Альбом  

Всеочищающий праздник Елизавета Трофимова. Книжка. СПб, издательство «Нормальные стихи», 2024. Предисловие Льва Оборина.

На первый взгляд книга Елизаветы Трофимовой способна ошарашить собранием этических максим, императивов, своеобразных «рецептов существования»: «практикуй / радикальное / неосуждение / о террорист / жизни лучшей / далёкой», «всегда / на стороне слабого», «руину чти / люби утрату». Возникает замешательство: что это — формулы на лучшую жизнь или поэзия, исходно противостоящая ответам, заостряющая вопросы? А может быть, именно такое количество «рецептов» необходимо нам всем сейчас, в ситуации растерянности, и поэзия, вторгаясь в зону этического, только тем и оказывается сущностно необходимой? «Рецепты» порой простейшие — «навести меня в больнице / принеси мне апельсин». В «Книжке» Трофимовой (заглавие-отсутствие ускользает в непосредственность, отстраивается от пафоса, будучи одновременно и подчёркнуто самоумаляющим, и несуществующе-аскетичным) по-новому проблематизируются отношения этики и эстетики и разговор о коллективном. Нет того, чему невозможно было бы написать признание в любви; человек человеку друг вопреки разделяющему времени; слова о взаимопомощи — ворох простых неосуждений, утешений, принесённых апельсинов и вслух рассказов длинных.

Закончить стихотворение раем детства — вполне естественный жест при такой поэтике, и слегка трансформированный Мандельштам в финале просто-таки напрашивается. К «простейшему из завещаний» — «только детские книги читать» — присоединяется ещё более простое — до отсвета той банальности, которая, будучи столько раз отвергаема, уже успела стать неочевидностью.

Временами «Книжка» представляется написанной будто не в своём времени или в молчаливом сражении с его устойчиво-разъединяющими координатами: смертности, социальности. В предисловии Лев Оборин отмечает, что книга, посвящённая памяти Василия Бородина, несёт в себе и отсвет его доброты. Бородинские интонации иногда и правда вспоминаются — не отклик ли здесь (в приведённом ниже стихотворении) на его «я люблю тебя так что вода начинает сиять»? Здесь же и предсмертная записка (что в ней было? Фигурировала ли она в Сети или только среди близких поэта? Не вем). В любом случае, рядом оказываются и отклик на смерть поэта и близкого друга, и горестная связь с «мёртвым местом». Налицо трансформация фразеологизма — «мёртвое место» есть место смерти и падение из окна; отсутствие же его — собрание «мест живых», которые, видимо, и ассоциируются с поэтом. Возможно, здесь воспроизведена реальная записка — ещё больше вдаваться в эти вопросы было бы совсем излишним. Процитируем текст.

Книга Елизаветы Трофимовой и есть такая ненавязчивая «записка всему». Кажется, любовь в этой слегка учительной директиве миру есть главный рецепт, вырывающийся непроизвольно. Если Андрей Платонов писал про стихи как про реакцию потения, то в «Книжке» любовь — физиологический ответ на «болючее» существование. (Слово «болючее» автор этой книги вообще любит — в нём слышится снижение пафоса по отношению к боли). И это — при том, что несправедливость мира не отрицается:

В последних строках — и реакция на коронавирусные реалии, и горестная укоризна по отношению к близкому человеку (выходящему, скажем, на улицу в разгар пандемии или — когда бы то ни было — на митинг), и ненавязчиво-мудрое отсутствие права как-то вмешаться, противостоять этому неразрешённому выходу. Эта реакция застывания между осознаваемой несправедливостью — и «всеочищающим праздником», внерациональным праздником существования — часто возникает и в некоторых случаях создаёт особый художественный эффект. В лучших стихах этой книги — эффект превращения, приручения страшного добротой заклинания или простого слова:

Конфликт между намеренным беспамятством (как отсутствием памяти о зле) и памятью о каждом, между реальной земной «дырой» и раем, — в этих стихах ключевой, волнующий, вибрирующий:

Невозможно не поддаться обаянию книги и её своеобразному наплевательству на условно «очерченные» (кстати, кем и когда?) границы поэзии. Вырываясь же из этого круга в область критики — видишь, как слова порой вырываются из границ эстетики и оборачиваются лирической банальностью. (Круг замыкается тем, что вселенная Трофимовой вовсе не признаёт подобных констант, и в этом её парадоксальное обаяние; на колу мочало, начинай сначала).

