Альбом
Литературная Гостиная
Литературная Гостиная
28 июня 2018
Ведущая рубрики: Иванна Дунец
Маша ПростоКваша
«Сила корней»
|эссе|
Сегодня я хочу поделиться с вами размышлениями о небольшом и, в определённом смысле, незначительном в литературном мире произведении, у которого не сохранилось даже имени автора. Но, тем не менее, оно полноценно отражает мой взгляд на то, что собой представляет сама суть Милосердия, на центральный её корень, позволяющий данному понятию не просто существовать, но цвести и давать хоть какие-то плоды. И поверьте мне, эти плоды точно поразят вас своей вкусовой палитрой – от неимоверно горькой кожуры до смертельно сладкой сердцевины.
Произведение, о котором пойдет речь, в результате многовековой шлифовки человеческим сознанием приобрело ультравысокое качество повествования. Каждый его образ строго выверен. Баланс между персонажами доведен практически до абсолюта – при этом сюжет, не теряя ясности и стройной последовательности, понятен даже ребенку и, одновременно, пронизан, словно подземными нитями-корнями, сетью скрытых логических и философских взаимосвязей, разобраться в которых будет невозможно без того, чтобы не копнуть достаточно глубоко, приподняв пласт поверхностной простоты.
! Прежде чем начать, мне придется сделать одно предупреждение: отходя от общепринятых традиций, я намеренно не называю произведение – этого требует мой замысел. В оправданности такого решения, думаю, вы сами убедитесь, дочитав текст до конца.
В начале истории перед нами предстают два персонажа. Автор их обозначает незатейливыми именами – собственно, это даже не имена, а скорее обозначения – которые проплывают мимо сознания, особенно не задевая его, но мы не будем уподобляться людям невнимательным и недалеким. Эти две фигуры, как позже узнаем, являются Творцами, имена которых несут немаловажный информативный заряд, и только из них можно узнать (так как больше никаких сведений не предоставлено), что создатели достаточно стары, то есть с определенной вероятностью можно предположить, что они – носители мудрости и древних традиций. Тут ещё хочется добавить, что для данного произведения вообще характерно погружать читателя в информационный вакуум, относительно персонажей, и подозреваю, что сделано это намеренно.
В результате каждый герой этой истории превращается в некую символическую дверь в центре пустоты, за которой находится подпространство невысказанного или недосказанного, и исследование этого пространства целиком и полностью зависит от стремления человека в него погрузиться.
Итак, два Творца решают создать нечто Доброе и Прекрасное. И создают, как впоследствии оказывается, новую жизнь для радости и отдохновения, причем неизвестный автор добавляет существенную деталь: ресурсная база Творцов почти полностью истощена, растрачена на какие-то неведомые нужды, и такая деталь провоцирует меня на мысль, что и до этого момента ими предпринимались попытки подобного эксперимента. Невольно возникает ассоциация с нашей цивилизацией, которая тоже, как убеждает мировое учёное сообщество, в недалеком будущем растратит все необходимые для жизни запасы планеты, создавая нечто «радостное и прекрасное».
Что же происходит дальше? Созданное Нечто, осознав себя целостной живой личностью, решает, что создатели ему больше не нужны, но в отличие от популярной ныне апокалиптической мысли (внушаемой нам современной фантастической кинопродукцией Голливуда), существо не принимает решение, подобно терминатору, уничтожить своих Творцов. Оно оказывается в определенном смысле более добрым, более человечным – и уходит от создателей, впадая в прелесть самобытия, спешит от них как можно дальше – как Человек, почувствовавший свою независимость от природы, устремляется вглубь каменных муравейников-городов, или разуверившийся в Боге бежит прочь от всяческого напоминания о прошлом образе жизни. Однако на этом пути оторванности от собственных корней его ожидают только опасности. Здесь стоит упомянуть, что существо, получив дар жизни, приобрело и возможность самосознания, и начало его бессовестно эксплуатировать для горделивого самовосхваления и обмана. Недаром диалоги существа выстроены в особой форме, так, что сразу видно – ему не чужда возможность творческой самореализации. И потому оно, словно слепое в своей гордыне, не замечает, как с каждым разом угроза становится больше и сильнее: ведь, с каждой новой победой бахвальство тоже становится больше, а самоуверенность – непоколебимее.
Но наступает момент (что совершенно естественно), когда наш герой встречает Создание более хитрое, более мудрое, безжалостное и коварное, и его взаимодействие с ним становится заключительной частью всего произведения.
Главный герой гибнет, но это не есть просто элемент драмы, совсем нет, не в этом суть! Автор, убивая главного героя, совершает тем самым акт милосердия к читателю, он, таким образом, шлёт нам предупреждение об опасности всяческого Пути, оторванного от сил, сотворивших нас — будь то Бог или Мать-природа. Однако за этим предупреждением я вижу и нечто большее. Автор показывает, как Добро, основанное на жизни, позволяет осуществиться Милосердию, основанному на смерти. И это для меня является той самой смертельно сладкой сердцевиной плода, которую я, предварительно очистив от горькой кожуры правды, вкусила.
Всё доброе, оторванное от своего создателя, можно исправить только Милосердием, соприкасающимся со смертью. И вообще, по моим наблюдениям, Милосердие не способно проявить себя без этой основы. Чтобы быть милосердным, вам придется что-нибудь в себе убить: будь то страх, обида, страсть, ненависть, злость, презрение и тому подобное. Невозможно проявить Милосердие, не совершив этот, казалось бы, жестокий акт. Таково моё горячее убеждение.
