Альбом  

Послезавтра, 20 августа (ровно в полночь) начнётся очередной внефестивальный конкурс чтецов. В роли чтецов на этот раз выступят наши дети (внуки, племянники и т. д.) Читать будут ваши, дорогие поэмбуковцы, стихи детской тематики. Из тех, которые ранее в конкурсах не принимали участие. Начать подготовку можно уже сейчас: выбирайте своё «детское» стихотворение, ловите пробегающего мимо малыша, усаживайте его за микрофон и ваша свежеиспечённая конкурсная работа готова! Только не забудьте успеть обучить его азам, элементарным навыкам декламации. Ограничение касается только возраста юного чтеца – ему должно быть не более 12 лет. При наличии желания и возможностей также допускается дополнить оформление работы соответствующей картинкой (без видео). Ещё лучше сопроводить стихотворение детским рисунком (и совсем не обязательно по теме стихотворения). Можно прикрепить фото ребёнка, на котором он с любимой игрушкой или поделкой, которую он смастерил собственными руками. До встречи!

Наверное, многие сталкивались в детстве с желанием переписать финал андерсеновской Русалочки. Как же хотелось остановить её на пути к ведьме, либо же наказать флегматичного принца, а для героини придумать более завидную участь. Возможно, и в сказке про Красную Шапочку кому-то было жалко волка, которого зарубили дровосеки, и хотелось переписать всё иначе. Одна знакомая постоянно говорила, что хочет попасть в мультфильм "Ну, погоди!"... в виде охотника и подстрелить ненавистного зайца, который постоянно подставляет волка. Мой одноклассник хотел попасть в мульт-сагу про Тома и Джерри в роли продавца мышеловок, чтобы наказать гадкого мышонка. В общем, читатель далеко не всегда согласен с тем, что ему предлагает автор. Так в своё время Конан Дойл был закидан возмущениями с обвинениями в убийстве Шерлока Холмса и вынужден писать продолжение саги. Но иногда читатели, оставляя за автором его виденье ситуации и развития событий, предлагают свои, либо же продолжают начатый сюжет, если предложенных приключений оказалось мало. А у вас возникали когда-нибудь такие желания? Спасти либо оправдать какого-либо героя. Завершить произведение иначе. Возникали идеи продолжения истории? Если да, то скоро вы сможете поделиться своими желаниями с окружающими. Всех приглашаю на конкурсную площадку, где каждый будет иметь возможность стать богом и поменять ход истории, пусть не в реальном, но вымышленном мире. Но лиха ли беда — начало. Буду ждать всех, кто желает стать демиургом и сокрушителем миров!

В минувшие выходные стартовал конкурс Киномания. За текущее время многие авторы принесли работы и большинство из них было отклонено. Причины разные, но хочу остановиться на том, как НЕ НАДО: - не надо переписывать сценарии известных кинолент в стихотворной форме; - не надо описывать процессы съёмки; - не надо присылать тексты песен, конкурс клипов пока не задумывался; - не надо зацикливаться на отсылках к слову "кино" или к каким-то конкретным фильмам. а что же тогда надо? надо такой текст написать, который сошёл бы за киноленту, если бы она впервые демонстрировалась на каком-нибудь кинофестивале. больше подробностей можно добыть в моём дневнике. ссылка на дневниковую запись будет в ленте. всем - вдохновения и удачи в кастинге!

Для настроения в трудный день! Ведь - "Понедельник начинается в субботу" - Не так ли, господа?!