В большинстве текстов у автора получается, впрочем, удерживаться на этой тонкой грани. Так, довольно-таки простой текст умело выводит нас из состояния инерции: сначала — тавтологической рифмой, затем — переходом на верлибрическую основу и в финале — ритмизованной, преломлённой системой отражений, которая отвечает семантике любовного признания. «Я люблю», оказывается, можно сказать по-новому — без интонационных кавычек Бахтина и Умберто Эко.

Остаётся лишь один вопрос, трудный и заковыристый, снова выходящий в область этики, — о претворении в жизнь стольких заветов (рецептов, формул, императивов — как хотите). Геометрия, заданная в одном из начальных стихотворений этой книги, — «проглотила косточку тоски / значит будет дерево тоски», — наводит на вопрос о соотношении между косточкой и деревом, между сказанным и воплощённым. Поэзия — что-то глубоко вторичное по отношению к этому вопросу или тесно слепленное с ним? Здесь будем совсем кратки: те, кто знает в жизни Елизавету Трофимову, — верят в сбывающуюся силу этих слов.

Поэтика, в которой работает Юлий Хоменко, узнаваема: преимущественно минимализм, чаще — верлибр, реже — минималистическая силлабо-тоника (впрочем, на мой взгляд, не делающая погоды в этой книге). Кажется, здесь сразу же попадаешь в некую стилистическую клетку, в которой уже есть Иван Ахметьев, Александр Макаров-Кротков, Дмитрий Гвоздецкий, Николай Милешкин, Матвей Цапко и так далее; авторы с разными, узнаваемыми голосами, но так или иначе находящиеся в рамках общего универсума. Кажется, от этой стилистики уже невозможно отстроиться: она слегка подчиняет, замыкает в себе — то и дело приближая поэтический текст к запоминающимся формулам, афоризмам, цитируемости и, в общем, к довольно прикладным по отношению к поэзии штукам. Каждый из упомянутых авторов (а моё отношение к ним предельно различно) индивидуализирует высказывание, находясь внутри всё той же «клетки». Хоменко удаётся отстроиться и от лучших образцов в этом «условном» жанре, и от самой подчиняющей стилистики, — прежде всего с помощью парадоксального смещения времён, которое уже заставляет вспомнить не стилистических «отцов» и «собратьев», а, например, Арсения Тарковского.

Сон здесь превращается в свободу, состояние бодрствования — становится неким заключением (возможно, как раз-таки в клетке «всеобщего». Текст, будучи совсем не об этом, странным образом откликается на наши предыдущие размышления). В одной зарисовке соединяются и память, и мотивы физической свободы и заключения, но где-то ассоциативно просвечивает смерть: слова «те, кто уже на свободе» — ненавязчиво отсылают к свободе безусловной, дальше которой нет, к «нигде». Воспоминание, в котором причудливо остраняется время, — сюжет, варьируемый Хоменко вновь и вновь. Вот, например, в более длинном (и только условно «минималистическом») тексте:

«Папу» и «Кремль» (оставим возможные и, скорее всего, случайные политические допущения) здесь объединяет мотив защиты, возвышения; «добраться до Кремля» — по-детски привстать на цыпочки, оказаться ближе к надёжному авторитету. Но поэтический текст, конечно, — не система шифровок, а языковая структура, и в этом смысле можно сказать, что вещь сделана мастерски. Так или иначе в этом верлибре становится важным всё — от глаголов-эпифор во второй строфе до выдающей растерянность смысловой паузы в третьей. Пожалуй, именно иррациональный вопрос в конце, не поддающийся пересказу, расшифровке, делает текст по-настоящему интересным — и не в полной мере поддающимся интерпретациям. Эта неполнота интерпретации выводит лучшие вещи Хоменко на уровень поэзии. Так, смещение времён нетривиальным образом действует в (приведённом ниже) внутреннем монологе, в котором чувствуется тоска по России. Говорить напрямую о стихах в связи с биографическими мотивами было бы для критики моветоном, но и эмигрантский мотив не получается отбросить (Юлий Хоменко давно живёт в Вене — и наследование линии, условно, позднего Георгия Иванова напоминает о себе: то «австрийская осень», которая оказывается причудливыми параллелями связана с историей Пушкина и Пущина, то «австрийская берёза / прикидывается кумекающей по-русски»). Реалии прошлой, подзабытой жизни смешиваются в воспоминаниях; зима оказывается покрывающим их — единственным — единством (тавтология в этой фразе намеренна). Примерно как в анекдоте про старушку — «хреновое лето». Но и смысловая пауза вновь становится конструктивно значимой: в ней как будто монологизируется состояние лирического героя. Это жест, который не требует дополнительных обоснований; возможно, в нём «высказывание» обретает максимальное преодоление себя.