! Пришло время открыть завесу тайны: Произведение, о котором шла речь, и которое привело меня к мысли, обозначенной выше — это русская народная сказка «Колобок». Теперь вы понимаете, почему я не могла назвать его в самом начале – это вызвало бы недоверие к серьезности обсуждаемого предмета.
P.S: Друзья, сегодня день рождения великого философа и писателя Жан-Жака Руссо! Знаете, он один из первых: о равенстве людей и этой самой демократии. К сожалению, он понимал, что в чистом виде её никогда не было и не будет (да! прошло триста лет…).
Итак, сегодня мною завершена публикация эссе в номинации «Выбор Литературной Гостиной» из Чтений «О доброте и милосердии». Тем, кто ещё не ознакомился со всеми эссе, я с удовольствием ниже оставлю ссылку:
https://poembook.ru/contest/1002-o-dobrote-i-miloserdii-%7Cliteraturnyj-zhanr---esse%7C
А тем, кто уже размышляет о следующих Чтениях, скажу следующее: увидимся в конце августа! Тему озвучу отдельным анонсом в начале августа (пока она и для меня — загадка), поэтому времени на написание эссе будет достаточно.
А сейчас наступило время Марии полемизировать с вами и выбирать автора самого интересного комментария или вопроса. По-прежнему, спасибо меценатам Литературной Гостиной за 25 серебряных монет победителю!
И, по-прежнему, хорошего чтения вам!
Домашка. Итоги.
Друзья!
Подводим итоги прошедшей Домашки «Машина времени» - они представлены на картинке.
КП = (лайки + отзывы) / читатели (без учёта незарегистрированных гостей).
Благодарим авторов и активных читателей!
На этой неделе - Конкурс Выходного дня, следующая домашка - в среду, 4 июля.
Литературная Гостиная
Литературная Гостиная
21 июня 2018
Ведущая рубрики: Иванна Дунец
Андрей мистер-твистер бывший-министер
«Блуждание в степи»
|эссе|
В этом эссе, дорогой читатель, я буду вещать тебе – иногда с беспредельной фанатичностью, а порою и со смиреной скромностью – о том, что добро, «сотворенное шёпотом», подобно молитве, ценность которой для кого-то сомнительна, а для кого-то бесспорна; что могильный крест веселее цветущего дерева; что такие разные люди как купец и священник способны говорить между собой на языке добродетели; что трубочка из болиголова, воткнутая в землю, может являть из себя акт человеческого милосердия, и много ещё о чём.
Итак, почему все же блуждание в степи? Потому лишь, что речь пойдет о повести Антона Павловича Чехова «Степь», или по иной причине? Надеюсь, из последующего повествования вы сможете ответить на этот принципиально не важный вопрос. А я, пожалуй, начну сначала.
Много ли можно встретить в степи добра и милосердия? Может ли быть вообще природа милосердна к человеку? Вопрос дискутивный. А вот человек к природе – обязательно может и должен. Логично продолжить: а можно ли увидеть в степи Чехова милосердие или добро? Облеченное в яркие, красочные, кричащие одежды, которые сразу бросались бы в глаза? Безусловно, нет. Оно там присутствует тихо – как тонкоголосый шелест изможденной жарким зноем травы. И этот шелест иссушенной солнцем жизни, словно бессловесная песня покаяния, в которой слышится осознание своей недостойности, понимание того, что она, трава, не такая, какая должна быть и будто извиняется за то, что без дождя она желтая, колючая и не сочная.
Милосердие в степи настолько незаметно своей естественностью и застенчивой скромностью, что на первый взгляд неотделимо от природы и кажется закономерной частью её процессов. Мы видим, как некий добродетельный человек, имени которого мы никогда не узнаем, вставив трубочку из болиголова в землю, высвободил чистые воды источника и тонкая прохладная струйка, выбираясь на свет божий, дарует усталому томимому жаждой путнику спасительную влагу. Эта трубочка могла быть и вовсе не замечена невнимательным читателем, она сокрыта длинным и, как может показаться иным, утомительным описанием окружающей природы,но в этом-то и волшебство чеховской «Степи» — невидимое, скрытое, иномирное.
Добро здесь творится шёпотом, сливаясь с естественными звуками жизни, его невозможно отличить от дыхания ветра или скрипа двери, впускающей странников в свои пределы; его невозможно увидеть, не вчитываясь и не уходя целиком – с головою и сердцем – в текст, не сверяя слово со Словом, не внимая с предельной чистотой соединению образов и мыслей. Чехов акварельным наброском, кажется, даже не придавая особенно значения гениальной проникновенности созданной картины, представляет добродетель как незаметную линию горизонта, соединяющую небо и землю. В некоторых местах повести эта линия даже не намек, а тень от намека, находящаяся в тени чужеродных ей образов – и поэтому так бросающаяся в глаза тому, кто с трепетом пьёт каждое слово произведения.
