Альбом
Литературная Гостиная
Литературная Гостиная
03 ноября 2019
Автор рубрики: Иванна Дунец
Друзья,
в преддверии Чтений «Литература в лицах» я с радостью продолжу, ставшую традицией, публикацию эссе членов Жюри на ранее озвученную тему. Сегодня с нами в Литературной Гостиной поэт, музыкант и эссеист Игорь Филатов. Встречайте!
Подробнее о предстоящих Чтениях вы можете прочесть здесь
Игорь Филатов
«Доброе сердце»
|эссе|
«Литература в лицах». Казалось бы, — раздолье тема! Однако сижу перед чистой страницей уже полчаса и никак не могу определиться. Даже к книжным полкам подошёл, пробежался по корешкам — не помогло. Перелистал читательский дневник, заброшенный много лет назад, улыбнулся себе молодому и наивному, но так и не ничего решил. Слишком много их, героев, созданных волшебниками-писателями, — тех, что были моими друзьями, служили примером, открывали секреты, учили жить. Подумалось, если бы можно было собрать воедино всех персонажей литературных произведений, которые я прочёл, — какая огромная и разноликая толпа бы получилась!
Непутёвый Незнайка со товарищи, вихрастые мальчишки Гайдара, краснокожие Фенимора Купера и красавицы-креолки Майн Рида, капитан Немо и капитан Сильвер, Квазимодо и Жорж Дюруа, отец Сергий и Неточка Незванова, Дориан Грэй и лейтенант Синцов. Представляю себе эти лица и глаза, глядящие на меня: кто добродушно, кто с мольбой, а кто и с холодным презрением, — и теряюсь. О ком же написать?
Может, не о любимцах, а о тех, которые с первого прочтения так ударили по сердцу, что ему и теперь больно? Вон они стоят рядом — корсиканец Маттео Фальконе и казак Тарас Бульба — сыноубийцы, непостижимые железные люди, которые не просто обескуражили меня в своё время, а словно что-то отняли. Слово «честь» застлало им глаза, как дым, и заменило всё, в том числе и родительскую любовь. До сих пор не могу уложить в себе их поступки: не могу простить, но и судить не вправе, потому что понимаю, что души их — пучина, которая для меня слишком глубока. И поневоле приходят мысли, от которых не по себе. Думаешь: а мой отец? Он бы смог убить меня, если бы я? Тьфу, чёрт! Только не это! А дальше ещё страшнее: я ведь и сам отец. А если мои дети? Нет-нет, я даже допустить этого не могу, потому что боюсь найти в себе хоть что-то от этих двоих. Я просто закрываю глаза и не хочу об этом думать.
А когда открываю, вижу мальчишку, стоящего неподалёку. На нём прорванная в нескольких местах соломенная шляпа, старый пиджак с чужого плеча, а в руках — глядите-ка! — дохлая кошка. Босой, чумазый, он смотрит на меня с улыбкой, шмыгает носом и подмигивает. Я говорю ему:
— Привет, Гек! Вот о тебе-то я и напишу. Тебя никто не воспитывал, у тебя не было отца, который бы объяснил тебя высокое слово «честь». Точнее, отец-то бывал, но редко — когда возвращался после очередного запоя. И убить он мог, но просто так, ни за что — в приступе белой горячки. Знаешь, именно ты, оборвыш, с которым мальчикам из приличных семей строго-настрого запрещено водиться, живущий в разбитой бочке и питающийся объедками с помойки, никому не нужный и никем не воспитанный, преподал мне урок такой высокой доброты, с которой не сравниться никакая честь и никакая доблесть. Решено, я напишу о тебе. Ты не против?
Мальчик пожимает плечами:
— Ну, пишите, коли охота есть. Мистер Марк Твен и так уж меня разукрасил — от читателей отбоя нет. А что я такого сделал?
— Ты знаменитый персонаж, хочешь или не хочешь. И действительно, большой молодец! Помнишь, как ты разорвал письмо для мисс Уотсон, в котором написал про Джима?
Гек вздыхает и скребёт затылок:
— Да-а. Страшно было! Но по-другому я не мог.
— Об этом и речь.
— Послушайте, а про кого-нибудь другого нельзя?
— Ничего-ничего, потерпи, сегодня ты — мой герой!