В озаглавившем книгу стихотворении каждое поле становится лётным «из-за над ним летающих / ветров / облаков / самолётов / ангелов / пчёл». Книга Юлия Хоменко в этом смысле дарит абсолютно непредсказуемую степень свободы — любое воспоминание способно стать поводом для художественной зарисовки; зарисовка, которая перерастает уровень самой себя и превращается в художественный жест. «Лётный», взмывающий; внимательный к миру и безразличный только к одному — к физической невозможности преодоления пространств. Да и правда, так ли оно важно, если прочитать «Лётное поле»?

Книга поэта и педагога Алексея Кубрика (1959 — 2024) была передана автором в издательство незадолго до ухода из жизни. Здесь в основном последние стихи, как минимум два текста встречались мне ранее, в его предыдущих сборниках (в том числе во «Внимательном лесе», 2015), — возможно, таких текстов и больше, здесь не претендую на полноту знания. Это сочетание не переводит книгу автоматически в статус избранного, но несколько по-иному располагает более ранние стихи в пространстве и времени, делает их частью целостного палимпсеста, где взаимоотношения со смертью — ключевой сюжет. «Палимпсест» по отношению к стихам ушедшего поэта — не моё слово, оно услышано мной от Евгения Абдуллаева, который как-то заметил, что после смерти в стихах начинают проступать эти нотные знаки. (Добавлю, тут есть немалый соблазн вчитывания, однако в случае с Алексеем Кубриком можно, кажется, говорить именно о сюжете — особых, близких, тесных до взаимности взаимоотношениях со смертью).

Или — появление её в образе истребителя, сверхзвукового самолёта, уже в соответствии с реалиями времени:

И:

Здесь хочется вспомнить любимое Алексеем Кубриком слово «проборматывание», отметить тесную связь его вещей с внутренним монологом и образом подсознательного, такого утреннего полусонного мудрствования; представляется и его характерная усмешка — ирония в последнем примере смягчает высказывание, не позволяет ему стать апокалиптически горестным. «Прекрасный мир» же отсылает, помимо прочего, к словам Глеба Шульпякова, которыми он как-то обозначил формулу поэзии, — «мир прекрасен, а человек умирает». Возможно, именно это сочетание — преддверие неизбежного и наблюдение прекрасного мира, уверенность в его красоте (вопреки тому, что в нём летят беспилотники) — и позволяет этим стихам говорить с абсолютной чистотой звука. Узнаваемой правотой последних слов (не побоимся здесь пафоса). В контексте биографии поэта это определение — «последние слова» — звучит тавтологично и, возможно, отсылает всё к тому же невольному вчитыванию; но теперь знание судьбы и правоты стихов сопряжены и неразъёмны — не так просто вынуть одно из другого.

Столь же хороша в книге и любовная лирика — напоминающая о позднем Георгии Иванове; впрочем, само его упоминание возвращает нас к определению последних слов.

В послесловии Леонида Костюкова намечены несколько контуров разговора об Алексее Кубрике — которые, надеюсь, будут развиваться в последующих статьях о нём. Один из таких контуров — его педагогическая деятельность: «Алексею Анатольевичу удалось то, что удаётся очень немногим, — действительно воспитать молодое поколение (разумеется, не всё, а в разумных масштабах). Литературно — но литературно всегда не только литературно. Это как кофе, раз за разом становящийся больше турки». Помню и своё посещение его семинаров: Кубрик умел говорить меткими формулами, не всегда очевидными сразу, прорастающими через время, — и думаю, таких формул его ученики смогут вспомнить множество. Мне же запомнилась одна — о необходимости эстетического риска в стихах. Думаю, в своих стихах автор воплотил этот завет. Мне жаль учеников, которые не столкнутся с его педагогическими монологами. Одна мысль об этом заставляет как-то чувствовать обеднёнными поколения, идущие вслед за нами. Остались стихи.

