Альбом  

СОН СМЕШНОГО ЧЕЛОВЕКА, или Мечтание с петлёй на шее о рае и безгрешном существе. Это пожалуй и не сон вовсе, а некое тонкое видение, или мечтание, иллюзия, бред сквозь погружение в глубокое размышление о самом последнем, самом важном и самом главном, о столь насущном, что без этого и жить далее невозможно. И вот, свет во тьме светится, и разум тянется к нему мыслью как рукой и всем телом, и не может сам собой двинуться, но потребна некая сила, извне им движущая и руководящая, но по его собственной, разума, к свету стремящегося, воле. И происходит. И видится ему, разуму нечто обыденное, повседневное и привычное, и в то же время иное, невиданное, светолепное и святое. И всё это как всегда и в то же время совершенно иначе, необычайно, празднично торжественно, лучисто, звонко, но и нежно, мягко и утешительно. И непонятно, почему это так, ведь ничего, сверх того, что было, не прибавилось, но всё бывшее напиталось неизъяснимой сверхсущественной благодатью, и дышит жизнью нестареющейся, и чистотой не маркой, и светом немерцающим. Ибо это Бог, явившийся как Всё во всём, и всё, стало быть, в Нём, и Им, и для Него. И пришло это к человекам, когда возлюбили они друг друга каждый всякого как самого себя, и не стало ни ближних, ни дальних, ни врагов, ни друзей, ни чужих, ни родных, ни бывших, ни будущих. Отныне только сущие как есть в Истине, и Самой Истине сущей в них как их дыхание, и жизнь, и свет жизни. И сквозь всю эту радость и великолепие, через свет благодатный и мир небесный промелькнули вдруг бесьи хари, и полезла нечисть, таща с собой помыслы нечистые, мерзкие и страшные, как сам дьявол, и как сама смерть. И закружили демоны возмечтавший о рае ум в пляске огненной, в танце срамном и похотливом, в хороводе безумном, головокружительном, влекущем в бездну, в пропасть адову, в небытие безысходное… Ибо позволил себе разум мечтание гордое, не своевременное, трудом не добытое, терпением не уготованное, смирением не выстраданное, и не вынес он ноши, сверх сил и навыка поднятой, изнурительной, разрушительной, путь силе лукавой во внутренний град отворяющей, врага человеческого к сердцу его пропускающей. Отступила от разума Сила Высшая, здравомыслием питающая, светом истинным наставляющая, от злой воли спасающая, от врага исконного и приражений его покрывающая. И остался он один одинёшенек, с плотью своей измождённой предательской, волей своей переменчивой, да помыслом своим излукавленным – один супротив супостата сильного, многоопытного, нужды во сне и отдыхе не имущего, в питии и пище не нуждающегося, и никакой заботой телесной не обремененного. И увидел себя разум побежденным, в прах поверженным, самовластия лишившимся, силой превозмогающей ненавистной порабощенным. Приуныл разум, отчаялся, о кончине произвольной, беззаконной и безвременной помышлять начал, и ни надежды, ни веры в себе и тени не обретая, смертно опечалился и в конец отчаялся. Тут ему в длань расслабленную сатана орудие смертоубийства и вложил, и ум помрачением окутал. Ошую стал и в ухо добродетелью не запечатанное словеса погибельные шепчет. По всему бы полагать, тут бы и конец ему, разуму, надменным мечтанием выше небес превознесшемуся, да по немощи своей в бездну растления низринувшемуся, в руки врагу лютому ввергшемуся. Но милостив Бог, любящий каждого больше всех и последнему из грешников состраждущий, и всякого, от сердца кающегося, в объятия Отча приемлющий. Подлинному искателю Истины не попускает Он искушения выше сил, но вместе с испытанием предлагает и пути избавления. Вот и сему помраченному было послано дитя, его же устами направлен будет на путь Истины. И была ему показана жизнь за гробом как отчаяние упущенных возможностей и окончательное бессилие к действию. Как познание вечной утраты блага, принадлежавшего по праву, и как бесплодное раскаяние в своём прежнем упрямом неведении, неверии и злой воле. О, как мучительно желал бы он теперь совершить то, чем пренебрёг в прошлой, произвольно оставленной жизни, как нестерпимо это знание невозможности исправить зло содеянное и исполнить дело доброе, которого не пожелал. И вот, та девочка, чей зов о помощи он не впустил в своё ожесточенное сердце, она всегда теперь будет пред его взором с протянутыми к нему руками… И явились ангелы, и взяли его под руки, и повели на суд. И путь их пролегал по местам