Вы вспомните рассуждения Виктора-Правши в «В сказке о потомках царя Салтана», «Захореил дактиль ямбу», «А я рифмую «роз – мороз», где он вступает в дискуссию по вопросам современного стихосложения. Наверно, у него есть ещё критическое в этом плане.

– Сейчас поищу. Он, биолог, не любит, когда пишут о пейзаже те, кому по ботанике или зоологии незаслуженно «удовлетворительно» поставили.

Его выражение: «Хотя бы детей и внуков не дезинформировали своим графоманством, словоблудством. Страшное в том, что они числятся, чуть ли не в классиках!». А вот его «Пиит! Не ляпай! Познай фактуру!».

Он предлагает читателю для лучшего понимания вначале прочитать пояснения под стихотворением.

Больным шизою пчелой казалась

Душа навоза - грязнуха-муха,

Но им не дали мозги со слухом.

Везде совалась, везде сновала

Та побирушка-распотаскуха.

Пиитом звалась она пчелою.

Он – не ботаник, он – не зоолог,

Он не этолог, не энтомолог.

Ему науки покрыты мглою.

Поэт «народный» – слегка филолог.

Сказал:

– Люминий, - не сметь иначе!

Зовётся муха теперь «святою»,

Хотя летает лишь по помоям

«Марии птицей». А это значит,

Звездой поэта, его мечтою.

До сути нету и вовсе дела:

Цветок у пчёлки один бывает.

Поэт с шизою того не знает.

На колос злаков она не села б,

Других цветочков не пожелает.

Бери учебник шестого класса!

Нет медоносов-султан-соцветий.

Тебе сидеть бы… ну… в классе третьем…

Плыви на сушу быстрее брасом!

Слезой от смеха умылись дети.

Поэт! Рисуешь пчелу-химеру!

Зачем поганить Творца творенье,

Зачем тюленю рога оленьи?

Из милой пчелки лепить мегеру

И ставить одурь на обозренье?

Поэт! Коль пишешь душой кривою,

На душу сверху, надев бахилы,

Возьми легонько потом зубилом

И молоточком поправь всё смело,

Когда умишко не с головою...

От диких мыслей мозги клокочут,

Когда поэты свой бред бормочут,

У мудрых даже... среди «не очень».

Все взвесить точно мудрец - охочий.

Поэт «не очень» - всё опорочит.

Чем больше выверт, тем громче: - Браво!

Аплодисменты плетут с мочала.

Чуть-чуть подумай! Закрой бренчало!

Свяжи ты в мыслях концы с началом.

Тебе налево, а мне направо.

Поэт, не знаешь, коль ты детали,

Не лей водицу! Не рань мне душу!

Растить не надо хлеба на груше!

Людей толковых ты чаще слушай!

Они от бредней твоих устали.

С утра до ночи ты колобродишь,

Нелепой мутью ум затмеваешь,

В свином навозе благоухаешь,

С пустого бубна мысль извлекаешь,

Словесным блудом всех в ступор вводишь.

Невестой милой зовёшь тычинку,

Жених поэта – красивый пестик,

Ты можешь спутать и ложку с вилкой.

Тебе молоки – конфет предвестник?

Поэт «народный» сродни с дубинкой.

Грачом зовёшь ты воровку-галку...

Твой вОрон замуж ворОну кличет,

Коза на крыше весной мурлычет,

Безумством слова в святое тычешь...

Ничто-поэту ничто не жалко.

Одни заскоки поэта-доки,

Мысль кособока с венцом пророка,

Задравши носик в лесу высоко,

Трещишь сорокой, дитя порока,

В том нету проку. Одна морока!

Пиит! Не ляпай! Познай фактуру,

С дерьмом собачьим твои пейзажи.

Повсюду сеешь болезнь-проказу,

Куда ни ступишь, ты все измажешь.

Прошу тебя я: «Кончай халтуру!»

* * *

Шиза (шизофрения) – психическое расстройство. Наиболее часто проявляется галлюцинациями, параноидным или фантастическим бредом либо дезорганизованным мышлением.

Пчела - эмблема Девы Марии, её называют "святой", "божьей птицей", "птицей Марии".

Пестик и тычинка – органы размножения цветка: пестик – женский, тычинка – мужской, но никак не наоборот.

Молоки - семенники рыб. Никакого отношения к конфетам «Птичье молоко» не имеют.

