Чернова
сin. «отныне все мы будем не те» (1 из 2)
17 сен 2020
*очень много букв, скучно, в рамках фидбека на кино по вторникам*
Искатели, Джон Форд, 1956
В году, таком далеком, что его уже никто не помнит, а именно в 1956, оскароносный запечатлеватель сверкающих сёдел на пленку Джон Форд нафотографировал свою обожаемую Долину Монументов в роли Техаса, Джона Уэйна в роли Джона Уэйна, с десяток полуголых парней в роли перьев команчей и с помощью пыли, конского пота и величественных горизонталей слепил из всего этого фильм.
Слепил и, потирая руки, сел ждать восторгов от американской киноакадемии.
«С чего бы? Или мы Джона Уэйна в роли Джона Уэйна не видели, что ли? Да видели стопятьсот раз» - подумала американская киноакадемия, надела свой плащ и волшебную шляпу и притворилась ветошью.
«С чего бы?» - подумал в свою очередь Джон Форд. – «С чего бы мне расстраиваться из-за ветоши?». И не расстроился. Тем более, что после пяти лет провалов и неудач фильм неплохо прокатывался и у простых, не обезображенных снобскими вкусами зрителей имел успех.
И так бы все это ушло в анналы, ничто не предвещало беды.
Но тут по другую сторону Атлантики фильм увидели французские кинокритики. А французские кинокритики тех лет – это такие родные братья небезызвестных британских ученых, которым только дай поисследовать что-нибудь бесполезное и тут же объявить, что оно – прорыв, отрыв и жить без него отныне никак нельзя. Фильм они посмотрели и тут же объявили: «Ребята, вы ничего не поняли, это Шедевр (с большой буквы)».
И, конечно, ребята ничего не поняли, и это был Шедевр.
Но такое нужно дешифровать. Такое нужно объяснить.
Потому что мы все худо-бедно [не] представляем себе, что такое вестерн (классический американский, до 60-х). А Искатели – это, конечно, вестерн, но как пчелы у Винни-Пуха, - такой неправильный вестерн, который делает неправильный мед. И с одной стороны в фильме присутствуют все атрибуты жанра. Тут вам и Джон Уэйн, актер, целиком и полностью интегрированный в кино про Дикий Запад, и сыгравший у Форда, возможно, свою лучшую роль. Тут и Долина Монументов, величественная декорация, запечатленная в пространстве и времени так, что забыть ее отныне невозможно.
Но с другой стороны…
С другой стороны выходит маленькая неувязочка. Потому что у каждого жанра есть свои законы, по которым жанр идентифицируют, и вот с точки зрения этих законов Искатели вообще - не то и не туда.
И здесь нужно, конечно, рассказать, кто такой Джон Форд. Это режиссер, который только сам жанр не изобрел, а все остальное пришло в вестерны от него. Это он скрестил ужа с ужом – прямолинейный, как томагавк, сюжет и грандиозные пространства – и получил громадного мифического ужищу: идеальную легенду об экспансии на Запад, вдохновленную американской живописью, бульварными романами и преданиями тех времен (и всё это органично вошло в собственную историческую реальность его фильмов). Такие картины, как Железный конь, Моя дорогая Клементина или Погонщик фургонов навеки вечные связали имя Форда с жанром и попутно вдохновили многих его последователей и почитателей, а среди этих последних были и Куросава, и Бергман, и Орсон Уэллс.
Искатели же – фильм, где под внешней безусловной красотой и драматической насыщенностью неудобной глыбой лежит то, что с прежними наработками, символами и темами Форда несовместимо. Это вестерн, противоречащий самому себе. То есть, представьте себе, титан жанра снимает кино совершенно ревизионистское по отношению к жанру.
Ведь что такое вестерн? Вестерн – это романтический миф. Это идеологическое построение, лепящее и отражающее определенное мировоззрение. Он весь живет в терминах бинарных оппозиций. Хорошие парни – это хорошие парни. Плохие – это плохие. Как в театре времен классицизма. И «хорошее» в мифологии вестерна обозначает – экспансию на Запад, укрощение и покорение некой Земли Обетованной, где молочные реки и кисельные берега. И это была та же идеология, которая вела некоторых немцев с их drang nach Osten, что для нас в силу исторической ситуации более наглядно. Но только восточные индейцы немецким колонистам вломили так, что по самый Берлин, а вот американские индейцы бледнолицым покорителям – нет. Однако, возвращаясь, «плохое» во вселенной вестерна – это либо сам Дикий Запад, либо препятствия, которые мешают его укрощать и покорять.
И здесь нужно прояснить один нюанс.
Все эти покорители и укротители середины 19-ого века видели Дикий запад не просто, как места, которые нужно педантично нанести на карту, а как некий райский сад. Что в общем очень иронично, потому как на самом деле там правило бал абсолютное беззаконие, там пышным цветом цвели все возможные и невозможные формы преступности. Но тем не менее, поселившиеся в Восточных колониях считались американцами. На запад же простиралась обширная, абсолютная Неизвестность, жаждущая покорения и триумфаторского шествия по. И перспектива преодоления этого громадного ландшафта, освоения этих необозримых горизонталей словно пробуждала американский завоевательский инстинкт: укротить, присвоить и обосноваться, обозначая, что это некий процесс инициации, в ходе которого становятся Мужчиной, попутно отхватывая себе кучу земли и семью.
И если в своих ранних прославленных вестернах Форд двумя руками поддерживал миф и транслировал идею, что эта конкистадорская миссия в сторону Тихого океана была божественным предназначением, то в поздних фильмах (и Искателях в том числе) он пришел к другому понимаю. Что вот это достижение Последнего Фронтира равнозначно достижению Последнего и Окончательного Тупика. Там. Просто. Ничего. Нет.
Искатели – это такая точка слома в фильмографии Форда. Он отказывается от мифа, от этого представления экспансии американцев на запад в виде романтического вояжа по равнинам и скалам, полного очарования и куража. Он начинает говорить совсем другое. Что всё это имело некоторые последствия. Некоторые неприятные последствия в виде геноцида коренного населения, в виде расизма, террора и нетерпимости с обеих сторон. И никакой романтики.
И здесь сложно не согласиться с французскими критиками. Потому что переносить свои идеи и высказывания в сферу визуального Форд, конечно, умел. Но мне как зрителю, не обезображенному снобскими, была интересна совсем другая проблематика.