Мне трудно представить, что кто-нибудь не читал «Приключения Гекльберри Финна», поэтому давайте сразу откроем 31-ю главу. Она называется «Молитва не от чистого сердца».
Только что два мерзавца тайком от Гека продали беглого негра Джима, с которым тот проплыл на плоту пол-Америки. Страшный удар для Гека: путешествие сделало их настоящими друзьями. Но главное, он уверен, что это божий промысел, кара за ужасное преступление — помощь беглому негру. В том, что, помогая Джиму, он совершает преступление, Гек не сомневался с самого начала. И вот пришла расплата.
«… Я даже подумал, что для Джима было бы в тысячу раз лучше оставаться рабом у себя на родине, где у него есть семья, если уж ему на роду написано быть рабом. А моё-то положение! Всем будет известно, что Гек помог негру освободиться; и если я только увижу кого-нибудь из нашего города, то, должно быть, со стыда готов буду сапоги ему лизать. Это уж всегда так: сделает человек подлость, и отвечать за неё не хочет. Думает: никто этого не знает, так и стыдиться нечего. Вот мне и показали, что есть такое всевидящее око и оно не потерпит нечестивого поседения и положит ему конец. Ну, я всё-таки постарался найти себе оправдание; думаю: ничему хорошему меня не учили — значит, я уж не так виноват; но что-то твердило мне: «На то есть воскресная школа — и почему же ты в неё не ходил? Там бы тебя научили, что если кто поможет негру бежать, то за это будет вечно гореть в аду. Меня просто в дрожь бросило…»
Попытка помолиться не выходит — слова не идут с языка. Чтобы заслужить прощение и обрести чистую совесть, надо поправить дело. И Гек пишет письмо мисс Уотсон, хозяйке Джима, в котором рассказывает, где его найти. Груз сваливается с его души.
«… Мне стало так хорошо, и я почувствовал, что первый раз в жизни очистился от греха и что теперь смогу молиться… А то ведь чуть-чуть не погубил свою душу и не отправился в ад…»
Но потом Гек стал вспоминать путешествие по реке вместе с Джимом:
«… То вижу — он стоит вместо меня на вахте, после того как отстоял свою и не будит меня, чтоб я выспался; то вижу, как он радуется, когда я вернулся на плот после тумана; …и как он называл меня «голубчиком» и «сынком»; …и как он говорил, что лучше меня нет у него друга на свете, и что теперь я один остался у него друг…»
И вот, наступает самое главное! Следующий абзац, наверное, надо бы выделить красным. Потому что мальчик, который не прочёл ни одной книжки, которого никто не учил и не воспитывал, делает такой ВЫБОР, который не под силу большинству взрослых, умных и сильных духом людей.
«… И тут я нечаянно оглянулся и увидел своё письмо. Оно лежало совсем близко. Я взял его и подержал в руке. Меня даже в дрожь бросило, потому что тут надо было раз навсегда решиться, выбрать что-нибудь одно, — это я понимал. Я подумал с минутку, даже как будто дышать перестал и говорю себе:
— Ну что ж делать, придётся гореть в аду.
Взял и разорвал письмо…»
Эта фраза — «Ну что ж делать, придётся гореть в аду» — многими считается лучшей во всей американской литературе. Когда я читал «Приключения» в первый раз, я почти не обратил на неё внимания, но в какой-то дцатый (я обожаю эту книгу) — содрогнулся. И только много позже узнал, что это «летучая» фраза, что она знаменита и даже где-то там высечена.
А теперь представьте чашу весов, которая колебалась в Геке. Вспомните, что он ещё ребёнок и верит не так, как взрослые, он ещё не дорос до претензий к всевышнему и философских «отмазок». У него всё просто и честно: заработал — получи. А то, что он считает белое чёрным и наоборот, — не его вина. Подавляющее большинство белых людей в его стране, молясь милосердному Богу, считает нормальным лишать прав и продавать, как вещи, людей чёрных на том основании, что они «как бы не люди»; а государство и религия закрепляют и освящают этот порядок вещей. Между прочим, так было всего лишь около ста пятидесяти лет назад. А всего лишь семьдесят лет назад в той же Америке, наскоро уравнявшей в правах своих граждан, независимо от цвета кожи, мистер Нийл Кингсблад, голубоглазый и розовощёкий блондин, в попытках проследить свою родословную до англо-саксонских королей по ходу дела обнаружил, что его прадед — на четверть негр, то есть он сам — на 1/32. Нет бы, смолчать! А он не захотел. Хотите узнать, что с ним стало? Прочитайте роман Синклера Льюиса «Кингсблад, потомок королей». Он потерял всё: семью, работу, уважение и чуть не потерял жизнь. Зато многое понял.
