Альбом  

Внимание!

Рубрика Иванны Дунец "Литературная гостиная" возобновляется на Поэмбуке!

Встречаем завтра, 08.09. в 10-00)

Интересных книг нам и новых открытий!

Рубрика Влада Южакова

ПОЭТЕССА И СУДЬЯ

                     -Да не влезет сюда корова! Здесь продай.

                     -Здесь кто ее купит? Здесь ее все знают…

                                  © «Мимино», «Мосфильм», 1977

     Деревня у нас маленькая. Здесь нет ничего тайного – всем про всех все известно. Кто против кого дружит, кто накручивает себе рейтинг, кто сколачивает группы быстрого развертывания для победы в дуэлях – это вообще не секрет. Кто, будучи забаненным навеки, присутствует на сайте под другим именем – тоже. И кто себе новенького, с пылу, с жару, клона справил – это все на виду. Это не тайны, это видно невооруженным глазом любому. Главные всем известные «тайны» скрываются, конечно же, в социальном сегменте сайта. Мы ведь все прекрасно знаем, что именно из-за социальной составляющей на нем пребывает феноменальное количество пользователей, которые оправляют на ПБ не только (и не столько) свои творческие потребности, но и стараются решать личные вопросы. Все это прекрасно, и я только «за», но все мы еще из детства помним расхожую истину, гласящую, что все тайное всегда становится явным. И если в реале секрет можно хранить достаточно долго, то в нашей деревне разоблачение тайн происходит почти мгновенно. Потому что, повторюсь, деревня у нас маленькая. И кто за кого себя выдает, и кто с кем романчик замутил, и кто кому какого характера фото шлет, и кто кого преследует оффлайн, и кому реальная жена хвост накрутила за виртуальный флирт, и много, много чего еще… В общем, жизнь как жизнь, ничего аномального. Но и ничего секретного.

     Возможно, кто-то начнет искать причину известности подобной информации в заговоре. Да ну, ребята, что вы. Дело не в заговорах –дело в разговорах. Участники тайных историй, увы и ах, имеют склонность сами рассказывать о об этом окружающим – вот и весь секрет. Живем-то мы, конечно, в век информационных технологий, но языком треплем по старинке.

      И если ты на сайте, то так или иначе, желая того, или нет, будешь посвящен во внутренние обстоятельства жизни его обитателей. Это так же, как с Бузовой: ну, не хочу я знать, чем она занимается, и кто это вообще, но если я живу и произвожу в жизни какие-то действия, то рано или поздно из какой-нибудь радиоточки меня накроет: «Малапалавин-мала-мала-палавин». И ничего с этим не поделать.

      Так вот, все мы друг друга знаем, и знаем настолько хорошо, что порой даже становится неинтересно, настолько предсказуемы действия коллег (и меня в том числе) в определенных ситуациях. Но два автора на прошедшей неделе лично меня удивили (имена называть не буду, хоть это и секрет Полишинеля). Поэтесса пошла в конкурс и после конкурса осталась обижена на Судью, который ей занизил оценку. Причем, занизил не по художественным или техническим критериям, а по причине собственного, абсолютно субъективного отношения к порокам общества. Проще говоря, Поэтесса упомянула в стихе слово «водка», а Судья снизил ей оценку за пропаганду алкоголизма. И на данный момент Поэтесса и Судья находятся в состоянии недовольства друг другом.

     Чем же они меня удивили? Тем, что я думал, что достаточно знаю их, а это оказалось не так.

     Ну вот вроде бы всем давным-давно понятно, что прежде чем идти в конкурс, есть смысл ознакомиться с теми, кто в этом конкурсе работает: узнать, кто организатор, модераторы, члены жюри – это ведь люди, как правило, хорошо известные на сайте. Нет, можно, конечно, и в омут головой, но тогда вряд ли стоит внутренне надеяться на какое-то высокое место, потому что рулетка – она и на ПБ рулетка. Например, что касается меня, то на основе опыта я сделал для себя вывод, что минимальные шансы на высокое место у меня в конкурсах с общим голосованием. И если я туда пойду и займу низкое место, то претензии будет смысл предъявлять только себе. А если вам попадается в жюри неадекватный по вашему мнению судья, то не поленитесь – зайдите еще раз на страничку конкурса, перечитайте внимательно имена тех, кто занят в работе над ним. И подумайте: может, это я был неправ, когда подал сюда свой стих? Ну, а если уж подали, то на кого теперь обижаться?