Ворон, ворона, грач, галка – разные виды птиц. Ворон - масса 800-1500г. Оперение чёрное с отливами, ноги и клюв чёрные. Ворона - масса 450-700г. Оперение: голова, горло, крылья, хвост чёрные, остальное оперение серое. Грач - масса 300-500г., стройнее вороны, имеет более тонкий и прямой клюв. Галка - масса 130-230г. Оперение чёрное, на голове, хвосте и крыльях с пурпурно-синим металлическим блеском. Шея сверху и с боков серая.

Мне не по себе от перлов "народных" поэтов. И от жюри, выбирающих их в призёры.

Читаю. Бабочка собирает пыльцу… Чем? Как? Кому? Зачем? Она же может только пить. Да и живет недолго, ничего не запасая впрок.

А как можно собрать «не созревшую пыльцу"? Голосовать «ПРОТИВ» нельзя, поэтому победителями становятся те, у кого бОльшая бригада «рецкописателей», голосующих «за своего», не читая произведений.

Попробуйте написать каждый день 100-200-300 «рецок»! Не получится! Профанация! Присуждение звания "народный" происходит по принципу: сегодня - я, завтра - ты. Мы - все "НАРОДНЫЕ"!

А недавно прочитал о саванне прямо противоположное тому, какой она есть на самом деле.

Символ, метафора – это представление о РЕАЛЬНОЙ сути субъекта или объекта. Её искажение переворачивает всё с ног на голову.

Называют ночными бабочками придорожных жриц любви в связи с тем, что бабочки садятся на цветки разных видов растений, в том числе на соцветие султан (не медонос).

Пчела посещает цветки только одного вида (ее подруга – только другого). Потому пчела – символ верности, постоянства, непорочности, мудрости. Если бы она летала по цветкам растений разного вида, да еще по соцветиям-не медоносам (как пишет поэт), она была бы символом глупой и распутной женщины. О какой художественной ценности такого произведения, господа поэты и члены жюри, может идти речь? Это интеллектуальная убогость автора «произведения».

Пчела - эмблема НЕПОРОЧНОЙ Девы Марии. А у поэта пчела летает от ВАСИЛЬКА к ИВАН-ЧАЮ, затем к ИВАНУ мокрому, Жасмину, Георгину, Виссариону, а потом еще и к Розе, Веронике, Лилии. Она лесбиянка? И это НЕПОРОЧНАЯ Дева Мария? Нет! Это девица легкого поведения!

Выверты сути выдавать за прекрасное художественное произведение, талант поэта? Нет! Это иначе называется…

Поэты и члены жюри допускают использование в качестве символа (метафоры) свойств не природной пчелы, а КАРИКАТУРЫ НА ПЧЕЛУ (мягко выражаясь), не соответствующую ее зоологической сущности. Какая же это ПЧЕЛА? Это - МУХА НАВОЗНАЯ!

– А вот ещё о критиках-формалистах, - продолжил Виктор-Левша.

Если бы современные критики не знали автора стихотворения «Есть в осени первоначальной...», они отыскали бы в нём множество недочётов, в том числе: все три катрена написаны не по одному шаблону; в рифмующихся строках разное количество слогов…

В «как бы хрустальный», «как бы» - по их мнению - явно нежелательно, как и другие непрямые сравнения типа «как будто», «словно», «похоже на».

Они посоветовали бы избегать «уж», «лишь», «ещё».

«Оценщики» вскрикнули бы: - О! Боже мой! В первых двух катренах abab, а в третьем – abba!

«Поэту-неумехе» они посоветовали бы писать не «дерёв», а точно указывать вид дерева, а у помидоров – даже указывать сорт.

Им захочется узнать, какие именно птицы «уже не поют» в эту «дивную пору». А особо продвинутые знатоки природы скажут, что птицы не поют потому, что прошёл брачный сезон, и самцы больше не выпендриваются перед самками.

Такие нынче времена. Такие дипломированные критики.

Слава Богу, Ф.И.Тютчев написал «Есть в осени первоначальной…» полтора века назад и не дожил до наших дней! Иначе двоечником в каком-то литинституте был бы.

Всё познаётся в сравнении. Вначале прочитаем другое стихотворение поэта - «Осенний вечер».

Есть в светлости осенних вечеров

Умильная, таинственная прелесть!..