райским, более прекрасным, чем картины Микеланджело и Боттичелли, где в селениях горних обитали люди, исполненные чистоты, любви и нежности. И птицы услаждали их своим сладким пением, и всякий зверь был кроток, как агнец, и ласков, как дитя. И видения библейской истории украшали небо: Илия в пламени огненном возносился к диску Солнечному, Аарон погружал конец жезла своего в горячий песок, и сухой жезл, обретая жизнь, расцветал гроздями прекрасных соцветий. Но во след ему, как неотвязных грех, брёл Черный Пёс, рыча и скаля зубы на эту райскую красоту. И вот, порча ведомого на суд грешника, передалась месту тому и людям, там обитавшим, и всему живому и сущему, что там было. И ржавчина разрушения поглотила сей рай земной или небесный, который был явлен ему во сне как истина о человеке и жизни, ему предназначенной. И взошло солнце, и село солнце, и много раз повторялось коловращение дня и ночи, и не осталось ни Красоты, ни Любви, ни Света ни в ком из жителей селения блаженных, только Каин, как соляной столп, всё стоял и стоял над трупом брата своего Авеля. Тогда стали люди возводить каменные стены и отгораживать друг от друга свои лица, и свои сердца. Убийцу же изгнали, и вселился в него Аполлион*, демон-разрушитель, и он бесновался, круша всё окрест себя. Тогда, привязали его к древу и, закрыв ему лицо маской, побили камнями. А когда испустил он дух, случилось затмение, и свет померк. Они развели большой костёр, и, прыгая через огонь, поклонялись бесовской силе, и, объятые пламенем, не сгорали. И от сей поры Истины уже не было с ними. Соединив умы свои во едино, люди воздвигли Башню, и дали ей имя Наука, назвав магию знанием, а мерцание ума своего светом истины. И стали жить так, сказав: Каждый принадлежит всем, а все каждому. Но Башня сия, воздвигнутая из песка и на песке, не имела крепости, и когда один из стоящих в её основании покинул своё место, Башня рухнула, и падение её было великое. И был страх, и мрак, и одиночество. Сон кончился, и спящий проснулся. И помысел о самоубийстве оставил его, ибо увидел он душу свою, сотворившую над собой таковое, как прах пустынный. Рай и ад открылись ему, и уразумел он, что всё сие – в человеке, что суемудрие ума – путь зыбкий и неверный, а в разуме чистого сердца – одномерная, истинная жизнь, от зде начало имущая и в вечность длящаяся. И вышел смешной человек из дома, и пошёл искать девочку, накануне просившую его помощи, потому что в ней было его спасение… *) Аполлион – он же Аваддон.

Сегодня день смерти Владимира Ленина – основоположника советского государства. При нынешнем состоянии общества, одни вспоминают про него с нескрываемой ностальгией, другие с лютой ненависть. Но мало кто знает, что подобно и нам с вами он писал стихи. В №48 казанского журнала «Будильник» тринадцатилетний Володя Ульянов опубликовал следующие строки: Когда в среде тупых понятий, В которых дремлет наш народ, Ты сотни заслужил проклятий, Меня досада не берет: Для них святыня - заблужденья, И долго лжи им не понять, И тьму им долго не прогнать Рассвета ясным возрожденья! Но жаль, что жертвуя другим Своею жизнию свободно, Ты горькой долей был томим, Что жертва вышла так бесплодна! А один из лидером белого движения В.В. Шульгин называл его «гениальной гориллой». Но гориллы, по-моему, стихов не пишут.

Сегодня день рождения писателя Евгения Замятина, автора знаменитого на весь мир романа «Мы», написанного ещё в первые годы революции и гражданской войны в России. Роман-антиутопия описывает XXXII век, где у людей нет имен, а только числа, где они могут заниматься сексом только при предъявлении друг другу талонов «на сексуальные часы» и где мужчина любого возраста, не вправе отказать пожилой женщине если вдруг она захотела с ним уединиться. Любовь – признана абсолютно не нужной и пагубной и есть лишь одна вера в величайшего из людей «Благодетеля». Таким вот увидел будущее русский писатель Замятин. Роман не был опубликован в СССР до 1988 года. Сам писатель последние годы, вплоть до своей смерти в 1937 году жил за границей в Париже. Он не был лишён советского гражданства и никогда публично не критиковал советскую модель развития, но его роман говорит сам за себя, о его общественно-политических взглядах. Евгений Замятин повлиял на творчество таких писателей как Олдоса Хаксли, Владимира Набокова и Джорджа Оруэлла.