Сюртук с фалдами, напоминающими крылья, у человека, творящего милосердие — не есть ли это духовное прозрение автора, скромно и незаметно подбрасывающего нам мысль о том высоком ангельском звании, которого, вероятно, должен удостаиваться искренне творящий добро? Иной раз Чехов отстраняется от самого себя вовсе, и простыми наивными чистыми размышлениями ребенка описывает то светлое и теплое ощущение, рождающееся в сердце маленького человека, которого люди по естественной и не показной душевной доброте посадили на телегу. Для него небо становится ближе, а земля совсем уходит из-под ног. Но тут же, после этого радостного миросозерцания, Чехов вздыхает о человеческом одиночестве и смерти – то драматично-торжественно размышляя о возвышающемся среди степи тополя (в параллель ему – образ графини Драницкой), то иронично и мудро описывая кладбищенский крест на фоне прочего ускользающего мира. Кладбище автор величает уютным, прячущиеся в зелени вишневых деревьев кресты называет весёлыми, и после, словно обмолвившись, коротким взмахом кисти добавляет маленькую деталь: когда приходит пора и вишня созревает, белые кресты бывают усыпаны багряными как кровь точками. Гениальный до откровения образ!
Впрочем, есть образы и менее приятные, как, скажем, старая потускневшая картина «Равнодушие человеков», но и здесь Чехов остается собой, привнося свой штучный юмор: картина до того засижена мухами, что на ней ни человеков, ни равнодушия, которое эти человеки проявляют, не видно вовсе. Можно вообразить, что автор в данном пассаже лишает равнодушного человека (в отличие от милосердного) его человеческого облика, условно говоря – образа и подобия, затирает его, не дает возможности, а может и права, именоваться Человеком. При этом Чехов рассказывает о картине с равнодушием, с отсутствием интереса, кидая ещё одну монетку в копилку своей чудесной иронии. И тут же он преподносит нам воплощение картины, её практическую реализацию в человеческом существе, вызывающем неприятные чувства не только от общения, но и от внешнего облика. Мы получаем одновременно картину и картинку – возможность созерцания теории на практики.
Но вот нас снова окружает степь, и Чехов рассказывает о ней так, как рассказывают о человеческой душе. Как наша душа от дневных трудов, отдыхает от лучей палящего солнца степь, и лишь ночью мы слышим необыкновенно отчетливо и громко многочисленные звуки – взмахи крыльев, крики птиц, улюлюканье и таинственные шорохи; видим неведомые силуэты, то ли несущие грозное предзнаменование, то ли являющиеся игрой воображения. Кажется, что степь приоткрывает нам свои сокровенные мысли и чувства. Что же в них, кроме желания жить полноценной жизнью? Желание, чтобы взлетающая птица, словно замысел высокого полета, устремившись в небо, обрела там свободу и, напитавшись первозданной чистотой и любовью мира, беззаботно вернулась в собственное гнездо, неся и радость, и нежность, и небесную опытность малым птенцам. Всякое живое существо степь заботливо, благодетельно и милосердно накрывает одеялом ночи, самозабвенно убаюкивая природными мотивами своей колыбельной. Но эта колыбельная, пишет Чехов, пробуждающая торжество красоты жизни, переизбыток счастья и, в своей кульминации переходя грань одухотворенного экстаза, превращается в безмолвный крик «Певца! Певца!». Степь сокрушается, что её сокровищница, её откровение никем не созерцаемое, гибнет даром для мира – никем не воспетое и никому не нужное.
Это было бы так, если бы не два человека, путешествующих по страницам повести, два индивидуума, две противоположные по своему мироощущению и характеру личности. Эти люди, хоть и объясняются на одном языке, заняты одним делом и давно знакомы, всё же не понимают смысла речей друг друга — их разделяет бездна жизненного опыта и разновекторность приложения усилий. Иными словами, автор дает нам возможность лицезреть на арене жизни таких гладиаторов духа как Купец и Священник, сердечные устремления которых — торг и молитва – настолько далеки друг от друга, что, не сильно погрешив против истины, их можно назвать практически противоположностями. Один, когда нужно молиться — торгуется, а другой, когда приходит время торговать — молится. Однако их разногласия и недопонимания исчезают, когда они сталкиваются с объединяющей силой милосердия. И что самое чудесное, их доброта сокрыта, не явлена, она мимикрирует под окружающий пейзаж, кажется совсем не тем чем есть, еë можно принять за случайность на фоне общего повествования. И, тем не менее, именно она – тот самый мостик, соединяющий героев и дающий им уникальную, неисповедимую возможность существовать в едином пространстве. Причем чудо этого маленького мостика столь велико, что может соединить даже совершенно незнакомых между собой людей, — вспомните ту самую трубочку болиголова, о которой упоминалось в начале.
Да, одинока степь, и некому её воспеть, но дела милосердия, непостижимым образом соединяя людей, освещают их души и через человека воспевают красоту мира, его создавшего.
На этом можно было бы и закончить, но остается ещё один невыясненный важный вопрос. Что это за потаённая энергия, невидимая субстанция, сублимация тишины и скромности, которую пришлось обозначить во вступлении как «шёпот»? Тот самый шёпот, что придает мельчайшим частицам добра положительный заряд, превращая его в милосердие, доходящее иной раз в своих наивысших проявлениях до молитвенного состояния. А оно, имея подобно всякой чистой молитве покаянную основу, задаёт милосердию новое звучание — желание немедленно исправить себя, сделать себя нового, стать цельным. И если шёпот не утихает и не срывается на крик, то он способен само милосердие возвести до высот истинной любви. Так что же это за шёпот, превращающий добро в милосердие, а милосердие возводящий в степень любви?