Зловещий блеск и пестрота дерёв,

Багряных листьев томный, легкий шелест,

Туманная и тихая лазурь

Над грустно-сиротеющей землею

И, как предчувствие сходящих бурь,

Порывистый, холодный ветр порою,

Ущерб, изнеможенье - и на всем

Та кроткая улыбка увяданья,

Что в существе разумном мы зовем

Божественной стыдливостью страданья!

А потом – рецензируемое – «Есть в осени первоначальной...»

Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора -

Весь день стоит как бы хрустальный,

И лучезарны вечера...

Где бодрый серп гулял и падал колос,

Теперь уж пусто всё - простор везде,-

Лишь паутины тонкий волос

Блестит на праздной борозде.

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,

Но далеко ещё до первых зимних бурь -

И льётся чистая и тёплая лазурь

На отдыхающее поле...

Большинство нынешних пейзажистов живут в городах, лишь изредка выезжая на природу, «на шашлыки» или утыкаются взглядом в землю, пытаясь отыскать белый гриб. Возвратившись в свою квартиру на 9-м этаже, протрезвев, описывают природу по памяти, глядя в бинокль из-под крыши дома на деревья, обиженные асфальтными испарениями. Ещё хуже, если они, не успев рассмотреть, понять, почувствовать природу, приписывают ей то, чего в ней нет и быть не может. Таким не мешало бы напомнить и о «выпендривающихся перед самками самцах».

Пейзажная лирика Тютчева – это мир, воспринимаемый всем нутром, всей душой. Поэт с колыбели спит с природой в обнимку, чувствует её всем своим существом. Он делится с нами своими «интимными» чувствами, но не навязывает их нам, не диктует своё восприятие. Воссоздавая впечатления о природе чётко и ярко, он зовёт нас в полёт над бескрайностью полей и лесов, не надевая шоры на наши глаза и мысли. Многоточия выделяют нам время для домысливания, припоминания того, что поражало нас с детства. А достигается это как раз «недостатком» - использованием обобщающих слов вместо излишней детализации, которая ограничила бы полёт наших ассоциаций.

«Осенний вечер». Там тоже осень, но другой поры. Это символ увядания живой природы (хотя и временное, возрождающееся весной, а не умирающее, как считают многие).

В «Осеннем вечере» Фёдор Тютчев восхищается убранством деревьев «бальзаковской поры», мастерски вынуждая нас вспомнить о небе с ещё пока кучевыми облаками и журавлиным клином.

В «Есть в осени первоначальной...» показано перевоплощение природы в тот короткий миг, который называют «бабьим летом». Осень еще не вступила в свои права. Это последние подарки ласкающего солнца. День ещё по-летнему «хрустальный и лучезарны вечера», но уже не опостылевший, не надоевший зноем, но ещё нет унылой дождливой погоды. Есть возможность немного отдохнуть, осмыслить, помечтать, увидеть «паутины тонкий волос», который блестит в борозде давно уже убранного поля. Он может легко оборваться, как и сама жизнь.

Как раз осуждаемые критиками слова-обобщения, а не излишняя конкретизация, позволяют нам ощутить необыкновенный простор и тишину в этот миг, которыми наполнено всё вокруг, чего за летней суетой сует многие не замечали и сегодня не замечают, а потому придумывают несусветное, глядя в бинокль из окна квартиры на 9-м этаже.

Автор умышленно пренебрегает хронологией и пишет «далеко еще до первых снежных бурь», чтобы уйти в воспоминаниях от промозглых холодных ветров и оголенных деревьев. Фёдор Тютчев не любил такую осень. Она наводила на него тоску, напоминая финал человеческой жизни.

В «Есть в осени первоначальной...» описан миг радости, умиротворения, передышки, подведения итогов и переосмысления жизненных ценностей. Это не намёк на старость, немощность, а отражение мудрости, опыта, пришедшего с годами.

В анализируемом произведении ощущается стиль дипломата (Тютчев был дипломатом). Он сумел втиснуть в ограниченную форму обычные слова, наделив их неосязаемым дополнительным смыслом, ускользающим от невнимательного взгляда. В них много недосказанного, возникающего в воображении читателя, любящего природу не по картинкам, а вжившегося в неё, составляющего с ней единое целое. Потому «Есть в осени первоначальной...» цепляет нас за живое.

