Редкая птица долетит до середины Днепра. Это у Гоголя. Николая Васильевича. Гипербола. А вот редкая птица не долетит до поля с картошкой, если имя её студент-первокурсник - это соцреализм. И желтые полосы без меры в ширину, без конца в длину - тоже. Так начиналось просвещение у первокурсников в сентябре 1962 года на поле между Московской ветеринарной академией (МВА), что в Кузьминках, и самой Москвой. Сегодня столица расправила свои щупальца за пределы МКАД, а в тот год на поле приходил лось.

Студентов высыпали на поле. Глядишь, и не знаешь, придёт ли конец твоему ряду с картошкой, который «без меры в ширину, без конца в длину». А вокруг берёзы толпятся вместе с полевыми цветами. Нет, чтобы помочь, хотя бы мешок той картошки собрать, а не, наклонившись, не могут наглядеться на девушек в шароварах. Стоят и усмехаются, приветствуют их, кивая ветвями. Эх, Николай Васильевич! Такая лирика в прозе.

Трём первокурсникам родители дали имя Виктор. Был ещё один Виктор. Не будь его, погибли б в неизвестности любовь и красота первых троих вместе с полем, берёзами, елями, цветами и картошкой. Этого Виктора мы будем величать - автор. Он - Васильевич. Чтобы как-то отличать двух других Викторов Васильевичей, одного из них звали Правша, а другого – Левша. Так называл их Виктор Иванович, старший из Викторов. Он отслужил армию, был женат, имел дочку, а потому для девушек особого интереса не представлял.

Правша и Левша – не брившиеся ещё парни, ростом под два метра, самые высокие на картофельном поле, потому поручили им весьма ответственное дело: забрасывать мешки с картошкой на транспортные средства. На них останавливались женские взгляды мимо их воли. Есть рост, ума не надо. Пока не надо.

В круг обязанностей Автора погрузка мешков не входит. Он прототип Викторов, которые Васильевичи. Их даже многие путали, включая Автора.

Впоследствии оба Виктора (вдобавок и их прототип) могли исполнять роль Деда Мороза без особого грима.

О себе Автор пишет так.

Родили меня в селе Староверовка. Это не так далеко от Диканек, хотя и в другой области. Живет ли там хотя бы один старовер, Автору не ведомо. В собственном рождении особых заслуг не вижу. Родился? Родил себя? Как это? Не Бог же - Я. Пока… во всяком случае. Но от сумы и палаты, где все великие, не зарекаюсь. Возможно, вы уже меня туда определили. Бог Вам судья... "да не судимы будете".

Свет представился мне в мае, между днями печати и радио. Думали, гадали, имя Виктор дали. На Егория то случилось, называемого и голодным, и храбрым, а еще Георгием Победоносцем. Примеряли Егора, Юру, Жору. Остановились на Викторе. Стал он дважды победоносцем, за что наградили двумя орденами. Потом ещё одним.

Весенний Юрьев день 6 мая главным скотоводческим праздником у предков был. И довелось ему плестись по их стопам. Со скотами всю жизнь: и с 4-, и 2-ногими, и с крылатыми, и бескрылыми. В отличие от 2-ногих, некоторые 2-лапые гребут от себя, но тоже ищут зернышко. А в остальном они: клюнуть ближнего, забраться повыше, обделать нижнего. Тут вам и межвидовая, и внутривидовая борьба. Это если онаучить реалии.

В мае рожают, чтобы маять. И мают (по-украински "мають", значит, "имеют") и в хвост, и в гриву. Пытались и меня... в гриву и хвост. Три монографии написать заставили. Это называется интеллектуальным рабством. Поэтому даю совет: не выпячивайте свой ум, в дураках останетесь! Пишет автор не только монографии, поэзию и прозу, но и смешивает их вместе. Остановимся на поэтическом псевдониме Виктора-Автора. Об этом он написал так.

Свой скарб сюда перевозя,

Избрал я псевдоним

(На зависть остальным).

Зовусь ДЮК_ДУБОССАРСКИЙ.

– Нескромно, Дюкарев!* Нельзя!

ДЮК – герцог из Одессы! -

Лик обнажив дикарский.

Куражились дантесы:

Царёвы, Королёвы

Князья-болиголовы, -

Любители эвстрессов,**

Себя за копчики грызя.

– Тебе ли ДЮКова стезя?

Ты замахнулся на ферзЯ…

Да ты б ещё Жар-птицей…

Её родимою сестрицей…

– Одесса ДЮКова, друзья

(Об этом забывать нельзя!),

Была всего лишь захолустьем

В гнилом Днестровском устье.

А ею правил град Тирасполь.

Одессу ДЮК тот основал?

Я Приднестровье создавал

С Тирасполем – моей столицей…

А потому одесский ДЮК

Мне и в подмётки не годится, -

Шутил так ДЮК из Дубоссар.

Шутник – ДЮК_ДУБОССАРСКИЙ?

*Дюкарев Виктор Васильевич – Виктор-Автор. Он же – один из прототипов обоих героев: Виктора-Правши и Виктора-Левши.

**Эвстрессы – положительные (эв-, эу- означает, хорошо) стрессы вследствие достижения цели, удовольствия от произведений искусства, литературы, фильмов, ответной любви, других достижений. У некоторых лиц – «ему хорошо, когда другим плохо».

Продолжим! Был ещё богатырь былинный. Дюком Степанычем его кликали. Угрюмый такой! Уважаемые мной люди склонны фамилию Дюкарев переводить как герцог. Иван IV Грозный за особые заслуги такой фамилией наградил моих далёких предков. Но, как говорится, не фамилия красит человека, а человек фамилию.

И голодал, и воевал, и ПМР создавал, за что Орден «За личное мужество» получил. Революции задумывают идеалисты, совершают авантюристы, казнят не виновных, а награждают непричастных.

Но все ж вернёмся в май 1944. Цвели сады. Я оказался в промежности… между печатью и радио. Потому меня много печатали и позволяли на «Радио Приднестровья» в 1992-94 изливать душу каждый день (бесплатно).