Ниже будет статья о маркизе де Кюстине, который приехал в Россию туристом (1839 год), описал русских всех сословий варварами и дикарями тупыми, и издал это всё. И тем прославился. Напомню: французская армия Наполеона Первого сожгла Москву, взорвала главные русские святыни: соборы и Кремль. А до того превратила их в конюшни и казармы. Это было в 1812 году. В 1814 году русская армия вошла в Париж. Ни одного дома ни то, что не было уничтожено - разграблению и вообще унижению из парижан не подвергся никто. Но русские - тупые варвары (по мнению дворянина Кюстина, кому именно русская армия вернула поместья и титул). А теперь вопрос... Если я назвала Париж парижкой, и я шовинист, то как назвать редакторов и читателей Charlie Hebdo, нарисовавших карикатуру на трагедию: 28 декабря 2016 года опубликованы карикатуры на катастрофу самолета Ту-154 Минобороны России под Сочи, в которой погибло 92 человека и на убийство посла РФ в Турции Андрея Карлова. Это что? Это вообще возможно представить в России? Но русские - тупые варвары (по мнению дворянина Кюстина, кому именно русская армия вернула поместья и титул). И вот такие Кюстины, такие Charlie Hebdo, которых русская армия спасала от горестей военных поражений, которых кровь русских солдат спасла в Первую мировую от страшного разгрома, вот эти люди считают нас варварами. Потому что доброе на западе не понимают. Ни морально, ни физически. Это моё мнение. Кто убил Пушкина и чуть не убил Лермонтова? - французы, с ненавистью относившиеся к русским, чья армия спасла французское дворянство от нищеты. Понимаете? Вся эта французская знать и служки приехали в Россию с ненавистью, видимо в тайне жалея, что мы, русские, разгромили всеевропейскую армию наполеончика. И эти люди, ничего не поняв в русской доброте и прямоте, стали нас подленько кусать и покусывать. Как Кюстин. маркиз. де. "Лицо русофобии выглядит довольно миловидно: над ним поработали лучшие барбер-шопы Парижа. Имя маркиза Астольфа де Кюстина знают даже те, кто не прочел ни строки, им написанной. В наши дни он был бы известным трэвел-блогером. Им написано несколько историко-публицистических трудов — описаний его путешествий по Англии, Шотландии, Швейцарии, Италии (1811—1822), Испании (1833) и России (1839). Известность ему принесла книга «Россия в 1839 году» — выпущенное в мае 1843 года повествование о путешествии, совершенном летом 1839 года. Его дед — генерал, командовавший рейнской армией в 1792 году, — и отец погибли на гильотине во время якобинского террора. Кюстин был очень богатым аристократом, в круг его общения входили многие представители европейской элиты. Маркиз много путешествует по странам Европы, пишет к ним путевые заметки, занимается литературной деятельностью: несколько романов и пьес выходят из-под его пера. Кюстин также убеждённый монархист. В свое время Кюстин пользовался немалой известностью; среди поклонников его таланта был такой искушенный ценитель, как Бальзак, который, прочтя книгу Кюстина об Испании, убеждал ее автора, что, «посвятив подобное произведение каждой из европейских стран, он создаст собрание, единственное в своем роде и поистине бесценное». Повод для поездки в Россию Кюстину даёт один молодой польский граф, Игнасий Гуровский, впавший в немилость у русского царя и приехавший в Париж искать защиты и покровительства. Кюстин набирает у своих влиятельных друзей рекомендательных писем к Николаю I и отправляется в Россию, формально просить за своего польского друга. Сам автор, пожалуй, не склонен был считать «Россию» своим главным произведением; меж тем именно эта книга, сразу же по выходе переведенная на английский и немецкий языки, принесла ему европейскую славу. В России книга Кюстина была немедленно запрещена. В усеченном виде русский читатель