     Не спорю, судьи бывают разные. И вроде бы Судья всегда был нормальный, вменяемый человек, и можно было рассчитывать на объективную оценку с его стороны, но случился вот такой вот казус – не смог и не захотел перешагнуть через свое личное. И, к сожалению, почувствовал себя уже не коллегой, а этаким вершителем судеб. «А впредь, - пишет он, обращаясь к Поэтессе, - за подобную безответственность и попытку протащить в нашу жизнь под видом нормального явления алкоголизм, всякие сексуальные извращения и просто нравственную распущенность, буду ставить единицы. Это касается не только вас, а всех. Это моя мировоззренческая позиция».

     Как будто почувствовал некую данную свыше миссию, типа: «Вот у меня такое представление об устройстве этой жизни, и поэтому, будучи облеченным властью, волен поступать не по принятым правилам, а так, как хочу именно я. Потому что я – СУДЬЯ. А вы кто?».

     На секунду представил Судью министром культуры, и сразу в воображении замерцали костры из книг таких махровых пропагандистов алкоголизма, как Хемингуэй, Ремарк, Есенин, Веничка Ерофеев и др. и пр. Да что уж там, и «наше все» Александр Сергеич попадает в этот черный список:

Как мысли черные к тебе придут,

Откупори шампанского бутылку

Иль перечти «Женитьбу» Фигаро.

     Могу ошибаться, но практически уверен, что Судья получил в свое время какую-то серьезную травму, и такое его отношение к теме алкоголизма лично для него оправдано. Однако непонятно, причем тут окружающие.

     Ну, что тут посоветуешь? Судье – ничего. Тут все понятно, и никакие советы не помогут. Для себя же сделал вывод, что вряд ли буду участвовать в конкурсах, где этот человек будет в жюри. Ведь неизвестно, какие еще скелеты стоят у него в шкафу. Я вот, например, курю. И выматериться могу при случае. И дорогу иногда перехожу в неположенном месте. И все это зачастую попадает в мои стихи. А вдруг это нравственная распущенность, за которую мне влепят кол?!

     Так что трепещите, местные хранители тайн. А ну как информация о ваших адюльтерах дойдет до Судьи?! Не сносить тогда вам в конкурсах головы…

     А с другой стороны, спасибо участникам конфликта за то, что добавили информации о себе. От этого вы стали только интереснее.

     В завершение хочу поздравить пользователей с близким наступлением осени. Судя по нарастающему количеству конфликтов, звенящая летняя тишина на сайте заканчивается. И это хорошо. Потому что нескучно.

Рубрика Влада Южакова

КРЫЛЬЯ

Дэн, пожалуй, самый неожиданный для меня друг. Первая моя встреча с ним была жестко брутальной: он и его брат стояли на крыше одного из домиков базы отдыха на песчаном берегу летней, теплой ночной Волги, кричали мерзкие словосочетания в сторону правительства и мировой общественности, обещали всех замочить, а вокруг домика стояли менты со стволами, готовые к стрельбе. Я, будучи в толпе зевак, спросил ближнего: «Кто это?». Ближний ответил: «Ну что ты… Это же Пилоты».

Потом они спустились с крыши, и мы все вместе сидели на этой же турбазе в парилке: братья Пилоты, менты, местные бандиты и прочие избиратели Ельцина и Зюганова.

Так в моей жизни появились братья Пилоты. Они и вправду были пилотами, закончили вертолетное училище, но офицерская карьера не задалась, и парни ушли в бизнес – открыли тату-салон, благо у Дэна был природный талант к рисованию.

Место было шикарное: частный сектор, старый, еще крепкий деревянный дом, табличка на стене, на которой значился текст, состоящий из рун. В доме всегда было критическое количество личностей, воспроизводящих криминал, живопись, стихи, песни и прочие продукты жизнедеятельности. Короче, мне там нравилось: дерево, железо, табак, водка, трава, крепкие мужские слова, тихие женские шаги, размышления, шутки и общее адекватное отношение к миру. И крылья, набитые у Дэна на лопатках.

