявляться яркая индивидуальность автора. Наоборот, чем более клиширован документ, тем удобнее им пользоваться. Заявление на отпуск мы обязательно начнем фразой: Прошу предоставить мне очередной оплачиваемый отпуск… Многократная повторяемость одних и тех же стандартных фраз — особенность официально-делового стиля. Есть клише научные (как отмечает исследователь; следует обратить внимание; по мнению специалистов; теоретическая значимость работы обусловлена…), без них в научной работе никуда. Штампов нужно избегать в живой речи, в публицистике, а уж художественным текстам штампы полностью противопоказаны. А почему штампы в речи — это плохо? Штамп — это готовая формула, самый легкий и простой путь выразить мысль. Но, используя штамп, мы, во-первых, выбираем наименее оригинальные, надоевшие носителям языка речевые средства, злоупотребляем вниманием и терпением адресата речи, который делает соответствующие выводы о нашей языковой культуре. Во-вторых, ничего не сообщаем адресату, ведь штамп — это пустота. Что именно означают беспрецедентные меры безопасности? Личный досмотр каждого участника мероприятия, запрет использования смартфонов или какие-то другие немыслимые ограничения? В-третьих, штампы лишают нашу речь чувств и эмоций. Прежде чем вместо русский язык в тысячный раз сказать великий и могучий, подумайте: вы действительно вкладываете в эти слова искреннее восхищение красотой и величием родного языка или просто повторяете их как выученную когда-то формулу? Иначе может получиться такое нелепое сочетание, как уровень владения великим и могучим, где художественный образ неуклюже прикрепляется к методическому термину. Как избежать штампов? Одним из самых действенных способов борьбы со штампами их исследователь Ксения Туркова называет конкретику. Ведь штамп — это пустота, а значит, пустоту надо заполнить. Вместо того чтобы говорить, что движение парализовано, — рассказать, где конкретно возник затор и как его можно объехать. Не пугать слушателей тем, что прогнозы синоптиков неутешительны, а уточнить, что снег будет идти еще два дня. И так далее. Парадоксальный совет Базарова «не говори красиво» в полной мере применим и в борьбе со штампами. Часто пожарные — это просто пожарные, а не огнеборцы, а врачи — это врачи, а не люди в белых халатах. Затертые, заезженные метафоры и крылатые слова не придадут речи образности, только вызовут недоумение и раздражение. И здесь снова можно вспомнить Корнея Чуковского, который рассказывает, как однажды стал свидетелем похорон, где каждый начинал речь одной и той же фразой: Смерть вырвала из наших рядов… «И мне подумалось, — пишет Чуковский, — что тот древний надгробный оратор, который впервые произнес эту живописную фразу над каким-нибудь древним покойником, был, несомненно, человек даровитый, наделенный воображением поэта. Он ясно представил себе хищницу-смерть, которая налетела на тесно сплоченных людей и вырвала из их рядов свою добычу. Но тот двадцатый и сотый оратор, который произносит эту фразу как привычный, ходячий шаблон, не вкладывает в нее ни малейшей эмоции, потому что живое чувство всегда выражается живыми словами, хлынувшими прямо из сердца, а не попугайным повторением заученных формул». Выражать живые чувства живыми словами, хлынувшими прямо из сердца, — это, пожалуй, лучший совет, который можно дать всем, кто хочет говорить грамотно и красиво.