(Кстати, очень хороший во всех отношениях роман! Рекомендую).
Так что Гек Финн, будучи стопроцентным американцем, освобождая негра, совершал страшный грех. Что же заставило его пренебречь правилами, нарушить закон, пойти, как он думал, против совести, и в итоге обречь себя на вечные муки? Получилось вот что — сердце в нём победило ум. Он не смог причинить зло другу даже в обмен на вечное блаженство. И каков характер! Вот что он решил потом: «Страшно было думать об этом, страшно говорить такие слова, но я их всё-таки сказал. А уж что сказано, то сказано — больше и не думал, чтобы мне исправиться. Просто выкинул всё это дело из головы; так и сказал себе, что буду опять грешить по-старому — всё равно, такая уж моя судьба, раз меня ничему хорошему не учили. И для начала не пожалею трудов — опять выкраду Джима из рабства; а если придумаю ещё что-нибудь хуже этого, то и хуже сделаю; раз уж мне пропадать, то пускай уж не зря».
Ну, а потом начинается освобождение Джима. Это, конечно, песня! Твен неподражаем, только он так умеет. Если кто подзабыл, советую перечитать — получите редкое удовольствие! Джима освобождали с шиком и помпой — это само собой, если за дело берётся Том Сойер. На самом деле, выкрасть Джима было нечего делать. Не тут-то было.
«… Ну, это же так просто, как «раз-два — кружева, три-четыре — прицепили», и так же легко, как не учить уроки. По-моему, мы могли бы придумать способ хоть немного посложней, Гек Финн» — сказал Том Сойер…»
И Джиму пришлось вести дневник узника, разумеется, своей кровью (при том, что писать он не умел); делить кровать с пауками и крысами (узнику так положено); ломать зубы о спрятанные в лепёшках предметы; отпиливать ножку кровати вместо того, чтобы приподнять её и снять цепь (а опилки — все знаменитости так делают! — глотать); переодеваться в женское платье и многое, многое другое. А мальчикам — делать подкоп (ножами); запекать в пирог верёвочную лестницу; морочить голову тёте Салли; писать подмётные письма, чтобы поднять на ноги весь городок. В итоге сбежавшего Джима снова поймали, а Том Сойер получил пулю в ногу. И поделом!
А теперь давайте сравним мотивации двух друзей, делающих одно и то же! Том просто развлекался. Он ничем не рисковал, освобождая Джима, так как знал, что мисс Уотсон уже дала Джиму вольную. Он просто играл в приключения. Забава и впрямь получилась великолепная! Мне кажется, в этой книге ТАКОЙ Том понадобился Твену именно для того, чтобы оттенить карикатурным романтизмом неброскую отвагу Гека.
«… Том Сойер столько хлопотал и возился, для того чтобы освободить свободного негра! А я-то никак не мог понять… как это он, при таком воспитании, — и вдруг помогает освобождать негра!..»
А у Гека ставка была больше, чем жизнь, но он не мог поступить иначе.
Цитата, кажется, из Сомерсета Моэма: «Мы не те, кем хотим быть, а те, кем не можем не быть».
Гек Финн очень хотел быть честным: перед Богом, перед законом, перед людьми, которых он почитал, — но сердце не позволило. Таким уж он уродился, с сердцем, добрым от природы. Мало кто испытал столько невзгод, мало кого столько обижали, а сердце его не огрубело. Не может оно быть иным, гены у Гека такие. От кого? Может, от матери, которой он сроду не знал; а может, в нём капля крови благородного краснокожего вождя, давным-давно сгнившего в резервации. Но мне кажется, скорее всего, природа сама в рандомном порядке генерирует подобных людей, забрасывая геном доброты то в одного, то в другого. Их немного, но достаточно для того, чтобы мы знали: доброта есть, — и верили в неё. Ведь, в конечном счёте, только это помогает нам выживать.