Тютчев изобразил природу живым существом, тесно связанным с жизнью человека. Поэт не ограничивает полёт наших ассоциаций, поэтому при каждом прочтении произведение позволяет нам увидеть мир в новых красках и смыслах.

Красота природы заставляет понимающего её остро ощутить свою принадлежность к этому миру. Самые изысканные эпитеты - “дивная пора”, “хрустальный день”, “лучезарный вечер”- служат холстом, на котором каждый из нас рисует свою картину окружающего мира. Это музыка за кадром волнующего фильма, помогающая нам вжиться в образ героев фильма, восхищаться всем, что их окружает. И в то же время каждый из нас переживает по-своему, каждый представляет себе собственную картину окружающей природы начала осени - «осени первоначальной...».

– А мой Виктор-Правша как описывает осень? – спросила Анюта.

– Вот один из вариантов. Он назвал стихотворение «Времени знаменем солнышка дар».

Осень багряная,

Просинь* буланая,**

Ширь необъятная.

Листьев наряды.

Ты - ненаглядная.

Ты - благодатная.

Край у дороги.

Чувство тревоги.

Опады пламенем.

Будто пожар.

Времени знаменем

Солнышка дар.

*Просинь - синие просветы в окраске.

**Буланый - светло-рыжий с чёрным хвостом и гривой.

– А это как бы «Времена года» Виктора-Правши.

Ночкой бархатистой лунная соната.

Прокатилась небом промеж звёзд царица.

Время ей ложиться - волшебству-Селене.

Вот уже в росинках лучики-ежата.

Птицам говорливым средь ветвей не спится,

Златоглавым солнце вышло всем на смену.

Игры светотеней оживят арену.

Прячутся в долинах над водой туманы.

Не заметишь, солнце кубарем промчится.

Дали встретят вечер сполохом-зарницей.

Снова очарует лунная соната,

Музыка Шопена с красками Рубена.

И опять туманы вздыбленною пеной

Слёзками украсят букеты вербены.

Вещая колдунья, осень-чаровница*

Свадьбу отгуляла в жёлтых кудрях клёна,

В изумрудах листьев с колокольным звоном,

Истрепала платья осень-молодица.**

Потянулись к югу стаей-вереницей

С грустноватой песней журавли-курлыки,

К печке всё поближе песенка мурлыки,

Во двор не заманишь и пером жар-птицы.

Бабушки темницу превратит в светлицу

Жрица*** белолица – с роду кружевница.

Вездесуща с ветром (она ж - бунтовщица),

Счёт годам меняет с Дедом баловница.

Потрясёт Евдоха снежные перины,

Покряхтит немного, встретившись с весною,

С синеоким небом, травкой-муравою.****

Днём придёт предлинным лето на смотрины.

Но ему – трудяге – гостем не сидится,

Суждено земельке низко поклонитьcя.

Следом бабье лето сполохом-зарницей

Осень повстречает свежей паляницей.*****

Вещая колдунья - осень-чаровница

Отгуляет свадьбу жёлтокудрым клёном

В изумрудах листьев с колокольным звоном,

Вновь истреплет платья осень-молодица.

Черномазой бабкой будет та девица.

Люди повстречают вёсны вновь с поклоном,

И трудягу-лето вспомнят поясницей.

Осень зачарует золотисным клёном...

*Чаровница – волшебница, чародейка, ведунья, ведьма.

**Молодица – молодая замужняя женщина (чаще крестьянка).

***Жрец – языческий священнослужитель, совершавший жертвоприношения.

****Трава-мурава – обычно, сплошной ковёр споры́ша (гусиная травка, птичья гречиха), имеющего двойное зерно, потому в восточнославянской мифологии представляется символом и воплощением близнечного плодородия (спорый = обильный, щедрый, прибыльный, удачный). Спорыша представляли в виде белого кудрявого человека, который ходит по полю (иногда вместе с Богом).

*****Паляница – каравай, коврига белого хлеба.

– Виктор-Правша неравнодушен к спорышу, или гусиной травке. Его отец не делал каменных дворов, а поливал выровненную землю, покрытую растущим спорышом. Вот как он описывает посещение родного дома, из дальних странствий возвратясь.

У родного дома

Вспоминаю детство.

Сладкая истома.

Никуда не деться.

Я шагаю робко.

Всюду сердцу мило.

Заросла тропинка

Спорышом красиво.

