Альбом
Литературная Гостиная
Литературная Гостиная
27 сентября 2018
Ведущая рубрики: Иванна Дунец
Друзья,
Чтения «Экранизация» завершены, и посему в Литературной Гостиной начинается итоговый этап публикаций эссе участников прошедшего мероприятия. Но сегодня вашему вниманию я представляю эссе, которого, к сожалению, не было в самих Чтениях по причине осенней непогоды и, как следствие, недомогания нашей постоянной участницы Чтений. Виктория, искренне желаю вам выздоровления и надеюсь, что отклики читателей вашего эссе будут только этому в помощь!
Виктория (Barklai) Беркович
«Синдром Петрушки»
|эссе|
Некоторое количество лет назад мне в руки попалась книга Дины Рубиной «Синдром Петрушки». Прочла. Взахлёб. Давно так не увлекалась чтением, тем более, даже представить не могла, что смогу настолько увлечься произведением современного автора. Я влюбилась в её слог. Дина пишет так, что можно почувствовать описанное на вкус и запах. Даже описание пейзажа у неё подано так, что невозможно оторваться. Я и не смогла, пока не дочитала до конца. Странная, местами страшная, история отношений гениального кукольника Петра и его жены Лизы оставила ощущение уверенности того, что я буду читать этого автора, потому что читать Рубину – это удовольствие особого рода. Так мало, кто пишет из современных авторов, и я была счастлива её для себя открыть. Поэтому, когда узнала, что собираются снять художественный фильм по роману Дины Ильиничны Рубиной, с волнением и страхом ждала его выхода на большой экран. Что это будет? Как? Как, вообще, можно экранизировать «рубиновский» язык, описывающий явления и вещи, фон, на котором всё происходит; мысли и ощущения героев, описанные так вкусно и явственно, что можно пощупать и вдохнуть — это же невозможно передать на экране?!
Не могу сказать, что экранизация романа режиссёром Еленой Хазановой передала всё то, что было у Рубиной, но и неудачной её не могу назвать. Она другая. По настроению, на мой взгляд, даже по расставленным акцентам. Почти всё, что выходило у Рубиной за рамки отношений между главными героями, осталось за кадром. Все побочные истории отрезаны начисто, оставлена только главная история. История большой любви и большого непонимания: невозможности сделать выбор межу любовью и творчеством, любовью и нормальной жизнью. Потому что выбора нет. Уйти нельзя остаться. Без запятой. Для обоих. А, собственно, прежде всего об этом и книга. Просто на другом фоне.
Да, нет того очарования, которое возникает, когда читаешь написанное Диной. И главный герой другой. Совсем. Я не могла принять Евгения Миронова в этой роли очень долго. У Рубиной Пётр иной: и внешне, и по характеру. Он не такой жёсткий всё же, и гораздо более несчастный. Он не настолько уверен в своём праве на то, чтобы быть Гением. Худой, нескладный, высокий и носатый. Полная противоположность невысокому, крепенькому и курносому Миронову. Я поверила ему только в середине фильма, когда он произносит монолог о мальчике из воздуха, обращаясь к своему другу Борису. Только тогда я поверила в его Петра. Отдельная благодарность создателям фильма за то, что оставили этот монолог нетронутым в полном объёме — это стало одним из ключевых моментов фильма:
«… Мне как-то в руки попал старинный манускрипт об одном маге, который создал мальчика из воздуха. Из воздуха – в воду, из воды – в кровь, из крови – в плоть. Он создал этого мальчика из воздуха, а его душу взял себе на службу, тем самым убив этого мальчика. Знаешь, я чувствую себя этим мальчиком, созданным из воздуха, чью душу Создатель или кто-то другой… кто-то из них двоих… взял себе на службу. А смысл этой службы, а главное, чья я собственность, вот этого, в отличие от Лизы, я не знаю…»
Сколько смыслов заложено в него! Аллюзия прочитывается совершенно чёткая. И отношение героя – неприятие предопределённости и божественного промысла. Гордыня? Да! Но он – Творец, который не может смириться с тем, что есть творец повыше него, для которого он в какой-то степени такая же кукла, как и созданные им самим. И это отрицание приводит в итоге к тому, что Пётр начинает считать себя Творцом по отношению к собственной жене. Вечная история Пигмалиона и Галатеи. Он любит её безмерно всю жизнь, но привык, что с самого её детства именно он ведёт её за руку (лепит под себя). Самое главное, он знает, что и она к этому привыкла. Поэтому, когда наступает момент, когда Лиза перестаёт это принимать и начинает бунтовать, он действительно растерян. Как же так? И начинаются качели, мучительные и страшные для обоих. Лиза хочет уйти, потому что не может жить с ним, но не может уйти, потому что НЕ МОЖЕТ жить без него. Пётр любит её и понимает, что необходимо отпустить, иначе Лиза сойдёт с ума, но не может отпустить, потому что она – его. И всё это происходит на фоне случившейся страшной трагедии с их ребёнком — жутковатой семейной легенды о болезни, передающейся по наследству; мук творческих и душевных…
Синдром Петрушки – это страшное генетическое заболевание, когда ребёнок рождается неполноценным: всё проявление им эмоций сводится к бессмысленному смеху, постоянной улыбке на лице. Такие дети не живут долго, как правило. Три года (три страшных года) и закономерный итог. Её слепая вера в то, что это семейное проклятье. И его отчаянное неприятие этого факта. Историю проклятья рассказал отец Лизы ещё в период их знакомства в надежде, что Пётр отвернётся от неё. Но вышло иначе. Отдельный поклон Зурабу Кипшидзе, который сыграл эту маленькую роль просто блестяще. Его герой получился гораздо более выпуклым, чем в книге. Страшилка про Корчмаря добавляет мистики и напряжения: и в книге, и в фильме. Но фильм более мрачен, зато роман Рубиной страшнее и пронзительнее.
Несомненная удача экранизации – Чулпан Хаматова в роли Лизы. Это попадание на двести процентов в образ и суть характера героини. И одно из главных достоинств фильма. Уже только ради того, чтобы посмотреть на Чулпан, стоит посмотреть фильм. Образ ей идёт очень. Ярко-рыжая копна кудрей, имеющая в книге особое сакральное значение, в фильме становится неким маркером, акцентом на фоне почти монохромной картинки. Это сочетание цепляет, возбуждает и, не побоюсь этого слова, жизнеутверждает. При всей зависимости от любимого, Лиза пытается доказать свою самостоятельность и состоятельность, как человеческой единицы, а не просто игрушки в чьих-то руках.
Ещё один знаковый момент фильма, когда Лиза говорит Петру: «Ты можешь упрятать меня в психушку, только это не поможет. Потому что настоящий сумасшедший — ты…». Попытка очередного бунта, которая ничего не даст. Она живёт в ужасе: в одном доме с куклой Элис – точной копией самой себя, которую доморощенный Пигмалион сотворил, пока Лиза в очередной раз лечилась от нервного срыва. И её это убивает. А его убивает то, что это её убивает, но сделать он ничего не может, вернее не хочет. Потому что он — Творец. Он — Артист. И это — его Триумф. А главное, Элис уж точно принадлежит ему на все сто процентов, потому что она не будет бунтовать и возражать. Она – кукла, его создание. Он может делать с ней всё, что угодно: может заставить двигаться, как ему угодно, ведь, любое её движение под его контролем. И Пётр уже не в силах и сам от этого отказаться. В итоге, он доходит в своём маниакальном стремлении до того, что начинает с ней разговаривать (удачно, как ему кажется, заменив суррогатом реальные отношения).