Потом я уехал в Питер. А потом у Дэна случилась страшная беда: у него начал разлагаться один из спинных позвонков. Он пролежал год в Самаре, но там врачи не помогли, даже не смогли поставить правильный диагноз. Короче, время было упущено.

Но Дэн поехал в Питер.

Я навещал его, привозил какую-то полезную для здоровья ерунду. Это было невероятно обидно – видеть зрелого, неглупого, бойкого, крепкого кабана с прекрасной мужской фактурой, плачущего от отчаяния и безысходности.

Не знаю, почему, но я тупо верил в его выздоровление, как верю в мою женщину и в наступление осени. Через год гниющий позвонок ему заменили на стальной. Дэн выжил. Крылья развернулись.

И когда он уже начал цвести махровым цветом, он попросил меня: «Слушай, тут девушка моя приезжает… Я могу сбежать из больницы на пару суток. Ты не можешь организовать нам место для романтической встречи?». Я нашел такое место. В пролетарском Кировском районе Санкт-Петербурга. Впрочем, какое дело было Дэну и его девушке, какой район и какой город, если человек встал на ноги, хоть и с палочкой? Белые обои, черная посуда и далее по тексту.

Я выпил с ними по рюмке, и пошел домой.

Шел и думал: «У меня здоровый организм от природы, мне не на что жаловаться, на мне можно поле пахать, я горы могу свернуть… И чего я ною? Что меня в этой жизни не устраивает, что не так? Кому из нас вообще плохо? И что я переживаю на эту тему? Стоит ли?».

Стоит. И состоит. Именно из этого состоит поэзия. Из нашей боли, из наших переживаний, из болезней и смертей наших близких. 

Мы с Дэном дружим до сих пор. Он жив, дай Бог ему здоровья. Любит стихи, хоть мы с ним подразумеваем разное под этим понятием. Жизнь продолжается.

Не знаю, как у вас, но лично моя поэзия выстраивается не из пейзажей и натюрмортов, а из таких вот человеческих сюжетов. Иногда жестоких и страшных. Иногда добрых и смешных. Как жизнь, в которой мы пока еще пребываем.

Рубрика Влада Южакова

ПРО ВЗАИМНОСТЬ

У меня есть приятель, очень неглупый человек, хороший управленец, высокий ценитель Серебряного века и, увы, страшный зануда. Ну, так бывает. Приехал в Питер по ряду обстоятельств, и уже пять лет никак не встроится в жизнь и ритм города. Точит мне мозг на эту тему уже не первый год, я ему, как могу, помогаю советами и деньгами, пью с ним кофе на Сенной, но корм явно не в коня – что-то жестко не срастается. Я очень долго размышлял по этому поводу, и пришел к выводу, что в Питер надо приезжать не тогда, когда вынужден откуда-то уезжать, а тогда, когда тебе надо именно в этот город приехать. Питер обожает случайности, но не любит случайных людей. Питеру нужны те, кто его слышит.

Я нашел в Петербурге ту самую аптеку, которая «ночь, улица, фонарь». Блок жил в доме по соседству, смотрел из окна на Крюков канал, выходящий на Новую Голландию, и размышлял о жизни. Так вот, и канал на месте, и фонарь, и аптека. Я в нее зашел и купил ненужный мне пластырь. Просто так, чтобы как-то отметиться.

Самые задурелые и охреневшие голуби в мире – недалеко от этой аптеки, у Семи мостов. Я стесняюсь переходить им дорогу. Они рулят этой территорией. Семь мостов – это вообще рай для питерских птиц. Мой приятель при нашей встрече обязательно покупал половинку черного и кормил этих отморозков и уток. Но это, увы, единственное, в чем мой приятель сошелся с Питером. Кстати, вы не замечали, что у голубей оранжевые глаза? Сами серые, мир вокруг примерно такой же, а глаза апельсинового цвета? Случайность? Не думаю…

Благодарим авторов за интересные рассказы!