Место осознаний -

Опустелый дворик,

Вкус воспоминаний

Сладковато-горек.

Вот заброшенный сарай. Это значительно расширенная та самая хатёнка-мазанка. Нынешние поэты-чистоплюи критически относятся к рифмам типа «роз – мороз», «кровь – любовь». Это – формализм чистой воды. Об этом мы уже читали.

– Печка детства послевоенного. Отколупнул кусочек глины от стены и сказал маме:

– Там мороз!

– Сейчас, сынок, затоплю. Будет тепло.

– А надолго? – спросил малыш.

Мама ничего не ответила. Кажется, она заплакала тогда. Такое же детство было и у Виктора-Правши. Поэтому зиму он не очень любит. Но у него есть зимнее стихотворение «Ветвь рябинную в снег забросило».

Припорошило... Приморозило...

Ветвь рябинную в снег забросило…

А на ней сидят снегири

Краснопузые, шаловливые,

Боязливые, но счастливые,

С длинной блузою главари.

Дятлы с фомкою-дробовицею

Песнь поют свою с синью птицами,

Исполняют всем попурри.

Мне на лыжи бы… спору нет…

Чтоб увидеть то изнутри…

Но влюбился я в интернет.

С детства радуется Виктор-Правша подснежникам. После их появления придёт тепло. Под отколупнутой глиной на печке не будет мороза. Вот его стихотворение «Идёт, звенит колоколами».

Зима-старушка с Ветром, Стужей

Снегами заметала лужи,

Дорогу застила Весне.

Неистово бесилась Вьюга

Ягою-Бабой на метле

С своею зимнею подругой –

Позёмкой - в позднем феврале.

К земле цветы в испуге жались,

Под снежной шубой согревались.

Один же, не боясь угроз,

Пробил окошко в покрывале

И вылез смело на Мороз.

Его надеждой наполняли

Следы проталин у берёз.

Лучи героя согревали,

Снега ручьями побежали,

Капель игривая слышна,

В снегу подснежника цветами

Зимы наполнена мошна,

Идёт, звенит колоколами

Её Величество Весна!

– Март начинается с праздника «Мэрцишор». Виктор-Правша несколько легенд переложил в стихотворную форму. Вот легенда-1 о подснежнике.

Спускалось парнем солнышко с небес,

Ему презлющий змей наперерез

(О том в народе говорится),

Схватил и потащил парнишку в лес

В мешке наперевес тот мракобес

И стал над солнышком глумиться.

Так воцарилась всюду ночь

Кромешная. А радость прочь…

Казалось, смерть не превозмочь,

Ничто не сможет возродиться…

Уж не бежит в ручьях водица…

Бездушный змей мольбы все наотрез.

И тут явился к людям геркулес*.

Решил он змея злобного сразить,

На небе солнце снова водрузить,

Чтоб вили гнёзда в рощах птицы,

И жаворонков в синей вышине

Услышать чудо-песни ребятне

И Родиной своей гордиться.

Сражён был ненавистный Змей.

Но бой закончился ничьей.

Лежал в безмолвии Антей,**

На снег стекали капли теплой крови,

Его с землёй надеждою буравя,

Ещё зимой в пролеске белоснежном

Весны-красавицы предвестник

Из капель тех в убранстве нежном

Цветок явится всем - подснежник.

И дарят с той поры любимым,

Друзьям всем близким и родимым

В день наступления весны

Сердечности подарки (мэрцишоры)

Шнурочки с кисточками – двуколоры.

Они почтения полны.

Цвет красный – символ вечной жизни - кровь.

Она же – с безграничностью любовь.

А белый – пожелание надежды,

Здоровья, мира, радости безбрежной

И первое дыхание весны

Всепробуждающей и свежей,

Из крови пролитой - подснежник.

*Геркулес – герой былин, легенд, сказок; воин, отличающийся необычайной силой, удалью, мужеством, смекалкой; богатырь, силач, атлет.

**Антей – герой-великан, сын Посейдона и Геи (был непобедимым, пока касался земли).

В таком варианте легенда бытует в Румынии, Болгарии, Молдавии и соседних странах.

– Вот легенда-2.

Зимою Бог, поддавшись гневу,

Решил изгнать Адама с Евой

На беспощаднейший мороз,

Запретного не знали б древа.

Одежд не дал Он для согрева.