Действие книги происходит сначала во Львове, потом в Праге и Венеции. Создатели же основную часть действия фильма перенесли в Петербург, что не могло не добавить ему плюс (от меня — персональный). Я уверена, что это было сделано сознательно. Город, по которому до сих пор бродят призраки безумцев всех мастей, заселённые сюда ещё Пушкиным, Гоголем и Достоевским – лучший фон для всего этого действа. И в этом плане, не могу не отметить операторскую работу: снято так, что фон соответствует внутреннему напряжению героев полностью. Ещё один из главных героев – Музыка. Не зря фильм был отмечен наградой именно за музыку. Она абсолютно иная, чем та, что в книге. Там музыка тоже присутствует, но… в качестве персонажа:
«… «Минорныйсвинг» ДжангоРейнхардта улыбнулся на ветру, прочистил горло шершавым кашлем смычка по струнам, откликнулся крепкой шуточкой толстяка-контрабаса, канул в глубокую паузу, предвкушая великолепное терпкое восхождение гитарных синкоп. Опустив голову, он простоял всё вступление, будто музыка не имела к нему ни малейшего отношения…»
https://www.youtube.com/watch?v=1exF8HB6dXs
Минорный свинг Джанго Рейнхардта — это изумительная атмосферная вещь, которая подошла бы Праге, но не подошла бы Питеру. Она придаёт лёгкости повествованию, а музыка композитора Николаса Рабуса наоборот усугубляет тяжесть и мрачность истории, но она вписывается в концепцию фильма идеально. И, конечно, финальный танец героев «Танго в сумасшедшем доме» Альфреда Шнитке из оперы «Жизнь с идиотом» было поистине гениальным решением режиссёра. Танго героев в финале – это пик; расстановка всех точек над «i»; решение вопроса; и удавшийся бунт Лизы. Танец исполнен прекрасно под аккомпанемент гениальной музыки.
https://www.youtube.com/watch?v=2GL0EuU9SWY
А Пётр? Он всё же создал своё лучшее творение – Корчмаря, точно такого же, как на старой фотографии в доме Лизиного отца. Лучшее, потому что делал его не для себя. Он создавал его, чтобы подарить покой и умиротворение измученной душе Лизы. Он сделал это ради Любви к ней. И это самая жизнеутверждающая мысль, как книги, так и фильма! Да, можно сожалеть, что экранизация оставила от романа Рубиной чуть меньше половины, но таков удел почти всех экранизаций. Тем не менее, я с удовольствием посмотрела фильм, потому что нашла для себя несколько новых граней, немного иной ракурс, и прекрасная актёрская игра меня тоже не оставила равнодушной. Но всё же я бы порекомендовала сначала прочесть книгу, а потом уже смотреть фильм: и то, и другое стоит этого.
Художественный фильм «Синдром Петрушки», 2015 г.
https://www.youtube.com/watch?v=k4KJ1v5FtgQ
P.S: Друзья, автору самого интересного вопроса или комментария к выпуску я с удовольствием вручу 25 серебряных монет от меценатов рубрики! А кому именно — выбор за Викторией.
Хорошего чтения и просмотра!
Литературная Гостиная.
Литературная Гостиная
20 сентября 2018
Ведущая рубрики: Иванна Дунец.
Пиля Пу
«И тихонько плачет он в пустыне…»
|эссе|
«… Слюна накипала во рту. Схватывало живот. В голове мутнело. Хотелось завыть, закричать и бить, бить в ту железную дверь, чтобы отперли, открыли, чтобы поняли, наконец: мы ведь тоже хотим! Пусть потом в карцер, куда угодно. Накажут, изобьют, убьют. Но пусть сперва покажут, хоть от дверей, как он, хлеб, грудой, горой, Казбеком возвышается на искромсанном ножами столе. Как он пахнет! Вот тогда и жить снова станет возможным. Тогда вера будет. Раз хлебушко горой лежит, значит, мир существует. И можно терпеть, и молчать, и жить дальше…»
Узнали? Эту книгу мне подарил друг. Друг, который знает меня настоящим, знает, что люблю читать, о чём пишу и что, вообще, иногда пишу, когда станет уж совсем тошно «в суете городов». Эта книга живёт со мной, и во мне. Почти десять лет остаётся на моём столе, чтобы, увязая в дремучих буднях, забывая про всё и всех вечером, открыв Книгу на любой странице, вернуться к самым главным, а оттого — простым понятиям. Чтобы «не оскотиниться», не забывать, какая она, жизнь настоящая, и как кромсает душу слово настоящего Мастера. Настоящее чувствование, чистота и боль, страх, голод, смерть, предательство, любовь и верность и ещё очень и очень многое, различимое, лишь на переднем крае жизни чутким сердцем ребёнка.
Анатолий Игнатьевич Приставкин (1931-2008). Для меня он Колька — персонаж автобиографической повести-трагедии «Ночевала тучка золотая» (1981). Не буду пересказывать содержание. Слышал, что одно время она входила даже в школьную программу и, наверное, хорошо, что познакомился с этим автором не безбашенным школяром, а в более осознанном возрасте (знать бы ещё, когда бывает этот возраст). Книга как будто написана одиннадцатилетним Колькой: настолько всё живо, ярко, чувственно. И я, словно один из ребят там, среди них, без слов (вот, в чём парадокс: читая «без слов» понимаю и чувствую, ликую и плачу — настолько талантливо автор сумел передать, всё сумел передать!).
В 1989 году, когда «перестройка» только подступалась к сдаче Страны Советов, по сценарию автора повести Суламбеком Мамиловым был снят одноименный художественный фильм. Знаете, искал фильм в интернете и попутно рассматривал фотографии актёров и сцен: сильные картины, яркие персонажи, будто документальные фотоснимки — иллюстрации авторского текста. Фильм снимался в Кавказских селениях, описанных в повести. Смотреть фильм можно, и не зная авторского текста, но если вы читали — не смотрите! Ощущение, что у режиссёра основная задача была, как можно больше авторских сюжетных коллизий вместить в полуторачасовую ленту. Весь фильм не покидает ощущение неимоверной спешки, урывками, в щёлочку смотришь и, вроде, по написанному, но нет, как в окошке поезда: моргнул, и пролетели, оком не зацепились, будто и не было.
Пожалуй, лишь пара сцен. Когда названные братья Колька и Аргузар поднимаются в горы, мы видим настоящие руины Чеченских сторожевых башен, и на этом фоне молодой чеченец в не менее живописном потрёпанном наряде, с ружьем, импульсивным гортанным речитативом объясняется с ребятами. Чеченец — эпизодическая роль, на мой взгляд, одна из лучших сыгранных ролей в фильме: ты просто веришь в реальность происходящего! Но и она ни в какое сравнение не идёт с виртуозным авторским описанием: «… Горец посмотрел на Кольку, на Алхузура и добавил по-русски:
— Его убыт надта! Он будыт быэц прывадыт!
— Ма хеве со, — крикнул Алхузур. И заплакал. Так и было: Колька лежал и смотрел на мужчину, на ружье, а рядом плакал Алхузур. Колька без страха подумал, что, наверное, его сейчас убьют. Как убили Сашку. Но, наверное, больно, только когда наставляют ружье, а потом, когда выстрелят, больно уже не будет. А они с Сашкой снова встретятся там, где люди превращаются в облака. Они узнают друг друга. Они будут плыть над серебряными вершинами Кавказских гор золотыми круглыми тучками, и Колька скажет:
— Здравствуй, Сашка! Тебе тут хорошо?
А Сашка ответит:
— Ну, конечно. Мне тут хорошо.
— А я с Алхузуром подружился, — скажет Колька. — Он тоже нам с тобой брат!
— Я думаю, что все люди братья, — скажет Сашка, и они поплывут, поплывут далеко-далеко, туда, где горы сходят в море и люди никогда не слышали о войне, где брат убивает брата…».
Трудно остановиться, когда цитирую авторский текст. Поэтому, ещё несколько строк вместо описания второй сцены фильма, которая, на мой взгляд, удалась: «Алхузур показал на горы.
— Он там… Он свой зымла стырыжыт… Он ее сыжалт… Он ее лубыт…
— А если бы он застрелил меня? — спросил Колька. И ему вдруг стало холодно. Тоскливо-тоскливо стало. Даже присутствие Алхузура не помешало этому чувству. Он понял, что его и правда, хотели убить. И сейчас он валялся бы тут с выпавшими кишками, и вороны расклевали бы ему глаза, как Сашке. Алхузур посмотрел на Кольку.
— Я плакыт, — сказал он и правда, заплакал. И тогда Кольке стало легче, совсем легко.
И он стал утешать названого брата и стал объяснять, что им надо породниться по-настоящему…».