познакомился с ней в 1930 г. Первый полный перевод на русский язык обоих томов под авторским названием «Россия в 1839 году» был издан только в 1996 году. Меж тем полный текст «России в 1839 году» и ее сокращенные варианты — произведения разных жанров. Авторы «дайджестов», выбирая из Кюстина самые хлесткие, самые «антирусские» пассажи, превращали его книгу в памфлет. Кюстин же написал нечто совсем другое — автобиографическую книгу, рассказ о своем собственном (автобиографический момент здесь чрезвычайно важен) путешествии по России в форме писем к другу. Итак, один из источников долголетия книги Кюстина — в том, что она не только описывает поездку по реальной России, но осуществляет своеобразный суд над идеей, над мифом о России, якобы призванной спасти старую Европу от демократической революции. Его восприятие России как страны «варваров» и рабов, всеобщего страха и «бюрократической тирании», сразу вызвала поток официозных опровержений. Отношение к ней русской интеллигенции было разноречивым. Жуковский назвал Кюстина собакой, однако не смог не признать того, что большая часть написанного соответствует действительности. Книга Кюстина затрагивает столько больных мест в национальном самолюбии, что восприятие ее многими людьми до сих пор отличается горячностью, какую вызывает обычно только самая злободневная публицистика: на Кюстина обижаются, его бранят, клеймят за «русофобию» и проч. Меж тем формула, мимоходом выведенная московским почтдиректором А.Я. Булгаковым: «И черт его знает, какое его истинное заключение, то мы первый народ в мире, то мы самый гнуснейший!» — замечательно охватывает весь спектр кюстиновских впечатлений от России. Конечно, это русофобия, но особого свойства: идущая от точных наблюдений к остро отточенным мыслям. Безусловно, Россия описывается в крайне тёмных тонах. Российской знати Кюстин приписывает лицемерие и лишь имитацию европейского образа жизни. В России маркизу трудно дышать — повсюду он чувствует тиранию, исходящую от царя. Отсюда вытекает рабский характер русских, живущих к тому же как рабы, заключенные в узкие рамки повиновения. В России, по наблюдениям Кюстина, действует принцип пирамидального насилия — царь имеет абсолютную власть над дворянством и чиновниками, которые в свою очередь также полные властители над жизнью своих подчинённых и так вплоть до крепостных, которые выплескивают свою жестокость друг на друга и на семью. В обратном направлении пирамиды действуют заискивание и лицемерие перед вышестоящими. По мнению Кюстина, русские, не любя европейскую культуру, имитируют её для того, чтобы с её помощью стать могущественной нацией. И только простых крестьян, живущих свободно в провинции, Кюстин хвалит за их простой и свободолюбивый характер. Критикуя тиранию и единовластие царя как институт российского правления, Кюстин, тем не менее, пишет, что единственный человек в России, с которым ему было приятно общаться и который был достаточно образован и возвышен душою – Николай I. Приведу несколько характерных фрагментов. Вот гостиница в Любеке; маркиз беседует с хозяином-немцем: — Вы знаете Россию? — спросил я у него. — Нет, сударь, но я знаю русских; они часто проезжают через Любек, и я сужу о стране по лицам ее жителей. — Что же такое страшное прочли вы на их лицах, раз уговариваете меня не ездить к ним? — Сударь, у них два выражения лица; я говорю не о слугах — у слуг лица всегда одинаковые, — но о господах: когда они едут в Европу, вид у них веселый, свободный, довольный; они похожи на вырвавшихся из загона лошадей, на птичек, которым отворили клетку; все — мужчины, женщины, молодые, старые — выглядят счастливыми, как школьники на каникулах; на обратном пути те же люди приезжают в Любек с вытянутыми, мрачными, мученическими лицами; они говорят мало, бросают отрывистые фразы; вид у них озабоченный. Я пришел к выводу, что страна, которую ее жители покидают с такой радостью и в которую возвращаются с такой неохотой, — дурная страна. *** Чем больше я узнаю Россию, тем больше понимаю, отчего император запрещает русским путешествовать и затрудняет иностранцам доступ в Россию. Российские порядки не выдержали бы и двадцати лет свободных отношений между Россией и Западной Европой. *** ..