Альбом  

Автор рубрики: Иванна Дунец

20 декабря 2020          

Жибуртович Константин

 «Любовь во время чумы»

|эссе| 

I

В Латинской Америке философские смыслы не произрастают, а если и восходят, то не приживаются. Климат не тот. Тропики и субтропики – места для наслаждения морским бризом и обществом милых дам. Плодородные двенадцать месяцев в году земли, изобилие всех сортов вина, футбол Марадоны – сколь страстный и гениальный, столь же и несдержанно-безалаберный. Join de Vivre. Вместе с нами, лёгкими и любвеобильными южанами.

Квинтэссенция смыслов и страданий – поиски суровых северян с их кратким летом. Философские изыски о любви и смерти, будь то проза, поэзия или рок, тем паче. Обветренный лик Кьеркегора, болезненно-острые черты Достоевского, трагизм Шекспира. Вечно холодный Копенгаген, не меняющийся столетиями Петербург с невыносимым климатом, и Лондон, где две трети дней в году паршивая погода с десятком разновидностей дождя в английском языке.

Примерно так я судил в свои семнадцать лет, и открывать Маркеса вовсе не собирался, хоть и знал о нём, поскольку дружил он с советскими писателями. Как раз тогда в СССР шёл сериал «Рабыня Изаура», и я ежевечерне лицезрел, как за пять минут до начала новой серии мой провинциальный дворик пустел на глазах – ни души из поколения старше пятидесяти. Зачем мне, чаду Севера, схожая проблематика, пускай и на ином художественном уровне («Сто лет одиночества»)? Знать бы тогда, что вся эта кокетливая южная экзотика – приманка для восторженных туристов, весь год копящих деньги на романтичное или свадебное путешествие.

Предубеждения, вообще, одно из мощнейших орудий языческого сознания, коему жаждется расставить всё и вся по полочкам. А ум мгновенно находит обоснования для заочных приговоров. Но реальность совсем иная.

В «рае для туристов» работы для юного журналиста Маркеса не отыскалось. Вот, если бы ты смыслил в земледелии, рыбалке и виноделии, стал бы незаменим. Что тогда? Ах, да: «увидеть Париж и умереть». Где, в самом деле, он спасался от голода: «Я собирал бутылки и старые газеты, за которые мне давали несколько сантимов. Временами я одалживал старую косточку у мясника, из неё варили похлёбку». Так похоронен ещё один прекрасный миф из детства. И только в декабре 1957 года, уже разменяв четвёртый десяток, Маркес получает штатную работу по призванию в газете «El Momento», но не в Париже, а в Каракасе в Венесуэле. Здесь можно прожить на зарплату, если не шиковать и быть свободным от порочных пристрастий к алкоголю и азартным играм. Впрочем, и этот поворот судьбы мало что меняет в жизни Маркеса. Журналистская подёнщина о сиюминутном. А повесть «Полковнику никто не пишет» (1961) провалилась, не удалось распродать даже две тысячи экземпляров книги. Ему тридцать пять, перспективы литераторства равны нулю. И Маркес идёт ва-банк: он закладывает имущество и садится писать роман «Сто лет одиночества» (1967). В случае нового провала он гол и нищ перед кредиторами. Супруга Мерседес Барча в процессе работы над фундаментальным трудом демонстрирует неотмирное великодушие и чувство юмора:

«У меня была жена и двое маленьких сыновей. Я работал пиар-менеджером и редактировал киносценарии. Но, чтобы написать книгу, нужно было отказаться от работы. Я заложил машину и отдал деньги Мерседес. Каждый день она, так или иначе, добывала мне бумагу, сигареты, всё, что необходимо для работы. Когда книга была кончена, оказалось, что мы должны мяснику 5000 песо — огромные деньги. По округе пошёл слух, что я пишу очень важную книгу, и все лавочники хотели принять участие. Чтобы послать текст издателю, необходимо было 160 песо, а оставалось только 80. Тогда я заложил миксер и фен Мерседес. Узнав об этом, она сказала: «Не хватало только, чтобы твой новый роман оказался плохим!».

Зная об истории создания романа «Сто лет одиночества», я его так и не дочитал, не принял душою и не полюбил, при всех симпатиях к тем, кто выжил честным трудом, не изменяя призванию. Я понял Маркеса: ему было насущно масштабное повествование с множеством линий и персонажей. Крупная проза позволяет сокрыть недостатки текста в совокупности, а изобилие характеров и психотипов помогает тиражам. Рискованно ставить на одну сюжетную линию. При всём мастерстве рассказчика, если образы лирических героев не совпадут с читательским восприятием, то и слог не спасёт. А здесь – каждый отыщет нечто созвучное, и на протяжении тысячи страниц будет нетерпеливо ожидать новые эпизоды встреч с любимыми персонажами.