Марина Кош  https://poembook.ru/diary/43187

Юкка https://poembook.ru/diary/43190

Гвоздовский Павел https://poembook.ru/diary/43191

Cript13 https://poembook.ru/diary/43209-ya-tak-dumayu-mys-dobroj-nadezhdy

Бритвочка) https://poembook.ru/diary/43253

Прилепская Мария https://poembook.ru/diary/43210

Просто Икока https://poembook.ru/diary/43218

Елена Юшкевич https://poembook.ru/diary/43215

Сащенко Тамара https://poembook.ru/diary/43227

Третьякова Натали https://poembook.ru/diary/43226

Лара Фрол https://poembook.ru/diary/43235

Вероника https://poembook.ru/diary/43233

Перцевая Людмила https://poembook.ru/diary/43236

Ostrovityanka https://poembook.ru/diary/43240

Сергей Касатов https://poembook.ru/diary/43242

СВЕТЛАНА https://poembook.ru/diary/43244

Cript13 https://poembook.ru/diary/43245

Селезнева Елена https://poembook.ru/diary/43264

Cript13 https://poembook.ru/diary/43255

Сияша https://poembook.ru/diary/43272

Доминика https://poembook.ru/diary/43277

Добычина Таисия https://poembook.ru/diary/43310

Адусия https://poembook.ru/diary/43350

Khelga https://poembook.ru/diary/43370

Алма-lira7 https://poembook.ru/diary/43373

Вера Соколова Зарщикова https://poembook.ru/diary/43364

В Выбор ПБ будут проанонсированы самые яркие работы.

Следите за анонсами)

Рубрика Андрея Мансветова 

Ах, как мы любим мерять…

…кто лучше, кто искренен, кто брешет, кому, вообще, с таким голосом – только в сортире «занято» кричать, где стихи, почему в России растут цены на яйца и бензин. Что бы ни происходило в мире, а они, блин, растут и растут. Ещё Соснора умер.

А у меня он звучит голосом Мирзаяна.

Догорай, моя лучина, догорай!

Все, что было, все, что сплыло, догоняй.

Да цыганки, да кабак, да балаган,

только тройки - по кисельным берегам.

Только тройки - суета моя судьба,

а на тройках по три ворона сидят.

А на тройках по три ворона сидят.

На судьбу мою три ворона глядят.

Только скажет первый ворон: "У-лю-лю!

Видишь - головы оторваны, старик!"

А в отверстиях, где каркал этот клюв,

по фонарику зеленому стоит.

Ай, фонарик мой, - зеленая тоска!

Расскажи мне, дива-девица, рассказ,

как в синицу превратился таракан,

улетел на двух драконах за моря...

Скоро совсем не останется живых тех, кто был для меня учителями и ориентирами. Наверное, это уже старость, а еще совсем не хочется. Сразу вспоминается Крапивин. «Бабочка на штанге».

Редактор:

— По-моему, в этой повести нет

ничего нового. Нет о т к р ы т и я…

Автор:

— Это не открытие, а закрытие. Способ

сказать: «Всего хорошего, ребята…»

Разговор в издательстве.

Книгу, кстати, рекомендую. В первую очередь тем, кто в детстве прочел и запомнил «Мальчика со шпагой», взятого в библиотеке, или полгода ждал каждого нового номера «Пионерской правды», и злился, когда вместо очередной главы «Гранаты», на последней странице тискали какую-нибудь приличествующую случаю лабуду.  Позже в «Уральском следопыте» - «Наследники». Это, для тех, кому интересно, вторая и третья части трилогии «Острова и капитаны» - книг, на которых мы, подростки восьмидесятых учились… нет, тут не в учебе дело. Просто это были книги для нас и про нас. Как, несколько раньше, «Дикая собака Динго или повесть о первой любви» Рувима Фраермана и «Формула счастья» Олега Корякова.

Важные книги. Когда хотелось уже не про приключения боевого чебурашки в космосе, а доказательств, что бывает любовь, что нет ничего стыдного, когда заходится сердце от возможности понести портфель девочке из параллельного класса.

А взрослые читали «Гуси, гуси, га-га-га» и «Крик петуха», который тоже, кстати, выходил в «Уральском следопыте». А еще там были прекрасные иллюстрации Евгении Стерлиговой. Опять же, кому интересно.

Ну вот, набросал ссылок. Идем дальше.

Вчера в альбоме прочитал вполне здравую мысль:

Эксперт, не обязательно является человеком, который САМ умеет делать лучше. Эксперт, это человек, который знает, как это должно быть и как, это может сделать тот, кому от природы дан потенциал, чтобы делать.