До начала вещания из Тирасполя семь недель «вещал» из Дубоссар, выполняя все функции на подпольной радиостанции. Тогдашний Президент Молдовы Мирча Снегур присвоил мне звание «Главный Геббельс Приднестровья». Вы думаете, я обиделся? Нисколько! Он утверждал, будто бы любит родной молдавский язык, который не знал толком. Это ему посвящено:

Да будь я и чукчей преклонных годов,

Всю жизнь прошагавшим по снегу,

Молдавский бы выучил только за то,

Что им разговаривал Снегур.

Потом он согласился, что молдавского языка не было никогда. Молдова возникла пять столетий назад, Румыния с румынским языком в 1860, а жители Молдовы, оказывается, ещё при Стефане Великом говорили по-румынски, хотя великий господарь 500 лет назад даже слова такого не слыхивал. Между прочим, 19.06.1992 друг Ельцина, демократ Снегур утопил Бендеры в крови. 22-24.06.1992 казаки с ополченцами освободили Бендеры. Знаменитый генерал Лебедь стал командующим 14 Армии 28.06.1992. Потом он освободил освобождённые Бендеры. В здравом уме не придумаешь.

Такие чудеса в решете и цунами в корыте.

С 1970, Виктор-Автор подрабатывал референтом в ВНИИ научной и технической информации (Люберцы), ВНИИ технических и экономических исследований в сельском хозяйстве, в журнале “Сельское хозяйство за рубежом” (Москва). Ранее учился в техникуме, ветеринарной академии. Родили ведь скотоводы в день скотовода.

Пена грязных вод занесла в депутаты Парламента Молдова, Временного Верховного Совета ПМССР (Тирасполь) и постоянного (Комитет по законодательству и законности) на уровень члена Президиума. Через 10 лет разразился стихами о гнусной сущности власти.

Заведовал отделами в НИИ. В Молдову пригласили, а затем назвали оккупантом. Так вот и оккупирую вместе с другими оккупантами земли, где веками "оккупанты" живут у могил своих предков.

Женился и защитил диссертацию одновременно. Мудрые утверждают: "В 20 лет ума нет... и не будет; в 30 лет жены нет... и не будет; в 40 лет денег нет... и не будет". Мне шел 30-й год.

Защитники Приднестровья подвигли в книге «Дубоссары 1989–92 гг. За кулисами политики» (Тирасполь, 2000, 416 с.) рассказать, как бывшие первые лица КПСС, облачившиеся в "демократические" одежды, гневно живописали о собственных злодеяниях, глядя на себя в зеркало, а под автопортретами ставили чужие имена.

Книгу можно скачать в интернете, введя в поисковик часть названия.

Ни в каких партиях не состоял. Не состоялся, значит, так как без членства в КПСС состояться было почти невозможно. Предпочитаю гулять вольным котом. Уставы и программы слишком предвзятые, однобокие.

Придерживаюсь принципа: полуправда – это ложь.

. * * *

Если вы, совершив героический поступок, продолжаете чтение, сообщу ещё, Виктор-Автор склонен считать самой главной героиней Аню – в последствии Анюту.

Чтобы не было путаницы, Аня до 18 лет – просто Аня. Аня, читающая и рассказывающая о себе – Анюта, или Анюта-Аня. Таким способом Виктор-Автор попытался всесторонне раскрыть образ героини. Полуправда - это ложь.

Освежу память. У двух Викторов отцы – Василии. Один – Левша, другой – Правша. Они тоже смотрят на Аню-Анюту заинтересованным мужским взглядом. так много правд сливаются в одну.

О девушках на картофельном поле писать не стоит. Сами понимаете: пыль, грязь, резиновые сапоги, одежда – не мини-юбка и не майка в обтяжку без лифчика.

Левша-Правша – это основное различие между двумя Васильевичами, а в остальном их поначалу даже путали. На поле быстро запомнили их имена, тем более что грузчики забирали мешки, наполненные девушками картошкой, знакомясь с ними по ходу дела. Старшего все называли Виктором Ивановичем, а двух других – Викторами Васильевичами, поскольку они сами себя так величали вследствие возникшей необходимости общаться. А нам легко различать их, так как один – Праворукий, другой – наоборот.

Виктор-Правша в будущем будет чем-то вроде репетитора для нашей самой главной героини, Ани.

Почти такие же главные героини – Таня и Наташа. Мы познакомимся с ними позже. Судьба связала их с Аней-Анютой и Виктором-Левшой. Сейчас речь о нём, о Викторе-Левше – четвёртом сыне в деревенской семье, где из женщин была только мама, в детстве и юности не переступавшая порог школы. Папа сделал это целых три раза вечером во время капитального ремонта трактора ХТЗ.

Как-то так получилось, что все литературные герои были, так или иначе, близки к медицине: одни лечили людей, другие животных. Пусть простят меня представители рода человеческого, человек – та же скотина, но очень высокого мнения о собственной персоне. Виктору-Автору порой казалось, когда человека называют свиньёй, то унижают, оскорбляют животное. Другие два Виктора Васильевича ему не возражали и пытались оставаться человеками. Да простят автора филологи.

Витя, который Левша, донашивал брюки троих старших братьев. Копилки для монет служили им игрушками. Их дарили самому старшему, потом передавали младшим по цепочке. После войны домов почти не осталось, бумагу использовали для растопки печи. О детских книжках даже речи не было. Писали на газетах чернилами из бузины.

Об этом времени друг Виктора-Левши – Виктор-Правша напишет так.

Красивый в крапинку цветок

Повёрнут к солнцу на восток.

Кружится бабочка.

Любимый дедушкин кусток.

Грибочка шапочка.

И восходящая луна

Блином огромным из окна…

А вот вечерняя звезда

Видна пока совсем одна…

И с солнцем рядышком она

Всегда. И это неспроста.

Такие детские года.

Такая детская страна.

Чудесно времечко!

В бородке ныне седина...

Сияет темечко.

И ещё так.

Жаворонком подняться бы ввысь…

Лучезарное детство, приснись!

Утро августа в полной красе:

Россыпь жемчуга на траве,

Босоногое детство в росе,

Златокованный мир в колесе,

Зачарованный в колдовстве.

От движения ног ветерок,

Катят капельки сверху вниз,

Приподнялся цветок-клеверок…

Первый лучик поймал бугорок,

В росном жемчуге он завис.

