Литературная Гостиная

Литературная Гостиная

03 ноября 2019

Автор рубрики: Иванна Дунец

Друзья,
в преддверии Чтений «Литература в лицах» я с радостью продолжу, ставшую традицией, публикацию эссе членов Жюри на ранее озвученную тему. Сегодня с нами в Литературной Гостиной поэт, музыкант и эссеист Игорь Филатов. Встречайте!
Подробнее о предстоящих Чтениях вы можете прочесть здесь

Игорь Филатов

«Доброе сердце»

|эссе|

«Литература в лицах». Казалось бы, — раздолье тема! Однако сижу перед чистой страницей уже полчаса и никак не могу определиться. Даже к книжным полкам подошёл, пробежался по корешкам — не помогло. Перелистал читательский дневник, заброшенный много лет назад, улыбнулся себе молодому и наивному, но так и не ничего решил. Слишком много их, героев, созданных волшебниками-писателями, — тех, что были моими друзьями, служили примером, открывали секреты, учили жить. Подумалось, если бы можно было собрать воедино всех персонажей литературных произведений, которые я прочёл, — какая огромная и разноликая толпа бы получилась!

Непутёвый Незнайка со товарищи, вихрастые мальчишки Гайдара, краснокожие Фенимора Купера и красавицы-креолки Майн Рида, капитан Немо и капитан Сильвер, Квазимодо и Жорж Дюруа, отец Сергий и Неточка Незванова, Дориан Грэй и лейтенант Синцов. Представляю себе эти лица и глаза, глядящие на меня: кто добродушно, кто с мольбой, а кто и с холодным презрением, — и теряюсь. О ком же написать?

Может, не о любимцах, а о тех, которые с первого прочтения так ударили по сердцу, что ему и теперь больно? Вон они стоят рядом — корсиканец Маттео Фальконе и казак Тарас Бульба — сыноубийцы, непостижимые железные люди, которые не просто обескуражили меня в своё время, а словно что-то отняли. Слово «честь» застлало им глаза, как дым, и заменило всё, в том числе и родительскую любовь. До сих пор не могу уложить в себе их поступки: не могу простить, но и судить не вправе, потому что понимаю, что души их — пучина, которая для меня слишком глубока. И поневоле приходят мысли, от которых не по себе. Думаешь: а мой отец? Он бы смог убить меня, если бы я? Тьфу, чёрт! Только не это! А дальше ещё страшнее: я ведь и сам отец. А если мои дети? Нет-нет, я даже допустить этого не могу, потому что боюсь найти в себе хоть что-то от этих двоих. Я просто закрываю глаза и не хочу об этом думать.

А когда открываю, вижу мальчишку, стоящего неподалёку. На нём прорванная в нескольких местах соломенная шляпа, старый пиджак с чужого плеча, а в руках — глядите-ка! — дохлая кошка. Босой, чумазый, он смотрит на меня с улыбкой, шмыгает носом и подмигивает. Я говорю ему:

— Привет, Гек! Вот о тебе-то я и напишу. Тебя никто не воспитывал, у тебя не было отца, который бы объяснил тебя высокое слово «честь». Точнее, отец-то бывал, но редко — когда возвращался после очередного запоя. И убить он мог, но просто так, ни за что — в приступе белой горячки. Знаешь, именно ты, оборвыш, с которым мальчикам из приличных семей строго-настрого запрещено водиться, живущий в разбитой бочке и питающийся объедками с помойки, никому не нужный и никем не воспитанный, преподал мне урок такой высокой доброты, с которой не сравниться никакая честь и никакая доблесть. Решено, я напишу о тебе. Ты не против?

Мальчик пожимает плечами:

— Ну, пишите, коли охота есть. Мистер Марк Твен и так уж меня разукрасил — от читателей отбоя нет. А что я такого сделал?

— Ты знаменитый персонаж, хочешь или не хочешь. И действительно, большой молодец! Помнишь, как ты разорвал письмо для мисс Уотсон, в котором написал про Джима?

Гек вздыхает и скребёт затылок:

— Да-а. Страшно было! Но по-другому я не мог.

— Об этом и речь.

— Послушайте, а про кого-нибудь другого нельзя?

— Ничего-ничего, потерпи, сегодня ты — мой герой!

Мне трудно представить, что кто-нибудь не читал «Приключения Гекльберри Финна», поэтому давайте сразу откроем 31-ю главу. Она называется «Молитва не от чистого сердца».

