Альбом  

Автор рубрики: Иванна Дунец

31 мая 2020 

Зыбин Илья

«Человек в футляре», или Двойное дно»

|эссе| 

«А разве то, что мы живем в городе в духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт — разве это не футляр? А то, что мы проводим всю жизнь среди бездельников, сутяг, глупых, праздных женщин, говорим и слушаем разный вздор — разве это не футляр?..»

Сложно говорить о творчестве Антона Павловича Чехова без должного уважения. Несомненно, этот человек является одним из самых узнаваемых писателей русской классической литературы наряду с Толстым, Достоевским и Пушкиным. По крайней мере, его фамилию я узнаю в любой ситуации, а моё отношение к нему всегда останется глубоко уважительным. Для меня именно Чехов в своих сатирических рассказах, через насмешки и гротескные образы, умудряется передать мысли отнюдь не забавные, а те, которые запускают «моторчики» где-то внутри головы, которые вынуждают мозг думать и размышлять. Размышлять о людях, о жизни, о любви, о чинах, о чести и благородстве –  и нередко всё это есть в одном только произведении. «Человек в футляре» пример именно такого комплексного рассказа, в котором активно и органично синергируют темы людских пороков; описывается диковинный характер человека, за каждым углом поджидающего опасность; и поднимаются весьма философские вопросы о человечестве. И даже в нём нашлось место для любви.

(Делая небольшое отступление перед основной частью, хотелось бы сказать, что я не ко всем произведениям классики отношусь так, как это обычно принято. Понимаете, полностью признавая самобытность и художественную ценность известнейших классических романов, пьес и поэм, гениальность некоторых, по-моему, можно было бы и оспорить. Но это ни в коем случае не призыв НЕ любить и НЕ уважать известных, и даже признанных классиками, писателей и их творчество. Наоборот, всё они – отличное отражение той эпохи, «историческое зеркало», состоящее из сотен и тысяч осколков. И каждый осколок, как часть целого, но, в то же время, обособленная от него часть, может показать истинное лицо того времени с разных ракурсов).

По-моему, Антон Павлович Чехов писал иначе, нежели присуще большинству классиков. В его творчестве нередко во главу угла встает СМЕХ. Показывая, к примеру, тех же жадных, порочных чиновников, которые обычно в романах только мешают жить, он их непременно выставляет нам на посмешище. Те же пороки, но вместо желания «удавить» мерзавца, ты хочешь просто показать на него пальцем, пока свободной рукой «держишься за живот». И хотя такую реакцию чаще называют «смех сквозь слезы», мы с вами не тратим нервы на ненависть к самодурам, а просто насмехаемся над ними вместе с писателем. И я уверен, что, если бы образы такого чиновничества можно было возродить в наши дни, для них подобное было бы гораздо оскорбительнее и обиднее, нежели наш праведный гнев и скрежет зубов.

Тем не менее, не одной только сатирой известен Чехов. Есть у него и рассказы, где юмор уступает психологии персонажей и глубокой философии. Тот же «Ионыч», к примеру. Он, безусловно, может блеснуть своим гротеском, но поднимаемая тема там не вызовет читательской улыбки. Однако в названии моего эссе заявлено другое произведение. «Человек в футляре». Рассказ о замкнутом учителе греческого языка, живущем, как подчеркнуто в названии, в абстрактном «футляре» и о людях, которые с ним пытаются ужиться. Но только ли об этом рассказывает нам Чехов? Определенно, нет.

В первую очередь, в своём повествовании Антон Павлович не ограничивается сатирой над образом «необычной личности». Он не останавливается на высмеивании замкнутого Беликова, а пытается раскрыть его как человека, обреченного на бесконечные страх и тревогу. И затеивает он всё таким интересным образом, чтобы, вероятно, ещё и пристыдить читателя, смеющегося над «человеком в футляре» вместе с Буркиным. После рассказа соседа Беликова, почти в самом финале, через персонажа Ивана Ивановича Чехов освещает нам вторую сторону ситуации. Даёт альтернативное мнение, касательно таких людей, как несчастный «футлярный человек». И даёт его под самый занавес повествования, когда на протяжении всего рассказа нам приоткрывают только точку зрения рассказчика, который отзывался о Беликове как о простом забавном «чудаке».

Не исключено, что итоговой целью Чехова была именно насмешка над пороком закрытости, подозрительности, страха за каждую следующую секунду, однако, по-моему, в произведении есть почва для гораздо более глубоких рассуждений.

Казалось бы, учитель греческого языка, придерживающийся в любую погоду и время года одной моды – меховое пальто, тёмные очки, зонт и калоши; сидящий в своей квартире за замками, с закрытыми ставнями на окнах; трясущийся по ночам, как бы его не убил собственный повар Афанасий – идеальный пример персонажа для чеховских «упражнений» в юморе. Он пугает коллег, и каким-то неведомым образом заставляет их потакать своим параноидальным мыслям и предложениям; весь город знает о Беликове и опасается такой чрезвычайно странной и страшной личности.