В нем небес глубина в бирюзе,

Сотни радуг с седой каймой...

На нетронутой мной полосе

В васильковой блестящей слезе

В сказку мир превращался мой.

Что ещё написать о детстве?

Сказочки он иногда переделывал, когда у него внуки уже появились. Например, всем известный "Колобок".

Под присмотром Бог-Ярила

Тесто мерно подходило.

Через две недели в срок

Испечён был Колобок.

Покатился, покатился,

Даже не остановился,

Зверь какой-то… Вот напасть!

Откусил седьмую часть.

Начинался день лишь третий.

Два ещё и, не заметив,

Зверя – нового врага,

Части нет седьмой. Ага!

Вот шестой денёк проходит.

С Колобка зверь глаз не сводит.

Хвать за бок! Куснул слегка…

Три седьмых нет Колобка.

Каждых два денька кусали,

Часть седьмую отбирали,

Так что зверь в чреде восьмой

Без еды ушёл домой.

И опять у Бог-Ярила

Тесто мерно подходило.

Через две недели в срок

Вновь испечен Колобок.

Колобок зовут Луною.

Пролетает над Землёю

Двадцать восемь с лишним дней.

Средь созвездий, как зверей.

Почитали их земляне.

Средь землян были славяне.

Насчитали их шестнадцать.

Нынче знают лишь двенадцать.

Круг зовётся Зодиком.

Средь зверей есть Рыбы с Раком,

Близнецы со Львом, Стрелец,

Овен, Скорпион, Телец…

Так и сказку сочинили.

Имена зверей сменили.

Не читал кто «Колобок»?

Такой выдался урок.

О других сказках, баснях на новый лад позже.

Первой копилкой Виктора-Левши была грузная слониха. Как мама. Между передними ногами Витя обнаружил два соска. Как у мамы.

Он вспоминал эту копилку всякий раз, когда встречался с девочками, убеждался, пока визуально, что в том месте, где у коровы вымя, груди у женского пола нет, но что-то туда притягивало его. Маленький, но мужчина. Врождённые рефлексы, или инстинкты, делали своё дело.

До определённого возраста он считал, как и многие жители деревень того времени, что красивая девушка должна быть полной и работящей. Как там у Некрасова? И в горящую избу, и коня на скаку. И рожать она должна во время обеденного перерыва, а после обеда, надев на себя хомут, предоставить кобылице отдых и время для кормления жеребёнка. И лишь потом самка рода человеческого может покормить новорожденного своего. Жеребёнок… он же ребёнок, а ребёнок – не жеребёнок!

Второй копилкой всех детей по очереди была овца. Поскольку папа маму так нередко называл, овечку Витя тоже любил. Но он не мог понять, почему папа при этом сердитым был.

Как-то папа, листая учебник арифметики старшего сына, принялся воспитывать самого младшего. Тот ёрзал на стуле. Воспитателю это очень не нравилось, и он спросил строго:

– Как называют эту скотину?

Слово «животное» ему было то ли не ведомо, то ли он не принимал его из принципа.

– Овца, - ответил ребёнок, продолжая ёрзать.

– А как зовут её сыночка?

– Ягнёнок. Ой! Мама я уписался!

– Сразу видно: писателем будет, - и, как в образовавшуюся лужу на глиняном полу глядел.

Отец семейства фразу «скоммуниздил» у украинского юмориста, сатирика, медицинского работника Остапа Вишни "скоммуниздил". Его произведения каким-то образом не пошли на растопку и хранились на «угольнике». Это мебель в виде трёх гвоздей в углу вверху, вбитых в стены, на которых лежал прямоугольный треугольник, изготовленный из того, что осталось после пожарищ. Село спалили немцы после курской битвы.

Книги Остапа Вишни заменяли букварь и лечили смехом. Витин папа острил, подражая хохмачу. Ему, охотнику, очень нравился рассказ о том, как один писатель, купив новое ружьё, сказал, что без трофея не вернется домой. Подбежал он к убитому зайцу, а у того в зубах записка: "Юрий Корнеевич, зачем же ты меня убил?". Того зайца убил Остап Вишня и решил подшутить над товарищем.

Почерк у юмориста был хуже, чем у его товарищей из медицинских врачей. Его не могли разобрать с первого раза даже товарищи. У Витиного папы он был ещё хуже. Сам Витя превзошёл всех: на следующий день с трудом разбирал им же написанное, поэтому в студенческие годы ничего не конспектировал, чем возмущал лекторов. Они часто спрашивали:

– А Вы, молодой человек, почему не пишете? Как собираетесь сдавать экзамен?

Виктор Васильевич, если не забыли, так его продолжали называть с того самого картофельного поля, не успевал отвечать. Всегда находился кто-то, произносивший женским голосом:

– Он никогда не пишет. Вы ему тоже «отлично» поставите.

Так всегда и было. Он считал себя везучим. Ему «отлично» ставили, когда (он так считал) он этого не заслуживал. Когда он фотографировал девушку по её просьбе, не каждая шла в лесопарк в женском белье. Виктор объяснял, что девушек не нужно фотографировать сверху, так как это укорачивает ноги. Девушка взбиралась на пенёк, отворачивала ножки в сторону, щёлкал фотоаппарат. Пока он зачехлялся, часто колени девушки незаметно разворачивались в сторону фотографа, и они не сильно сжимались.

Именно в этом положении девушки задавали Виктору вопросы на интимные темы. Порой они в них разбирались лучше Виктора. Девушки делились секретами с подругами, которые были уверены, всё будет в тайне. Они тоже желали сфотографироваться в том же месте часто без женского белья. Место было укромным, девственность не терялась. Если её уже не было, процесс мог пойти вглубь. Напряжение у Виктора девушки разряжали доступными способами. Как-то Виктор признался одной девушке, что ему не очень нравится отсутствие белья в нижних интимных местах. Ему нравится, когда хотя бы что-то было прикрыто. А предметы женского туалета можно снять, когда они окажутся лишними. Как по команде, девушки приходили в трусиках, но часто без бюстгальтера. Интересно то, что у многих из них были парни. Виктор неукоснительно следовал совету, данному ему ещё во время учёбы в техникуме, но об этом позже.