На эту запись меня сподвигла Лена Скачко, спросив в конкурсе: "Где же такая замечательная речка?" В Белоруссии эта речка... приток Немана... и это моё детство, частично проведённое в небольшом городке Слоним, который делится на два города: собственно Город и военный городок. В этом военном городке служил мой отец, и я ездила туда к нему каждое лето на июнь-июль, а в августе он брал отпуск, и мы ехали всей семьёй в Крым или Прибалтику на море. Военный городок - пара десятков кирпичных пятиэтажек для семей военных, универсам, дом быта, Дом Офицеров и воинская часть. Папа жил на последнем пятом этаже крайнего к частному сектору дома, и с балкона его квартиры открывался изумительный вид на эту самую Щару и мост над ней. А на той стороне - луг и пасущиеся на лугу лошади. А рядом стадион. А дальше, если пройти под мостом по берегу реки, был городской парк с аттракционами. Щара в этих местах неширокая, но коварная река. У неё очень быстрое течение. Если войти в воду и повернуться навстречу течению, то вокруг ног тут же образуются буруны, и вода просто сбивает тебя с ног. А ещё у Щары двойное дно. Если провалишься, то всё... утянет течением моментально. Поэтому у нас каждое лето кто-то тонул. Но красивая извилистая Щара всё равно была излюбленным местом купания местных. До Города ходил автобус... несколько остановок всего. Помню большой жилой дом... многоэтажный и белый. Внизу с одного торца был расположен ювелирный магазин, а с другого торца огромный книжный. А в городе большой универсам "Салют", кинотеатр "Мир", старая церковь с колокольней в не самом лучшем состоянии и куча магазинчиков помельче. Напротив "Салюта" жила наша хорошая знакомая Таисия Михайловна старая очень полная еврейка с бровями, которым мог бы позавидовать сам Брежнев и с очень больными ногами. Радушная до безобразия и такая же шумная. Мы довольно часто ходили к ней в гости, и визит всегда сопровождался громогласными воплями радости, сильными объятьями и обильными угощениями. У неё в комнате стоял круглый стол с малиновой плюшевой скатертью и неизменными гигантскими розовыми искусственными пионами в вазе. Этот стол с пионами так и стоит у меня перед глазами, как будто вчера у неё побывала. А ещё в городе было целых пять школ.)) Та, что №5 была только отстроена. Ленка училась в школе №1. Ленка Андреюк... моя лучшая подруга слонимская, получившая в нашей семье с лёгкой руки моей бабушки прозвище Авикавыйдет. Она взбегала к нам на пятый этаж, трезвонила в дверь и выпаливала на выдохе: "Авикавыйдет?" Именно так, в одно слово. И мы мчались на речку или во двор, или в магазин за вкусным лимонадом "Лесная ягода", или к Ленке домой... или ещё куда-нибудь. А однажды, мы решили испечь торт её маме на день рождения. И побежали на почту звонить моей бабушке в Ленинград, чтобы узнать рецепт её фирменной "Пчёлки". Тогда это было проблемой позвонить в Ленинград. Можно было, только заказав междугородний разговор. Но я знала секретный код, который вычислил мой папа. Там было около десяти цифр. Наверное, через Китай звонили.))) Зная этот код, можно было не заказывать разговор, а звонить прямо по автомату... 15 копеек минута. Бабушка потом долго мне вспоминала этот звонок.)) Торт мы, кстати, испекли. Очень вкусный. Только папа, придя домой со службы, обнаружил на кухне Мамаево побоище. Мы нашлись с Ленкой через много лет на фэйсбуке. Оказалось, что искали друг друга практически одновременно. Она нашла меня быстрее, потому что она сменила фамилию, выйдя замуж, а я нет. Сейчас она живёт в Минске, замужем.. двое детей. И мы всё собираемся приехать друг другу, и никак не удаётся. Я часто ходила к папе в военчасть. Меня там все знали и на КПП пропускали без разговоров. Доходило до смешного. Как-то за мной шёл через КПП какой-то офицерский чин... важный, но человек новый. И у него спросили документы. Тогда он возмущённо спросил: "А почему это Вы посторонних пропускаете, документов не спрашивая, а меня нет?" На что ему бодро ответили: "Хде посторонние? Это? Так это ж дочка капитана Берковича!" Как будто это всё объясняло. А меня радостно встречали, и я каталась по плацу на велосипеде, а потом шла в офицерскую столовую, где меня ждал повар дядя Коля, огромный жизнерадостный медведь, у которого всегда было что-то вкусненькое припасено для дочки капитана Берковича. До сих пор обожаю этот столовский холодный борщ с уксусом. Эх, детство... Слоним, папка, Ленка, Щара и радуга над мостом... двойная. Нигде больше такой не видела.