Казалось бы, здесь уже пора разрешить вопрос коренным образом, но не будет ли это расценено, как мои сомнения в способности читателя самому это сделать? Не лишу ли я тем самым человека интеллектуального приятной возможности свободно поразмыслить на столь благодатную тему? Безусловно, у меня нет (и не было) намерения проявить такое неуважение к читателю, и потому на этом самом месте можно считать моё эссе завершенным.
P.S: На изображении картина живописца, академика императорской Академии художеств Осипа (Иосифа) Эммануиловича Браза (1873—1936). Портрет для своей галереи ему заказал Павел Михайлович Третьяков (1832 — 1898). Данная работа живописца считается единственно завершенным портретом писателя при жизни. Антону Павловичу Чехову (1860 — 1904) на портрете всего 38 лет. Жаль, но ему самому этот портрет не нравился, хотя я его люблю более остальных изображений Чехова (из письма Хотяинцевой А.А., 23 марта 1898 г., Ницца):
«… Меня пишет Браз. Мастерская. Сижу в кресле с зеленой бархатной спинкой. En face. Белый галстук. Говорят, что и я, и галстук очень похожи, но выражение, как в прошлом году, такое, точно я нанюхался хрену. Мне кажется, что и этим портретом Браз останется недоволен в конце концов, хотя и похваливает себя. Кроме меня, он пишет также губернаторшу (это я сосватал) и Ковалевского. Губернаторша сидит эффектно, с лорнеткой, точно в губернаторской ложе; на плечи наброшен её кошачий мех — и это мне кажется излишеством, несколько изысканным. Браз постарел и не похорошел. Такой вид, точно вернулся с далекого путешествия, во время которого много ел и подолгу спал…»
Друзья, на следующей неделе я завершу публикацию в рубрике избранных эссе из Чтений «О доброте и милосердии» (номинация «Выбор Литературной Гостиной») эссе Марии — «Сила корней». А сегодня — время Андрея полемизировать с вами и выбирать автора самого интересного комментария или вопроса. Спасибо меценатам Литературной Гостиной за призовые 25 серебряных монет победителю!
По-прежнему, хорошего чтения вам!
Литературная Гостиная
Литературная Гостиная
14 июня 2018
Ведущая рубрики: Иванна Дунец
Игорь Филатов
«О благих намерениях, Энштейне и дороге, вымощенной попкорном»
|эссе|
«Будем, во-первых и прежде всего, добры, а потом честны…», — сказал устами Алёши Карамазова Фёдор Михайлович Достоевский на последней странице огромного, почти тысячестраничного романа. И всё, что было в нём до этого: любови и страсти, подлости и измены, заумные идеи и философские рассуждения — всё разбилось и осело пеной перед простыми словами, в которых заключена, на мой взгляд, основная идея «Братьев Карамазовых». Месяц назад я прочёл эту книгу во второй раз и понял, что первого, по сути, не было. По молодости и большому самомнению в первый раз я пропустил главное. Вот эти самые слова я увидел будто впервые. Наверное, время пришло. Закрыв книгу (а это было в метро, где мне приходится, в основном, читать), я закрыл глаза и надвинул капюшон поглубже — нужно было подумать и понять, что же я всё-таки прочёл? А потом решить, как с этим жить.
Первым чувством было раздражение. Зачем, думал я, громоздить целых два тома с ворохом событий, кучей персонажей, по большей части, малосимпатичных, да ещё с детективной интригой? Зачем погружать меня в философскую муть и потёмки душ нравственных уродов? Зачем, если главный смысл произведения — одно предложение? Чтобы «олитературить» идею, хватило бы истории об Илюше Снегирёве, тем более, что она практически не связана с основным сюжетом. Но потом я спросил себя: а как были бы восприняты мною слова Алёши, если бы до этого я целый месяц на протяжении тысячи страниц не валялся в грязи, не поражался людской дремучести, не спорил с героями, с автором и с самим собой? И понял: скорее всего, просто отмахнулся бы.
Ну вот, если прямо сейчас, в метро, сбросить капюшон и громко закричать: «Люди! Будьте, прежде всего, добры!» — каков был бы результат? Да ничего хорошего, не исключено, что и до милиции дело бы дошло. Или внезапно сказать другу за столиком в кафе: «А знаешь, я понял: во-первых, надо быть добрым, а потом уже всё остальное…». Друг согласно кивнул бы: «Да-да, конечно. Пить-то что будем?». Сказанные как лозунг эти слова почти бессмысленны, их трудно понять и, тем более, почувствовать. Достоевский сделал очень верно — протащил меня по психологическим буеракам, пресытил многообразием версий человеческого эгоизма, а когда я «созрел» и буквально возжелал светлого и чистого, вдруг поставил меня перед этой фразой. И она легла в меня, как и должна была лечь, — недостающей частью сложного пазла. Мудрёная, неестественная, порой страшная картина прояснилась — собрались в единое целое все концы; тысячи поступков, чувств, мыслей, вопросов подчинились главному; я будто увидел в фокусе чётко и ясно то, что до этого было расплывчатым и неопределённым. Всё стало на свои места.
Каюсь, после первого тома лишь добросовестность не позволила мне бросить читать, но перевернув последнюю страницу, я был несказанно рад, что дотерпел. Трудно передать словами то ощущение. Если в двух словах — мне стало спокойнее, я утвердился в том, что чувствовал инстинктивно, но не умел сформулировать. Оказалось, так просто! Было даже удивительно, как я сам до этого не догадался. «Речь у камня» после похорон Илюши Снегирёва — последняя глава последнего романа Достоевского. Через два месяца после его опубликования он умер. По сути, речь эта — манифест писателя, я бы сказал, завещание.