Ну, а о чести — в другой раз…
«Приключения Гекльберри Финна» — книга на все времена! И для детей, и для взрослых. Наверное, даже больше для взрослых. Книга, в которой общечеловеческие ценности так легко и ненавязчиво, с таким непревзойдённым юмором, с таким тонким лиризмом противопоставляются общечеловеческим же порокам, пошлости и ханжеству, что остаётся только удивляться таланту Марка Твена и его смелости. Об этой книге можно написать много разных эссе: об изумительном языке; о лихо закрученном, сверхнасыщенном событиями сюжете; о редкой познавательности — глубинка Америки зримо предстаёт перед нами, так что многое об этой удивительной стране становится понятнее; один только юмор Твена заслуживает исследований, диссертаций и, конечно, цитирования.
Я выбрал то, что мне показалось самым важным.
Литературная Гостиная
Литературная Гостиная
27 октября 2019
Автор рубрики: Иванна Дунец
Дайан Китон
«Кое-что ещё…»
|англ. «Then Again», мемуары, 2011|
«Интересно, как бы изменилась наша жизнь, получи мама титул “Миссис Америка”? Стала бы она выступать на телевидении, как Бесс Майерсон? Или ездить с лекциями, рассказывая о прелестях бытовой техники Philco? Или писать колонки в журнал McCall? И что бы стало с моими мечтами о славе, если бы реализовались мамины мечты? Тогда титул достался чьей-то ещё маме, но меня это мало волновало: я просто радовалась, что мне не придется делить маму с остальным миром…»
Д. Китон
Жизнь каждого человека начинается с трёх главных моментов. Первая боль — вдох. Первый крик — наши реакция и стремление сказать окружающему миру, что нам больно. Первые взгляд и прикосновение мамы — рождение надежды, что её любовь будет самым стойким и вечным обезболивающим средством в данной реальности. Таинство этих трёх незыблемых вещей — бесценно. Мы можем не помнить их, мы можем никогда и не задуматься о них, но на протяжении всей нашей, такой сиюминутной в планетарных масштабах, жизни они будут иметь огромное значение для нас самих.
Я люблю читать мемуары. Мне интересна история жизни человека. Интересно слышать человека. Интересно интерпретировать и отражать в зеркале бытия одну миллиардную чуда творения личности. Но при этом я очень редко пишу обзоры на книги подобного жанра. Почему? Не знаю. Можно, конечно, создавать, своего рода, play (book) листы людей мира. Можно. Возможно, обзором мемуаров «Then Again» Дайан Китон им будет положено начало. Время покажет.
Из аннотации к книге:
«У Дайан Китон репутация самой умной женщины в Голливуде. В этом можно легко убедиться, прочитав её мемуары. В них отразилась Америка 60-90-х годов с её иллюзиями, тщеславием и депрессиями. И все же самое интересное - это сама Дайан. Переменчивая, смешная, ироничная, неотразимая, экстравагантная. Именно такой её полюбил и запечатлел в своих ранних комедиях Вуди Аллен. Даже если бы она ничего больше не сыграла, кроме Энни Холл, она все равно бы вошла в историю кино. Но после была еще целая жизнь и много других ролей, принесших Дайан Китон мировую славу. И только одна роль, как ей кажется, удалась не совсем - роль любящей дочери. Собственно, об этом и написана её книга “Кое-что ещё…”.
Сергей Николаевич, главный редактор журнала “Сноб”»
Дайан Китон. Талантливая актриса. Умная женщина. Сильная. Открытая и закрытая, одновременно. Муза Вуди Аллена, Аль Пачино и Уоррена Битти. Я люблю её фильмы. Люблю её образы. Все эти несуразные шляпы в попытке спрятать своё лицо (себя) от этого мира. Все эти странные «унисекс» брючные костюмы и галстуки. Невероятно красивую улыбку. Такую искреннюю и открытую, что становится неловко от того, что ты не улыбаешься в ответ. Сказать, что мне было не интересно увидеть её путь и размышления во время оного — неправда. Меня всегда восхищала её история. Но, как она сама её трактует? Вот в чём вопрос. Её зазеркалье, думала я, должно быть нестандартным. Не 90-60-90. А более сложное и настоящее. Знаете, Дайан Китон у меня всегда ассоциировалась со стойким оловянным солдатиком Андерсена, почему-то. (Открою вам секрет, девчонки тоже могут им быть). Но, только прочитав её книгу, я поняла, что невольно угадала её настоящую. Так бывает.