Комментировать особо не буду, просто согласен, и вот, решил воспроизвести. Применительно к поэзии, мне кажется важной одна смежная мысль, а именно – нельзя научить человека поэзии. И научиться самому – тоже нельзя.

Писать стихи научить можно. Но не через преподавание каких-то норм и обычаев. Тут в комментарии к какой-то дуэли прочел, изучайте, мол, технику стихосложения, и у вас все получится.

А вот это, друзья, фигушки. Мне лично не известны яркие примеры, когда через заучивание и воспроизведение чужих норм и форм родилось что-то яркое, свое.

В контексте этой мысли, педагогическая задача сводится к избавлению ученика от необходимости изобретать все подряд велосипеды на свете и умению показать, где у него уже отсвет искры божьей, а то и сама искра.

Пламя раздуть, а не мертвить бедолагу подсчетом слогов и типами рифмовки (если ученик рифмует). Сказать ему при случае: «а вот, брат, какой замечательный у тебя анапест получился…» Вот это работает. 

И важно, конечно, не брать за единственно верную аксиому, мол, поэзия должна быть глуповатой. Манерничал сукин сын Пушкин, рисовался. И сам, уж точно, глуповатым не был. И к работе относился серьезно. В ту, освященную веками Болдинскую осень, например, поэт начинал день с холодной ванны, в которой просиживал по нескольку часов, смиряя плоть и закаляя дух. Потом писал. Тоже ничего себе рецепт.

А я, было б время, принял бы активное участие в альбомное обсуждении про Стругацких. Помню же, как спорили до хрипоты, в те еще времена, когда за окном разваливался Союз. Чуть не до драки с филологами, утверждавшими, мол, Стругацкие – это вообще не литература. А мы в ответ херачили наизусть:

«Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать. Но если ты на самом деле такой… всемогущий, всесильный, всепонимающий… разберись! Загляни в мою душу, я знаю — там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, — ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!»

а девочка из поэтической студии, где я занимался, у нее еще было очень интересное имя – Юля Музыкант (по паспорту так), читала монолог:

— Проснись, погляди на меня хотя бы сейчас, когда мы одни, не беспокойся, они все спят. Неужели тебе никто из нас не нужен? Или ты, может быть, не понимаешь, что это такое — нужен? Это когда нельзя обойтись без… Это когда все время думаешь о… Это когда всю жизнь стремишься к… Я не знаю, какой ты. Этого не знают даже те, кто совершенно уверен в том, что знают. Ты такой, какой ты есть, но могу же я надеяться, что ты такой, каким я всю жизнь хотел тебя видеть: добрый и умный, снисходительный и помнящий, внимательный и, может быть, даже благородный. Мы растеряли все это, у нас не хватает на это ни сил, ни времени, мы только строим памятники, все больше, все выше, все дешевле, а помнить — помнить мы уже не можем. Но ты-то ведь другой, потому-то я и пришел к тебе издалека, не веря в то, что ты существуешь на самом деле. Так неужели я тебе не нужен? Нет, я буду говорить правду. Боюсь, что ты мне тоже не нужен. Мы увидели друг друга, но ближе мы не стали, а должно было случиться совсем не так. Может быть, это они стоят между нами? Их много, я один, но я — один из них, ты, наверное, не различаешь меня в толпе, а, может быть, меня и различать не стоит. Может быть, я сам придумал те человеческие качества, которые должны нравиться тебе, но не тебе, какой ты есть, а тебе, каким я тебя придумал…

Они боятся, я тоже боюсь. Но я боюсь не только тебя, я еще боюсь и за тебя. Ты ведь их еще не знаешь. Впрочем, я их тоже знаю очень плохо. Я знаю только, что они способны на любые крайности, на самую крайнюю степень тупости и мудрости, жестокости и жалости, ярости и выдержки. У них нет только одного: понимания. Они всегда подменяли понимание какими-нибудь суррогатами — верой, неверием, равнодушием, пренебрежением. Как-то всегда получалось, что это проще всего. Проще поверить, чем понять. Проще разочароваться, чем понять. Проще плюнуть, чем понять. Между прочим, я завтра уезжаю, но это еще ничего не значит. Здесь я не могу помочь тебе, здесь все слишком прочно, слишком устоялось. Я здесь слишком уж заметно лишний, чужой. Но точку приложения сил я еще найду, не беспокойся. Правда они могут необратимо загадить тебя, но на это тоже надо время и немало: им ведь еще нужно найти самый эффективный, экономичный и, главное, простой способ. Мы еще поборемся, было бы за что бороться… До свидания.