Зачем мы «сидим» на поэтическом сайте ПОЭМБУК? Почему люди тратят время на подобное? Как бы напрашивается простой ответ – любят поэзию, поэтому и находятся на поэтическом сайте. А мы ведь «...полагаем, что Поэмбук – лучший сайт стихов в Рунете». Вот и сидим тут сутками напролёт. С утками, гусями, козами, свиньями... со всем «Скотным двором», как говаривал классик. Но,... да, да... вон, товарищ из толпы кричит правильно - «Где вы тут видели поэзию?». Тоненько так кричит, с экспрессией и слюнями, но уверенно. Давно кричит. Порой с эхом. Конечно, это утрированно. Поэзия на сайте есть. Но далеко не везде. В дозированном количестве. А разве возможна поэзия в массовой раздаче? Этаким толстым многотомным сборником поэтических гениев. В многотысячном количестве. Долго ли можно читать не отрываясь сборник хороших стихов, поэтов? Это равносильно употреблению одной красной икры в ежедневном рационе – через пару дней обеспечен приступ пищевого расстройства. И как можно увидеть поэзию, не имея фона? Её же надо отличать от чего-то. Ну не от текстов же выступлений ответственных государственных лиц. Значит, имеет смысл и в существовании околопоэтических текстов и деятельности, так сказать создание выгодных условий для цветения "поэтической розы". А как насчёт целеполагания самих пользователей? За которыми, за каждым из них, находится вполне живой и настоящий человек. Пусть не всегда того пола, возраста, национальности, места обитания и кучи иных заявленных факторов. Пусть не всегда талантлив. Но всегда живой и со своими желаниями. Хотя, в наше время процветания ИИ, вполне может появится и какой-нибудь поэтический чат-бот Мефодий. Или Ашхарабек. Но это в будущем. Пускай и ближайшем. Итак, можно попробовать как-то выделить пользователей в группы. Препарировать, как сказать.

Первая и самая массовая категория. Этакий поэтический гумус. Часто называемый графоманами и другими, порой обидными эпитетами. Причём не в названии, а в смысловом наполнении. Они же «учащиеся», «слабопишущие», далее углубляться не буду. Но попробую назвать их фублями. Для разнообразия. И красоты Между прочим как раз эти люди и «делают сайт». В прямом смысле. Это база, основа, подложка, фон, массовое наполнение - всё то, что позволяет сайту существовать в цифровом поле. Самоокупаться рекламой, может быть даже приносить какую-то прибыль, привлекать новых пользователей. Фубли зачастую пишут плохо или ещё хуже. Но много. По нескольку текстов в день, сутками напролёт, 24/7. Тысячи личных текстов. Это чаще всего пенсионеры или люди в возрасте, неработающие по различным причинам и проводящие на сайте все свое время. Обрастающие тут многочисленными друзьями и единомышленниками. Они увлечённо общаются друг с другом, взаимно хвалят, ставят лайки и пишут восторженные слова. Часто капсом. И не только по причине уже ухудшившегося зрения, но и от невозможности сдержать крик восхищения. Им так комфортно. Туда же присоединяется подрастающее поколение, внезапно открывшее в себе тягу к поэзии, и вполне обычные ранее люди активного возраста, также попавшие под «копыто Пегаса» или «лиру Музы». Как правило, поэтический инструментарий используется привычный и однообразный. Порой из этой среды кто-то отпочковывается, вырастает в большее, углубляется в поэзию и переходит немного в иную категорию. Их цель - приятное времяпрепровождение в этакой околопоэтической тусовке, повсеместное общение с лёгким налётом не сильно большого набора умений и применяемых терминов, для определения класса «свой-чужой» - «силлабо-тоника», умение считать слоги, использовать умное слово - «цезура» и т.д., и т.п. (хотя «цензура» и «джин-тоник» ничем не хуже, но это сугубо личное мнение) Такая масса пользователей требует к себе большого внимания. В плане занимания, предоставления необходимого сервиса, возможности реализовывать свои интересы. Хорошо с этим делом справляется категория любительских конкурсов. Особенно, если туда не забредает акула из более отстранённых матёрых категорий, и не съедает всё приготовленные фублям плюшки.