Нравится мне ПоэмБук своим разнообразием. Тут реально есть на что посмотреть, что почитать, чему поучиться. Площадка очень интересная. Особенно по душе модуль конкурсов. Тут можно многое почерпнуть, являясь кем угодно из причастных: участником, судьёй, организатором, модератором. Роль модератора в конкурсах очень важна, на мой взгляд. Но кроме того, что она ответственна, но ещё и не менее интересна. Ибо сразу видны работы, как на ладони, чаще всего на стадии их формирования, что даёт возможность подтолкнуть авторов к более совершенной подаче, помочь выявить огрехи на первых этапах и т.д. Но, к сожалению, не все авторы готовы работать, для многих конкурсы — просто игра, форма тусовки, возможность других посмотреть и себя показать. Стоп! Для многих в большей степени именно себя показать. А уже в какой форме — дело десятое. Главное, чтобы увидели. Дискутируя с авторами по поводу их работ, я заметил одну закономерность, можно сказать, аксиому. Как правило, чем графоманистее, тем дольше, с пеной у рта и катанием по личке и произведениям организатора\модератора\судьи, который посмел не восхититься шЫдевром, он будет доказывать свою гениальность. Подобный непризнанный и непонятый гений расскажет, что орг\модер\жюрист сам идиот в десятом колене и ничего не понимает, незрячий от рождения, ибо не углядел сакрального замысла отклонённого\раскритикованного опуса. Такой автор пройдётся по работам негодяя, схватив лупу, выискивая и вырывая из контекста детали и тыкая ими в лицо бедняге, посмевшему не понять и не признать. На это уйдёт куча времени (и, кстати, нервов организаторов, а то и администрации, если гений окажется особо обидчивым), но обиженному гению не жалко — ведь за ним правда. Самое интересное, что при этом он ни на йоту не озадачится тем, чтобы внести правки в свою работу, покрутить её, переосмыслить, сделать лучше и совершеннее. А зачем? Она же идеальна, ведь писал её гений. Подобный подход приводит к выводу: в конкурсы должны брать всё, ну практически всё, что не противоречит действующему законодательству и хоть издали отвечает условиям конкурса. В целом, я не то, чтобы хотел бы оспорить этот факт. Нет. Просто задумался, почитав несколько подобных мероприятий, с оооочень мягкой модерацией. Почему же в них на сто конкурсных работ оценок под каждой в несколько раз меньше? Не, ну есть, конечно, произведения, где оценок много, право же, зачастую только благодаря искренне и от чистого сердца позванным арбитрам. Неужели поэмбуковцам настолько не интересны конкурсы? Вряд ли. Ведь мероприятия вроде кубков, автора месяца, конкурсы с очень жёсткой модерацией и лимитом проходящих в конкурс произведений, привлекают намного больше читателей. Может, всё дело в том, что читатель просто ценит такой важный ресурс как время? Поэтому, придя на мероприятие, хочет получить качественный продукт, а не выискивать зёрна в куче плевел? Что думаете? Буду благодарен, если поделитесь мнением в комментариях. С уважением, Кир. Ну очень злой модератор. )

Разбитная Вера появилась в четверг и заняла соседнюю со мной кровать, на которой раньше лежала Маруся. Вере 73, и она с самого первого момента рассказала нам в подробностях историю своей романтической любви вне брака с бывшим одноклассником, который, к сожалению, умер в 90-е. Мобильных тогда не было, поэтому те четыре месяца, когда он пропал (попал в больницу), а после скончался, были для неё самыми тяжёлыми. После ей передали его последнее письмо, которое всегда с ней, как и целый набор фотографий дорогих людей, которые она нам показывала по мере того, как приходило желание о ком-то из них рассказать. Вера сочиняет стихи. Все посвящены этой любви, все написаны