«Будем, во-первых и прежде всего, добры…» — к такой формуле пришёл человек, всю жизнь искавший смысл жизни и исследовавший самые болевые проблемы нашей нравственности. Не забудем, он был гений, то есть человек, которому дано интуитивно постигать истину и чувствовать глубинные законы развития. Такие люди в каком-то смысле провидцы, их откровения — наказы нам. Но разве вы не слышали: «Гоголь? Да он же был сумасшедший!» или «Не люблю Достоевского. Разве нормальный человек такое напишет?». Когда подобное говорят вполне образованные, неглупые люди (кстати, не так уж редко), я думаю — как просто! Повесил ярлык, и не надо пытаться понять, не надо вдумываться. Даже читать не надо — зачем тратить время на психопатов и их сомнительные призывы?
Заведите-ка речь о доброте, о любви, о гуманизме — вас тут же будут активно пытаться опустить на землю, будут снижать пафос и, конечно, обвинят в лицемерии. Ткнут носом в «благие намерения», напомнят: «Не делай добра…» и т. п., а потом приведут кучу примеров, когда хотелось, как лучше, а получилось, как всегда. Но главным козырем будет другая формула другого гениального человека: E = mc2 . Вернее, то, символом чего она является. Суть релятивизма мало кто понимает, зато про теорию относительности знают все. И мы имеем: Достоевский против Эйнштейна, или«Будем добры» против «Всё относительно». С одной стороны просто красивые слова, с другой — наука, понимаешь! Физика! Попробуй оспорить! А удобно-то как! Ссылаясь на бесспорный авторитет, считать относительным ВСЁ! И оправдывать при необходимости то, что ЗАХОЧЕТСЯ или ПОТРЕБУЕТСЯ. И когда встаёт выбор: считать доброту своей постоянной практикой (всегда накладной, часто смешной, порой опасной), либо умозрительной и неопределённой категорией — в душе, как в компасе, вздрагивает и качается стрелка, выбирая направление. Туда и идём, совершаем поступки в соответствии со своим пониманием добра и зла, и со своей готовностью держать ту или иную сторону.
А выбирать не просто — своя рубашка ближе к телу. Но господа философы тут как тут: оказывается, у каждого «зла» и каждого «добра» есть обратная сторона, более того, добро — это просто версия зла, и вообще, нет ничего абсолютного и объективного. «Вот и славненько! — думает сомневающийся. — Буду делать то, что выгодно лично мне, зачем усложнять? А то ещё, пытаясь делать добро, наломаю дров! В крайнем случае, потом грехи замолю…». А сколько таких, которые принципиально объявляют: «Да, я — циник! В доброту не верю. Есть только собственные интересы и борьба за существование. Душа? Выдумки всё это!». И мы имеем то, что имеем: войны то здесь, то там; изуродованную планету; бесконечное количество агрессивной и безнравственной по самой своей сути информации, в которой уже захлёбываемся, и большую вероятность развития цивилизации в одну из антиутопий, которых мы уже почти не боимся — всё знаем по блокбастерам.
«Доброта — духовно-нравственное качество личности, выражающее её готовность и умение делать людям благо (добро), приносить радость, помогать, защищать…»
«Добро — общее понятие морального сознания, категория этики, характеризующая положительные нравственные ценности…»
Представьте эксперимент: первым ста встречным читается фраза «Будем, во-первых и прежде всего, …», а дальше каждый должен поставить на месте многоточия то, что он считает нужным. Как вы думаете, сколько раз выберут доброту? Что-то мне подсказывает — не слишком много. Спросите-ка у себя? И себе же ответьте, только честно! Будет ли у вас внутри хоть какая-то борьба и хоть какие-то сомнения? Сам я, безусловно, согласен с Достоевским. И, безусловно, не готов быть добрым «во-первых и прежде всего». Быть сильным — хочется, умным — тоже (остроумным — даже не обсуждается), а ещё терпеливым, трудолюбивым, справедливым, да много каким! Даже о красивом себе иной раз помечтаешь. А вот добрым — не могу сказать, чтобы очень хотелось. Ни славы, ни прибыли, и спасибо-то не всегда. Но я чувствую, что НАДО, просто жизненно необходимо! И стараюсь. Иногда получается. После «Братьев Карамазовых» буду стараться более осознанно и целенаправленно.
Главный результат моего нынешнего прочтения «Братьев Карамазовых», этой странной (действительно, очень странной!) книги, в осознании того факта, что я ещё могу меняться, надеюсь, в лучшую сторону. Сам удивляюсь, насколько я этому рад и за это очень благодарен Достоевскому! А если кто-нибудь из прочитавших моё эссе задаст себе вопрос о приоритете и хоть что-то изменит в себе, я буду вполне доволен своим участием в Чтениях «О доброте и милосердии».
На этом можно было бы и закончить, но уже после того, как я написал то, что вы сейчас прочли, мне пришла в голову мысль: а ведь я могу оценить, что там с приоритетами в реальной жизни. Ну, хоть в каком-то условном приближении — ведь я работаю в школе. «Запарился», что называется, и вот перед вами результаты моего маленького социологического исследования:
1) На вопрос «Будем, прежде всего… какими?» 28 учеников 1-го класса дали следующие ответы:
умными — 9,
добрыми — 8,
хорошими — 2,
воспитанными — 2,
молодцами — 2,
справедливыми — 1,
дружными — 1,
послушными — 1,
красивыми — 1,
музыка — 1 (у кого-то даже такой приоритет!).
