Рубрика Влада Южакова

КРЫЛЬЯ

Дэн, пожалуй, самый неожиданный для меня друг. Первая моя встреча с ним была жестко брутальной: он и его брат стояли на крыше одного из домиков базы отдыха на песчаном берегу летней, теплой ночной Волги, кричали мерзкие словосочетания в сторону правительства и мировой общественности, обещали всех замочить, а вокруг домика стояли менты со стволами, готовые к стрельбе. Я, будучи в толпе зевак, спросил ближнего: «Кто это?». Ближний ответил: «Ну что ты… Это же Пилоты».

Потом они спустились с крыши, и мы все вместе сидели на этой же турбазе в парилке: братья Пилоты, менты, местные бандиты и прочие избиратели Ельцина и Зюганова.

Так в моей жизни появились братья Пилоты. Они и вправду были пилотами, закончили вертолетное училище, но офицерская карьера не задалась, и парни ушли в бизнес – открыли тату-салон, благо у Дэна был природный талант к рисованию.

Место было шикарное: частный сектор, старый, еще крепкий деревянный дом, табличка на стене, на которой значился текст, состоящий из рун. В доме всегда было критическое количество личностей, воспроизводящих криминал, живопись, стихи, песни и прочие продукты жизнедеятельности. Короче, мне там нравилось: дерево, железо, табак, водка, трава, крепкие мужские слова, тихие женские шаги, размышления, шутки и общее адекватное отношение к миру. И крылья, набитые у Дэна на лопатках.

Потом я уехал в Питер. А потом у Дэна случилась страшная беда: у него начал разлагаться один из спинных позвонков. Он пролежал год в Самаре, но там врачи не помогли, даже не смогли поставить правильный диагноз. Короче, время было упущено.

Но Дэн поехал в Питер.

Я навещал его, привозил какую-то полезную для здоровья ерунду. Это было невероятно обидно – видеть зрелого, неглупого, бойкого, крепкого кабана с прекрасной мужской фактурой, плачущего от отчаяния и безысходности.

Не знаю, почему, но я тупо верил в его выздоровление, как верю в мою женщину и в наступление осени. Через год гниющий позвонок ему заменили на стальной. Дэн выжил. Крылья развернулись.

И когда он уже начал цвести махровым цветом, он попросил меня: «Слушай, тут девушка моя приезжает… Я могу сбежать из больницы на пару суток. Ты не можешь организовать нам место для романтической встречи?». Я нашел такое место. В пролетарском Кировском районе Санкт-Петербурга. Впрочем, какое дело было Дэну и его девушке, какой район и какой город, если человек встал на ноги, хоть и с палочкой? Белые обои, черная посуда и далее по тексту.

Я выпил с ними по рюмке, и пошел домой.

Шел и думал: «У меня здоровый организм от природы, мне не на что жаловаться, на мне можно поле пахать, я горы могу свернуть… И чего я ною? Что меня в этой жизни не устраивает, что не так? Кому из нас вообще плохо? И что я переживаю на эту тему? Стоит ли?».

Стоит. И состоит. Именно из этого состоит поэзия. Из нашей боли, из наших переживаний, из болезней и смертей наших близких. 

Мы с Дэном дружим до сих пор. Он жив, дай Бог ему здоровья. Любит стихи, хоть мы с ним подразумеваем разное под этим понятием. Жизнь продолжается.

Не знаю, как у вас, но лично моя поэзия выстраивается не из пейзажей и натюрмортов, а из таких вот человеческих сюжетов. Иногда жестоких и страшных. Иногда добрых и смешных. Как жизнь, в которой мы пока еще пребываем.