задаюсь вопросом, характер ли народа создал самодержавие, или же самодержавие создало русский характер, и… не могу отыскать ответа... *** Россия — это лагерная дисциплина вместо государственного устройства, это осадное положение, возведенное в ранг нормального состояния общества. (Легерная — в смысле военного лагеря. — С. Ц.) *** Я не упрекаю русских в том, что они таковы, каковы они есть, я осуждаю в них притязания казаться такими же, как мы. Пока они еще необразованны — но это состояние по крайней мере позволяет надеяться на лучшее; хуже другое: они постоянно снедаемы желанием подражать другим нациям, и подражают они точно как обезьяны, оглупляя предмет подражания. *** Что делает русское дворянство? Оно поклоняется своему царю и становится соучастником всех преступлений высшей власти, чтобы самому истязать народ до тех пор, пока бог, которому этот господствующий класс служит и который им же самим создан, оставит плеть в его руках. Эту ли роль предназначило провидение дворянству в государственном строительстве обширнейшей в мире страны? В истории России никто, кроме государя, не выполнял того, что было его долгом, его прямым назначением, — ни дворянство, ни духовенство. Подъяремный народ всегда достоин своего ярма: тирания — это создание повинующегося ей народа. И не пройдет 50 лет, как либо цивилизованный мир вновь подпадет под иго варваров, либо в России вспыхнет революция, гораздо более страшная, чем та, последствия коей Западная Европа чувствует еще до сих пор. И здесь же знаменитиое: «Сколь ни необъятна эта империя, она не что иное, как тюрьма, ключ от которой хранится у императора»... Николая I Астольф де Кюстин назвал «тюремщиком одной трети земного шара». В аннотации к американскому изданию «Ля Рюсси» 1987 года американский политик З.Бжезинский заметил: «Ни один советолог ещё ничего не добавил к прозрениям де Кюстина в том, что касается русского характера и византийской природы русской политической системы»." (с) автор статьи: Сергей Эдуардович Цветков ссылка на статью: http://sergeytsvetkov.livejournal.com/911986.html

Не-не. Ни Даш, ни Полин, ни маленьких девочек. Ни даже голоса. Just melody. P.S. В былые времена про уровень такой игры приходилось только мечтать.

Людмила Валентиновна Ишутинова Дата рождения: 1 ноября 1950 года в п. Оричи, Кировской области. Вкратце из биографии. В 1962 году поставлен диагноз: Миопатия (атрофия мышц) и приговор: болезнь неизлечима, умрёт в 18 лет. Но жизнь распорядилась иначе. После окончания школы, института работает литературным сотрудником районной газеты «Искра», печатается в «Кировской правде», «Комсомольском Племени», «Комсомольской Искре» (г. Владимир), в журнале «Рабоче-крестьянский корреспондент». В 1976 году переехала в Киров. Стала принимать активное участие в литературную жизни города, рецензирует спектакли и концерты. Позже избирается председателем общества инвалидов Ленинского района г. Кирова. Её стихи публикуют в центральных газетах и сборниках, в журналах «Молодая Гвардия», «Смена», «Советская женщина». Людмилы Ишутиновой не стало 20 июня 1994 года. Поэтический сборник «Оричанка» вышел через несколько месяцев после её смерти. В 2005 году к 55-летию со дня рождения был издан сборник «Возвращение». В 1999 году центральной районной библиотеке присвоено имя Людмилы Ишутиновой.