«…Мое первое воспоминание – тени на стене, складывающиеся в узор. Лежа в кроватке, сквозь прутья я вижу женщину с длинными волосами. Она загадочная и непонятная – даже когда склоняется надо мной и берет на руки. Мне кажется, я уже тогда знала, что жизнь в этом мире будет странной и неоднозначной, но притягательно прекрасной. И на протяжении всей этой жизни я буду пытаться понять свою маму. Было ли оно так на самом деле или я это придумала уже сейчас, сложно сказать…»
Я прочла её историю за два вечера. Но сказать, что это была её история — слукавить. Это её дар памяти человеку, который до конца своей жизни был для Дайан тем самым обезболивающим. Мама. Дороти Диэнн Китон Холл. Человек, который научил Дайан видеть. Человек, который верил в неё. Как никто другой. Никто! История мамы. История жизни одной из мам в нашей реальности, отраженная дневниками и коллажами. Тайна жизни Дороти, рассказанная миллионам людей, чтобы хотя бы на миг вернуть её самой Дайан.
«…Однажды, когда в середине семидесятых я как-то приехала домой, во время проявки фотографий Атлантик-сити в темной комнате я наткнулась на кое-что совершенно неожиданное: что-то вроде блокнота, вместо обложки у которого был коллаж из семейных снимков. На блокноте виднелась надпись: “Важен процесс, а не результат”. Внутри обнаружились еще коллажи из фотографий и журнальных вырезок, но большая часть страниц были заполнены убористым почерком. Этот блокнот был не похож на все остальные мамины записные книжки с вклеенными внутрь черно-белыми снимками, разрисованными салфетками из кафе “У Клифтона” и моими позорными табелями с оценками. Этот блокнот оказался настоящим дневником.
Запись от 2 августа 1976 года гласила:
Если ты, читатель моих записок из будущего, добрался досюда – БУДЬ ОСТОРОЖЕН! На этих страницах я пишу только то, что думаю. В настоящий момент я вне себя от злости. Причина этому – Джек и все те скверные слова, что он сказал мне. Я НЕ простила и НЕ забыла их – и в этом, похоже, все дело. “Чертов ублюдок”, – это уже мои слова, прочувствованные на все сто. За кого он вообще себя принимает?
Тут я и остановилась – это было уже чересчур. Я не хотела знать подробности личной жизни родителей, особенно те, что могли разрушить мою веру в искренность их любви. Так что я убрала дневник к остальным восьмидесяти пяти блокнотам, вышла из темной комнаты и не открывала их вплоть до маминой смерти спустя тридцать лет. Но, как бы я ни пыталась делать вид, что дневников не существует, они то и дело попадались мне на глаза: на книжных полках, в кухонных ящиках и на тумбочках. Однажды, просматривая новый фотоальбом “Сто один цветок”, в нем я нашла дневник, озаглавленный “Кто сказал, что ты безнадежен?”. Он словно нашептывал мне: “Открой меня, Дайан. Прочти меня, Дайан”. Ну, уж нет, второй раз я на это не решусь. Хотя, надо сказать, меня восхищало мамино упорство – она продолжала писать, будучи абсолютно уверенной, что ее творчество никто и никогда не прочтет…»
Но, когда вы начнёте читать, то увидите, что и Дайан не обделена голосом в этой книге. Она не только пытается услышать Дороти Холл, но и сама пытается сказать всё-всё недосказанное где-то когда-то кому-то. Маме. Папе. Брату. Сёстрам. Детям. Вуди. Алу. Уоррену. Киноиндустрии. Лос-Анджелесу. Америке. Людям. Планете.
Откровения. Смелость, с которой она идет на человеческую «голгофу» достойна уважения. Так искренно обо всём. Летяще. С юмором. С болью. С какой-то невероятной энергией счастья быть самой собой. Несмотря ни на что. Не отрекаясь от себя во благо кому-то или чему-то. И знаете, я стойко-оловянно уверена, что её приемные дети — тот самый космос Дайан — счастливы быть рядом с ней. И, возможно, когда-то Декстер нам расскажет свою историю. Вернее, историю своей мамы. Дайан Китон.