Только что два мерзавца тайком от Гека продали беглого негра Джима, с которым тот проплыл на плоту пол-Америки. Страшный удар для Гека: путешествие сделало их настоящими друзьями. Но главное, он уверен, что это божий промысел, кара за ужасное преступление — помощь беглому негру. В том, что, помогая Джиму, он совершает преступление, Гек не сомневался с самого начала. И вот пришла расплата.

«… Я даже подумал, что для Джима было бы в тысячу раз лучше оставаться рабом у себя на родине, где у него есть семья, если уж ему на роду написано быть рабом. А моё-то положение! Всем будет известно, что Гек помог негру освободиться; и если я только увижу кого-нибудь из нашего города, то, должно быть, со стыда готов буду сапоги ему лизать. Это уж всегда так: сделает человек подлость, и отвечать за неё не хочет. Думает: никто этого не знает, так и стыдиться нечего. Вот мне и показали, что есть такое всевидящее око и оно не потерпит нечестивого поседения и положит ему конец. Ну, я всё-таки постарался найти себе оправдание; думаю: ничему хорошему меня не учили — значит, я уж не так виноват; но что-то твердило мне: «На то есть воскресная школа — и почему же ты в неё не ходил? Там бы тебя научили, что если кто поможет негру бежать, то за это будет вечно гореть в аду. Меня просто в дрожь бросило…»

Попытка помолиться не выходит —  слова не идут с языка. Чтобы заслужить прощение и обрести чистую совесть, надо поправить дело. И Гек пишет письмо мисс Уотсон, хозяйке Джима, в котором рассказывает, где его найти. Груз сваливается с его души.

«… Мне стало так хорошо, и я почувствовал, что первый раз в жизни очистился от греха и что теперь смогу молиться… А то ведь чуть-чуть не погубил свою душу и не отправился в ад…»

Но потом Гек стал вспоминать путешествие по реке вместе с Джимом:

«… То вижу — он стоит вместо меня на вахте, после того как отстоял свою и не будит меня, чтоб я выспался; то вижу, как он радуется, когда я вернулся на плот после тумана; …и как он называл меня «голубчиком» и «сынком»; …и как он говорил, что лучше меня нет у него друга на свете, и что теперь я один остался у него друг…»

И вот, наступает самое главное! Следующий абзац, наверное, надо бы выделить красным. Потому что мальчик, который не прочёл ни одной книжки, которого никто не учил и не воспитывал, делает такой ВЫБОР, который не под силу большинству взрослых, умных и сильных духом людей.

«… И тут я нечаянно оглянулся и увидел своё письмо. Оно лежало совсем близко. Я взял его и подержал в руке. Меня даже в дрожь бросило, потому что тут надо было раз навсегда решиться, выбрать что-нибудь одно, — это я понимал. Я подумал с минутку, даже как будто дышать перестал и говорю себе:

— Ну что ж делать, придётся гореть в аду.

Взял и разорвал письмо…»

Эта фраза — «Ну что ж делать, придётся гореть в аду» — многими считается лучшей во всей американской литературе. Когда я читал «Приключения» в первый раз, я почти не обратил на неё внимания, но в какой-то  дцатый (я обожаю эту книгу) — содрогнулся. И только много позже узнал, что это «летучая» фраза, что она знаменита и даже где-то там высечена.

А теперь представьте чашу весов, которая колебалась в Геке. Вспомните, что он ещё ребёнок и верит не так, как взрослые, он ещё не дорос до претензий к всевышнему и философских «отмазок». У него всё просто и честно: заработал — получи. А то, что он считает белое чёрным и наоборот, — не его вина. Подавляющее большинство белых людей в его стране, молясь милосердному Богу, считает нормальным лишать прав и продавать, как вещи, людей чёрных на том основании, что они «как бы не люди»; а государство и религия закрепляют и освящают этот порядок вещей. Между прочим, так было всего лишь около ста пятидесяти лет назад. А всего лишь семьдесят лет назад в той же Америке, наскоро уравнявшей в правах своих граждан, независимо от цвета кожи, мистер Нийл Кингсблад, голубоглазый и розовощёкий блондин, в попытках проследить свою родословную до англо-саксонских королей по ходу дела обнаружил, что его прадед — на четверть негр, то есть он сам — на 1/32. Нет бы, смолчать! А он не захотел. Хотите узнать, что с ним стало? Прочитайте роман Синклера Льюиса «Кингсблад, потомок королей». Он потерял всё: семью, работу, уважение и чуть не потерял жизнь. Зато многое понял.

(Кстати, очень хороший во всех отношениях роман! Рекомендую).