осенью (разными осенями), фактически романтический дневник. Ежевечерне она читала их на память, прямо глава за главой. Читала приодевшись и приосанившись, выйдя на середину палаты, с большим воодушевлением. Так что, Поэмбук был у меня фактически в реале. Днём у Веры было менее лирическое, более шкодливое настроение, под влиянием которого она пачками рассказывала анекдоты, загадывала загадки, в основном тех же 40-х годов выпуска, что и сама. Некоторые были страшно смешные и втемные, хотя местами пошлые до крайности. Анекдот про Петьку, Анку, Василия Ивановича и трусы после знаменитого Ульяниного наезда на подвальных врачей с обвинениями в покраже её предмета нижнего белья, имел особенный успех. В остальное время Вера гуляла в больничном дворе, кормила голубей или разгадывала километровые судоку. Попала к нам она после неудачной попытки уехать в санаторий в Пятигорск, пошла обходить врачей, а угодила с аритмией и прочими делами сердечными в 51-ю. Каждое лето Вера читает стихи с эстрады в Парке Победы, и видала разную публику. Так что, её не очень-то смутила открытая ненависть училки Вари к ежевечерним поэтическим получасовкам, а особенно к дневным анекдотам. Если душа поэта, романтика и актёра желает себя выразить, уж она-то найдёт, куда просочиться. В последние три дня моего пребывания стало у нас особенно людно и разнообразно, кровати стремительно заполнялись пациентами, настолько, что даже подремать днём было некогда. Александру перевели из кардиологии. Одета она была безупречно. Не как все мы — кто в лес, кто по дрова, а в исключительно нежно-голубой гамме. Все её одёжки — и дневные, и ночные, и выходные, были в общем ансамбле. Кардиологи обнаружили у Саши низкий гемоглобин (ага-ага, палата анемичек приветствует вас!) и отправили на дообследование к нам. На вопрос Вари, чем отличается наша Вторая Терапия от Кардиологии, Саша обвела пространство томным взором 70-летних глаз, и выдала — «там стены сиреневые, а тут салатовые!» Варя фыркнула. Но Саша действительно воспринимает мир через цвет. Даже какие-то рекомендации врачей доходили только тогда, когда содержали что-то цветное или эстетическое. Потребитель прекрасного в чистом виде и совершенно без амбиций, она быстро подружилась с Верой, и тут же свела её с подружками с третьего этажа, они в минуту образовали некий клуб, и вместе кормили голубей и ворон у корпуса, смеясь при этом так, что до нашего четвёртого этажа долетало. Неходячая Варя скрипела зубами — «ну, взрослые же люди! уже в больнице, а ржут, как лошади, постыдились бы!» Последняя, шестая кровать за два дня перед моей выпиской успела приютить двоих. И каких пациенток! В понедельник на ней воцарилась совершенно глухая, девяностолетняя Екатерина Высокошуйская. На вопрос врача или медсестры, как её зовут, она в подробностях рассказывала этимологию своей фамилии. С невероятным достоинством и не позволяя себя прервать, а если слушатель не был достаточно терпелив, начинала сызнова. Врачи и медсёстры с лёгкой руки санитарки Танечки стали называть её Екатерина Первая. Даже совершенно бытовые моменты, как-то недержание биологических жидкостей, она оформляла высоким штилем и прекрасно коммуницировала со всеми. Приладив слуховой аппарат, Екатерина Первая Высокошуйская, брала смартфон с огромным экраном, отправляла смс, пользовалась воцапом и прочим фаршем, позвонившему было сыну велела написать ей емейл, и «не морочить потоком слов уставшие уши». В общем, остальные лет на двадцать помоложе её пациентки, пользовались телефонами с десятком предустановленных на определённую кнопку номеров родственников и не более того, а Екатерина весьма грамотно поддержала со мной разговор на тему слабой