БРЕЙГЕЛЬ Khelga Питер Брейгель рисует шестнадцатый век: Холод, ветер, зима. Вызревающий снег. Угловатые Альпы, седая река. Далёких часовен гул, Лай голодных собак, скрип гружёных телег, Хрупкость серых деревьев, идущих след в след. Суматоха и смех молодого катка. Охотники на снегу: — Мы бродили полдня по окрестным лесам, Но добычей — всего лишь плутовка-лиса. Брейгель хмурится: пара штрихов там и тут, Сорока по веткам — скок. — Не шумите, пожалуйста. Дайте сказать. Отключите девайсы — зовут небеса. Усыпите на несколько нервных минут Вертлявую Firefoх. Говорит командир корабля, господа. За бортом минус триста — ветра, холода. В спинках кресел журналы — пошли по рукам? В журналах самая суть. Наш маршрут надваршавен, надпражен, над... да, Альпы тоже увидите сверху, когда Ваши бойкие дети заснут — ну и вам Придётся чуть-чуть вздремнуть. Застегните ремни на железный засов. Сок? Томатный? Весьма своевременный сок. Пилотажные петли наперегонки — Так много, Много Фигур. Белый след. Белый свет. Самолёт был таков. Брейгель ловит куски шебутных облаков. Питер-Пётр резвится: бросает снежки В охотников на снегу. Поздравляю мир с новым КорнейЧуковским. «Брейгель» - стих для детей, для семейного чтения. Киндеры не идиоты. С ними можно и нужно говорить о сложном. И говорить вот таким языком. С языка и начну. Большой плюс автора – стилистика. Khelga не объясняет, а показывает. Впрочем, как иначе, если это репортаж? В тексте – четыре строфы-октавы. Половина отдана «земле», половина – «небу». Читатель оказывается между ними. В каждом восьмистишии – две сцены, два катрена. Стих написан анапестом, но все катрены завершает клаузула с амфибрахием. События начинаются внизу – в Альпах (потом их можно разглядеть из самолёта) – и завершаются там же. Папа-Брейгель, мама-сорока и маленький Питер-Пётр, приземлившись, оказываются в картине 16-ого века. Теперь собственно препарирование стиха-репортажа. Первая строфа – ответ на вопрос «что-где-когда». Питер Брейгель рисует шестнадцатый век: Холод, ветер, зима. Вызревающий снег. Угловатые Альпы, седая река. Далёких часовен гул, Общий план. Панорама. Сцена заканчивается «гулом далёких часовен». И как же здорово перекликается 16 век с этими часовнями и подводит к следующей сцене. А связующее звено – звук. Едва различимый «гул» и чётко слышимый «лай». Камера приблизилась. Лай голодных собак, скрип гружёных телег, Хрупкость серых деревьев, идущих след в след. Суматоха и смех молодого катка. Охотники на снегу: Слышен не только лай, но ещё скрип телег и смех. Между этими резкими звуками – хрустальный, трогательный образ – хрупкие серые деревья, идущие след в след. Они привносят лиризм в отстранённость повествования. И по звуку – отличный переход: «скрип – хруп – смех». Где смех, там и речь. Микрофон – охотникам, и пошла вторая строфа: — Мы бродили полдня по окрестным лесам, Но добычей — всего лишь плутовка-лиса. Брейгель хмурится: пара штрихов там и тут, Сорока по веткам — скок. Охотники отчитались. Крупным планом – сосредоточенный Брейгель, он добавляет пару штрихов. Штрихи – ветки. На ветках – сорока. Сорока – это 1) репортёр, 2) птица – похожа на самолёт, 3) персонаж из «ладушки-ладушки, где были у бабушки» - та самая белобокая пернатая, что кашку варила и деток кормила – в общем, мама, или стюардесса. Тоже, как и репортёр – массовик-затейник: — Не шумите, пожалуйста. Дайте сказать. Отключите девайсы — зовут небеса. Усыпите на несколько нервных минут Вертлявую Firefoх. В этой сцене меняется место и время действия. Но связь между ними не теряется. У охотников – плутовка-лиса, у пассажиров - вертлявая Firefoх. От неё – к третьей строфе: Говорит командир корабля, господа. За бортом минус триста — ветра, холода. В спинках кресел журналы — пошли по рукам? В журналах самая суть. «Что-где-когда» №2 - отчёт командира корабля. Он тоже Бог-Брейгель, и как