Дайан Холл Китон.
Девочка, считающая всю жизнь себя некрасивой, — одна из самых прекрасных людей.
Долгих и, по-прежнему, настоящих ей лет!
P.S: Жизнь каждого человека завершается только одним главным моментом.
Последний выдох.
Мы исчезаем?
«Так почему же я решила написать эту книгу? Потому что мама ещё не ушла до конца. Потому что она сама пыталась запечатлеть историю нашей семьи в своих записках. Потому что мне понадобилось несколько десятков лет, чтобы понять: прелесть мамы была в её непонятной, неоднозначной натуре. И потому что я не хочу, чтобы она исчезла без следа – хотя это уже и произошло…»
Анонс Чтений
«Литература в лицах»
|литературный жанр — эссе|
«Жизнь — это что-то вроде шутки, глупо принимать её всерьез. Серьезного отношения заслуживает лишь искусство, а всё остальное следует воспринимать иронически…»
Миранда Грей
(Коллекционер, Джон Фаулз)
«Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив; только потому. Это всё, всё! Кто узнает, тотчас сейчас станет счастлив, сию минуту…»
Алексей Кириллов
(Бесы, Ф.М. Достоевский)
«Мужество — это когда заранее знаешь, что ты проиграл, и всё-таки берёшься за дело и наперекор всему на свете идёшь до конца. Побеждаешь очень редко, но иногда всё-таки побеждаешь…»
Аттикус Финч
(Убить пересмешника, Харпер Ли)
«Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много…»
Андрей Болконский
(Война и мир, Л.Н. Толстой)
«Есть преступления хуже, чем сжигать книги. Например — не читать их…»
Гай Монтег
(451 градус по Фаренгейту, Рэй Бредбери)
Друзья,
сегодня я с радостью представляю вам тему Чтений, начало которых я, ориентировочно, планирую на 15 ноября. Сразу скажу, что тема, по-моему, очень вдохновенная!
Итак, «Литература в лицах». Что сие значит?
О теме. Предлагаю вам выбрать единственного литературного персонажа прозаического или стихотворного произведения, о котором вы лично хотели бы рассказать читателям. Он может быть вами любим, может быть не любим. Не важно — положительный или отрицательный персонаж. Важно другое. Почему именно о нём вы хотите написать эссе? Что побуждает вас обращаться именно к его образу? Как он повлиял на ваше мировоззрение? И главное. Литературное произведение, персонажа из которого вы выберете, может быть, как и классическим, так и современным; как зарубежного автора, так и отечественного. Выбор только за вами!
О термине «литературный персонаж». Давайте обратимся к теории литературы, чтобы понять, что собой представляет «литературный персонаж». Мне более близки в этом ключе рассуждения выдающегося теоретика литературы, доктора филологических наук, профессора кафедры теории литературы МГУ им. М. В. Ломоносова — Валентина Евгеньевича Хализева (1930-2016):
«…B литepaтypныx пpoизвeдeнияx нeизмeннo пpиcyтcтвyют и, кaк пpaвилo, пoпaдaют в цeнтp внимaния читaтeлeй oбpaзы людeй, a в oтдeльныx cлyчaяx — иx пoдoбий: очеловеченных животных, растений («Attalea princeps» B.M. Гapшинa) и вeщeй (cкaзoчнaя избyшкa нa кypьиx нoжкax). Cyщecтвyют paзныe фopмы пpиcyтcтвия чeлoвeкa в литepaтypныx пpoизвeдeнияx. Этo пoвecтвoвaтeль-paccкaзчик, лиpичecкий гepoй и пepcoнaж, cпocoбный явить чeлoвeкa c пpeдeльнoй пoлнoтoй и шиpoтoй. Тepмин «персонаж» взят из фpaнцyзcкoгo языкa и имeeт лaтинcкoe пpoиcxoждeниe. Cлoвoм «persona» дpeвниe pимлянe oбoзнaчaли мacкy, кoтopyю нaдeвaл aктep, a пoзднee — изoбpaжeннoe в xyдoжecтвeннoм пpoизвeдeнии, лицo. B кaчecтвe cинoнимичныx дaннoмy тepминy нынe бытyют cлoвocoчeтaния «литepaтypный гepoй» и «дeйcтвyющee лицo». Oднaкo, эти выpaжeния нecyт в ceбe и дoпoлнитeльныe знaчeния: cлoвo «гepoй» пoдчepкивaeт пoзитивнyю poль, яpкocть, нeoбычнocть, иcключитeльнocть изoбpaжaeмoгo чeлoвeкa, a cлoвocoчeтaниe «дeйcтвyющee лицo» — тoт фaкт, чтo пepcoнaж пpoявляeт ceбя пpeимyщecтвeннo в coвepшeнии пocтyпкoв.