Есть ещё паразитирующая категория. Как правило, уровень умений немного превышающий фубледиапазон, но не дотягивающий до поэтического уровня. Камуфлируется под следующую группу - группу активистов. Это очень активные люди, всё читающие и везде пишущие (не стихи). Но «изюминка» их в том, что продуцируют они негатив. Т.е. либо сбрасывают свой накопившийся в реале, либо просто питаются чужими эмоциями. Для этого всю свою деятельность они направляют на разжигание скандалов, провокации и прочие, подобные акции. Порождая исключительно негативные эмоции, как самые мощные. Поэтическая составляющая для них как обычный не особо важный инструмент, этакая побочка. Которым можно пользоваться лишь для достижения своей главной цели, манипулировать упоминанием. Занять их ничем невозможно, поскольку паразитирующая природа требует донора, источника, процесса. Они могли бы сидеть точно также и на спортивном сайте, и на сайте радиомоделистов, сантехников... На любом. Любая зацепка. Но цель одна - чужие эмоции. Группа очень малочисленная, поскольку её представители не терпят конкуренции, и каждый защищает свою кормовую зону. Поэтому их популяция обычно держится на одном уровне.

Не особо многочисленная, но самая глазамозолящая группа. Именно она формирует живое лицо ресурса. Её участники, как правило, не являются живыми классиками, но при этом обладают довольно неплохими и незаурядными умениями. Активно спорят друг с другом, бодаются, критикуют, порой скандалят. Но вся их деятельность продолжает находится в творческой сфере. Их усилиями организуются и проводятся качественные поэтические мероприятия. В целом, именно в ней и создаётся «поэтический движ». Группа не особо многочисленна, но довольно ценна. Потеря её может привести к тотальном застою и прекращения сайтовой активности, поскольку активности базовой группы будет недостаточно для сохранения поэтического статуса. В этой группе есть интересная подгруппа - сидельцы. Это как-бы не активные члены группы активистов, т.е. люди имеющие хороший творческий потенциал, но не имеющие желания быть активистом. При этом они охотно участвуют во многих «заварушках» и идеях активистов.

Некая практически мифическая формация о которой говорят все, но никто не видел. Порой даже называются имена, но всегда отсутствующих. Фактически эта группа – иллюзорный инструмент группы активистов, который задействуется для различных мероприятий. Иногда, на время, в эту группу помещаются авторы, появляющиеся в больших поэтических мероприятиях вне Поэмбука. Но по окончании тех мероприятий и возвращению на сайт они моментально вливаются в группу активистов. Развести эти группы, дать им возможность комфортно сосуществовать, вполне возможно. Как раз для этого и существуют конкурсы под литерами «Л», «Э», «П». Причём в этом случае запретов на участие никаких нет. Разрулить границы может только правильная модерация. Лишь она позволит отсечь работы именно по качеству и контролировать определённый уровень, не позволяя опускаться ниже заданного базового. Ну и, естественно, постоянный административный контроль паразитирующей группы. Вот так увиделось. Возможно, это только с одной, конкретной колокольни? Может быть, есть иные мнения?

Как давно я не брал в руки стилус... Измочаленно-опустошенный вопросами образования и науки, не подозревая, что земля реально круглая, спускаешься на первый этаж школы, где только что получил по самое не балуйся от встревоженных и обеспокоенных родителей и тут бабах Поэмбук. Да не просто Поэмбук, а автор, которого было всегда интересно почитать. И сразу забываешь, что ты измочаленно-опустошенный, вдыхаешь в грудь побольше воздуха и получаешь 15 минут приятной беседы. Спасибо. Было неожиданно приятно. К чему это все. К тому, что Поэмбук сближает.