родитель, заботлив, сосредоточен. Наш маршрут надваршавен, надпражен, над... да, Альпы тоже увидите сверху, когда Ваши бойкие дети заснут — ну и вам Придётся чуть-чуть вздремнуть. Финальная строфа, первая сцена. Речь замедляется. Слова пассажиры воспринимают уже как сказку, колыбельную. Ритмика в четвёртой строке меняется: пассажиры от дремоты перешли в глубокий сон: Застегните ремни на железный засов. Сок? Томатный? Весьма своевременный сок. Пилотажные петли наперегонки — Так много, Много Фигур. Пилотажные петли возвращают читателя к охотникам на снегу, которые полдня бродили по запутанным звериным следам. Два века, два мира переплелись, как параллельные прямые в геометрии Лобачевского. Всё относительно. А белый цвет вмещает в себя много чего: Белый след. Белый свет. Самолёт был таков. Брейгель ловит куски шебутных облаков. Питер-Пётр резвится: бросает снежки В охотников на снегу. Концовка – светлая, лиричная, задорная. Игра в звуки и в смыслы. Слово, как снежок, летит в читателя – и попадает ему в сердце. И он понимает, что все времена, все миры – картина, самолёт и «наш общий дом – Земля» тесно слиты. И нельзя это единство нарушать. Пусть всегда будет Солнце, мама и маленький Питер-Пётр. Автор разглядел в картине Брейгеля след самолёта. Да что может быть лучше для детей, для развития фантазии. Если она, конечно, есть. Поэтому настаиваю: стих – детский.

"А я в Россию, домой хочу - Я так давно не видел маму." Ну, как ещё в двух строчках песни высказать то, что невозможно адекватно воспринять в нынешних "патриотических" выкриках и жестах потомков тех, чьи кости лежат по всей Европе, неопознанными до сих пор. Михаилу Ножкину - сегодня 85. Мой нижайший поклон и безмерное уважение!

Друзья, вот ей богу не хочу выглядеть каким-то «вершащим судьбы». Я готов каждому из вас омыть ноги! Работа модератора не заключается в том, чтоб надувая щеки говорить, дескать, это гоже, а это нет. Я взял себе за цель поставить себя много ниже вас. Во всем. Я не хочу, чтоб когда-то, кто-то сказал: ты был не справедлив! Сейчас передо мной дилемма: либо я выбираю стих автора, который мне сделал очень много приятностей и, учитывая это, пропускать его в топ, либо отклоняю его. Я уверен, что сам автор перестанет меня уважать, как личность, если я выберу первый путь. Посему, оставляю для себя возможным действовать так, чтоб и рыбку съесть и … в кресло сесть. Набираем максимальное количество произведений и отсеиваем по собственному разумению более отсеиваемые. По собственному разумению!!! Это не истина в последней инстанции, так что простите ради Бога модераторов!

Всех женатиков (да, и среди поэтов ещё встречаются такие) и тех, кто себя таковыми считают, поздравляю с Днем супруга. Оказывается, есть и такой праздник. И отмечают его на наше Крещение 19 января. Как часто супруги становятся музами для своих мужей-поэтов, случается и наоборот. ПОЗДРАВЛЯЮ!!!

По осени я купил сенсорный светильник и установил его над входной дверью. Принцип его работы прост: сенсор улавливает движение и светодиоды загораются на 10 секунд. За пять минут до полуночи я вынес ёмкости , чтобы получить крещенскую воду. За углом от сеней у меня стоит скамейка, куда и присел с сигаретой. Была прекрасная ночь, тихо и морозно. На меня спустилось какое-то умиротворение и ощущение, что кто-то огромный смотрит на меня добрыми глазами. Сам корпус светильника мне был не виден, т.к. я находился в "мёртвой зоне" но я обратил внимание, что он стал загораться и гаснуть с периодичностью в 2-3 секунды. Казалось, что кто-то невидимый находится у бутылок с водой и что-то делает, а сенсор пытается его зафиксировать. Понаблюдав за этой загадкой минут 15, я собрал ёмкости и вернулся в дом. Рассказал жене. Теперь пытаюсь осмыслить, что это было? То ли китайский прибор собирается почить в бозе, то ли действительно, что-то необъяснимое творилось у бутылок с водой?