Если ярчайшие, многое объясняющие эпизоды начала повести, да, и моего краткого опуса не вместились в киноленту Суламбека Мамилова, то концовка киноленты, наоборот, отснята в духе времени. Мы видим, как ночью спящего Алгузара отнимают у Кольки, выносят из поезда и, как он восстаёт, заживо присыпанный железнодорожным грунтом. Без комментариев оставлю и последние кадры фильма, когда чеченцы, взявшись за плечи друг друга, в темпе бешеной лезгинки танцуют национальный танец. Всего этого нет в книге. Премьера художественного фильма «Ночевала тучка золотая» в Чечне была сорвана. Анатолий Игнатьевич (с 1992 по 2001 год председатель Комиссии по помилованию при президенте России) писал: «… Некоторых ребят я помнил по странной исключительности детской памяти не только в лицо, но и по фамилии и имени, и попытался через десяток лет отыскать. Открыточки такие желтенькие с запросом на адресные столы сотню, не меньше, разослал: и ни одна не принесла адреса. Ни одного письмеца ни от одного нашего. Страшная мысль: неужто, один я выжил изо всех? Неужто, так и сгинули, затерялись? Не проросли?..».
Много вопросов. И нет ответов. Чувства одни. А истина, пожалуй, как писал Анатолий Приставкин, в том, что не может существовать мир, в котором погибают дети.
Художественный фильм «Ночевала тучка золотая…», 1989 г.
https://www.youtube.com/watch?v=VEfXDWqcJkM
P.S: Друзья, по-прежнему, приглашаю вас в Чтения «Экранизация». Замечательные эссе! Талантливые Авторы! Интересные фильмы! Просто перейдите по ссылке ниже и попадёте в мир удивительных киноисторий, поверьте мне)
https://poembook.ru/contest/1095-ekranizatsiya-%7Cliteraturnyj-zhanr---esse%7C
До 22 сентября читаем, смотрим и полемизируем)
Автору самого интересного вопроса или комментария к выпуску я с удовольствием вручу 25 серебряных монет (спасибо меценатам моей рубрики!), а кому именно — выбор за эссеистом и членом жюри Чтений «Экранизация» Ильей (Пиля Пу).
Хорошего чтения!
Новое на сайте. Поэтический Оракул.
Друзья,
Предлагаем вашему вниманию новый облик искусственного интеллекта нашего сайта.
Встречайте – Поэтический Оракул!
Наш Поэтический Оракул развлечёт вас своими ежедневными советами, а заодно даст возможность каждый день читать интересные высказывания поэтов.
Поэтический оракул расположен на главной странице сайта.
Обратите внимание – своим предсказанием вы можете поделиться не только в сторонних соц.сетях, но и на своей странице на Поэмбуке – в этом случае ваше предсказание увидят посетители вашей страницы.
Поэтический Оракул, наряду с ранее реализованным «Шансом», завершает череду «развлекательных» разработок этого сезона.
Впереди – доработки вполне поэтические, включая полное обновление страницы стихотворения.
Оставайтесь с нами!
Ваша,
Команда Поэмбук.
Литературная Гостиная
Литературная Гостиная
6 сентября 2018
Ведущая рубрики: Иванна Дунец
Друзья,
время пришло! Приём ваших эссе в Чтения «Экранизация» начнётся после 10 сентября. Анонс мероприятия вы можете посмотреть по ссылке: https://poembook.ru/blog/34168. А сегодня я завершаю публикацию работ уважаемых членов жюри предстоящих Чтений «Экранизация». Встречайте эссе Игоря Филатова.
Игорь Филатов
«Три ступени мастерства»
|эссе|
Экранизация — ответственное и часто рискованное дело. Особенно, если речь идёт о популярных и любимых произведениях. У каждого читателя в голове свой образ: Тома Сойера, Д 'Артаньяна, Анны Карениной или Остапа Бендера. И только он знает, каким должен быть его любимец (любимица). Да, и идею произведения каждый ухватывает в силу своего разумения, другой же взгляд, как правило, считает посягательством на частную собственность. А у режиссёра — бюджет, определённый набор актёров, сроки, которые всегда поджимают, и при этом честолюбивое желание доказать, что ему по силам замахнуться на…
«Замахов» не счесть, и удач немало. Но экранизаций, в которых знаменитые литературные персонажи слились воедино с кинообразами, и которые нравятся практически всем, по пальцам пересчитать. Считаю: раз — «Золотой телёнок» (Юрский, Гердт, Куравлёв); два — «Золушка» (Жеймо, Гарин, Раневская) и… останавливаюсь. О чём ни подумаю дальше, единодушия не наблюдаю. Мне, скажем, нравится, а сосед на дух не переносит нос этого актёра, или не любит фамилию режиссёра, или книги не читал и тому подобное. К этим двум фильмам я бы добавил ещё «Даму с собачкой» Хейфица, просто великолепное переложение текста Чехова на язык кинематографа. И даже не употреблял бы выражения «на мой взгляд». Что Баталов, что Савина, что общая стилистика, что музыка, даже сцены и диалоги, которых не было у Чехова, — всё одно к одному, к нему, к Антону Павловичу. Вначале я даже именно об этом фильме и хотел писать. Но вспомнил другого режиссёра, и как только вспомнил, понял, что буду писать о нём, о человеке, три экранизации которого — золотой фонд мирового кинематографа. И если у кого-то стоит учиться, как надо экранизировать знаменитые, даже культовые литературные произведения, то, безусловно, у него — у великого режиссёра и актёраСергея Бондарчука.
1.Идеальная экранизация
Рассказ «Судьба человека» Михаил Шолохов написал в 1957 году. Это реальная история человека, с которым писатель встретился случайно. По форме — монолог главного героя, рассказывающего попутчику свою жизнь: обыкновенную, на первый взгляд, даже типичную, но на самом деле, героическую, хотя сам «герой» удивился бы, назови его кто-нибудь так. Написан рассказ скупо, лаконично, даже суховато, языком, совсем непохожим на цветистый, размашистый язык «Тихого Дона» и «Поднятой целины», где персонажи характерны и красивы, сюжет динамичен — снимай не хочу. Рассказ похож на сжатую пружину, в которой скрыта мощь и сила. Чтобы сделать из него фильм, надо было высвободить эту мощь, визуализировать её, наполнить красками и деталями. Бондарчук это сделал с блеском! Детали так жизненны, что трогают до глубины души, а иной раз — пронзают. Приведу примеры:
—У героя проблемы — не первый раз возвращается домой выпивши, а семейная жизнь только начинается, сынок учится ходить. Мы видим на экране заплетающиеся ножки ребёнка, а потом встык другие ноги — непутёвого папаши, спотыкающегося точно так же. А потом огромные тревожные глаза жены. Сцена без слов, всего несколько секунд, но всё высказано и понятно;
—Начало войны. Наши пленные заперты в церкви. Один из них, верующий, хочет по нужде. Он дико кричит: «Братцы, я не могу здесь! Грех это!» — бежит к двери, отчаянно стучит — и всё перечёркивает звук автоматной очереди. Нет человека, нет проблемы. Страшно!;
—Герой бежит из плена (кинематографически: съёмка, монтаж, музыка — всё сделано просто блестяще!); вот он, чувствуя себя в безопасности, стоит на коленях среди пшеничного поля, торопливо рвёт колоски, шелушит и жуёт, жуёт этот «хлеб», потом, счастливый, засыпает. Будит его лай собак. И следует сцена, от которой сердце начинает стучать сильнее: собаки рвут в клочья беглеца, а рядом два немца спокойно курят, смотрят на солнышко, говорят о чём-то, смеются, словно не замечая, что у их ног человек ведёт отчаянную борьбу за жизнь. Человек? Какой ещё человек? Для них русский солдат Андрей Соколов — не человек. Это так очевидно, что душит гнев;
—Потрясающая сцена, когда под немигающим взглядом начальника концлагеря Соколов на пустой желудок выпивает три стакана водки, отставляет в сторону стакан с кусочком хлеба и говорит: «Я и после третьей не закусываю», — это вообще классика. Он, голодный, беззащитный и приговорённый к смерти, побеждает этих сидящих за столом, сытых и уверенных в своей непобедимости врагов только достоинством и силой духа. И они это понимают. Как великолепно это сделано режиссёрски! Как сыграно всеми, и прежде всего самим Бондарчуком! А когда он возвращается в свой барак, едва передвигая ноги и прижимая буханку хлеба к груди, путь его сопровождает звук виолончели — странная, почти ужасная музыка, подчёркивающая невероятность ситуации. Не знаю, кто это придумал, но, на мой взгляд, придумано гениально;
—Катарсис, который вызывает сцена, когда маленький оборвыш Ванюшка кричит:«Папка родненький! Я знал! Я знал, что ты меня найдешь! Всё равно найдешь! Я так долго ждал, когда ты меня найдешь!», — мне вообще не с чем сравнить. Сколько раз я смотрел этот фильм: и сам, и, показывая своим детям и ученикам (есть у меня такие, с которыми мы занимаемся чуть шире, чем просто музыкой), — каждый раз в этом месте не могу сдержать слёз, иногда просто ухожу.