Замёрзла Ева. Море слёз.

Вокруг добрейшие снежинки -

Пример сердечности пушинки.

Подснежником была одна из них -

Известным символом надежды

На доброту и безмятежность,

Здоровья крепость для больных,

Друзей, любимых и родных.

– А это легенда-3 «О дружбе снега и подснежника».

Цветенья, юности богиня Флора,

Рождённым из её груди

Цветам, костюмы раздавала споро

На карнавал, что впереди.

Подснежнику - хитон* кипенно-белый**,

Другим - досталась кисея***

Или камзол**** - слегка заиндевелый,

И маска - каждому своя.

А снегу белому не полагался

Костюм на этот карнавал.

Он упросить цветы, как ни пытался,

Никто костюмчик не отдал.

Подснежник снег укрыл своим хитоном.

С тех пор цветок и снег – друзья.

В снегу растут подснежника бутоны.

Легенду люди помнят ту не зря.

*Хитон – широкая, ниспадающая мягкими складками одежда древних греков, в виде длинной или до колен рубахи (чаще без рукавов), которая подпоясывалась с напуском.

**Кипень – белая пена на поверхности воды (при кипении или бурном волнении).

***Кисея – тонкая, полупрозрачная ткань полотняного переплетения

****Камзол – старинная мужская одежда, обычно без рукавов, впоследствии замененная жилетом.

– А это сказочный пейзаж «В гостях у гномов».

В плену минутной сладкой дрёмы

Свидетелем таинственных торжеств

Сегодня был у милых гномов –

В волшебном мире маленьких существ.

Цветут там ветки краснотала,

Роняя изумруды с щегольством,

Душа безгрешная в астрале

Сиянием у гномов, божеством.

Дворцы у эльфов в позолоте

Среди садов в серебряной листве,

Незлые звери мирно бродят

И нежатся под солнышком в траве.

Седины радуг водопадов…

Кубышки лилий, разноцветье рыб…

И листопадов маскарады…

Таким бывает счастьем недосып!

– А как без Неба, Солнца, Луны, Звёзд?

В водных просторах собой любовалась,

Царственно шествуя, в небе Луна

Звёздной тропою в зенит забиралась,

Ночью быть Солнцем Царица должна.

Вечером Папа - славянский Ярило* -

Скатится с неба чуток отдохнуть.

Ей же - Селене** - Красаве-светиле

Шанс предоставлен Богиней блеснуть.

*Ярило - Бог Солнца у древних славян.

**Селена - Богиня Луны в греческой мифологии, дочь Солнца, имела 50 дочерей (Олимпийские игры проводились через 50 лунных месяцев).

– И опять переход к осени. «Здравствуй осень!».

Лето в июле наскучило жаром,

Радовал август ночною прохладой.

Осень лазурная песней-балладой

К нам возвращается тихой усладой,

Облаком в небе в убранстве чубаром,*

Звёздами с именем дивным Стожары.**

*Чубарый - о масти лошади (с тёмными пятнами по светлой шерсти или вообще пятнами другого цвета)

**Стожары (Плеяды) - скопление звёзд в созвездии Тельца.

– Здесь осень глазами ребёнка. «Любуясь дружбой голубиной».

Чудесно утро в сентябре,

Роса капустного листа

И на лугу, как скатерть, иней

С лучами солнца в серебре.

И я подумал: «Неспроста

Тот лист такой изящно синий».

Искал ответы вполсыта,

Откуда неба широта?

Спросил у стаи журавлиной.

Луна и звёзды. Красота!

Быть может, птицам высота

Курлычет в небе тёмно-синем.

Откуда эта босота,

На кочке сидя муравьиной,

Не видя дальше хомута

И морды рыжей лошадиной,

Познала слово доброта,

Любуясь дружбой голубиной?

– Любимое время суток – утро.

Лучи под кронами. Восход.

Лес утром девственно-пречистый,

Над сон-травою шелковистой

Аврора в небе отпылала.

На небе тучек хоровод…

Встречайте, люди, дня начало!

Лучи под кронами. Восход.

– Друзья говорили Виктору-Правше, что лучшие его стихи – это пейзажная лирика. Всякий раз, когда он приезжал в дом своего детства, он ходил на место своего рождения. Это небольшой холмик в лесу теперь.

Воспоминания вначале вылились в такую форму.