В зрелые годы Виктор-Левша приезжал к другу в Дубоссары, к тому самому Виктору-Правше, вместе с которым в качестве первокурсника Московской ветеринарной академии забрасывал мешки с картошкой. Они нередко вспоминали третьего Виктора, но следы Виктора Ивановича затерялись, когда они отслужили по три года в армии. Но он всплывёт ещё при необычных обстоятельствах.

Друзья, не обращая внимания на включённый ими магнитофон, вели беседы на великом могучем. Очень глубоко обсуждался женский вопрос после нескольких зачётных подходов к веселящей жидкости.

Куда денешься от женщин? Без них никуда. Кстати… Виктор-Левша был женатым. Недолго. Большую часть жизни прожил один. Эту тему предпочитал не обсуждать.

Так вырабатывался особый стиль творчества. Один на троих Викторов Васильевичей: Левши, Правши и Виктора-Автора. Весьма существенный вклад внесла также одна знакомая Виктора-Правши. Звали её Аней. Она не только героиня, но и нежданно-негаданно оказалась рецензентом повести о себе «Аня», ставшей в итоге частью этого произведения.

Так многие частные правды слагались в одну многостороннюю и приукрашивались художественным свистом Виктора-Автора.

Виктор-Левша переносил записи с магнитофонной ленты на бумажный носитель, сокращая крепкие русские словечки. Речь становилась менее сочной, даже суховатой, поэтому приходилось употреблять иносказания, латинизмы для детородных органов и процессов, приводящих к увеличению народонаселения. Потом некоторые завистники удивлялись:

– Мужик, кажись, ломаного гроша не стоит, а как пишет?! Даже по тем вопросам, где ни в зуб ногой. Но об этом позже. Мы совсем забыли о маленьком будущем Викторе-Левше.

Витю переодели в сухие штанишки. Папа решил продолжить его воспитание, глядя на ручеёк на глиняном полу, покрытом соломой. Папа не уследил за позывами недавно родившегося телёнка, которого перенесли из холодного сарая в хату. Хорошей двери даже в ней не было. Что уж о сарае говорить? Родитель заготовил осоку, смастерил из неё рогожи, под которые подложил разнотравье с большими листьями. Хату кое-как утеплили отходами от урожая картофеля, подсолнечника, кукурузы, накошенной в болоте осоки и тростника, а сарай прогревался теплом от коровы.

– А папу ягнёнка как зовут? – спросил папа будущего писателя.

Тот, проявив незаурядные логические способности, решил:

– Мама – овца… отец – овец.

Папа решил подучиться у сынишки превращению слов женского рода в мужской. Первое, что ему пришло на ум, как мужчине, название женского органа. По понятным причинам не буду его произносить вслух. Это как в советском анекдоте. Что такое мат, знают все, но делают видимость, что не знают. А что такое диамат (диалектический материализм), никто не знает, но все делают видимость, что понимают.

Ну, все вы, конечно, относитесь к первому типу людей, поэтому понимаете, о чём это я. Тем более что это словечко по частоте употребления занимает второе место после существительного из трёх букв или третье, пропустив вперёд процесс между мужчиной и женщиной.

Папа отбросил окончание «а». В остатке оказалось что-то напоминающее таинственную для него величину 3,14 (пи) и звезду. Боженька папу тоже не обделил логикой. Подражая сыну, превратившего маму-овцу в папу-овец, родитель к полученной основе добавил всё тот же суффикс «–ец». Образовалось смачное междометие, употребляемое вместо слов труба, хана, финал, эпилог, финиш, апофеоз. Иногда в общественных местах вместо всех упомянутых слов он говорил «конец». Но его собутыльники чаще понимали при этом слово их трёх букв. Вот к чему могут привести логические рассуждения!

Папу осенило! Он вырос в своих глазах. Ты смотри, как легко можно превратить женский половой орган в мужской! Диалектика! По тому же шаблону он легко превратил звезду в звездец, попутно заменив «зве-» на «зви-». Так, по его мнению, благозвучнее.

Велик и могуч русский язык! Не понятно, зачем нужно изобретать какие-то там международные языки на базе английского, например? Взял истинно русское слово из трёх букв, присобачил приставки или суффиксы, или и то, и другое одновременно. Есть все части речи на все случаи жизни. Если кому-то что-то не совсем понятно, можно воспользоваться словарём русского мата. Иностранные космонавты, якобы, вначале учатся говорить не по-английски, а на таком вот русском языке. Вместо «ты, мил человек, зачем нагрузил так много? А ну разгружай к чёртовой матери!» легко они говорят: «Ты, куй, накуя накуярил докуя? А ну раскуяривай накуй!».

Может, врут. Но вот быль. В смесителе воды (в седло клапана, как потом выяснилось, если выразиться техническим языком) что-то попало. По трубам, где должна быть горячая вода, потекла холодная. Слесарь объяснил иностранцам:

– Там одна куйня закуярилась под ту поеbень. И никуя! – и все поняли.

Витин папа рассуждал приблизительно так:

– И накуя тех долбоё(ду)бов учат всякой куйне?

Придя в себя от своих открытий, он спросил будущего писателя:

– Как ты, сказал? Мама – овца, а отец – овец?

Мама неопровержимым тоном выразила решительный протест:

– Неправильно! Если мама – овца, то папа – баран!

– А откуда у байяна (Витя букву «р» не выговаривал) йоги?

– Баян, йоги? Откуда ты знаешь эти слова?

Мамы понимают язык детей. На то они и мамы!

– Это мама-овца папе-барану рога наставила с другим овцом-бараном, - объяснила мама. Надо говорить не роги, а рога! – проявила она лингвистические способности.

– Не йоги, а Йога? Баба Яга? - уточнял Витя, - у папы она женой была до тебя, мама?

– Нет! Это сейчас у меня Баба Яга! – папе необдуманно было позволено встрять в разговор. Бывшая Яга была не хуже твоей мамы!

Мужчина на роль главы не претендовал. Он любил повторять:

– Мне главой? И накуя овецу… баяну-барану баян? Считай себя хоть министром внутренних дел, но чтобы жратва была со стопариком! И не мешай мне быть министром внешних сношений!

Так называют во Франции министра иностранных дел. Но, думается, Витин папа вкладывал в эти слова несколько иной смысл.