* * * Сирень купалась в синеве ночной, Свеча на подоконнике горела, Ты был со мной, ты просто был со мной, И я о грустном думать не хотела. На завтра строчки прятала в тетрадь, Смеялась над вопросом и смущалась: О чьей любви я вздумала писать? А если о своей, что мне досталось? Не верите? Куда мне до любви, На цыпочках и то не дотянуться... Но вновь июнь, сирень, глаза твои, И я боюсь нечаянно проснуться. * * * Рассеется влюбленности дурман, все встанет на свои места, как было, окажется: короткий наш роман я для себя однажды сочинила. И потому мне не кого винить, что все пройдет и вновь не возвратиться, что без тебя я буду жить и быть, и ты не будешь даже ночью сниться... Да, все проходит и к тому ж весна, – она меня не балует, быть может, я осени подвластна, я должна стать сильной. Слабой быть – себе дороже. * * * Перекликались поезда: Куда? Откуда? Катилась по небу звезда в земное блюдо. Я загадала: долетит, и – счастье с нами. А ты сказал: «Метеорит – небесный камень» * * * На краешке влюблённости, как пропасти, я окажусь и в страхе отступлю. От гордости, а, может быть, от робости я не скажу заветное «люблю». Надену маску строгую-престрогую И сделаю почти беспечный вид, себя прощу, тебя прощу за многое, за остальное пусть судьба простит. * * * Всё пройдёт, но всё ж во мне останется звёздный свет несбывшейся мечты. Не в чем ни винить себя, ни каяться, так должно: есть в мире я и ты. Не соединимы и не связаны в этом мире на виду у всех мы с тобой, наверное, наказаны нашей встречей за какой-то грех. И за то, что души наши ветрены, здравому рассудку вопреки, были мы чуть-чуть самоуверенны и близки и очень далеки. * * * Видно, мы не поняли друг друга, обвинив в притворстве или лжи, значит, вновь по замкнутому кругу безнадёжно нам с тобой кружить. Все ходы и выходы закрыты, и ключи потеряны уже. Нападенье – лучшая защита: Защищаем подступы к душе. * * * Привожу к одному знаменателю встречи, ссоры, истины вечные. Кто с тобой мы? Друзья? Приятели? Или просто случайные встречные? Только в жизни все проще, наверное, все, что сладким казалось – солоно. Все прошло. И теперь уверенно мы расходимся в разные стороны.

Гуляя по дневникам, увидела запись о грубейших, непростительных ошибках великих поэтов. Привели запись некоего ревнителя точных формулировок в поэтических произведениях из Сети, горячо его поддержали. А мне захотелось возразить и дамам, и любителю вылавливания блох на старых камзолах: да нет никаких ошибок, есть условное обобщение Поэта, который, подобно художнику, одним штрихом намечает объект, не входя в подробности. И читатель, если он понимает, что имеет дело не с милицейским протоколом, а с поэтическим этюдом, легко прощает эту условность. Чаще всего это полное пренебрежение точностью отображаемых деталей вызвано требованиями ритма, рифмы – и оно важнее, нежели ученые соображения ботаника либо зоолога. Поэтическая вольность оправдана и не наказуема! Цитата из Пушкина – самая легкая: «Ночной зефир Струит эфир. Шумит, Бежит Гвадалквивир. Вот взошла луна златая, Тише... чу... гитары звон... Вот испанка молодая Оперлася на балкон. Ночной зефир Струит эфир. Шумит, Бежит Гвадалквивир. Скинь мантилью, ангел милый, И явись как яркий день! Сквозь чугунные перилы Ножку дивную продень! Ночной зефир Струит эфир. Шумит, Бежит Гвадалквивир». Буквоед сразу вцепится в этот легкий ажурный стих и потребует «перилы» переместить выше, чтобы именно на них оперлась красавица, а не там, где она продевает дивную ножку. Но неужели сказанного недостаточно, чтобы понять, на что она оперлась, и куда продела ножку? Еще большее возмущение вызывает «Демон» М. Ю. Лермонтова: «И над вершинами Кавказа Изгнанник рая пролетал: Под ним Казбек, как грань алмаза, Снегами вечными сиял, И, глубоко внизу чернея, Как трещина, жилище змея, Вился излучистый Дарьял, И Терек, прыгая, как львица С косматой гривой на хребте, Ревел,- и горный зверь и птица, Кружась в лазурной высоте, Глаголу вод его внимали; И золотые облака Из южных стран, издалека Его на север провожали». Ревнители строгих правил должны указать классику, во-первых, на необоснованную смену рифмовки: то через строку, а то – в опояску! И какая может быть грива у львицы! А Михаилу Юрьевичу на гендерные условности наплевать, нужен страшный рычащий зверь с пенной гривой для обозначения горной реки! Ревел! – Это у Терека косматая грива на хребте! Ну и рифма удачно легла – и к хребту, и к львице, неужели нужны пояснения? Точно такой же перенос смысла в стихе А.