Красивый в крапинку цветок.

Кружится бабочка.

Любимый дедушкин кусток.

Грибочка шапочка.

Такая детская страна!

Чудесно времечко!

В бородке ныне седина...

Сияет темечко.

Позже было переделано.

Красивый в крапинку цветок

Повёрнут к солнцу на восток.

Кружится бабочка.

Любимый дедушкин кусток.

Грибочка шапочка.

И восходящая луна

Блином огромным из окна…

А вот вечерняя звезда

Видна пока совсем одна…

И с солнцем рядышком она

Всегда. И это неспроста.

Такие детские года.

Такая детская страна.

Чудесно времечко!

В бородке ныне седина...

Сияет темечко.

– Воспоминания щемят душу. Ностальгия. «На пригорке хуторок».

Детство – самое святое.

С прошлым встречи душу лечат.

То лекарство в глубине.

Остальное – всё пустое,

Что без крыльев сокол-кречет,

Что амбары впорожне.

У не езженых дорог

На пригорке хуторок,

В ясном небе жаворонок,

Покосившийся мосток,

Пара рыжих лошадёнок,

Озерко неглубоко,

Быстроногий жеребёнок,

Мамы чудо-молоко

Пьёт дорвавшийся козлёнок,

Стая резвых собачонок,

Да с бурёнкою телёнок.

Тут дышалось мне легко.

Приучали с малолетства,

Опалённого войною,

Нас не думать о наследстве.

Засыпали за арбою

Под Никитиной горою.

Попрощался с милым детством.

Побелел давно висок,

Я же - с кепкою вершок -

Жизни выучил урок.

Так вот бывший пастушок

Вспоминает хуторок.

Афтершок...*

*Афтершок - повторный сейсмический толчок, меньшей интенсивности по сравнению с главным сейсмическим ударом.

– Виктору-Правше понравился однажды рассказ, суть которого им изложена в этом стихотворении. По этому сюжету был снят кинофильм. «Остался сиротой волчонок».

Остался сиротой волчонок.

Он тощим очень был, голодным,

Отшельником лесным безродным.

Ребята приласкали, накормили,

Играли с ним. В итоге приручили.

Другие волки прятались вдали.

Случалось: по ночам истошно выли,

Но вызвать в лес волчонка не смогли.

С ребятами он пас бурёнок,

Считал себя всегда свободным,

Хоть был прирученным животным.

Так выросла огромная волчица,

А ей судьба - с волками пожениться.

Молва: - Ты сколько волка ни корми…

Волчица же не стала торопиться.

Зовут, но в лес невеста… нет! Ни-ни.

Не то, чтоб самка не хотела…

Она с волками песни пела.

Её душа любовью млела.

Матёрый волк к ней прибегал ночами,

Любил и даже угощал харчами.

Волчице же предписано: - Терпи!

Народ: - Такими не шути вещами!

Держи, хозяин, зверя на цепи!

В селе волчицу не любили,

Частенько потому бузили,

Мозги хозяину сверлили,

Ругали даже часто всенародно,

Особенно весною ежегодно.

Повёл-таки хозяин зверя в лес…

С людьми что делать? Видно – безысходность.

- Убить не дам! – сказал он наотрез.

В лесу волчицу волки ждали,

В свою стихию долго звали,

Теперь же стаей наблюдали,

Как человек и зверь грехи прощали,

Друг друга очень нежно целовали…

Велел хозяин в расставанья час:

- Беги, моя красотка, в волчьи дали!

Понурился, то видя, старый вяз.

Не раз волчица приходила,

Спасителей своих будила,

Опять к себе принять просила…

Хозяин вёл её обратно в лес,

И всякий раз глаза у обоих слезились…

А люди, волки… все тому в лесу дивились.

Вот так, наверно, в прошлом и случилось:

Волк стал собакой… тени страха без.

– Мне часто вспоминается звёздное небо в алмазных брызгах с крыши горсовета и кровавые маки по дороге в Тирасполь. Потому, наверно, что я участница тех событий, со мной был мой Виктор-Правша. Мы об этом уже читали.

Уже поздно. Давайте спать! Сегодня я буду Вас согревать. Как печка детства. Не против? Наташа уже спит. Дверь закрывать не будем. Всё равно от Тани и Наташи у меня секретов нет.

Далее – «В ЗАВОДИ ТИХОЙ - 12»