В каждом из начальных классов наш Левша учился по четыре года, сидя на печке и слушая старших братьев. По окончании седьмого класса он поступил в техникум. Учился на зоотехника. В это время у него произошли перемены в понимании женской красоты. Ему преподавали такие важные для селекционеров понятия как стати, оценка качества экстерьера, индексы телосложения. Учащимся особенно нравились индексы длинноногости, тазо-грудной, грудной, шилозадости.

Эти научные термины переносили на всех девушек. Наш герой всё ставил на научную основу, поэтому всегда был круглым отличником. Дополнительно он досконально изучил индексы телосложения у людей разного возраста, пола, национальности, места рождения и проживания, причём на пять с плюсом выучил изменения индексов телосложения у девушек в зависимости от возраста.

Этих индексов, то есть соотношений между разными частями тела, у людей больше сотни. Он, конечно, заметил, если девушку плохо кормить после рождения, то соотношение между длиной ног и туловища смещается в пользу ног. В итоге он решил, что девушек можно не кормить или сажать в карцер на хлеб и воду.

Потом была ветеринарная академия, что в Кузьминках на юго-востоке Москвы. Его всегда интересовала всякая заумь. Поэтому, рассказывая о Викторе-Левше, без зауми никак не обойтись. Не пугайтесь. Она скоро закончится. Тем более, что наш теоретик понял, практика без теории слепа, а теория без практики мертва. Он панически боялся прикоснуться к одной девушке. Знания индексов телосложения не помогали. Но без опоры на теорию сложно разобраться в важных моментах из жизни нашего героя.

Как только Виктора стали волновать девушки, он решил разобраться, как получаются блондинки и брюнетки. Ещё в техникуме он познакомился с акушерством, гинекологией, искусственным осеменением и тому подобными науками. Поэтому его не нужно было убеждать в том, что к этому процессу ни аисты, ни капуста, ни аисты в капусте никакого отношения не имеют.

Он немало удивился, когда узнал, что чешуйки перьев у птиц преломляют солнечные лучи, поэтому перья играют всеми цветами радуги. Никакой краски в перьях нет. Там физика. Если быть точнее – оптика.

В волосах иначе. Там химия. Есть такая аминокислота. Тирозином называется. Она окисляется, не как ей хочется, а с помощью фермента. Ещё раз слёзно прошу! Не пугайтесь! Это же так просто! Не запомнили? Ну и Бог с ним! Вам и не надо! Это Виктора интересовало. А Вам зачем? Хотя… Без этого тонкости не понять.

Так вот! Тирозин окисляется. То, что получилось, конденсируется, восстанавливается, окисляется, опять конденсируется, образуя гранулы меланинов, то есть красящих веществ волоса блондинок и брюнеток. Если тирозин не окисляется, волос седой. Седина невзрачная. Если прошло первое окисление с конденсацией, а дальше всё застопорилось, образуются зёрна, отдающие серебром. Так было у нашего героя, первой научной работой которого было «Образование меланина в волосе». Ему говорили, что от этого он и поседел. Но у него была своя теория:

– Во всём виноваты женщины, - убеждал он себя, высматривая свободное место в зале ожидания кишинёвского автовокзала.

Билетов на поезд или самолёт не было, а ехать надо. И опять виноваты женщины. Каждый из нас имеет право на свою дурь, которую из-за той самой дури называют мнением, путая дурь с мнением.

Мнение – это оценка, наше отношение к факту, а не отсебятина какая-то у систематически прогуливавших уроки и лекции. После моих объяснений, надеюсь, вы уловили различия между мнением и результатом действия мочи на мозг, когда та самая жидкость в мозг шибанёт.

Если не поняли, виноват ремень папаши и он сам, возможно, регулярно тоже сбегавший с уроков. Но мы будем называть теорию Виктора предубеждением, так как он сам это понимал. Ему просто удобнее было с этим жить.

– Придётся больше суток трястись по бездорожью в автобусе, - почти вслух проговаривал Виктор свои мысли, пробираясь вдоль стены в самый конец.

– Вира! Вира! Майна! – бубнил изрядно выпивший мужчина, сидевший на краю дивана в последнем ряду, опустив голову. Рядом дремала уставшая девушка. На возможный ваш молчаливый вопрос отвечаю: это не Аня, о которой я обещал рассказать. Но она с ней встретится. Ещё по большому секрету сообщу: Викторы иногда считали её ещё большей героиней, чем Аня.

Бегло эскиз картинки. Красивые ножки, обычно собранные в коленях, разъехались на два-три спичечных коробка. Впереди в предпоследнем ряду две девушки прихорашиваются перед зеркалом с тонкой длинной ручкой.

– Мэй! КрасавЕц! - в молдавском стиле, с ударением на последнем слоге развязно позвала одна из них, - давай к нам! Организуем тёплое местечко для обеих рук, - она показала в область своего паха, а глазами на то же место Виктора. Но Левша продолжил движение.

– А там занято. Наш друг, товарищ и брат место забронировал. Не обломится.

Уставшая девушка открыла книгу на предпоследней странице, но покрасневшие веки её не слушались. «Такелажник» на время прекратил «вира-майна». Наш герой опёрся на подлокотник, остановился.

Виктору ещё не было 40, выглядел он значительно моложе, несмотря на добрую половину растительности на голове, отдававшей серебром. Густые, седые, упрямые волосы, растущие быстрее остальных, создавали верхний ярус, обычно привлекавший фоторепортёров, стремящихся выхватывать из толпы что-то необычное. Как говаривал друг из Дубоссар (его тоже звали, если не забыли, Виктором Васильевичем - Правшой), из-за пазухи обезьян разных вытаскивать надо. Помните? Оба Виктора из первокурсников на картофельном поле были самыми высокими, чем привлекали внимание девушек. Возможно, по этой причине и в этот раз две дамы с зеркалом из предпоследнего ряда предложили ему руки погреть ниже пояса. Может, причина была иная, но теперь можно лишь предполагать и догадываться.

Останавливался женский пол и на двухэтажной шевелюре нашего героя. Когда тот самый слабый прекрасный пол задавал вопрос о причинах столь раннего поседения, следовал всё тот же стандартный ответ:

– Женщины довели.