Не было никаких предварительных бесед и натаскиваний, я сказал: просто напишите, как считаете. Разумеется, опрос был анонимный. Честно скажу, меня очень порадовали эти результаты! Добро чуть не победило Ум! И заметьте, Честности нет совсем. Малыши ещё практически не умеют лгать. Это пока не проблема.
2) Теперь ответы на тот же вопрос, но в 5-м классе:
доброта — 5,
честность — 4,
трудолюбие — 2,
душа — 1,
любовь — 1,
чувство такта — 1,
благородство — 1,
внимание — 1,
характер — 1,
чувство юмора — 1,
умение сделать рациональный выбор — 1.
Какова палитра! И посмотрите — Доброта обошла Честность. Прямо по Достоевскому! Я очень хорошо знаю этих ребят, они мне как родные. И душа у меня болит из-за того, что доброту выбрали только пятеро. Но всё-таки выбрали.
3) А теперь — внимание! — взрослые:
Я спросил у первых десяти, кто мне встретился в этот день. Доброту не назвал ни один. Все ответы свелись к Порядочности. Выводы делайте сами.
И на этом можно было бы закончить. Однако я не уймусь, пользуясь случаем, добавлю ещё немного — о том, что волнует. О животрепещущем! Наверное, сгущу краски, но вряд ли так уж сильно.
Давайте глянем в зеркало — на самих себя. Я имею в виду наш замечательный сайт. Его беспрестанно лихорадит. Нетрудно заметить, что несколько (по пальцам пересчитать) пользователей постоянно чуть ли не кричат о том, что нельзя так относиться друг к другу — так не по-доброму. По сути, они озвучивают эту самую формулу Достоевского. Их просто не слышат. А когда слышат, говорят: «Да идите вы, зануды, не мешайте нам веселиться!». И они уходят… А распри остаются — по поводу и без оного. Вышучивание, издёвки, хамство, завуалированные и прямые оскорбления, уличение во лжи, доказывание неадекватности, непорядочности и тому подобное — дурацкое шоу продолжается к вящему удовольствию любителей попкорна. Цель? А нет её. Просто такой способ существования. Результат? Только один — удовольствие любителей попкорна. Стоит ради этого «копья ломать»? Нет, конечно. Но они ломаются и ломаются. Кто с кем и за что борется?
Ещё одна цитата из романа:
«Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей…»
Скажете, это уж чересчур? Да нет, в самый раз. Не фея Драже нашёптывает на ухо оппонентам язвительные слова и уничижительные эпитеты. И вряд ли тот, кто крушит оппонента «железными» аргументами, смиренно просит помощи у создателя. Советчик у него другой. И не успокаивайте себя тем, что это «виртуал». Это наша с вами жизнь. Настроение портится не у монитора, нервные клетки сгорают не у компьютера, давление подскакивает вполне реально, а горечь от обид и разочарований самая что ни на есть настоящая. И кому это нужно? Я имею в виду тех двоих, что вечно борются. На это тоже стоит ответить себе, прежде чем ввязываться в очередной бой за «свободу, справедливость, соблюдение альбомных правил» и прочие высокие идеалы.
P.S: Друзья, пришло время Игоря Филатова полемизировать с вами и выбирать автора самого интересного комментария или вопроса. А меценаты Литературной Гостиной вручат ему (ей) 25 серебряных монет!
Хорошего чтения!
Итоги Домашки
Друзья!
Подводим итоги прошедшей Домашки «С ПБ. Мои слайды» посвящённой пятилетию Поэмбука.
Итоги подводились по величине показателя КП (коэффициент популярности).
КП = (лайки + отзывы) / читатели (без учёта незарегистрированных гостей).
Все итоги отображены на картинке.
Продублируем домашки победителей:
1 место - Кристина Штейн: https://poembook.ru/diary/19697-domashka--ya-ne-mogu-bez-tebya-zhit
2 место - Воскобойник Алёна: https://poembook.ru/diary/19645-domashka-bez-makiyazha
3 место - Виктория Беркович: https://poembook.ru/diary/19668-domashka-PPT
Спасибо участникам и читателям Домашки!
Следующая домашка - через неделю (на этой неделе - КВД).
Литературная Гостиная
Литературная Гостиная
7 июня 2018
Ведущая рубрики: Иванна Дунец
Доминика
«Четыре об одном, или четыре шага к пониманию доброты»
|эссе|
«Пока ты сам не услышишь истину, никто тебе её не подскажет…»
Иисус Христос
В словарях толкование слова доброта краткое — «ласковое, дружеское, заботливое отношение». Это определение, разумеется, даёт ответ на вопрос, но оно не отражает всех оттенков самого понятия доброты, не рассказывает о том, что доброта многогранна. Из этой формулировки не поймёшь, что это необыкновенно великий дар человеку разумному (homo sapiens) и обществу, данный Матерью Природой (или Богом, или космосом — кем подарен этот дар, может считать каждый по-своему, в зависимости от убеждений и веры). Но в любом случае это великий дар.