Уважаемые участники! Подведены сводные итоги по трём этапам пробного командного турнира «Танцуют все!» Версия жюри I поток: 1 место Команда №1 – 30,38 2 место Команда №3 «Аквала»– 28,33 3 место Команда №2 «Перваки» – 25,86 II поток: 1 место Команда №3 – 34,57 2 место Команда №2 – 28,17 3 место Команда №1 – 27,14 Итак: В Финал попадают: * Лучшая команда 1 потока, набравшая 30,38 б. (капитан Barklai) * Лучшая команда 2 потока, набравшая 34,57 б. (капитан Марина Кнутова) * Команда Пир-у-Ets (сформированная из первой десятки конкурса «Танцуют все! Команда Пир-у-Ets» (капитан Алексей Бондарев) https://poembook.ru/diary/115464-7-pir-u-Ets-itogi Искренне поздравляем финалистов, но… это еще не все! Так как Турнир у нас в первую очередь командный, во вторую пробный, а путь до Финала был сложным и тернистым, организаторы решили собрать Сборную команду. В «Сборную» войдут по три лидера внутрикомандного рейтинга из не вышедших в Финал команд. Но и это ещё не всё! Учитывая, что Турнир прежде всего поэтический, а также, учитывая немалые потери личного состава в процессе игр, организаторы решили дать шанс и оставшимся за бортом участникам, но дошедшим в своих командах до Финала и сформировать команду "За бортом". Таким образом в Финале играют: - две лучших команды каждого потока /выходят сыгранным и проверенным в боях составом и это их БОНУС/ - одна команда, представляющая всех, не попавших в игровые этапы, чтобы доказать, что это было Судьба или Случай - «Команда Пир-у-Ets» - одна команда - Сборная лидеров из оставшихся команд, чтобы побороться с лучшими и заодно показать, насколько удачно сможет сыграть команда без «подгонки» друг к другу. - одна команда - чистой воды Шанс. Шанс доказать, что внутрикомандный рейтинг не приговор или это опровергнуть. Играют по принципу Сборной. С личным рейтингом каждого игрока и составами команд на Финал можно ознакомиться по ссылке: https://poembook.ru/diary/117367-15-tantsuyut-vse-final-sostavy-komand С итогами третьего этапа можно ознакомиться здесь: https://poembook.ru/diary/117365-13-tantsuyut-vse-III-etap-itogi Всем удачи и вдохновения!

А у меня на данный момент целых девять таких звёзд. Возможно, это чьи-то желания. Хотя, на ладони уже не выглядит столь романтично... Но отбросим шалости. Ликбез для простых. Пока камешек летит и сгорает в атмосфере - это метеор (явление), в народе - падающая звезда. Обычно это самые мелкие камешки, частички космической пыли. Если камешек побольше, то можно наблюдать явление болида, реально сильную летящую вспышку, иногда сопровождаемую звуковым раскатом и дымовым следом, как оставляет пролетевший самолёт. Мне изредка доводилось видеть и слышать болиды на ночном небе. Ну, а если камешек не сгорел, а достиг таки земли, то это уже метеорит (тело физическое). Мне подфортило, все эти метеориты недавно подарил троюродный брат, он в теме, к тому же химик по профессии, шарит в составах и классификации их. А я чайник, как и большинство из вас. Но я знаю толк вещи, особенно если она головокружительно древняя, родом из других миров, и вот у меня на ладони. Это не столько знание, сколько ощущение, когда эстетика захватывает дух и прошибает до глубины. Приятные камушки, крепкие, плотные, тяжёленькие, интересные на спиле... Не так давно мы делились экспонатами домашних коллекций, на мой взгляд было интересно в альбоме. И ведь можно периодически оживлять.