На самом деле, для людей, у кого чувство эмпатии развито сильнее, чем желание посмеяться над кем-либо, подобный герой произведения одной только своей характеристикой может в каком-то смысле вызвать сочувствие и сожаление. Таким читателем являюсь и я. Ставя себя на место Беликова, можно представить состояние человека, ведущего подобный образ жизни. Бесконечный страх неизвестного, подозрительность и ОЖИДАНИЕ УЖАСНОГО, которое не покидает тебя ни на секунду – настоящее проклятие. Но в рассказе упор делается именно на комичность героя, на то, как он контрастирует с остальными. И я убежден, что единственная причина этого в том, что история Беликова рассказана как раз одним из его соседей, обычным сторонним наблюдателем. С другой стороны, нельзя отрицать, что Беликов действительно совершает поступки, назвать адекватными которые не получится никому. И почему бы, в таком случае, вдоволь не посмеяться над чудаковатым гражданином, осуждающим такие банальные вещи? Но здесь всё не так просто.

Особенности характера Беликова действительно создают комичные ситуации. Например, когда его сильно взволновала езда Вареньки и Коваленко на велосипедах. Очевидно, что подобное – перебор и глупость. Но здесь как раз всплывает один момент, который полностью переворачивает как смысл рассказа, так и его жанр в принципе. Антон Павлович Чехов как врач, вполне вероятно знал или слышал об обсессивно-компульсивном расстройстве (ОКР), или хотя бы о схожем психическом заболевании. Болезнь эта подразумевает приступы подозрительности, навязчивых мыслей, мешающих повседневным делам. Моя теория состоит в том, что писатель наделил персонажа именно этим расстройством. Иными словами, Беликов мог быть просто-напросто болен.

И если смотреть на «Человека в футляре» с этой позиции, становится уже не так смешно и забавно. Теперь это не комическое произведение, а полу-трагический философский рассказ про психически нездорового человека, которого, вместо лечения и терапии, пытаются женить и влезают в его жизнь. А в итоге ещё и вздыхают с облегчением, когда Беликов умирает. Уже не так комично выглядит человек, которому мало было просто всю жизнь чувствовать себя «не в своей тарелке», и каждую секунду переживать за свою жизнь, так ещё которого втайне недолюбливают и все окружающие в городе? Только подумайте, каким ударом должна была бы стать для этого человека карикатура от незнакомца? И самое ужасное. Смех невесты, которая увидела Беликова в самом унизительном положении. Когда его коронная фраза «как бы чего не началось» воплотилась для её хозяина в самой страшной форме: что-то действительно началось и случилось. Неудивительно, что Беликов (банально) не выдержал такого стресса, ведь за короткое время, описываемое в рассказе, он пережил немало волнительных явлений, хотя по натуре своей предпочитал вообще не высовываться из квартиры, кроме походов к коллегам с целью «поддержать дружбу».

В любом случае, всё это не больше, чем моя теория, но выглядит это правда, как хитрое Двойное дно, которое рискует для многих остаться незамеченным.

И даже если это всё не так, рассказ не теряет своей главной идеи и всё ещё его мораль остается крепкой и внятной. Иван Иванович, собеседник и скромный слушатель Буркина, в конце произносит важную фразу, которая переворачивает всё ранее сказанное – она же является и эпиграфом моего эссе:

«А разве то, что мы живем в городе в духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт — разве это не футляр? А то, что мы проводим всю жизнь среди бездельников, сутяг, глупых, праздных женщин, говорим и слушаем разный вздор — разве это не футляр?..»

На этой фразе читатель, который успел, как должно проникнуться рассказом, может задуматься: «А ведь, и правда. Свободных людей не существует. Каждый ограничен законами, нормами морали, запретами родителей. А есть и те, чьи границы установлены их телесной оболочкой — в то время как у простых людей зона комфорта может простираться от дома до двора, улицы или даже целого города, у некоторых людей её просто нет. Даже под одеялом в собственной кровати тревога не отпустит их. От этого невозможно скрыться».

Таким человеком и был Беликов.

Но заслуживают ли такие люди, как Беликов, глумления? Заслужили ли они карикатуры, одну из которых он получил? Заслуживают ли они того, чтобы земский врач писал про них рассказы только с целью «поиздеваться»? Или, может быть, между грамотных строк скрывается нечто большее? И много ли таких людей живет среди нас, которые вынуждены терпеть общество людей, каждый раз судорожно вытирая пот со лба? У каждого из нас есть границы дозволенного. Каждый из нас, по-своему, «связан по рукам и ногам». И если читатель задался такими вопросами, смог задуматься хоть на секунду, так ли сильно он сам отличается от бедолаги Беликова, можно будет считать, что Антон Павлович прекрасно справился с главной задачей рассказа; я думаю, что именно в этом и состояла основная идея чеховского повествования.

Все мы, в какой-то степени, Беликовы. Все мы, в какой-то степени, психи и паникёры. Просто наши стены сомкнуты вокруг нас не так тесно; наш футляр не так сдавлен, как у него. Каждый человек чего-нибудь боится. Каждый опасается за собственное благополучие, за светлость завтрашнего дня. Беликов просто воплощение оного, доведённое до абсурда. Беликов – это гротескная версия каждого из нас.

Так стоит ли смеяться над таким человеком?

Смеяться над ним = смеяться над самим собой?

Чеховские Чтения

Эссе «Человек в футляре» или Двойное дно в Чеховских Чтениях

Итоги Чеховских Чтений