По сути, весь фильм состоит из таких эпизодов, срежиссированных, сыгранных, снятых и озвученных идеально. Даже не верится, что это был — внимание! — первый опыт Бондарчука в режиссуре. Его первый блин! Съёмки заняли всего 74 дня, и ни одного кадра не ушло в корзину. Как это возможно?! Так вот, я считаю художественный фильм Сергея Бондарчука«Судьба человека» (1959 г.) образцовой экранизацией. Это именно Михаил Шолохов, только великолепным кинематографическим языком. Попробуйте представить себе другого Андрея Соколова или Ванюшку? Вряд ли это получится! Да и нужды нет. Кстати, автор экранизацией остался очень доволен. Это, ведь, немаловажно, не правда ли?
Художественный фильм «Судьба человека», 1959 год.
https://www.youtube.com/watch?v=UsIhB9Q2w1o&list=PLO7FUJHSsKrCw8QsioSHeldIUDn_f4DpJ&index=2
2. Авторская экранизация
О второй экранизации Бондарчука, сделанной совершенно иначе, написаны, наверное, тома, мне можно особенно не стараться. Это великий фильм «Война и мир» (1965 г.) по великому же роману Льва Толстого — один из самых масштабных проектов в истории кинематографа. Всё другое: подход, масштаб, формат, ответственность. И затраты другие, в том числе временные. Изо дня в день пять лет (!) Бондарчук тянул эту ношу, прорабатывая всё и за всё отвечая (вспомните 74 дня первого фильма). Однажды на съёмках у него остановилось сердце. Когда его откачали, первыми словами были: «Доснимать будет Герасимов…». Актриса Ирина Скобцева (его жена) писала, что за всю жизнь видела Сергея плачущим один раз, когда из лаборатории сообщили, что плёнка, на которой была снята большая панорамная сцена отступления, оказалась бракованной. Смотреть на этого большого сильного человека, рыдающего, было невозможно. Картина потребовала титанических усилий, но и результат вышел соответствующий. Получился кинороман, в котором Бондарчук стал полноправным соавтором Толстого. Современная стилистика, десятки операторских и режиссёрских находок, размах и натурализм батальных сцен делают этот фильм уникальным. Кроме того, он не просто иллюстрирует сюжет, в нём есть взгляд на происходящее человека нашего времени.
Про актёрскую работу я вообще не говорю. После того, как посмотришь: сцену прощания старого князя Болконского с сыном (Анатолий Кторов), истерику Наташи Ростовой, после неудавшегося побега (Людмила Савельева), монолог Андрея Болконского накануне Бородинской битвы (Вячеслав Тихонов), — как-то даже неловко называть «звёздами» Джулию Робертс, Брэда Питта и иже с ними. Как добился Бондарчук такого уровня? Сколько он репетировал с актёрами? Как он сам сумел и успел сыграть одну из главных ролей (Пьера Безухова)? Это тоже трудно понять. Сумел и всё тут. И показал: вот как надо экранизировать великие произведения. И какую цену за это платить! Это экранизация второго рода, в которой я ощущаю: и Толстого, и каким-то образом самого Бондарчука и его понимание и толкование Толстого. Недаром эпиграфом ко всей эпопее взята выдержка из дневника Толстого (весьма злободневная — вспомните или посмотрите самое начало). А глубокий, мягкий голос Бондарчука за кадром — одна из самых выразительных красок картины.
Художественный фильм «Война и мир», 1965 г.
https://www.youtube.com/watch?v=W4EcRSoOG_w&list=PLAC766DFF7B41C2F3
3. Атмосферная экранизация
Вот интересно, кто из вас знает, что Бондарчук экранизировал чеховскую «Степь»? Я до некоторых пор не знал. Не знал даже, что «Степь» экранизирована. Хорошо, нашлись умные люди, мягко ткнули носом. Я был очень удивлён. Одно то, что Бондарчук за это взялся, говорит о многом. Во-первых, о его пристрастиях. Мне казалось, что чеховский лиризм, его мягкость и сдержанность не близки натуре Бондарчука. Ошибался. Он оказался гораздо многограннее. Во-вторых, попытка экранизировать «Степь» говорит о смелости режиссёра. Сюжета нет, как такового, вся прелесть — в языке Чехова, в его изумительно подобранных и расставленных словах, в его пристальном взгляде на мир, который читается между строк. Как это снимать? Я даже побаивался смотреть, не хотелось разочаровываться. А ведь получилось! Фильм, конечно, не заменит прочтение, но он на это и не претендует, он завораживающе красив: создаёт атмосферу и настроение, которые, на мой взгляд, прекрасно соответствуют чеховской повести. Честно говоря, от режиссёра «Войны и мира» такого трудно ожидать. Это ещё один подход к режиссуре и совершенно другой результат. Художественный фильм «Степь» (1977 г.) — это и Чехов, и Бондарчук, и в то же время я, которому режиссёр оставил практически безграничное пространство для ассоциаций.
Художественный фильм «Степь», 1977 г.
https://www.youtube.com/watch?v=fI-mMVI8nbo&list=PLvm_vABNK1qblJbAIkbZxDyqh4yfulnio&index=10
Итак, «Судьба человека», «Война и мир» и «Степь» — это три произведения, являющиеся безусловной литературной классикой. Спектр сам по себе удивительный! Но главное для меня в том, что режиссёр, взявшись за экранизацию литературной классики, создал классику кинематографическую — он выдержал уровень, не опустил планку. Поэтому я считаю Сергея Бондарчука образцовым мастером экранизации. Это очень хорошее слово — Мастер. Оно позволяет отсечь лишнее.
На мой взгляд, «по мотивам», интерпретации, импровизации и фантазии снимают по большей части от скудоумия и недостатка этого самого мастерства. И то сказать, зачем тянуться до Гоголя? Надорвёшься, пожалуй, или с ума сойдёшь! Пусть будет «по мотивам» или того лучше — фантазия. Красиво звучит и ни к чему не обязывает! Тяп-ляп и готово, главное — компьютерные эффекты, которые Гоголю и не снились. И всем хорошо! Кроме Гоголя. Вот бы пришёл к такому режиссёру Вий во сне и сказал: «Подними мне веки, гад! Хочу тебе в глаза посмотреть…».
P.S: Друзья, буду признательна за помощь в формировании призового фонда Чтений. Ведь, он зависит только от нас с Вами! И, конечно, заранее благодарю всех Меценатов моих проектов! Эссеистам желаю вдохновения, а читателям и уважаемому Жюри желаю испытать замечательное чувство: предвкушение прочтения удивительных историй об экранизациях любимых произведений эссеистов. И, конечно, следите за уведомлением о начале приёма работ в мероприятие и о начале Чтений эссе. Верю, что всё будет правильно (Льюис Кэрролл прав)!
Автору самого интересного вопроса или комментария к выпуску я с удовольствием вручу 25 серебряных монет (спасибо меценатам моей рубрики!), а вот, кому именно — выбор за эссеистом Игорем Филатовым.
Хорошего чтения!
Литературная Гостиная
Литературная Гостиная
30 августа 2018
Ведущая рубрики: Иванна Дунец.