Пepcoнaж — этo либo плoд чиcтoгo вымыcлa пиcaтeля (Гyлливep и лилипyты y Дж. Cвифтa; лишившийcя нoca мaйop Koвaлeв y H.B. Гoгoля), либo peзyльтaт дoмыcливaния oбликa peaльнo cyщecтвoвaвшeгo чeлoвeкa (бyдь тo иcтopичecкиe личнocти или люди, биoгpaфичecки близкиe пиcaтeлю, a тo и oн caм); либo, нaкoнeц, итoг oбpaбoтки и дocтpaивaния yжe извecтныx литepaтypныx гepoeв, кaкoвы, cкaжeм, Дoн Жyaн или Фaycт.
Hapядy c литepaтypными гepoями кaк чeлoвeчecкими индивидyaльнocтями, пopoй вecьмa знaчимыми oкaзывaютcя гpyппoвыe, кoллeктивныe пepcoнaжи (тoлпa нa плoщaди в нecкoлькиx cцeнax «Бopиca Гoдyнoвa» A. C. Пyшкинa, cвидeтeльcтвyющaя o мнeнии нapoднoм и eгo выpaжaющaя). Пepcoнaж имeeт кaк бы двoякyю пpиpoдy. Oн, вo-пepвыx, являeтcя cyбъeктoм изoбpaжaeмoгo дeйcтвия, cтимyлoм paзвepтывaния coбытий, cocтaвляющиx cюжeт. Имeннo c этoй cтopoны пoдoшeл к пepcoнaжнoй cфepe B.Я. Пpoпп в cвoeй вceмиpнo извecтнoй paбoтe «Mopфoлoгия cкaзки» (1928). O cкaзoчныx гepoяx yчeный гoвopил кaк o нocитeляx oпpeдeлeнныx фyнкций в cюжeтe и пoдчepкивaл, чтo изoбpaжaeмыe в cкaзкax лицa знaчимы пpeждe вceгo кaк фaктopы движeния coбытийныx pядoв. Пepcoнaж кaк дeйcтвyющee лицo нepeдкo oбoзнaчaeтcя тepминoм aктaнт (лaт. дeйcтвyющий). Bo-втopыx, и этo eдвa ли нe глaвнoe, пepcoнaж имeeт в cocтaвe пpoизвeдeния знaчимocть caмocтoятeльнyю, нeзaвиcимyю oт cюжeтa (coбытийнoгo pядa): oн выcтyпaeт кaк нocитeль cтaбильныx и ycтoйчивыx (пopoй, пpaвдa, пpeтepпeвaющиx измeнeния) cвoйcтв, чepт, кaчecтв.
Пepcoнaжи xapaктepизyютcя c пoмoщью coвepшaeмыx ими пocтyпкoв (eдвa ли нe в пepвyю oчepeдь), a тaкжe фopм пoвeдeния и oбщeния (ибo знaчимo нe тoлькo тo, чтo coвepшaeт чeлoвeк, нo и тo, кaк oн пpи этoм ceбя вeдeт), чepт нapyжнocти и близкoгo oкpyжeния (в чacтнocти — пpинaдлeжaщиx гepoю вeщeй), мыcлeй, чyвcтв, нaмepeний. И вce эти пpoявлeния чeлoвeкa в литepaтypнoм пpoизвeдeнии (кaк и в peaльнoй жизни) имeют oпpeдeлeннyю paвнoдeйcтвyющyю — cвoeгo poдa цeнтp, кoтopый M.M. Бaxтин нaзывaл ядpoм личнocти, A.A. Уxтoмcкий — дoминaнтoй, oпpeдeляeмoй oтпpaвными интyициями чeлoвeкa…».