С этого обычно начинался диалог между мужчиной и женщинами, проявлявшими неподдельный интерес к этому явлению и самому носителю драгоценного металла в волосах. А, может быть, последовательность была другой. Кто его знает. Чужая душа – потёмки, тем более женская. Тысячелетиями в ней пытались разобраться мужчины. Но это не по силам самим женщинам.

Проблем со знакомством у нашего Виктора не возникало. Если точнее, самих знакомств не было, так как он обладал особым даром: знал имена всех лиц женского пола. Всех их звали Девушка, включая тех, которых фотографировал в Кузьминском лесопарке на пне в укромном месте.

При способности в течение нескольких секунд запомнить химическую формулу длиной в пол-стены, он забывал женские имена из трёх-четырёх букв в ещё более короткий промежуток времени и заменял самое красивое из имён самым прекрасным – Девушка.

Оставим пока на автовокзале Кишинёва девушек с зеркалом, их «друга, товарища и брата». Не будем мешать дремать и нашей пока главной героине, сидевшей рядом с «такелажником».

Да простит читатель автора за то, что первой начал он представлять мужскую, а не женскую часть человечества и продолжит делать это дальше. Надо больше рассказать о Викторе-Левше. Иначе трудно будет описать прекрасную половину.

Напомню. У Виктора-Левши был друг в Дубоссарах – Виктор-Правша. Так их называл на картофельном поле Виктор Иванович, бывший тогда уже отцом старшей сестры нашей героини, дремлющей пока на автовокзале Кишинёва. Виктор-Левша, конечно, не мог знать этого, тем более, что с Виктором Ивановичем оба Васильевича после окончания академии не встречались.

Виктор-Автор думал, как короче и полнее представить и Левшу, и Правшу. Помните, они на картофельном поле были самыми высокими, оба окончили академию с отличием, даже шевелюры со временем стали двухэтажными с серебристым отливом волос. Вместе обсуждали написанное. Поэтому, если читатель где-то перепутает Викторов, трагедия не случится. У них и детство было сходным, потом вместе подрабатывали в детском саду, исходили с косой Бородинское поле, где было учебное хозяйство академии, а потом дружили долгие годы на литературном поприще.

Между ними случались споры, но не часто и не очень долго. А как иначе? Каждый из нас бывает порой несогласным с самим собой даже.

Ведомо им было произведение А.Чехова «Дядя Ваня», его «в человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Даже не пытались спорить с Л.Толстым: «Влюбиться можно в красоту, но полюбить лишь только душу».

Да, приятная внешность, образованность, мудрые мысли, свежие идеи показывают любого человека с выгодной стороны, в том числе и наших героев по мужской линии. О единстве формы и содержания? Это они знали, но содержание ставили выше формы, в том числе в девушках. От форм без содержания шарахались, сильно не скрывая этого. Писаных красавиц часто это задевало.

Не любили они и девушек, которым придумали имя Трактор. Над вертихвостками смеялись. Их привлекали девушки с душой. Под картинкой «Мы не можем так долго думать. От этого морщины появляются» Виктор-Правша написал:

Всех нещадно осуждают:

«Тот – не это… вновь не то…

Он меня не понимает.

Полюбить? Его? За что?».

«Тот не так, а эт’ не этак»,-

высыпали в решето…

«С этим я от счастья таю.

Он меня не замечает…

И пустышкой величает.

Я ему совсем ничто…»

Левша, как и многие нынешние поэты, не любил заезженные рифмы кровь - любовь, роз - мороз, но однажды его тёзка прочитал стихотворение «А я рифмую роз – мороз»:

Не жалует сегодня на стихире

Ценитель рифмы «роз - мороз».

Смopозите, замочит и в сopтире.

Проверен временем прогноз.

Мне больше трех. Сижу на печке детства.

В углу на потолке мороз.

Голодный год оставил памяти в наследство

Колючий куст горелых роз.

В заснеженном окне кусочек неба,

Отец с ружьем от зайчика принес

Обледенелый сладкий ломтик хлеба,

И мне завидовал наш пес.

Подарок – хвостик заячий – достался.

Спасибо! Дедушка Мороз!

Пушистый теплый лисий хвост болтался

На ветке у горелых роз.

Из теплой печки пахло вкусно зайцем.

Кудесник Дедушка Мороз?

Казалось, машет озорник мне пальцем

Из-за кустов все тех же роз.

Красивостью горбатых на стихире

Тoшнит от рифмы «роз - мороз».

Рифмуется в натопленной квартире

Мороз с бессмысленным склероз.

Свирепствует, безумствует сирокко*,

Всепоглощающий гламур**,

Средневековьем вздыбилось барокко***

Из стилистических фигур.

Модерн? Да, нет! Подобие искусства.

Смог от пожарищ в небесах.

Коробящий образчик стихоплутства.

Пустопорожность. Словеса.

* Сирокко – средиземноморский ветер (скорость до 100 м/с), вызывающий нервные расстройства. Согласно легенде, преступления, совершенные во время сирокко, прощались, так как они совершались в состоянии безумия.

** Гламур – роскошный стиль жизни, внешний блеск, замещающий реальность мифологической убежденностью. Праздность, наглядное потребление того, что представляется лучшим, хотя оно не подтверждено реальными критериями.

*** Барокко – стиль аффектов, величия и пышности, совмещения реальности и иллюзии, где человек, по выражению Паскаля, что-то среднее между всем и ничем, улавливающее лишь видимость явлений, но не способное понять ни их начала, ни их конца.

Закончив, он сказал:

– Не надо затёртым формалистом быть!

– Ну, тебе можно «затирать» и дальше, - сказал Виктор-Левша, - так оно и было после войны и у тебя, и у меня. Я так намёрзся на такой «печке», что до конца седьмого класса даже летом не слезал с тёплой печи.

Кстати, - продолжил он, - в прошлый раз по дороге домой я прочитал твоё «неправильное» стихотворение, которое ты подарил моему самому старшему брату. Поэт с литературным образованием разгромил его в пух и прах. Я прочитал ещё раз с паузами между строками. Он сказал: «Форма никудышная». После ужина прямо за столом прочитал это «неправильное» стихотворение и «Вместо коня мама и я».