А еще мы с этой девочкой часами разговаривали по ночам по стационарному, а других тогда и не было, телефону. Потом она потерялась, или я… сейчас уже не помню.

Для меня самого из Стругацких осталось очень много. Помню, перечитываю, могу цитировать. Временами что-то становится менее важным, что-то перестает интересовать. Что-то не оцененное при давнем изначальном чтении, наоборот, всплывает. Ну да, Гадких лебедей знаю наизусть, Понедельник - цитирую как все, кто в теме. Не больше и не меньше. А ориентирами, которые никогда и никуда не денутся считаю «Полдень» и – больше всего остального прочего – «За миллиард лет до конца света». Там, кстати (это для тех, кто читает не только самих авторов, но и время учеников) есть продолжение Вячеслава Рыбакова. Но его читать не надо, оно плохое и ни о чем. Хотя самостоятельные произведения этого автора в моей копилке хорошего присутствуют. Но об этом я уже как-то говорил… А здесь лучше ещё поцитирую.

– Угробят они тебя там, – сказал я безнадежно.

– Не обязательно, – сказал он. – И потом, ведь я там буду не один... и не только там... и не только я...

Мы смотрели друг другу в глаза, и за толстыми стеклами очков его не было ни напряжения, ни натужного бесстрашия, ни пылающего самоотречения – одно только рыжее спокойствие и рыжая уверенность в том, что все должно быть именно так и только так. И он ничего не говорил больше, но мне казалось, что он говорит. Торопиться некуда, говорит он. До конца света еще миллиард лет, говорит он. Можно много, очень много успеть за миллиард лет, если не сдаваться и понимать, понимать и не сдаваться. И еще мне казалось, что он говорит: «Он умел бумагу марать под треск свечки! Ему было за что умирать у Черной речки...» И раздавалось у меня в мозгу его удовлетворенное уханье, словно уханье уэллсовского марсианина. И я опустил глаза.

Я сидел, скорчившись, прижимая к животу обеими руками свою белую папку, и повторял про себя – в десятый раз, в двадцатый раз повторял про себя: «...с тех пор все тянутся передо мной глухие кривые окольные тропы...».

Все, собственно. Хотя нет. Когда не стало Аркадия, Борис написал ещё две книги. Одну из них, очень, на мой взгляд, важную и верную метафору современности могу порекомендовать. С. Витицкий. «Бессильные мира сего».

В следующем выпуске колонки: история одного бесконечного плагиата, кое-какие замечания о прозе поэтов и очередная порция умозрений на тему, как обустроить сайт. 

Рубрика Влада Южакова

ОСТАВАТЬСЯ МОЛОДЫМ

Помнится, где-то в середине 90-х заезжал на пару дней в город, в котором я жил, Евгений Евтушенко. В воскресенье состоялся поэтический вечер (дворец культуры, где это происходило, был забит под завязку). А на следующий день, в понедельник, состоялась встреча с местной творческой интеллигенцией, на которой присутствовал и я. Встреча почему-то состоялась в одном из залов мэрии и почему-то утром. Евгений Александрович меня тогда сильно удивил в хорошем смысле. Перед аудиторией выступал молодой, мощный, крайне активный человек. Ему тогда было хорошо за шестьдесят, но годы не имели значения – автор «Братской ГЭС» легко размазал провинциальных инженеров человеческих душ по стенам помещения мощной волной жизнеутверждающей энергетики. (Если честно, особо размазывать было некого – в одиннадцать утра понедельника все не вышедшие на пенсию представители тольяттинской литературной когорты были на работе. Ваш покорный слуга попал на встречу с грандом русской словесности в роли корреспондента местной газеты).