Да, "простыня", но мне кажется она будет интересна для многих обычных рядовых пользователей сайта, таких как я, и представляющих подавляющее большинство здесь. Прочитал в интернете одну статью о сетературе – сетевой поэзии с посылом - как не заблудиться в лабиринтах плохих стихов и где читать хорошие. Привожу выдержки из этой статьи: «В начале XXI века, когда вся современная поэзия фактически переместилась в интернет, перед читателем неизбежно возникает вопрос: как сориентироваться в этом текстовом море и как отличить действительно настоящие качественные стихи? Чтобы было понятней и проще, мы решили сравнить современную поэзию с айсбергом. Сравнить — а затем рассмотреть его полностью, двигаясь от придонного слоя к вершине.» Далее следует перечисление уровней с их характерными чертами, а именно: «Первый слой, придонный, — это, разумеется, всем (печально) известные Stihi.ru. На главной странице торжественное заявление: «Крупнейший российский литературный портал, предоставляющий авторам возможность свободной публикации своих произведений». «Второй уровень сетевого поэтического айсберга, наоборот, представляет поэзия, всецело рассчитанная на читателя. А точнее — на слушателя. На этом уровне царят Ах Астахова, Сола Монова, Стефания Данилова и другие последовательницы Веры Полозковой, которые широко растиражировали её гламурную поэтику и методику не столько вербального, сколько кинематографического взаимодействия с аудиторией.» «Следующий уровень айсберга предсказуемо занят поэзией социальной. Хотя те времена, о которых с пафосом писал Евгений Евтушенко, давно миновали, гражданская или социальная лирика до сих пор существует. Сегодня она представлена в основном литераторами так же, как и предыдущая группа, работающими на стыке поэзии и перформанса, лирики и репортажа... Именно эти гибридные жанровые образования представляют нам социальную лирику преимущественно либерального направления.» «В сущности, то, что располагается на четвёртом уровне айсберга и представляет нам современную поэзию как она есть. Журнальный Зал, размещённый в интернете по адресу… (нельзя упоминать!) — один из самых проверенных и качественных сетевых ресурсов для знакомства с современной литературой. Именно здесь размещены электронные версии всех действующих сегодня толстых журналов, в том числе и «специализирующихся» на поэзии. Именно здесь представлены современные авторы, прошедшие жёсткий профессиональный — редакторский и экспертный — отбор.» «Однако у современной поэзии, как и у всякого айсберга, есть верхушка, и это так называемая актуальная поэзия или поэзия «для посвящённых». Основу актуального письма составляет убеждение в том, что новое время требует новой литературы, предельно далёкой от массового читателя и находящейся на смысловой, стилистической и эстетической передовой. Убеждение верное, но заставляющее его адептов отчаянно, даже порой истерически, гнаться за новизной. В результате «актуальные тексты», которые можно найти прежде всего в журналах поэзии…(далее следует их перечисление, и думаю, что не надо их здесь рекламировать, нельзя)… в большинстве своём оказываются лишёнными не только знаков препинания — что в современной поэзии, в общем, не редкость, — но и элементарных смысловых связей. С одной стороны, стихи такого типа отчётливо иллюстрируют идею распада современной словесности, деконструкции и демонтажа всего прежнего. С другой — все эти лежащие на поверхности «деконструирующие» приёмы делают их находкой не для читателя, а для воинствующего филолога, торопящегося все им прочитанное препарировать и развинтить. Впрочем, читатель, добравшийся до актуальной «верхушки», всегда может вознаградить себя если не удовольствием от чтения, то мыслью, что он приобщился к высокой и элитарной поэзии. Или самостоятельно попробовать себя в роли поэта-деконструктора. Благо в некоторых манифестах в защиту актуальной поэзии приведены вполне себе работающие рецепты приготовления подобных стихов. Правда, здесь мы снова рискуем вернуться к первому уровню графомании как индивидуальной арт-терапии. » И вот ещё прочитал о сетературе в другой статье: «Это — та самая непрофессиональная поэзия, которая становится основным массивом сетературы и обращается к банальным игровым приемам. Приведем пример, когда сетевая поэзия использует образы сетевой культуры: и на уровне метафорики, и на уровне сетеграфики (знак смайлика). Александр Кабанов в одном из своих стихотворений употребляет смайлик в качестве заголовка, а пространство сети — для передачи своих чувств, и этим самым участвует в создании нового поэтического «сетевого» языка»". И, как пример, приводится текст А. Кабанова: Пахнет рыбой интернет-кафе, сохнут сети по второй строфе, В третьей – начинается регата: ухты, ахты, яхты, морячье! Море – шепелявое, ничье, как дитя под листьями шпината. На закате – красная строка, топот Зевса (местного быка), Улочка — тесна и угловата, бархатные персики в саду, в прошлом веке, в гадостном году. Рыбка, рыбка, ты не виновата! Еперное пение ханыг, сеть в пыльце от бабочек ночных, золотится — новое корыто… …Яндекс держит свечку над строфой, там, где рифма женская — мужской рифмой, по традиции, накрыта. У этого текста много восторженных читательских отзывов, но есть и остро критические, развенчивающие и отрицающие в нём поэзию… И где мы – на каком уровне, и как оценить всё то, что мы здесь на нашем сайте видим, и главное – кто прав в этих оценках? О вкусах не спорят или всё же спорят?...