Друзья,
в первой декаде сентября начнется приём ваших эссе в Чтения «Экранизация». У вас есть ещё полторы недели для их написания. Анонс Чтений вы можете посмотреть по ссылке: https://poembook.ru/blog/34168. А сегодня я представляю вашему вниманию эссе члена жюри предстоящих Чтений «Экранизация» — Савелия Акимова (Аким). В следующем выпуске я завершу публикацию работ уважаемых членов Жюри эссе Игоря Филатова.
Савелий Акимов
«Шестьдесят седьмая параллель»
|эссе|
|
|
«Все мы, русские люди, до старости остаемся в чем-то ребятишками, вечно ждем подарков, сказочек, чего-то необыкновенного, согревающего, даже прожигающего душу, покрытую окалиной грубости, но в середке незащищенную, которая и в изношенном, истерзанном, старом теле часто ухитряется сохраняться в птенцовом пухе»
«Царь-рыба»
Виктор Астафьев
Жил-был «сельдюк узкопятый» Акимка где-то на берегу Енисея в посёлке Боганида, место для которого выбирали люди, которые жить в нём не собирались — разведали богатые рыбой места и заслали сюда людей, не обременявших себя житейскими заботами: делают, что сказано, живут, где велено, едят, что выдано… Похоже на зачин северного сказа. Но совсем не сказочна для неискушённого городского жителя таёжная реальность — условия Севера, далёкие от комфорта и кипучей суеты больших городов. Тайга это не просто огромная территория, непролазный лес, болота, ледяные горные реки, глушь на многие километры без жилья и людей (одно угодье Акима — местного охотника, рыболова, начинающего промысловика — «две Бельгии и полторы Франции»). Как не затеряться в этих диких местах, в глуши, не поддаться отчаянию и тоске одиночества? Промысловики, как правило, берут «связчиков» (напарников по охоте и рыболовству). Так спокойнее, сподручнее, да, и веселее.
Аким же в тайгу идёт не за весельем и не за крупными нечестными барышами, для него это ремесло, возможность немного заработать и почувствовать себя настоящим охотником. К тому же, это своего рода ритуал инициации, испытание, а его, как повелось исстари, непременно нужно пройти одному: выдержать, не струсить, не проиграть этот спор человека и дикой природы. Но планы планами, а жизнь порой преподносит сюрпризы, и человек, привыкший доверяться наитию, плыть «по воле волн» и ничему особенно не удивляться, воспринимать и радость и беду, как естественные явления жизни, такие выкрутасы судьбы переносит сложно. В тайге нельзя терять бдительность, расслабляться, нужно быть готовым ко всему, что бы ни случилось, но:
«… Аким бросился к топчану, поднял шкуру, разрыл тряпье, откинул скомканную палатку и в грязнющем спальном мешке обнаружил беспамятного, горячего подростка. Вместо лица у него был костяк, туго обтянутый как бы приклеенной к нему восковой кожей, оскалились зубы, заострился нос, выпятилась кость лба — печать тления тронула человека. Преодолевая отвращение, Аким сдернул с него изопрелые джинсы, вместе с ними паутиной стянулось что-то похожее на женские колготки, и скоро обнаружился фасонно шитый, вяло болтающийся на опавшей груди атласный бюстгальтер.
«Ба-а-ба-а!» — отшатнулся Аким…»
Да, не ожидал наш охотник обнаружить в своём зимовье женщину, а по виду — подростка — тяжелобольную, горячечную, умирающую…
С этого неожиданного события и начинается рассказ Виктора Астафьева «Сон о белых горах», являющийся частью повести или, если быть точным, цикла рассказов «Царь-рыба» (1976 г.). Так случилось, что познакомиться мне с этим произведением довелось ещё в школе. «Выцепив» из списка литературы на лето понравившееся название, я взял в библиотеке книжку и… проглотил прочёл её за несколько дней. В ту пору я увлечённо читал и смотрел всё, что касалось рыбалки, охоты, дикой природы, как художественную, так и публицистическую литературу, фильмы. Позже я ещё не раз возвращался к понравившимся рассказам Астафьева, смакуя описания природы, быта главных героев, вместе с ними переживая перипетии их судеб.
Художественный фильм «Таёжная повесть» (1979 г.) я посмотрел значительно позже, хотя память выдала «остаточные файлы», что когда-то давно, вероятно в детстве, я уже его видел, конечно, задолго до прочтения самой книги. Экранизация — дело тонкое, и во многом неблагодарное. Ведь, как часто мы слышим: «Фильм гораздо хуже книги! Лучше сначала посмотреть, а потом уже читать, чтобы не разочароваться…». С «Таёжной повестью» всё не так просто, как может показаться на первый взгляд. Да, Астафьев мастерски пишет природу. Именно пишет, создаёт живописное полотно — дышащее, живое. Читаешь и видишь, настолько всё реально и ярко, или же, наоборот, приглушённо, мазками, почти что акварельно, а иногда — тонкими штрихами к портрету главных героев. И визуально воплотить подобное творение мастера титанически сложно, как сложно переплыть — даже в разгар северного лета — холодную горную реку. Но этот фильм снят по мотивам произведения Астафьева «Царь-рыба», о чём прямо говорится в начальных титрах. Работа сценариста и режиссёра в данном случае, на мой взгляд, сильно осложнилась «сквозным» повествованием в книге. Ведь, цикл рассказов, который даже пытались назвать романом (однако, сам Астафьев таковым не считал из-за налёта публицистического стиля), раскрывает нам характеры и судьбы героев постепенно — от главы к главе добавляя всё новые колоритные черты. В книге Аким появляется уже в первых главах, да и с другими персонажами, в частности, Георгием Герцевым, «вольным человеком» и литературным антиподом Акима, мы знакомимся задолго до «Сна…». С каждой страницей рассказов их образы «обрастают» подробностями, словно напитываясь соками таёжных трав и ягод, созревая под скудным северным солнцем вместе с ними, расцветая редкими местными диковинными цветами. Поэтому главные герои к рассматриваемой нами главе становятся читателю практически родными. Конечно, визуализировать их портреты в рамках 93-х минутного одно серийного фильма вряд ли возможно. Тем не менее, я считаю экранизацию удачной по нескольким причинам.
Во-первых, это, конечно же, личность и талант режиссёра фильма. Владимир Фетин был сыном немецкого барона Фетингофа. После Октябрьской революции по понятным причинам семья сократила фамилию до Фетинг, для титров «Полосатого рейса» режиссёр решил ещё больше «русифицироваться», но по документам так и остался Фетингом. За 22 года творческой деятельности им было снято не так много фильмов, но зато каких! Дебютировав в 1959 (в год окончания ВГИКа) с короткометражкой «Жеребенок», снятой по мотивам одноимённого рассказа Михаила Шолохова, он следом снимает легендарную комедию с Евгением Леоновым «Полосатый рейс» (1961 г.). Затем в 1964 г. историческую драму «Донская повесть», по мотивам рассказов Михаила Шолохова «Шибалково семя» и «Родинка». За фильмом «Виринея» (1968 г.) с промежутком в три года выходят на экраны «Любовь Яровая» (1970 г.); «Открытая книга» (1973 г.), по одноимённому роману Вениамина Каверина; «Сладкая женщина» (1976 г.) и «Таёжная повесть» (1979 г.), которая была предпоследней работой режиссёра. Экранизация «Царь-рыбы» не могла быть провальной уже хотя бы потому, что на съёмочной площадке был представлен очень талантливый актёрский состав, который наряду с тандемом режиссёра и сценариста сделал фильм таким человечным и пронзительным. Последним же фильмом Фетина стал «советский детектив» «Пропавшие среди живых» (1981 г.).
И, во-вторых, актёрская игра Михаила Кононова, Евгения Киндинова и Светланы Смехновой. Они буквально «оживили» героев Астафьева, достаточно тонко передав то самое главное, что делает персонажей особенными. Девица Эля — рафинированная и городская: от вытравленных белых волос и любовью к поэтам (и поэзии) до теннисной ракетки, прихваченной с собой в тайгу, в исполнении Смехновой очень реальна, правдоподобна. Всё в ней просто кричит об избалованности и некоторой инфантильности. Сколько их таких, привыкших к комфорту, доступности благ цивилизации, наводняют улицы городов. Суровая повседневность и таёжный быт ломает и опускает с небес на землю, сталкиваясь с простыми и жестокими в своей простоте законами природы, такие бабочки-стрекозы теряют привычные ориентиры, складывают крылья и ждут милостей судьбы.