скорости мобильного интернета её провайдера, и я даже поделилась с ней траффиком. Переписка, судя по числу входящих, велась весьма оживлённая. Но, поскольку анекдоты и загадки с двойным дном от Веры никто не отменял, Екатерина Первая с большим энтузиазмом включилась и в этот процесс на равных, чем сильно позлила Варю, у той аж зубы скрипели, и позабавила всех остальных школярским и трамвайным юмором времён от конца 19-го века и до НЭПА. «Идёт старик попукивает, палочкой постукивает. Чем попукивает?» Это из самого невинного. Свою болезнь Екатерина Первая отрекомендовала лечащему врачу — «ах, хроническая анемия, болезнь кисейных барышень!» — и милейшая Инна Егоровна враз осознала, что именно такие в нашей палате в основном и собрались. За сутки до Екатерины Высокошуйской на этой же койке лежала Чудесная Пациентка. Её привезли вечером воскресенья по скорой с умеренной анемией, и как думали сначала, с рассеянным склерозом. Но оказалось впоследствии, что это амнезия. Отрекомендовалась она нам Анной Андреевной, но наутро оказалась всё же Мариной Ивановной. Фамилию свою не помнила. Бывшая актриса. Живёт на Арбате. Пошла в гости на вечеринку к какому-то "всем известному Николя", оказалась почему-то в лавке с алкоголем и без всего. Оттуда к нам и попала. Чудесная Марина Ивановна слабо осознавала действительность, но была великолепна в своих богемных проявлениях. Сорокового года рождения и невероятно мобильная, шустрая и резвая, она сперва повыбросила ботиночки в коридор, и они, как снаряды пролетали над головой Вари, которая, с появлением Марины Ивановны вошла в молчаливый шок и затаилась, подтянув клюку поближе к изголовью. Ботиночков было всего два. Поэтому забросив их в белый свет, как в копеечку, Марина Ивановна, на тот момент ещё Анна Андреевна, надела на себя носочки, и побрела сперва по коридору, а после уехала на лифте на первый этаж, где её отловили охранники, как-то сообразили, откуда она, и доставили даму к нам. Потом она объявила, что должна готовить роль, поэтому пойдёт искать подходящее место, и ещё ей нужен венец. Я поняла, что спать особенно не придётся, потому, что у нас в туалете и во всех общественных местах открыты настежь окна, и может произойти страшный и последний бенефис, и часа полтора бродила за ней по отделению, успокаивая, отводя в палату, запрещая ей срывать с себя катетер и прочая, и прочая. В какой-то момент, уже ближе к часу ночи в коридор вышла дежурная медсестра Алеся, после недолгого разговора со мной, она осознала масштаб возможных последствий, мы увлекли Чудесную Анну Андреевну в палату, отыскали её тапочки, переодели актрису в халатик, и Алеся ловко подобранным снотворным положила конец репетиции. Утро и день принесли некоторый рецидив вчерашнего, осознавшая себя уже Мариной Ивановной, актриса, сидела на столе, свесив ножки в носочках, ела овсяную кашу и пыталась избавиться от катетера, сдёргивая пластырь зубами (руки были заняты), но тут пришёл доктор Равиль Марселевич и санитар Миша, Марину Ивановну решено было перевести в реанимацию, её усадили на каталку, и даже театральное — «но мой калорийный завтрак, моя каша!» не остановило эскулапов. Как позже оказалось, Марину Ивановну практически в родном дворе стукнули чем-то по голове и отволокли в кусты, где она пролежала какое-то время, после работник лавки, торгующей алкоголем случайно обнаружил её там, забрал в магазин и вызвал скорую. Как-то у неё сложится дальше? Для тех, кому ещё не надоела моя сага, завтра будет третья, заключительная часть. Части первая и третья: https://poembook.ru/diary/44754-chast-pervaya-gemoglobin-podnimaet-golovu https://poembook.ru/diary/44903-chast-tretya-gemoglobin-podnimaet-golovu