Это - мой сон… Наполовину…

Мама и я… Вместо коня…

Мама моя… С нами кручина…

Я - и пацан… Я - и мужчина…

Мамы ладонь... Вечный огонь…

Пост у огня… Стоит он не зря!

Войны всегда… Отцов половинят…

Спят вечным сном… Порой на чужбине…

В крыше звезда… Сарай без скотины…

Всюду руины… Бандам малина.

Гулкий вокзал – Бандам причал.

Чуть зазевал, Груз полегчал…

Манят меня… Снега на оконце…

И на стекле… Мороза седины…

Мама моя… Задолго до солнца…

До самого донца… Войны кляня…

Будит меня… Ни свет, ни заря…

Мама моя – Раба в Украине.

Пил молоко… Козы нашей Зины…

Масло несли… Всегда на продажу...

Эх! Хорошо б… Яйцо из корзины...

Хочется, но… Опять же…

Туда же…

Смерть без вины… Стон тишины...

Жизнь без цены… Окоп у сосны …

Из глубины… Осень весны...

Дети войны… Осуждены…

Обручены… С лямкой мошны…

Чьи-то штаны… Малой длины…

Судьбы полны… Горем войны...

Гитлер подлец – Сын Сатаны.

Мы - храбрецы… Мы – сорванцы...

Где ты, отец? Детству конец…

Степь Украины… Костыль и руины…

Вместо коня… Пашем поля…

Мама моя… Мама и я…

Это - мой сон… Наполовину…

Мама и я… Вместо коня…

Вместо коня… Мама и я...

Мама и я... Вместо коня...

– Маме очень понравились оба стихотворения. У неё слёзы на глазах. Она сказала: «Вот так и было после войны! Точь-в-точь! И сегодня не на много лучше. Ваучеры за бутылку водки скупили. Люди без земли, без работы остались. Разъехались, разбежались. Ты напиши об этом… тоже «неправильно».

Бабушка плохо слышит. Она взяла исписанные листы, надела очки, начала читать. Достала платочек. Вытерла слезу. Продолжила чтение. Опять слёзы вытерла, а окончив чтение, заплакала.

– И то тебе, внук – не так. И это! Ты учись стихи писать вот так, а не как тебя пять лет учили, но ничему не научили!

– А вот его «Дорога домой».

Лежали снегами здесь вешние воды,

Потом бездорожьем и в грязи, и в броды

В день солнечный, летом, весной, в непогоду…

Пленит ожиданием путь мой домой,

Любить научают любовью другой

Цветы у дороги, маня бахромой,

Приветствием дышит волшебник-лешак -

Пугавший нас сказочный злобный большак.

Теперь он - заросший - мой верный вожак.

Он мне - не чужак…

Глаза прикрываю слегка, вспоминаю,

Ловил чернохвостых в саду горностаев…

Здесь кролики… утки… Не был шалопаем.

С улыбкой Даждьбожка горячей лепёшкой.

Стрибожка пшеницу качает немножко.

Вот Прошка с рогожкой бредёт из сторожки.

Хозяин бахчи - он, печёной картошки.

Первач недопитый запрятал в лукошко.

Ружьишко-двустволка поверх поварёшки...

Собака и кошка...

А ноги шагают всё шире, быстрее…

Вот здесь напрямик… Нет здесь больше аллеи…

От этого сердце стучит и немеет…

Знакомо до боли горланят грачи.

И привкус полыни… Вот куст алычи…

А где же колодец? Иссохли ключи…

Глазницы у дома ударами грома…

И страшным погромом Стрибог с буреломом…

Я прошлому тихо с душевным надломом:

– Давай, помолчим!

Зачем ты тревожишь надсадно, былое?

Зачем окунаешь в себя с головою?

До воя в душе тебе дело какое?

Возврат косогором, где горечь полыни,

Шиповник колючий над ямою с глиной,

Гнилое болото, поросшее тиной,

И жалкое солнце за пыльной плотиной

Печально поникло над этой картиной,

Чужбиною съеденной наполовину,

В степях Украины.

* * *

Слезой омыты косогоры-горы,

Но пахнет горечью полынь...

Прошу я Бога, утопил чтоб в море…

Прошу я слёзно и Богинь,

Чтоб в том болоте утопили горе,

Сказали порошенкам: - Сгинь!

– Ты о 1933 напиши! Тоже «неправильно»! Какой «неправильной» судьба многим досталась. И ещё… как мы мужиков на войну провожали».

– Есть и о 1933, и о войне. Вот, слушайте! Это из самой жизни, быль, а не художественный вымысел.

В позабытом селе

В сон-траве, ковыле затерявшийся холмик.

А в земельном дупле куст колючий – терновник.

На душе заскребло.

Всё вокруг заросло. Голод был в тридцать третьем…

И пришло на село той поры лихолетье.

На пригорке пустом

У дороги был дом. Здесь лежит вне могилы –

Не отмечен крестом – стар и млад – люд невинный.

Полстолетья прошло.

Ничего не ушло. Вновь я вижу старушку.

В узелке барахло и с краюхою кружка.

Не сошла ли с ума?

По тропинке сама шла по жгучей крапиве.

По ней плачет сума, но она говорлива.

Говорок-обушок:

– Подойди-ка, сынок! Здесь была моя хата…

Где стоишь, был тынок... Там игрались ребята...

Здесь кипел чугунок...

Но чихнул воронок... и в Сибири гнилушки...

(Ох! Болит позвонок! Очень просит подушки.

Фу! Чуть-чуть отлегло...)

Подружилась с кайлом. Так и надо болтушке...

Тут Степан и Павло... Сберегла их игрушки...

Принесла. Тяжело...

Вот конфет полкило для моей хохотушки -

Дочки Грушки-трепло... и Настёнки, Марфушки...

Настоящих княгинь...

Помоги мне! Подвинь… узелочек… в нём кружка.

Угощу берегинь* самой младшенькой – Лушки.

Огонёк угасал...

Как везли на вокзал... трупы деток в кюветах...

Ангел добрый не дал... Лушу спас в лазаретах.

Сорок пятый. Весна...

Не спала допоздна... Похоронка... Андрюшка...

Все хлебнули сполна... Ты подай мне чекушку!

Ты прости ворчуна!

Я осталась одна, - причитала старушка, -

Понимаю. Война. Там, как муху хлопушкой...