Евтушенко, в традиционно ярком пиджаке и пестрой рубашке, говорил громко, почти яростно, активно жестикулируя и легко перемещаясь в пространстве. Слушатели, в большинстве своем люди немолодые и физически не особо здоровые, были буквально подавлены мощью и обаянием живого классика. Классик разил честностью и безапелляционностью: «Где гражданская позиция нынешней молодежи?! Я не прочел ни одного литературного произведения, где было бы ясно высказано отношение к чеченской войне!».

Седые литераторы дружно кивали и тихо поддакивали. В результате из встречи получилось нечто вроде лекции – люди оказались не готовы (или не собирались?) не только выражать собственную точку зрения, но и просто вступать в диалог.

Я помню, насколько разительным был этот контраст: вроде бы на встречу собрались ровесники, но один из них готов горы сворачивать, не сходя с места, а остальные на его фоне – древние, немощные старики.

Мне в ту пору было что-то около тридцати, и может быть, впервые в жизни я тогда настолько наглядно увидел и осознал, что дело не в возрасте, не в дате рождения, записанной в паспорте.

Я потом часто сталкивался в жизни и с обратной картиной – когда вполне себе молодые люди, желая, видимо, произвести впечатление собственной значимости и солидности, абсолютно осознанно старались себя «состарить», постараться как можно быстрее перестать быть похожими на молодых.

Скажу банальность: возраст – он не в физическом состоянии организма, он в голове. Хочешь быть молодым – будь. Не хочешь – ну, значит, таково твое решение.

Не буду настаивать на том, что это обязательно хорошом – быть «вечно молодым». В конце концов, быть, например, панком в 18 – это одно, а в 68 – совсем другое. Однако всегда считал и считаю сейчас, что юношеский, незашоренный взгляд на мир – одно из свойств поэта. И Евтушенко, к творчеству и личности которого я отношусь, мягко говоря, очень по-своему, стал для меня определенного рода образцом нестарения. Не потому что он молодился, а потому что просто не желал стареть.