Продолжаем... Карыч ГДЕ-ТО ЗА ДАЛЬНЕЙ ДАЛЬЮ https://poembook.ru/poem/2692245-gde-to-za-dalnej-dalyu Тот редкий случай, когда не требуется приводить нетронутый текст перед разбором. Где-то за дальней далью, за хмарной хмарью, Там, где Сон-камень лижет Покой-трава, Где из земли отчёртово тянет гарью, Старый лешак Трофимыч качал права. Был у него в заку́те мешок с махоркой. Бабка его, кикимора, схрон нашла, Ну и давай чертяку пехотить в горку, Ей только повод, старой, – пошла, пошла. – здесь – многоточие. – Лучше с таким усердством молись за сына. Молвят, что бабий плач летит до небес. Глядь, и печаль с сердечка его отхлынет, И перестанет душу копытить бес. Бабка притихла разом, как будто сдулась. Тихо в избе, лишь в печке трещат дрова. И домовой, опёршись на спинку стула, Хмуро роняет на пол угрюм-слова... – …ро ро… На пол роняет хмуро угрюм-слова… *** – тремя точками выделяются независимые стихи без названия. Здесь довольно одной. Утром наладил баню, отпарил бабку. Дышит уже на ладан, а всё скрипит. – здесь двоеточие просится. На-ко, отведай корня вороньей лапки, Мигом всю желчь в нутре твоём усмирит... – можно и ЖЕЛЧЬ, но вернее – ЖЁЛЧЬ. — Ты бы, Лексей, сходил на Оленью балку. Там уж, поди, медведко тебя заждал. Тёплых оладьев с мёдом снесёшь, — не жалко. Скажешь, мол, трошки слёг, мол, недуг пристал, Дескать, насела бабка, — сиди, мол, дома, Грей свои кости дряхлые на печи. А оклемался, токмо прошла истома, – тут лучше тире поставить. Здесь есть ощущение избыточности оправданий перед медведем. Так и пошёл, Иваныч, тебя почтить… – в соответствии с фольклором – ПОТАПЫЧ. Так и кружляли с полной любви сумою. Так и кормили всяку лесную чудь. Пискнет из норки мышь, али волк завоет, — Тут же в сусеки, — сыщем чего-нибудь... *** Третьего дня деревня справляла пасху. Поп благодушным басом читал псалтырь. Справа налево справно крестилась паства. Где-то в тиши погоста бродил упырь... Выскоблен дом до блеска, кулич томится. Праздником пахнет, звонко щебечет высь. Тень протоптала тропки морщин на лицах. Ждали сегодня сына... Не дождались... Так и сидели утро, весь день, и вечер, – вторая зпт – лишняя. Плавя тоскою милый его портрет. Змейкой ползла печаль по вискам на плечи, Жалась к груди, под сердцем тушила свет... – точно ли – ПОД? — Да баламошные-от, — что дед, что бабка! Всякую тварь животную к ним влечёт. Носит им старый в лес пироги охапкой, – м.б. – пирогов охапки? Кажет Христа икону, мол, наш-то вот… – «…наш-то – вот…» *** Только не дал им Бог ни сынка, ни дочки. – Нет, не давал им Бог… Здесь видится нестыковка: ждали-то сына уже давно родившегося. Икона Христа не ассоциируется здесь с милым портретом, нужно точнее прописать. А по земле молва-золова неслась, Мол в головах гнездятся дурман-грибочки, – после МОЛ – зпт. Те, что мозги сплетают в дурную вязь. — Держат Христа за сына, — совсем сдурели! Знамо за то их Бог и лишил ума. – после ЗНАМО – зпт. Так-то они не злобны. Чего имеют, — Всё отдадут, была б не худа сума… Так каждый год, — на Пасху и на Крещенье Грезится им, — приедет сынок домой. Чудится-мнится, — скрипнет порог за дверью, — Матушка, батя, примете ль на постой?.. Жили они любя. Без замков и ставен. Верили в Бога, в чёрта, в дела, в слова. Если, случись, придавит Кручина-камень, Так на него найдется Терпень-трава. Особенно и придраться не к чему. Стихи случились – от образа до исполнения, включая специфическую лексику и технику исполнения, аллитеративность, внутренние рифмы… Редактировать почти