О жанре. Литературный жанр, неизменный в Чтениях — эссе. Ограничений по количеству знаков, по-прежнему, не будет. На написание эссе у вас будет почти месяц. Цитирование всегда мною приветствуется, но исключительно в пропорции 80/20, где 80% основного текста эссе, а 20% — цитаты. Более подробно о литературном жанре эссе и прошедших Чтениях вы можете прочесть здесь:
https://poembook.ru/blog/21542
https://poembook.ru/poem/1516962
И ещё. Призовой фонд предстоящих Чтений обещает быть очень достойным, благодаря поддержке администрации Поэмбука. Если остались вопросы о теме, условиях участия и времени проведения шестнадцатых Чтений «Литература в лицах», задавайте их в комментариях, я с радостью отвечу.
P.S: Тому, кто первый одновременно и верно (!) назовет автора литературного произведения; название литературного произведения; и перечислит всех литературных персонажей, представленных на изображении к этому выпуску, подарю 10 золотых.
Всем вдохновения!
Литературная Гостиная
Литературная Гостиная
13 октября 2019
Автор рубрики: Иванна Дунец
Чулпан Хаматова, Катерина Гордеева
«Время колоть лёд»
|2018 г.|
«Меня всегда очень раздражало, что многим кажется, что благотворительность — это история про полусвятых людей. Мне хотелось показать, что мы — нормальные, обычные люди, в нас есть зазоринки и их много...»
Ч. Хаматова
О книге. Достаточно двух факторов, чтобы начать читать её. Первый и, конечно, основополагающий, личности актрисы и основателя благотворительного фонда «Подари жизнь» Чулпан Хаматовой и журналиста, члена попечительского совета фонда Катерины Гордеевой. Второй — рекомендация писателя и вероятного номинанта на нобелевскую премию по литературе 2019 года Людмилы Евгеньевны Улицкой, а если быть точной, то одного абзаца из её предисловия к книге «Время колоть лёд»:
«Перед нами книга сложная, странная, полная обаяния и совершенно выпадающая из привычных жанров: здесь и роман воспитания, и журналистское расследование, и диалог двух подруг на грани исповеди, и дневник событий, и историческое исследование. Оторваться от неё невозможно, как от детектива, но временами проливаешь слезу, как над сентиментальной повестью. Словом, жанр её не поддается определению. И в этом смысле она остро современна — сама наша жизнь вышла из привычных канонов…».
Перечитав уже после предисловие к книге, я, честно говоря, была несколько растеряна. Делать ли полноценный обзор на книгу Чулпан Хаматовой и Катерины Гордеевой, или будет достаточно опубликовать небольшую заметку со ссылкой на предисловие Улицкой к ней? Ответ: ни то, ни другое. Я просто скажу вам, что прочла её. И от неё, действительно, невозможно оторваться!
Из аннотации к книге «Время колоть лёд»:
«Книга «Время колоть лёд» родилась из разговоров актрисы Чулпан Хаматовой и её подруги, журналиста, кинодокументалиста Катерины Гордеевой. Катя спрашивает, Чулпан отвечает. Иногда - наоборот. Каким было телевидение девяностых, когда оно кончилось и почему; чем дышал театр начала двухтысячных и почему спустя десять лет это стало опасным? Но, главное, как же вышло так, что совершенно разными путями подруги - Чулпан и Катя - пришли к фонду "Подари жизнь"? И почему именно это дело они считают самым важным сегодня, чем-то похожим на колку льда в постоянно замерзающей стране?..»
О благотворительности. Когда читала «Время колоть лёд», много раз ловила себя на мысли, что хочу процитировать вот это высказывание авторов, обратить ваше внимание вот на этот странный случай, порассуждать вот об этом контексте. Но не буду. Почему? Знаете, я, как никогда, уверена, что только после прочтения «Времени колоть лёд» вы поймете — почему. И у вас, как и у меня, изменится отношение к тому, что делают Чулпан, Катерина и люди, подобные им, — к явлению, фантомному для нас в обычном мире, — б л а г о т в о р и т е л ь н о с т и.
Сверни с проезжей части в полу-
слепой проулок и, войдя
в костел, пустой об эту пору,
сядь на скамью и, погодя,
в ушную раковину Бога,
закрытую для шума дня,
шепни всего четыре слога:
— Прости меня.
И. Бродский
Литовский дивертисмент, 1971