У слова доброта очень много синонимов — ласка, человечность, гуманность, кротость, добродушие, отзывчивость, душевность, человеколюбие, благость, сердечность, добротолюбие. Я нашла до пятидесяти в разных словарях, но и все вместе они не раскрывают в полной мере значение доброго поступка. Часто Доброта изменяет человека, переворачивает его жизнь. Её чувствуют, она спасает, поддерживает, созидает, двигает к свету и к совершенству общества. Со мной могут не согласиться, но я убеждена в этом — путь к познанию доброты каждый человек проходит по-разному. Одно я знаю точно — этот путь начинается в детстве. Мама – начало доброты, первый шаг к реальному её ощущению! Дальше – близкие люди и жизнь или подтверждают наличие добра в мире или, к сожалению, могут заставить разувериться в его существовании. Так тоже бывает.
Когда я прочла заявленную тему, стала вспоминать, какими путями я сама шла к пониманию доброты? Какие книги учили меня узнавать, что такое добро? И с уверенностью могу сказать, что первойтакой книгой была сказка «Морозко». Её считают русской народной, но мне кажется, что это славянская сказка. По крайне мере, подобные сюжеты звучат в сказках у многих славянских народов. Рождённая в глубине веков, она донесла до наших дней мудрость народа. Я даже думаю, что сказки – это славянские Веды. Вряд ли есть человек, который не знает содержание «Морозко». Мне, красиво иллюстрированную книгу на белорусском языке, купил дедушка. Я уже сама умела читать и знала многие сказки, но именно «Морозко» бальзамом на душу пролилась, наверное, потому, что оказалась для меня иллюстрацией жизненной ситуации. У меня была подружка, с которой мы всегда встречались летом в деревне на каникулах. Звали её Катаржиной, она была на год младше меня, очень добрая, ласковая и светлая, но играли мы с ней редко. Жила она с отцом и мачехой, и хуже человека, чем жена её отца, в то время я ещё не встречала. Играть Катаржине не разрешали, всё время она что-то делала: то гусей пасла, то сорняки в огороде полола, то яблоки опавшие собирала, причём в такие огромные корзины, что вдвоём мы, вполовину наполненную, еле волокли. Вдвоём, потому что я ей всегда помочь старалась, отвлечь хоть немного от горестной судьбы, хотя сама ещё не всё происходящее понимала.
Судьба дочки старика в сказке «Морозко» очень походила на жизнь моей подружки, разве что в лес её не отвезли, всё остальное — было. И била её мачеха, и разными дурными словами обзывала. Прочла я «Морозко», и понесла книжку подружке. Она в этот момент пасла гусей, а я вслух ей прочла всю сказку (Катаржину читать не учили, только когда в школу пошла, узнала она тайну букв). Слушала она внимательно, да что она, даже гуси, словно понимая, уселись отдыхать и не мешали нам. Эта сказка Катаржине очень понравилась, она в неё веру вселила, что когда-нибудь кто-то и её будет любить. Разница с реальной жизнью была, конечно, так как не было в семье её другой сестры, да, и отец Катаржины мало интересовался, как живёт его дочка. Но нам всё равно казалось, что это сказка о ней. А потом стали мы сочинять свои варианты окончания истории-не сказки Катаржины, придумывая для неё её будущее. Благодаря сказке, в которой добро победило, нам оно, конечно, казалось только счастливым. И ещё я увидела, с каким трепетом смотрела моя подружка на книгу в моих руках — для неё сказка «Морозко» стала символом надежды! И я, поняв это, не задумываясь, подарила ей книгу, потому что ни книг, ни даже игрушек родные ей не покупали. Я до сих пор помню эту тихую радость и не пролившиеся слёзы в её глазах, которые уже в семь лет девочка умела сдерживать. Когда я рассказала о своём поступке дедушке, он меня похвалил. Ещё хочу добавить, что сказка оказалась пророческой для Катаржины. Её судьба в дальнейшем сложилась очень счастливо. Через много лет я встретила её в одном из величайших музеев Европы, в котором она работала искусствоведом. Катаржина поделилась со мной, что на всю жизнь запомнила тот день, когда я прочла ей сказку «Морозко» и подарила книгу. Таким образом, сказка «Морозко» оказалась невероятно значительным событием и в моей жизни, и в жизни моей подруги.
Следующей ступенькой к познанию, что такое доброта, стала книга Френсис Бёрнетт «Маленький лорд Фаунтлерой». Взяла я её в библиотеке и прочла буквально за несколько часов, прихватив часть ночи. К этой книге критика относится по-разному. Её называют мелодрамой, пишут о «слащавости» и «примитивном» сюжете, но если на протяжении более чем столетия (книга вышла впервые в 1886 году) к ней не ослабевает интерес, то это уже классика. И вполне заслуженно. Первый раз я прочла этот своеобразный детский роман школьницей, но с таким же интересом перечитала и в зрелом возрасте. Это книга о Доброте и её истинной силе! Если кто не читал, обязательно стоит это сделать.
Малыш Седрик, главный герой книги, убеждает читателя, что доброта всесильна. И если она заложена в человеке с раннего детства, изменить характер, даже ребёнка, очень сложно. Более того, этот маленький мальчик своей добротой изменяет характер своего деда — графа Доринкорта, которого называли не иначе, как «злой граф». Но, видимо, в каждом человеке есть добро, важно его только пробудить, помочь человеку открыть лучшую его сторону. В книге «Маленький лорд Фаунтлерой» это удаётся маленькому мальчику в весьма непростой ситуации. У графа Доринкорта были совсем другие намерения. Он стремился заставить Седрика забыть мать, разлюбить её, изменить «филантропа», как граф сам высказался, но получилось наоборот. Седрик сам научил деда любить людей и улыбаться. Единственное, что меня смутило (в чём засомневалась), когда первый раз в двенадцать лет прочла эту книгу, что такие «дедушки», как граф Доринкорт, есть на самом деле. Ведь мой был очень не похож на этот литературный персонаж книги. Но, уже имея жизненный опыт, пусть и небольшой, обдумав, я поняла, что «дедушки» бывают разные. Огромное достоинство книги в том, что в ней совершенно отсутствует морализаторство. Содержание её с первых строк и до конца показывает нам реальное действие Добра и его силу. Книга, по-прежнему, осталась одной из моих любимых.