нечего, только несколько корректирующих штрихов. Хороший уровень. Стихи пронизаны добротой, человеколюбием и любовью ко всему миру. И читать небезынтересно. ------------------------------------------------------------------------------------------ Головченко Богдан НЕДОЛГО ДЛИЛОСЬ СЧАСТЬЕ ОХЛАМОНА https://poembook.ru/poem/2418825-nedolgo-dlilos-schaste-okhlamona Недолго длилось счастье охламона – Тот плот, в котором выбрался на стремень, – имелось в виду – стрежень? Прибило к берегу назад, всё по закону, – размер строки увеличен. Закону сохраненья тяготений. – Всемирному Закону тяготений. Есть путь не сложный, в общем-то понятный, – Под бережком и без водоворотов Спокойно доберёшься на попятных, Как на троллейбусе, под райские ворота. – размер строки увеличен. Кондуктору заплатишь рупь с полтиной И нырк за дверь, туда, где у окошка – м.б. нырь? Глухой попутчик с чуть припухшей миной, – зпт – лишняя. Да старая колхозница в калошах. – созвучнее – «в калошках.» Цивильный транспорт – тёртый, но надёжный. Маршрут проложен, утверждён, подписан. Киванием смирившихся убожеств Нам выдана бесхитростная виза. – похоже на ложную многозначительность. А если это прочтёт диспетчер маршрута, авторский гротеск вызовет у него чувство негодования. Автор ставит себя – над работающими людьми систем жизнеобеспечения, чей труд необходим в том числе и ему самому. А какие к тому есть основания или причины? Я вижу в этих словах аморальность незрелой личности. Но об этом – позже. В стенном шкафу пылятся парашюты, Скучающий мустанг дряхлеет в стойле, Зато умытый, сытый и обутый – ЗАТО не очень уместно, нет большого смысла в противопоставлении. «С утра умытый…» В конце – точка. Но вдруг... Обрыв на линии! Проворно – это – не рифма. Засуетились офисные крысы – Оскалил зубы сломанный компостер – Стремясь к спасенью на бортах повисли, – после СПАСЕНЬЮ – зпт. О ком это? Кому-то ногу прокусив до самой кости. Вот шанс, хватай рюкзак! Ещё не поздно! Линяй отсюда хоть на кванте света, – после ОТСЮДА – тире или зпт. Сквозь городские тернии к новым звёздам, – ритмика! «Сквозь тернии кварталов…» Пока не перекрыты турникеты. Авария! О боже, как же! Где же! – вопросительные знаки не нужны? Нам всем придется снова на трамвае?! В дверях не протолкнуться. Неизбежен Коллапс! И середина мая на Гавайях! – размер строки увеличен. «…И стрежень мая – на Гавайях!» – Так удалось бы закольцевать стихи. Стихи вышли сумбурными, детали местами не слишком связаны друг с другом, много технических огрехов, даже Ё проставлены лишь местами, а некоторые строки необоснованно удлинены. Есть проблемы и с рифмами. Видно, что автор серьёзно с текстом не работал, писал его – не всерьёз. Может, для какого-нибудь проходного конкурса, а не как стихи. Что тут посоветовать? Едва ли есть великий смысл корпеть над этим текстом. Возможно, стоит взять отсюда несколько удачных моментов на перспективу, а об этом произведении – забыть, вынеся для себя аксиому, что людей нужно бы любить. Ну, хотя бы – как автор предыдущих стихов, Карыч. Любить в стихах, а важнее – в жизни. Но едва ли Богдан применил умышленное небрежение к людям, скорее – не задумываясь, поставил навязшие в ушах реплики окружающих шалопаев. Много таких, поплёвывающих через губу, в сторону простых работяг, какими, вполне возможно, станут вскоре и сами плюющие. На себя и плюют. На будущее просто советую ему писать – повнимательнее.

Дддддоббббррррый веееччччерррр, все! Сссс Крррееещщщениеммммм вввас! Ну что - продолжим обсуждение?