Всё будет хорошо. Маркес получит «Нобелевку». И в его обстоятельствах, в зрелости, свободной от нищеты и юношеских искушений, начнётся подлинное литераторство.

II

Лишь после тридцати у меня случится подлинная встреча с Маркесом. О ней, буквально сняв слова с языка, поведал однажды Андрей Максимов:

«У каждого свой любимый Маркес. У меня это роман «Любовь во время чумы». Я помню, что читал его на каком-то курорте (вот феномен гения: курорт забыл, а роман из головы не выходит), вокруг бродили люди, которые, как все курортники, изо всех сил старались быть счастливыми, а я читал роман про людей, которые, извините за сленг, не «парились» по поводу счастья. Они проживали жизнь, замечая признаки старения, и не желая с этим соглашаться. Они старались верить в любовь, понимая, что это та вера, которая может смирить с жизнью. Я читал роман, в котором любовь была не трагедией (как я привык читать в русских романах), не радостью (как мне в те годы мечталось), а просто дорогой. Да, любовь была дорогой, по которой надо идти, потому что это – единственно верный и осмысленный путь. Помните, знаменитую фразу: «Зачем дорога, если она не ведёт к Храму?». В этом романе таким Храмом была любовь – и целью и движением, одновременно».

Роман начинается с трагичного, но внешне второстепенного для сюжета эпизода – самоубийства фотографа Херемия де Сент-Амура. Но самоубийство главных героев, Фермины и Флорентино, что происходит в дальнейшем повествовании, куда страшнее. Это пытка длиною в жизнь.

Мы с отрочества слышали множество мудрых слов о природе первой влюблённости. О том, что она ветрена, романтична, полна пририсованных, но несуществующих достоинств объекта страсти, и на поверку – мираж. А в этом мире правят не влюблённость, и даже не любовь, а стабильность, безопасность, комфорт, благосостояние и репутация. Фрейд и Маслоу не ошибались. Всякий идеализм юношеского восприятия – не просто глупость. Это роковое заблуждение, ошибка мировосприятия, что хуже глупости, если перефразировать Талейрана.

И всё у некогда романтичных возлюбленных в зрелом возрасте случится «по-людски», с мудростью мещанского самосохранения. Фермина выйдет замуж за обеспеченного врача и учёного с обширной практикой и безупречной репутацией. Вне острых чувств, но это хороший и надёжный человек. У Флорентино – свой путь, и возможность, в том числе, однажды убедиться, что его первая любовь не обладала исключительными достоинствами в сравнении с иными женщинами. Пора предать прошлое забвению, или снисходительно-цинично поминать о нём в редкие минуты сентиментальности за душевной выпивкой с близкими друзьями. Мол, с каждым случалась схожая блажь в его прекрасные семнадцать. А сейчас её наверняка не узнать, случайно встретив. Как призрак из давней жизни. А все письма – вернуть возлюбленному или предать огню. Бумага всё стерпит. Огонь всех успокоит. Жизнь – это путь, труд, поиск, борьба, преодоление, выживание, взросление. Биография, достойная обширного некролога и мудрой надгробной эпитафии. За всем этим нагромождением уже не разглядеть реальную душу человека, но суть не меняется. В жизни нет места зыбким влюблённостям из юности. Миражам из прошлого.

Спустя полвека взаимно выясняется, что именно юношеские сердца – единственные, кто не солгали. И всё иное – оковы социума, что превращаются в пыль при первом прикосновении Подлинного.

Когда Маркес вновь является ко мне со своей книгой, я наивно-нетерпеливо спрашиваю: «А что, что там случилось дальше, после поднятия флага о мнимой холере на судне и нового кругосветного путешествия?». Он мудро улыбается сквозь свои усы. Неспешно зажигает гаванскую сигару и разливает лучшее в мире южное вино.

Ответ уже неважен. И не потому, что я его угадал. Допускаю, его не знает и Маркес. За исключением той истины, что возможно прочувствовать лишь с опытом длиною в жизнь.

Чума – уходит. Любовь – остаётся. 

P.S: Друзья, Литературная Гостиная представила вам эссе одного из старейшин команды жюри Свободных Чтений — Константина Жибуртовича. Уже сегодня вечером мы с вами сможем начать читать работы эссеистов. Приходите! А в следующем выпуске от 27 декабря вас ждёт публикация эссе, автором которого также будет действующий представитель жюри Свободных Чтений.

Добро пожаловать в Cвободные Чтения!

Вдохновения эссеистам, понимания и сил команде жюри, а читателям — праздника с л о в а!