Балагур и ловелас Георгий Герцев (Гога) «запудрил мозги» городской девочке Эле, обаял, увлёк, потянул за собой — к приключениям, в дикий неизведанный ей мир Заполярья. Имел ли он на это право? Задумался ли хоть на миг, как будет сложно им обоим в жестких северных условиях? Ничуть. Бывший друг по университету сказал как-то Герцеву: «Ты какой человек? Ты ж с девкой полчаса разговариваешь, а она и не замечает, что её уже двадцать девять минут раздевают!». И, словно в подтверждение слова Герцева Эле: «Ты видела в кино белые горы? Отныне ты их будешь видеть наяву и не заметишь, как войдешь в дивную сказку…». Старо, как мир. Не получилось сказки. Однако, если уж быть до конца справедливыми к Георгию, обратим внимание на одну деталь, позволяющую характеризовать его, если не положительно, то хотя бы не совсем мрачно: он не бросил Элю одну умирать в зимовье, не оставил её больную, хотя мог бы, судя по тому, что нам известно об этом персонаже. Что заставляло его продолжать нести бремя ухода за больной? Ведь даже с родителями он не поддерживал общение, не вёл переписки, вообще обычные человеческие отношения, похоже, его тяготили. «Не умел он отступать, уступать, поворачивать» — в этом, по-моему, и есть причина упорства Герцева. Хорошо или плохо, но только благодаря упрямству своего хахаля, «связчика», Эля осталась жива до появления в зимовье охотника.
Аким — сын тайги, малограмотный, рано лишившийся матери — полная противоположность образованному Гоге, имеющему своё устоявшееся мировоззрение, пусть и основанное на чужих цитатах и мыслях. Между этими двумя людьми словно выросла высотой до неба 67-я параллель — Полярный круг. Вот её зрительная ассоциация у Акима: это граница, по одну сторону параллели — лес, ягоды, кустарники, боровая птица, лесной зверь, а по ту — сразу же голая тундра, испятнанная озерами, и ничего там нет, кроме мха и кустарников, уток да гусей, песцов и куропаток. Возможно, упрощу, но вижу я в этой самой параллели воплощение светлой и тёмной сторон самих героев, хотя жизнь не чёрно-белая, и в ней «навалом» (любимое словечко Эли) полутонов и оттенков. Речь Акима очень точно передана актёром Михаилом Кононовым, со всеми ядрёными выражениями и местным наречием, свойственными «сельдюкам»: «тихий узас», «ё-ка-лэ-мэ-нэ!», «фершал, н-на мать!», «откуль», «покуль», «ни кина, ни охоты!» и прочие. Простоватый и прямой, привыкший сызмальства заботиться о семье и близких, двадцатисемилетний Аким повидал многое, но при этом остающийся искренним, честным и немного наивным. В эпизодах фильма, где он, не обладающий серьёзными познаниями в медицине, вытягивает больную девушку с того света, лечит её своими, знакомыми ему с детства, таёжными способами: отварами, травами вперемежку с лекарствами, горчичниками и уколами, можно заметить, как сложно даётся Акиму это исцеление. Человек он по натуре робкий и стеснительный, не избалованный женским вниманием, поэтому скольких усилий стоит ему хотя бы помыть девушку, заросшую грязью. Он уговаривает себя, что сделать это необходимо, и в роли няньки, «фершала», выглядит хоть и чуть-чуть смешным, но очень основательным и надежным. Человек, который валил сохатого, ходил на медведя, без лишних эмоций обдирающий шкурки с песцов и белок, до дрожи в руках боится сделать укол больной, понимая, как она хрупка, как невесома её душа в тщедушном, измотанном болезнью теле. Он боится причинить боль, ещё немного боли, дополнительно к той, что разрывает Элины лёгкие. И только острая необходимость и понимание, что от болезненной процедуры зависит жизнь человека, заставляют его, переступив через себя, вколоть иглу в почти бездыханное тело.
«… — Давно хочу спросить: Эля — это как будет?
— Эльвира.
— Е-ка-лэ-мэ-нэ! Че эти интеллигенты токо не придумают! — возмущенно стукнул кулаком по колену охотник, с большим сочувствием глядя на Элю: — Но серамно ты хоросый селовек, и я тебя нигде не брошу. Если пристигнет погибель, дак вместе! Правда?..»
Конечно, правда. Он не бросит Элю хотя бы потому, что уважает и чтит таёжные законы — не оставлять в беде, спасать, искать в надежде, что человек не пропал, ждет выручку, нуждается в помощи. В чём тут секрет? Неужели таёжники такой особый народ — отзывчивый и чувствительный, добрый? Да нет же, просто слишком мала погрешность, которая может привести к трагическим последствиям, но слишком велика вероятность случайной и нелепой смерти — тайга не прощает ошибок. А значит, цена человеческой жизни очень высока, чтобы бороться за неё. В то же время, он уже начинает испытывать к ней нечто большее, чем того требуют обычное внимание и заботливость:
«… И приснились ему белые горы. Будто шел он к ним, шел и никак не мог дойти. Аким вздохнул сладко от неясной тоски, от непонятного умиления, и ему подумалось, что всё его давнее томление, мечты о чем-то волнующем, необъяснимом, об иной ли жизни, о любви если не разрешатся там, среди белых гор, то как-то объяснятся; он станет спокойней, не будет криушать по земле, обретет душевную, а может быть, и житейскую пристань…»
Вот оно, такое важное и жизненно необходимое для главного героя книги и фильма состояние души — любовь-спокойствие, любовь-пристань. По ходу повествования нам ещё и открывается история отношений Акима и Гоги Герцева. Кто такой Гога, становится понятно сразу, далее только точечные штрихи метко дополняют характер этого человека. Астафьев всего несколькими словами задаёт базу для понимания сущности Герцева: «Злой на язык, твердый на руку, хваткий в работе, … не по возрасту спесив и самостоятелен», «держался он гоголем не только с работягами, но и перед начальством, … воспоминаниями о первой любви и грешных тайнах ни с кем не делился, в общем котле был справедлив, добычу, если она случалась, не утаивал. В геологическом отряде Герцева уважали, сказать точнее, терпели, но не любили. Впрочем, в любви и разных там расслабляющих человека чувствах он и не нуждался». «Не говорил, а прямо-таки вещал», «мысли он изрекал не новые и не свои, но с такой убежденностью, таким неотразимым напором, что устоять невозможно».
В ответ на вопрос своей случайной пассии-библиотекарши Людочки: «А одинокой старости вы не боитесь?» Гога уверенно заявляет: «У меня не будет старости» — окаменелое, надменное лицо Герцева, в котором просвечивала ощутимая приподнятость над всякой шевелящейся тварью, линяло, становилось постным — его возвышенные мысли падали в пустоту». Надо сказать, что в фильме подноготная Георгия блестяще раскрывается актёром Евгением Киндиновым. Именно так я себе представлял Герцева, когда читал книгу. Особенно хорошо заметна его неприязнь к простым работягам, местным жителям, в мерзкой до неприличия сцене с медалью «За отвагу» Киряги-деревяги — снайпера, прошедшего войну и потерявшего ногу: пропил Киряга медаль, за «путыльку» отдал Гоге, что обобрал инвалида войны, выменял последнюю медаль на бутылку дешёвого портвейна. А ведь только медаль, да нога-деревяшка у Киряги и остались – то, что выделяло его среди «бросовой бродяжки»:
«— Где Кирягина медаль? Отдай! — ворвавшись в мастерскую, запальчиво налетел на Герцева Аким.
Гога открыл стол, взял двумя пальцами за тройничок изящную, кислотой обработанную блесну и, как фокусник, покрутил ее перед лицом Акима.
— Лучше фабричной! Не находишь?
— Ну, ты и падаль! — покачал головой Аким. — Кирьку старухи зовут божьим человеком. Да он божий и есть!.. Бог тебя и накажет…
— Плевать мне на старух, на калеку этого грязного! Я сам себе бог!..»