Ну, а ты? Что тут ты?

Собираешь цветы? Кто ты есть и откуда?

Может, ждёшь темноты и своей пышногрудой?

– Нет! Родился тут я.

Дом стоял у ручья. Прямиком. Там, где ряска...

– Так ты – сын Василя? Твоя мама – Параска?

Мы же были друзья!

Я тебя средь дубья на коляске катала.

А теперь... бугая... извини! Не узнала.

Ну, иди! Не держу.

А я к деткам схожу. Посижу у сирени.

Если спят, разбужу. Посажу на колени.

Ты подумаешь – бред,

Глядя бабушке вслед? Вот такая их доля!

А мне выпал билет только так их и холить.

Много вод утекло.

А я вижу село, деток мёртвых, игрушку,

Бабку в дружбе с кайлом и на кружке краюшку.

Вижу нынче Донбасс.

Пищи скудный запас... Там голодные дети!

Но фашист-свинопас и насильник в расцвете.

У дороги был дом.

А за тем блокпостом судьбы деток вершили.

Не лежат под крестом те, кто жизни сложили.

Не сошла ты с ума?

Не страна! Сатана! Я тебе, Украина!

Ты с петлёй и сумой остаёшься спесивой?**

Вразуми её, Бог,

(сердцем что ли убог?) тех фашистов с трезубцем!

Как позволить Ты мог то творить душегубцам?

Обезумевший Львов!

Захотелось оков и свободы со стоном?

Безутешности вдов? Может, дочкам притонов?

Иль качать байстрюков

От господ-барчуков? Им же быть гайдуками

До надгробных венков... или жить батраками.

Ты (потомок бандер)

Насмотрелся химер, усмотрел в них мессию?

Ты – ничто, эфемер***, коль задавят Россию!

*Берегиня – русалка (в славянском фольклоре).

**Спесивый – высокомерный, чванливый, кичливый.

***Эфемер (от греч. ephemeros – однодневный) – растение, которое растёт и цветёт лишь в течение короткого периода.

– Мама и бабушка заплакали. Они часто вспоминали те годы. И имена умерших родственников были такими же… Лушка, Нюшка, Марфушка…

– У него и о проводах мужиков на войну есть. Ещё допишет…

– Прочитай написанное!

– Сейчас найду… Вот… Это из рассказа фронтовика… на 9 Мая. Почти готово. Ещё будет два или три блока в увязке с этим. Наброски готовы. Надо доработать. А это можешь забирать (в последней главе приведены упомянутые блоки о войне).

Сегодня вечер... Завтра будет завтра…

Будь проклята война… Покончить с ней...

В повестке писано: «С вещами быть!».

Нам бить фашиста-динозавра…

Приказано: «Вам с яростью рубить!».

Повсюду клич: «Дави и режь! Убейте!

Грызи! Постойте за родную землю!

Вы люто мстите гаду за своих детей!

А Родину любите вы до смерти…

Любите Родину вы до мозгА костей!

Вот ночь… Тиха украинская ночь…

Да так тиха, что ты уснуть не можешь…

С детьми, с женой последний раз, быть может…

Припомнилось, как первый раз я с ней…

Мужчина я… Мне образ женских ножек…

Ещё милее образ ноженек моих детей,

Родная пыль протоптанных дорожек…

Тихи украинские ночи… Они корёжат,

Бурлят и с замиранием клокочут…

И их унять… детей… отцу нет мочи.

Давным-давно замёрзшее… кипит…

Оно уснуть никак… Уснуть не может…

Звенит, клокочет… успокоится, быть может…

Освободить… до мОзга… до костей…

Во сне я слышу голос… эту сволочь…

Подъём! Разбей до мОзга! До костей!

Вокзал с гармошкой… Береги детей!

Обрывки фраз… в последний, может, раз…

Ты жди… Ты жди меня… надейся…

– Ты береги себя, любимый…

Ты гадину разбей! До кончиков ногтей!

– Ты береги детей! Ты очень береги детей!

Бабушка затронула вопрос веры в Бога.

– Мы с тёзкой атеисты, то есть не верим ни в каких богов, ни в дохристианских, ни христианских, ни мусульманских, в любых. На Земле порядка 2000 верований всяких. Каждый считает свою веру истинной, а остальные ложными. Получается, как минимум 1999 религий – это ложь, надувательство. Если бог есть, то как Он мог терпеть богохульство попов, которые говорили о многих богах? За что людей сжигали на кострах? За то, что они правду говорили, а именно: Земля вертится? И всё это делалось от имени Бога? Почему Бог не наказал тех, кто порочил имя Его? Вот стихотворение Виктора-Правши "Всевышний право дал убийцей быть?"

Всевышний право выбора всем дал:

Одним – убийцей быть?

Другим – невинно убиенным?

Одним – от горя выть?

Другим на горе то взирать со скал

И первого считать презренным?

Давить детей невинных, как удав,

И незабвенным слыть

Построив мир криминогенным,

В нём проявляя прыть

Лишь ради вожделеннейших забав?

При этом Ты - Благословенный!

Предельно буду откровенным

И даже очень дерзновенным

(И скажут пусть – несовременным

И апокрифом отреченным).

Скажу Тебе я непременно

С любовью к людям незабвенной

Не раз, не два, а неотступно:

Такой Ты, Боженька, – преступник!

И ещё... "Всевышний! Войны по воле Твоей?"

Войны бедой безразмерной всегда

Дружат с могилой, жестокой руиной...

Дом без хозяев, сарай без скотины,

В крыше звезда, с братом вражда,

Слёзы любимых, смерти невинных...

Радость убийцам и подлым шутам

Скорби, печали, объятья кручины,

Стоны в подвалах безногих, беспалых,

Деться куда? Жизнь не свята?

Лица усталых – старых и малых…

Ты – Вседержитель? Тебе всё подвластно?

Боже! Взираешь на мир беспристрастно?

Или внутри Ты - есть изверг ужасный?

Волей Твоей с ликом зверей

Мир пред Тобою? Та, что с косою?

Всевышний? Мира такого творец?

Ты – Благодетель? А кто же – подлец

По воле Твоей?

Далее "В ЗАВОДИ ТИХОЙ - 2".