Ещё одно знаковое произведение, которое я прочла уже в старших классах – роман Тадеуша Доленго-Мостовича «Знахарь». Это произведение тоже по праву является классическим. В нём филигранно нарисована словами необыкновенная личность профессора медицины Рафала Вильчура. Автором романа создан яркий монолитный характер по-настоящему доброго человека. Профессор потерял своё имя, будучи по рождению дворянином, стал обычным сельским жителем, батраком Антонием Касибой. Он забыл, кто есть он — своё прошлое, но характер его остался прежним — Антоний не переставал творить добро. То, как он жил, помогая людям, у окружающих вызывало противоположные чувства — от благодарности до зависти, но ни при каких обстоятельствах он не изменял добру. Даже когда на суде за знахарскую деятельность ему грозит тюрьма и судья задаёт вопрос, не раскаялся ли знахарь, он говорит, что всё равно будет помогать людям, а тюрьма? «И в тюрьме люди живут», – отвечает Антоний Касиба. Для него немыслимо изменить своим идеалам. Тема любви в романе олицетворяет, по мнению критиков, эту книгу с мелодрамой, но, непременно, с большой буквы. Таким образом, пример главного героя оказывает на читателя огромное влияние. По крайне мере, со мной так и случилось в юности. Главная мысль этой замечательной книги — при любых обстоятельствах нужно оставаться Человеком! Для меня это утверждение стало основополагающим правилом в жизни.
И, наконец, четвёртым шагом к пониманию истоков появления понятия Доброты для меня стал исторический роман польского писателя Генриха Сенкевича «Камо грядеши» («Quo vadis»||«Куда идёшь»). Этот исторический роман принёс писателю мировую славу и Нобелевскую премию в области литературы в 1905 году, а меня сделал еретичкой. С тех пор, как я прочла этот роман, я спорю со своим духовником о том, кем был Иисус Христос, что он дал миру и правильно ли мир понимает данное ему? То, что Иисус жил, уже не отрицают и учёные. И что это самая известная личность в истории человечества, которая впервые показала Миру, чем отличается Человек от остальных обитателей планеты. (Только не подумайте, что разумом — ведь, отсутствие разума у других видов, населяющих Землю, не доказано.) Иисус Христос дал миру понятие Морали! В книге он кажется эпизодическим персонажем. Главные действующие лица – последователи его учения и властьимущие «звери», которые противостоят новому Учению. Эта книга о том, как Доброта и Человечность страшно и трудно прокладывали дорогу к сердцам и умам людей. Как идеалы Добра приходили в мир людей на смену «звериным законам» рабства. Иисус Христос первый сказал, что все люди равны. Для правящих классов такая мораль была неприемлемой — это означало потерю власти и главенства в обществе. Ничего не поменялось и сейчас. За две тысячи лет идеалы доброты и справедливости не стали нормой жизни. Да, общество развивается — сказано, что рабство вне закона на планете! Но это де-юре, а, вот, де-факто? По-моему, не был Иисус сыном Бога. Это просто был один из величайших философов, живших во все времена на нашей планете. И он первый сказал нам о том, что делать, чтобы общество стало справедливым? Нужно жить, соблюдая моральные нормы, иначе говоря, жить для Добра и творить Добро. Мне кажется, что первоначально его заповеди звучали так:
«Не убей! Не кради! Не прелюбодействуй! Не лги! Не сотвори себе кумира! Только моральные нормы – твой Бог! Почитай родителей своих! Не говори о добре – а сам создавай его, живи для добра! Не завидуй! Береги и люби жизнь во всех её проявлениях!»
Жаль, что не сохранились тексты проповедей, произнесённых Иисусом Христом. Потому что, когда поняли, насколько вредна новая мораль для властьимущих, для тех, кто хочет главенствовать над обычными людьми, насколько она опасна — её постарались уничтожить, казнив самого Иисуса Христа и начав преследовать тех, кто нёс в мир людей идеалы Добра. Так началась борьба добра и зла, и она продолжается до настоящего времени. Эти нормы, десять заповедей, знают все, но исполняют их очень немногие. И когда люди поймут, что исполнение их – это путь к Добру, вот тогда для планеты людей наступит новая эпоха – Эпоха Добра. Права ли я? Не знаю. Но надеюсь, что кажущаяся сейчас фантастической идея создания машины времени воплотится в реальность, и мир наверняка узнает, как ему было подарено Учение о Доброте. «Камо грядеши» Генриха Сенкевича – для меня одна из лучших книг о Добре, о его зарождении и о трудном пути Добра в этом мире.
Две тысячи лет прошло...
Сколько ещё понадобится?
P.S: Друзья, пришло время Доминики полемизировать с вами и выбирать автора самого интересного комментария. А меценаты Литературной Гостиной, как и прежде, вручат ему (ей) 25 серебряных монет!
Хорошего чтения!