Ни больше, ни меньше. Иногда мне кажется, что «последыши» этого самонаречённого «бога» до сих пор топчут землю и коптят небо, ставя своё раздутое эго превыше всего, упиваясь надменностью и собственным (зачастую, мнимым) величием. Чего же стоит это величие? Герцев в пылу ссоры с Акимом заявил, что мордобой — дело недоносков, он не опустится до драки, а вот стреляться, «по благородному древнему обычаю», — пожалуйста. В меткости Герцева сомнений нет — тот, натренировавшись на стендах и в тирах, бил птицу без промаха, а в тайге патрон дороже золота, с малолетства Акима приучили экономить припас, стрелять наверняка и с близкого расстояния. «Вольный человек» рассчитал всё правильно — встреться они в тайге один на один — несдобровать бы Акиму. И жизнь расставила всё по своим местам. Следуя таёжным законам, Аким нашел Герцева недалеко от зимовья:
«… «Сам себе бог», иссосанный гальянами, изгрызенный соболюшками, валялся, поверженный смертью, которая не то, что жизнь, не дает себя обмануть, сделать из себя развлечение. Смерть у всех одна, ко всем одинакова, и освободиться от неё никому не дано. И пока она, смерть, подстерегает тебя в неизвестном месте, с неизбежной мукой, и существует в тебе страх от нее, никакой ты не герой и не бог, просто артист из погорелого театра, потешающий себя и полоротых слушательниц вроде библиотекарши Людочки и этой вот крошки, что в избушке доходит…»
Это не случайность, даже не закономерность — это божья высшая мера наказания для конкретного человека: смерть в безвестности и забвении. Сгинул Гога Герцев, как и не было его, и никто о нём горевать не будет, потому что попросту некому. Примечательно, что у охотника, который был с Герцевым в остро неприязненных, конфликтных отношениях, нет ни злорадства, ни радости от смерти врага – только удивление, осознание того, что произошло и как, хоть, и сожаления нет. Он понимает, что это естественный ход событий.
«… Похоронив Герцева, Аким, потупившись, сказал: «Ну вот, понимас, како дело…». Теми как раз днями Аким широко обмывал с друзьями в игарском ресторане будущее фартовое зверовство, а здесь вот люди загибались — кругом противоречия, и ликвидируй их попробуй. Всегда было и есть: одному хорошо, другому плохо и «живой собаке лучше, чем мертвому льву…»
Возвращаясь к экранизации, отмечу ещё несколько особенностей. Снимали кино в условиях нехватки средств и цейтнота при минимальных декорациях, основу которых составляли природные красоты Севера и имеющиеся в наличии постройки. Меня всегда удивляла эта черта советского кинематографа: при минимальных затратах и антураже добиваться максимального эффекта. Три главные роли, несколько эпизодических, не считая собак, которых тоже можно отнести к актёрам, поскольку заставить животное делать что-то по сценарию очень сложно, и две ветки — воплощённое одиночество и брошенность — в середине фильма и в финальной сцене.
В 1978 году «Царь-рыба» Виктора Астафьева (1924—2001) , предварительно подвергшись значительным вмешательствам цензуры, получила высшую награду: была удостоена Государственной премии СССР в области литературы, а в 1979 году состоялась премьера фильма «Таёжная повесть». Кстати, в нём звучит замечательная музыка известного советского композитора Соловьёва-Седого, для которого эта работа оказалась последней — он умер, не дожив до премьеры около месяца. Конечно, картина тоже не осталась без внимания цензуры: некоторые моменты были вырезаны в соответствии с веяниями того времени. Определённая усечённость сюжета чувствуется и в других моментах. Так, в фильм не вошли эпизоды «московской жизни» Эли, сцены с её матерью, на роль которой изначально планировалась Татьяна Пилецкая. Образ Георгия Герцева мог бы получиться более объёмным и красочным с добавлением к нему истории с библиотекаршей Людочкой и отношений с родителями и некоторых других эпизодов, которые более полно раскрывают натуру Герцева в произведении.
В целом, экранизация очень точно воспроизводит атмосферу книги, диалоги и образы героев максимально приближены к источнику. Но, вот что подправили сценарист и режиссёр, так это финал. В конце рассказа Аким суёт в руку Эле последнюю мятую пятирублевку на такси, чтобы она не простудилась в автобусе, и уходит. В фильме же в купюру завернуто золотое кольцо, снятое им с погибшего Гоги: намёк на возможное развитие отношений этих двух таких разных людей. Мне вариант, предложенный Виктором Астафьевым, кажется более жизненным и правдоподобным. Да, Эля сильно изменилась после встречи с Акимом, повзрослела, стала проще и мудрее, как будто вместе с мокротой из её лёгких ушло всё ложное, искусственное и из её души — очистилась она сама. Но они, по-прежнему, два разных мира — две стороны той самой 67 параллели, разные и неимоверно далёкие.
«… Все течет, все изменяется — свидетельствует седая мудрость. Так было. Так есть. Так будет. Всему свой час и время всякому делу под небесами:
Время родиться и время умирать;
Время насаждать и время вырывать насаженное;
Время убивать и время исцелять;
Время разрушать и время строить;
Время плакать и время смеяться;
Время стенать и время плясать;
Время разбрасывать камни и время собирать камни;
Время обнимать и время избегать объятий;
Время искать и время терять;
Время хранить и время тратить;
Время рвать и время сшивать;
Время молчать и время говорить;
Время любить и время ненавидеть;
Время войне и время миру.
Так что же я ищу? Отчего мучаюсь? Почему? Зачем? Нет мне ответа…»
Финал цикла рассказов Астафьева «Царь-рыба», как и их экранизации, остаётся открытым. Каждый волен выбирать то, что ему важнее: искать золотую середину или золотую жилу, гармонию или остроту ощущений, любовь или одиночество. Все мы «вольные люди», была бы душа чиста.
P.S: Автору самого интересного вопроса или комментария к этому выпуску я с удовольствием вручу 25 серебряных монет (спасибо меценатам Литературной Гостиной!), а вот, кому именно — выбор за эссеистом Савелием Акимовым.
Хорошего чтения!
Литературная Гостиная
Литературная Гостиная
23 августа 2018
Ведущая рубрики: Иванна Дунец
Друзья,
сегодня я представляю вашему вниманию эссе члена жюри предстоящих Чтений «Экранизация» — Тимура Дамира. В следующем выпуске 30 августа вы сможете прочесть эссе члена жюри Чтений «Экранизация» — Акима, а 6 сентября я завершу публикацию работ уважаемых членов Жюри эссе Игоря Филатова.
Timur Damir
«Почтальон»
|эссе|
Люди перестали читать книги. Эта фраза звучит часто и, по-моему, в ней есть некоторая достоверность. Ведь, разнообразие способов передачи и получения информации сейчас настолько велико, что каждый волен выбирать для себя именно тот, что нравится. И, быть может, жанр кино, преподносящий повествование истории одновременно: и зрительно-объёмно, и на слух — это один из лучших способов её получения на сегодняшний день.
Когда я посмотрел художественный фильм режиссёра Кевина Костнера «Почтальон», то даже и не предполагал, что это экранизация одноименного романа Дэвида Брина. Позже Стефан Радзивон (табакера) рассказал мне об этой книге, по которой и был снят художественный фильм. Думаю, что его смотрели практически все. Если нет, то представлю основные сюжетные линии.
После апокалипсиса ядерной войны на территории бывших Соединённых Штатов Америки установилось некое подобие феодального общества. В округе хозяйничает армия самозваного генерала Вифлеема, которая регулярно собирает дань: провизию, полезные (или ценные) вещи и рекрутов. Армия держится на строгой дисциплине и страхе, единственное наказание за любой проступок — смерть. Однажды в эту армию попадает бродяга, который разыгрывает для поселенцев небольшие спектакли из пьес Шекспира. В благодарность за представления он получает еду и временное пристанище. Генерал замечает неординарного человека и начинает относиться к нему с некоей опаской и недоброжелательностью. Но кочевому актёру удаётся от него сбежать. По пути он находит старый разбитый почтовый фургон, снимает униформу со скелета почтальона и прихватывает сумку с почтой. А дальше… Он становится Почтальоном.