Так что Гек Финн, будучи стопроцентным американцем, освобождая негра, совершал страшный грех. Что же заставило его пренебречь правилами, нарушить закон, пойти, как он думал, против совести, и в итоге обречь себя на вечные муки? Получилось вот что — сердце в нём победило ум. Он не смог причинить зло другу даже в обмен на вечное блаженство. И каков характер! Вот что он решил потом: «Страшно было думать об этом, страшно говорить такие слова, но я их всё-таки сказал. А уж что сказано, то сказано — больше и не думал, чтобы мне исправиться. Просто выкинул всё это дело из головы; так и сказал себе, что буду опять грешить по-старому — всё равно, такая уж моя судьба, раз меня ничему хорошему не учили. И для начала не пожалею трудов — опять выкраду Джима из рабства; а если придумаю ещё что-нибудь хуже этого, то и хуже сделаю; раз уж мне пропадать, то пускай уж не зря».

Ну, а потом начинается освобождение Джима. Это, конечно, песня! Твен неподражаем, только он так умеет. Если кто подзабыл, советую перечитать — получите редкое удовольствие! Джима освобождали с шиком и помпой — это само собой, если за дело берётся Том Сойер. На самом деле, выкрасть Джима было нечего делать. Не тут-то было.

«… Ну, это же так просто, как «раз-два — кружева, три-четыре — прицепили», и так же легко, как не учить уроки. По-моему, мы могли бы придумать способ хоть немного посложней, Гек Финн» — сказал Том Сойер…»

И Джиму пришлось вести дневник узника, разумеется, своей кровью (при том, что писать он не умел); делить кровать с пауками и крысами (узнику так положено); ломать зубы о спрятанные в лепёшках предметы; отпиливать ножку кровати вместо того, чтобы приподнять её и снять цепь (а опилки — все знаменитости так делают! — глотать); переодеваться в женское платье и многое, многое другое. А мальчикам — делать подкоп (ножами); запекать в пирог верёвочную лестницу; морочить голову тёте Салли; писать подмётные письма, чтобы поднять на ноги весь городок. В итоге сбежавшего Джима снова поймали, а Том Сойер получил пулю в ногу. И поделом!

А теперь давайте сравним мотивации двух друзей, делающих одно и то же! Том просто развлекался. Он ничем не рисковал, освобождая Джима, так как знал, что мисс Уотсон уже дала Джиму вольную. Он просто играл в приключения. Забава и впрямь получилась великолепная! Мне кажется, в этой книге ТАКОЙ Том понадобился Твену именно для того, чтобы оттенить карикатурным романтизмом неброскую отвагу Гека. 

«… Том Сойер столько хлопотал и возился, для того чтобы освободить свободного негра! А я-то никак не мог понять… как это он, при таком воспитании, — и вдруг помогает освобождать негра!..»

А у Гека ставка была больше, чем жизнь, но он не мог поступить иначе.

Цитата, кажется, из Сомерсета Моэма: «Мы не те, кем хотим быть, а те, кем не можем не быть».

Гек Финн очень хотел быть честным: перед Богом, перед законом, перед людьми, которых он почитал, — но сердце не позволило. Таким уж он уродился, с сердцем, добрым от природы. Мало кто испытал столько невзгод, мало кого столько обижали, а сердце его не огрубело. Не может оно быть иным, гены у Гека такие. От кого? Может, от матери, которой он сроду не знал; а может, в нём капля крови благородного краснокожего вождя, давным-давно сгнившего в резервации. Но мне кажется, скорее всего, природа сама в рандомном порядке генерирует подобных людей, забрасывая геном доброты то в одного, то в другого. Их немного, но достаточно для того, чтобы мы знали: доброта есть, — и верили в неё. Ведь, в конечном счёте, только это помогает нам выживать.

Ну, а о чести — в другой раз…

«Приключения Гекльберри Финна» — книга на все времена! И для детей, и для взрослых. Наверное, даже больше для взрослых. Книга, в которой общечеловеческие ценности так легко и ненавязчиво, с таким непревзойдённым юмором, с таким тонким лиризмом противопоставляются общечеловеческим же порокам, пошлости и ханжеству, что остаётся только удивляться таланту Марка Твена и его смелости. Об этой книге можно написать много разных эссе: об изумительном языке; о лихо закрученном, сверхнасыщенном событиями сюжете; о редкой познавательности — глубинка Америки зримо предстаёт перед нами, так что многое об этой удивительной стране становится понятнее; один только юмор Твена заслуживает исследований, диссертаций и, конечно, цитирования.

Я выбрал то, что мне показалось самым важным.