Откликаясь на Альбомный призыв Богуслава поделиться ощущениями о зиме в своих краях, делюсь: Зимы как таковой в нашем городе уже практически и нет – когда-никогда выпадет снежок дня на два-три, потом превратится в кашицу и … всё дела. Обычно только в феврале морозик приударит, но с каждым годом всё слабее и слабее… Даже Дон-батюшка уже не замерзает в черте города, так с краешку прихватывает немного… О былых сугробах и метелях только одни воспоминания. Так что зима у нас по существу только календарная, и приятная разве только под Новый год… Я даже и фото зимнего города в своих архивах не нашёл, вот нашёл «зимнее» - городская Ёлка у парка им. Горького, домашняя ёлочка в ожидании празднования, и она же после празднования в «зимнем сиянии»… Как только снег выпадет я обнародую панорамку с балкона и с окошка во двор, чтоб хоть немного соответствовать ожидаемому пейзажу…

Если с чем-то хорошим и поздравить вас, други, то конечно же с Нагрянувшей Зимой! "Мороз и солнце - день чудесный!" - это не про неё. "Только ёлки в треугольных платьях" - тоже мимо. Я не несу ответственность за все уголки необъятной вселенной русского мира, но на планете Селигер сейчас чудесная сырость, слякоть, капель и ликвидация снежного покрова, который сымитировал было настоящий приход зимы. Мне по нраву такой зимний сюрреализм, с возможностью путешествовать на лодке, собирать артефакты каменного века на берегах Селигера. Вчера вечерком, занимаясь этой своей археологией, извлёк из озера дуршлагом не менее интересную штучку - небольшого налима. И теперь он стал обитателем аквариума, вместе с крупными цихлидами и барбусами, активно изучает свои новые двухсотлитровые пределы обитания... Навигация у нас полным ходом. Вот так выглядит с катера береговая панорама столицы Селигера - славного града Осташкова, в сочетании древней и новой архитектуры. Украсьте и оживите альбом, расскажите про зиму в своих краях и ощущениях.

"Наташа, а вы когда-нибудь падали с лошади?" - сугубо для поддержания разговора мог бы спросить воображаемый поручик Ржевский Бориса Пастернака. Вот и я спрашивала для этой же цели замечательную Элину Сухову о лошадях, поэзии, необходимости наставника, а также о тонкостях и нюансах ее грядущего в "Делаландии" курса. Если вы пока не определились с тем - идти ли вам на курс "Зимняя охота на быстроногих оленей", то посмотрите же наше короткое, но емкое интервью и определитесь). Да! Элина еще читает тут свои стихи! Ссылка на видео: https://dzen.ru/video/watch/674755eccf20656f82d6f2ca?share_to=link

Вот и закончился (ещё вчера) наш экспериментальный конкурс! Добавим ещё немного славы, нашим славным победителям! Вперёд вырвались четыре стихотворения, а вместе с ними и их Авторы: 1 место - Wowk https://poembook.ru/id109848 2 место - писец https://poembook.ru/id89046 3 место - Чуднова Ирина https://poembook.ru/id106878 4 место - Barklai https://poembook.ru/id95800 Мы славно поиграли, было много комментариев, прекрасное жюри, замечательные участники, а главное стихотворения! Отдельное спасибо, хочу сказать двум судьям Кубкового жюри - Ирине Чудновой и Асе Аксеновой, а так же нашему бессменному (в некоторых кругах бессмертному) модератору - Елене Лесной, которые захотели и смогли принять участие в нашем небольшом спринте! Я считаю - ура! Всем спасибо, за стихи!