Плещеева: «Дам тебе я зерен, А ты песню спой». Дам зерен, то есть покормлю, а ты мне за это спой! Но ревнители точности в шоке: поэт нас вводит в заблуждение, ласточка питается насекомыми, а не зернами! Неправильно! Аналогичная вольность и у А.Фета: «О первый ландыш! Из-под снега Ты просишь солнечных лучей. Какая девственная нега В душистой чистоте твоей! Как первый луч весенний ярок! Какие в нем нисходят сны! Как ты пленителен, подарок Воспламеняющей весны! Так дева в первый раз вздыхает — О чем — неясно ей самой, — И робкий вздох благоухает Избытком жизни молодой. Афанасию строго указали, что из-под снега первым вырастает подснежник, а не ландыш, который появляется уже в разгар весны. А у великого поэта ландыш – символ Весны, а не страница в учебнике ботаники, он по количеству слогов, по ритмике – и наконец, по аромату – лучше ложится в строку. Я не знаю, может быть вообще только ландыш и сподвиг его на дальнейшую ассоциацию – благоухание робкого вздоха девы! Провинился и Владимир Маяковский в прологе к поэме «Во весь голос»: «Поэмы замерли, к жерлу прижав жерло нацеленных зияющих заглавий». И ему строго указали на недопустимость подобной поэтической вольности: надо - ствол к стволу, ты что! Ну, за этого даже заступаться не стоит, он сам - и облако в штанах, и ноктюрн играет на водопроводных трубах, и на шею скрипке кидается – этакий-то верзила, уж вешался бы на контрабас…Что ни стих – то и нелепость! Недавно публицист Александр Минкин выпустил книгу «Немой Онегин», я послушала, как он, смеясь, рассказывал о своем вдумчивом чтении романа в стихах. В частности, как смущенная Татьяна бежала от приехавшего в гости Онегина: «И между тем душа в ней ныла, И слез был полон томный взор. Вдруг топот!.. кровь ее застыла. Вот ближе! скачут... и на двор Евгений! «Ах!» — и легче тени Татьяна прыг в другие сени, С крыльца на двор, и прямо в сад, Летит, летит; взглянуть назад Не смеет; мигом обежала Куртины, мостики, лужок, Аллею к озеру, лесок, Кусты сирен переломала, По цветникам летя к ручью. И, задыхаясь, на скамью Упала…» «Вы только представьте весь путь, который она пролетела в длинном платье, с прической, не в кроссовках, - в туфлях на каблуке! – смеялся Минкин, - и поймете, какой Пушкин озорник и насмешник». Исследователь с точки зрения современного читателя проштудировал с наслаждением весь роман, изумился тому, что самый молчаливый герой в нем – тот, который главный. И как много вольных отступлений автора, его рассуждений, зевоты (пойду пока, отдохну, потом как-нибудь доскажу!), насмешек и издевок, вроде этой, прямо обращенной к нынешним буквалистам: «…Ужели для тебя сносней Унылых наших рифмачей?» Мне много раз приходилось спорить с нашими судьями и по поводу пересчетов слогов, ударений, схем рифмовки, стяжения смыслов… Приходило даже в голову однажды засесть за хрестоматию и навыбирать примеров прекрасных стихов, нарушающих все каноны. Теперь я с облегчением отказалась от этой глупой идеи: это же сколько надо с метрономом внутри не читать – а считать! Насиловать и себя, и мастеров, которым это было вовсе не существенно. Да ведь кроме всего прочего, если человек не слышит Поэзию, - это навсегда. Он под свой слепой-глухой стандарт хоть классика, хоть собрата по Поэмбуку сурово будет подгонять, требовать соответствующих своей лексике слов, оборотов и эпитетов. И не усомнится в своем праве поставить по стойке смирно хоть Пушкина, хоть Маяковского, хоть Мандельштама. Подумаешь, классики!

Не, это исполнение сёштаке баще...