Для разрушенного мира фигура Почтальона более чем символична. Это надежда, что свет станет прежним и всё пойдёт заведённым порядком, это стремление к покою, уверенности в завтрашнем дне, это призрачное счастье — вернётся то, что было отнято войной, и то, о чём всегда мечтают люди.
Роман Дэвида Брина «Почтальон», изданный в 1985 году, начинается многослойным и многосмысловым посвящением: «Посвящается Бенджамину Франклину, хитроумному гению, и Лисистрате, которая пыталась…». Наверное, это можно было бы толковать так: крепкое независимое государство, конституция, духовное лидерство и миротворчество, иногда путями необычными, на первый взгляд смешными и нелепыми, но всё-таки приведшее к окончанию войны. А ещё — некая театральность, потому что без актёрства многое сложно, а иногда просто невозможно. И это не вестерн в привычном понимании. Это, как уже ранее мной отмечалось, роман-постапокалипсис, а, следовательно, выживание человеческой цивилизации после войны и ядерной зимы в условиях беззакония на развалинах цивилизованного мира. В самом начале повествования главный герой романа Гордон Кранц пытается скрыться от напавших на него бандитов:
«… Отчаянно ловя ртом воздух в высохшей рощице, куда он заполз в поисках укрытия, Гордон неожиданно ясно — яснее, чем зрелище пыльных камней у себя под носом, — вспомнил нечто, являвшее собой разительный контраст с его теперешним состоянием: зал университетской библиотеки в незапамятные времена, тихий дождь за окном, навсегда утраченный безмятежный мир, наполненный книгами, музыкой, беззаботным философствованием на сытый желудок. И слова на странице. Пробираясь ползком сквозь плотные заросли папоротника, он почти что видел эти буквы, выведенные чёрным по белому. Пусть имя автора никак не шло ему на память, сами слова горели перед глазами, как огненные знаки: «Ничто, помимо самой Смерти, не может именоваться «полным» поражением… Не может быть катастрофы, сокрушительность коей воспрепятствовала бы решительному человеку что-то да выудить из пепла — пусть рискуя всем, что у него или у неё ещё осталось… Нет на свете ничего опаснее отчаявшегося человека…»
Интеллектуал с университетским образованием вынужден вести жизнь бродяги: скитания, опасности одинокого существования и в полном смысле слова — борьба за выживание. Он не гнушается находками и сомнительными приобретениями, выступает с фрагментами из пьес Шекспира перед жителями небольших поселений: «полжизни он провел, как бродячий менестрель из глубин средневековья, лицедействуя ради куска еды, который позволил бы протянуть еще хоть день». Но как-то раз Гордон набрёл на останки послевоенного почтальона, героя времён заката цивилизации: «ему вспомнились старомодные оды в честь почтальонов: «Ни снега, ни ураганы почтальону не преграды», и он не мог не восхититься людьми, так упорно не дававшими погаснуть ещё теплившемуся огоньку нормальной, упорядоченной жизни».
Для начала он всего лишь взял одежду и обувь — форму почтальона — в которой остро нуждался после того, как его ограбили, но дальнейшие события начали развиваться по непредсказуемому сценарию:
«… Новый план выживания появился у Гордона по воле случая, по чистому совпадению. Но со временем жители одного городка за другим пали жертвой самовнушения, особенно когда он стал доставлять письма из мест, где ему удавалось побывать. После стольких страшных лет люди, как, оказалось, по-прежнему тосковали по утраченному веку, полному блеска, когда великая нация жила в чистоте и соблюдала порядок. Из-за этой тоски их горький скепсис дал глубокую трещину, подобно тому, как в весеннюю оттепель на реке ломается ледяная корка. Гордон отмахнулся от охватившего его, было, чувства стыда. На любом из оставшихся в живых за эти семнадцать лет лежит часть вины за всеобщий позор, и его выдумка, полагал он, принесла некоторую пользу жителям городов, в которых он появлялся. Получая от них необходимое, Гордон давал им взамен надежду. Выходит, он делает только то, что продиктовано чувством долга…»
Человек всего-то приспосабливался к суровым условиям, а ему пришлось стать национальным героем и спасителем мира. Он, как и подавляющее большинство других людей, не стремился к такой славе. Жизнь так полна трудностей и опасностей, стоит ли брать на себя ещё и это бремя? Гордон и не собирался. Он несколько раз отказывался от миссии Почтальона, он признался в обмане, но что он мог поделать с верой и стремлением людей к лучшей жизни, к справедливости, мирному существованию, к обычному счастью? Для меня он и заложник выдуманной им самим истории и всё-таки личность, достаточно сильная для того, чтобы стать лидером и повести людей за собой. Гордон осознавал всю авантюрность этого движения, но оказалось, что всё движется и без него. Поэтому просто быть в стороне вряд ли получится. И, если уж человек в ответе за того, кого он приручил, то за тех, кого он повёл за собой — во много раз больше. Выбор есть всегда, выбирать же — не всегда есть желание. Но внутренний страж — Совесть — не даёт поступить так, как будет лучше только тебе, заставляя думать и о тех, кто рядом, кто пошёл за тобой.
Но вернёмся к художественному фильму. Несмотря на, казалось бы, замечательную идею романа, знаменитого и популярного Кевина Костнера, который взялся воплотить историю почтальона на экране, ожидало «полное фиаско». Фильм ругали и склоняли на все лады критики, называли фальшиво сентиментальным, претенциозным, тупым ect. «Почтальон» собрал все «Золотые малины» в 1998 году: Худший фильм года, Худшая мужская роль, Худший режиссёр, Худший сценарий и, наконец, Худшая песня. А в довершении истории — в 2000 году художественный фильм «Почтальон» был представлен на «Золотой малине» в номинации Худший фильм десятилетия.
В чем причина? Думаю, автор романа ответил на это, когда сказал, что: «Вместо типичного постапокалиптического кино, в котором реализованы фантазии маленького человека о мире без правил, в «Почтальоне» основная идея в том, что если мы потеряем нашу цивилизацию, то неизбежно поймём, сколь многого лишились; поймём, что чудо — это просто получать почту каждый день». Действительно ли сытым и благополучным людям интереснее истории про «плохих парней» и одиночек-покорителей? Возможно. А в этом фильме идея одиночки не культивируется, здесь победа достаётся в борьбе против зла «всем миром». И главный герой не получает во владение империю, а всего лишь любовь, уважение и благодарную память потомков. Как говорится — «неправильно ты этот бутерброд ешь». И всё-таки фильм совсем не плох. Это правильный фильм, и стоило бы его хвалить и пропагандировать, а не подвергать осмеянию. Ведь кроме сентиментальности, он о превосходстве общечеловеческих ценностей. А для властьпредержащих в нём есть идея стремления к государственности и лояльности граждан. Ну и, конечно, актерская работа Костнера на должном уровне. Его герой очень настоящий живой человек, со всеми слабостями и достоинствами, сомнениями, — поэтому ему веришь.
Самый сильный для меня момент в фильме — когда Почтальон, пролетевший галопом мимо мальчика с письмом, вдруг останавливается и возвращается, чтобы взять это письмо и доставить по адресу:
https://www.youtube.com/watch?v=NxzMzwskcBA
Этим сказано всё. Это квинтэссенция и центральная сцена истории. Почтальон не просто дарит надежду, он даёт понимание, что очень скоро придут лучшие времена. В этом смысл фильма, приправленного идеей единения нации и непоколебимости американского государства. Наверно потому, что людям надо не очень много — уверенность в сегодняшнем и завтрашнем дне, мир и чувство защищённости. Да, это не авангардное и не альтернативное кино, это фильм из категории «для всех». Образы и символы простые, точные и ясные, понятные каждому из нас. И, по-моему, простые истории нужны нам не меньше, чем высокоинтеллектуальное искусство.
P.S: Друзья, в первой декаде сентября начнется приём ваших работ в Чтения «Экранизация». У вас есть ещё две недели для написания эссе. Анонс Чтений вы можете посмотреть по ссылке: https://poembook.ru/blog/34168
И, конечно, автору самого интересного вопроса или комментария к этому выпуску — 25 серебряных монет (спасибо меценатам Литературной Гостиной!), а вот, кому именно их вручить — выбор за эссеистом Тимуром Дамиром.
Хорошего чтения!