Рубрика Влада Южакова

ПРО ЛЮБОВЬ И РЕЙТИНГИ

Начинался уютный осенний вечер. После утомительного рабочего дня семейство поэта Семипальцева-Кашемирского отужинало и предалось культурному отдыху. Раскинувшись в кресле, Иннокентий Палыч смотрел футбол: сегодня его родной «Жировик» на своем поле рубился с аутсайдером чемпионата – «Горканализацией» из Пупырьевска. Ожидая разгрома гостей, глава дома параллельно ходу матча заглядывал в интернет – не написали ли коллеги по цеху какой-нибудь пасквиль. И мучительно обдумывал очередную эпохалку – на литсайтах давно пора было поднимать рейтинги. Но стихи предательски не шли. Его супруга Любочка, свернувшись калачиком на диване, смотрела ток-шоу про то, как Анастасия, жена форварда «Жировика» Мудянкина, записная проститутка, наркоманка и алкоголичка, требовала развода и раздела имущества в связи с тем, что подозревает футболиста в порочной страсти к игроку итальянского «Ювентуса» Криштиану Роналду. Время от времени Любочка поглядывала в сети – дабы благоверный не лайкнул без санкции фотку какой-нибудь поганой бабы. Вечер обещал быть приятным. 
«Жировик», не откладывая дело в долгий ящик, бросился в атаку: на четвертой минуте мяч заметался в штрафной гостей, попал в ногу Мудянкина и от нее влетел в ворота – 1:0. Иннокентий Палыч улыбнулся уголками губ и кивнул головой – все шло, как он и предрекал. Видимо, от нахлынувших чувств, голову его посетила поэтическая строка, которую он тут же скинул жене в «личку»: «Любишь кататься – люби и кувыркаться!». Любочка, увлеченная подробностями грехопадения блудливой, лживой и корыстной жены Мудянкина, разразилась в ответ восхищенной серией смайликов. Вечер оправдывал ожидания. 
На двадцать первой минуте Мудянкина откровенно снесли в штрафной пупырьевцев. Арбитр указал на одиннадцатиметровую отметку. Иннокентий Палыч в предвкушении чуть подался вперед. Бить вышел сам пострадавший. Разбег, пушечный удар – и… мяч улетел на трибуны. «Вот урод косоногий! – в сердцах подумал раздосадованный гений рифмованного слова. – Не зря тебя жена подозревает, содомит проклятый…». 
А дальше стало совсем грустно – в первой же атаке после неудачного пенальти вдохновленная «Горканализация» легко, без видимых усилий, сравняла счет. А в конце тайма вообще вышла вперед. На перерыв «Жировик» ушел с поля, проигрывая 1:2. «Сливают, дерьмососы!» – горячо и несправедливо думал о родной команде Семипальцев-Кашемирский, поскольку, исходя из названия, дерьмососы как раз выигрывали. Томность вечера оказалась под вопросом. 
В этот момент в «личку» Иннокентия Палыча пришло сообщение от жены. Текст гласил: «Любишь кататься – люби и кувыркаться». И подпись: «Прикольно, правда?».
«Душа моя, это же я отправил тебе сорок минут назад!» - недоуменно воскликнул в «личке» оскорбленный поэт. 
«Да? Ах да, точно, зайка… Я бываю такая невнимательная… Думала, что в сети это прочитала…» - рассеянно ответила Любочка, поглощенная техническими тонкостями рассказа Анастасии о том, как она вскрывала аккаунт Мудянкина. 
«Да нет, душа моя, - раздраженно написал Иннокентий Палыч. – Это не забывчивость – это игнор! Ты никогда меня не слышишь. Ты только маму свою слышишь!». 
«Не трогай маму! – взорвалась супруга. – Убери от нее свои грязные руки, бездарь, дебил и бабник! ЧТО, ОПЯТЬ СО СВОЕЙ АНЖЕЛОЙ ПЕРЕПИСЫВАЕШЬСЯ?!». 
«Какая Анжела, дура?! – вскипел Семипальцев. – Я ее еще полгода назад забанил!!! Это мама тебе всякую фигню про Анжелу нашептывает?! Да конечно, а кто же еще!!! И не смей повышать на меня шрифт!!!». 
«Все, Семипальцев, я ухожу от тебя. – сурово ответила жена. – Твои половые приключения и твое вечное вранье мне надоели. Живи со своей Анжелой и со своим футболом. Ты – ничтожество. А с ничтожеством я жить не могу – это выше моих сил. Телевизор можешь забрать себе – подавись им. И своими стишками тоже». 
Семипальцев что-то хотел ответить, но поперхнулся пивом, закашлялся и промолчал. «Развод так развод, - подумал он. – Лучше одному, чем с этой дурой и ее злобной мамашей…». 
В личке повисла гнетущая тишина. И только телевизор сообщал, что команды после перерыва вышли на поле, а из планшета Любочки доносились звуки мордобоя и истерические обличения Анастасии в беспробудном пьянстве и распутстве. 
Семипальцев сидел как в тумане, бездумно глядя в экран. На экране Мудянкин получил пас в центре поля, вышел один на один и опять не забил. А за полторы минуты до конца матча замкнул головой подачу с углового, но в свои ворота. Параллельно с окончанием игры подвело итоги и ток-шоу: Мудянкин был полностью оправдан, его связь с Роналду оказалась сетевым фейком, а жену Анастасию предали всеобщему порицанию и остракизму. 
Иннокентий Палыч собрался с силами, переступил через поруганную гордость и отправил супруге фотку с букетом красных роз. Любочка сначала хотела продолжить обижаться, но потом решила не нагнетать и отправила в ответ смайлик и сердечко. 
Эта ночь в семействе поэта Семипальцева-Кашемирского прошла в мире и любви. 

*** 
Мудянкин купался в лучах славы и принимал заслуженные соболезнования. Телефон разрывался от звонков и СМСок. Он подошел к жене, обнял ее и мечтательно прошептал: 
-Слышь, Настюха, сам Протопопов сейчас позвонил, прикинь?! Может, в сборную теперь позовут… 
-Может, и позовут, - устало улыбнулась Настя, - Я ж тебе в ток-шоу рейтинг так приподняла, что мама не горюй! Эх, чего мне это стоило – вспоминать не хочется… 
Телефон звякнул очередным сообщением. В нем было написано: «Love you, sweet. Your Cristiano». 
-Что пишут? – спросила Настя. 
-Что пишут? Да так… Фразу смешную прислали из сети: «Любишь кататься – люби и кувыркаться». Правда, прикольно?