Альбом  

Дорогие друзья! Завершился конкурс заклинаний. Хочу поблагодарить всех поэмбуковцев, которые приняли участие в конкурсе. В первую очередь, Черняева Максима, который, в связи с моими личными обстоятельствами, практически в одиночестве провел модерацию. (Я приняла одно стихотворение, отличное, но не принятое моралистами) Благодарю всех написавших стихотворение на эту, на мой взгляд, интересную и широкую тему. И мне жаль, что из-за снобизма многие сильные Авторы обошли конкурс стороной. Огромная благодарность Судейской Коллегии! Спасибо, уважаемые члены жюри, за внимательное отношение к судейским обязанностям, профессионализм и объективность, которые, собственно, и определили пьедестал. Итак, по "Щучьему велению, по моему хотению", откройся итоговое табло!) 1 место - Скачко (Полеви) Елена ( "Амели") - https://poembook.ru/contest/1487-krible-krable/poem/121680-ameli; 2 место - Kaibē ("Князь") - https://poembook.ru/contest/1487-krible-krable/poem/121775-knyaz; 3 место - Ядрина Елена ("Лети, лети, лепесток") - https://poembook.ru/contest/1487-krible-krable/poem/121818-leti-leti-lepestok. Поздравляю, вас, дорогие победители! Я поклонница вашего творчества, и стихотворения, написанные для конкурса были и моими фаворитами. Разрешите привести августовские тезисы из записи моего дневника: "...Работа, набравшая большее количество голосов, будет награждена звездой.... Кроме того, звездой будет награжден Автор, занявший 1 место в конкурсе, призеры 2 и 3 места получат от организатора ценные призы..." Что мы получаем в итоге? Скачко (Полеви) Елена получает 2 бриллиантовых звезды; Kaibē получает бриллиантовую звезду и ценный приз; Ядрина Елена получает ценный приз! Благодарю спонсоров за поддержку конкурса, спонсорские 25 монеток серебра получит Никита Зонов ("Тень") https://poembook.ru/contest/1487-krible-krable/poem/121471-ten. Спасибо всем! Заклинаю быть здоровыми и счастливыми. Всех!

Сегодня День рождения у самого светлого человека, с каким мне довелось познакомиться. Собственно, то, что она написала о себе на своей страничке, полностью соответствует действительности. С чем её и поздравляю! Счастья тебе, Романа, и вдохновения! PS Выше изложенное предлагается считать тостом)

За всякими событиями мы как-то пропустили юбилей одного из лучших американских писателей и поэтов минувшего тысячелетия. 16 августа могло бы исполниться 100 лет Чарльзу Буковски. Ниже я постараюсь привести выдержки из разных весёлых статей об этом уникальном человеке. Не переключайтесь. Мудрость, оптимизм, глубокая печаль и толика грязного юмора - всё это, и гораздо больше, в этом посте. Буковски сам определил направление своей прозы как "грязный реализм" - литература об обыденной жизни со всеми её трудностями и пороками. Его книги о "прибитых жизнью людях" открывают неприглядную сторону бытия, заставляя читателя пересмотреть привычные взгляды на мир. Недаром критики называли писателя "явлением", а философ Мишель Фуко был убеждён, что XХ век войдёт в историю как век Буковски. А пока - мудреи от юбиляра: "Большинство начинают вопить о несправедливости, только когда это касается их лично." "Возьмите семью, подмешайте в нее веру в Бога, приправьте ароматом чувства Родины, добавьте десятичасовой рабочий день и получите то, что нужно, - ячейку общества." "...К двадцати пяти годам большинство людей уже становились полными кретинами. Целая нация болванов, помешавшихся на своих автомобилях, жратве и потомстве." "Утешал тот факт, что я и не стремился кем-либо стать. И, несомненно, в этом преуспевал." Только не стоит судить автора этих строк строже, чем надо. Помимо циничных откровений он писал и кое-что интересное: "Невозможно переоценить глупость толпы." "Если солжёшь человеку насчёт его таланта только потому, что он сидит напротив, это будет самая непростительная ложь из всех, поскольку равносильна тому, чтобы сказать: давай дальше, продолжай, — а это, в конечном итоге, худший способ растратить жизнь человека без истинного таланта. Однако, многие именно так и поступают — друзья и родственники, главным образом." "Люди обязаны друг другу некой верностью, что ли, — даже если не женаты. В каком-то смысле, доверие должно заходить ещё глубже именно потому, что оно не освящено законом." "Хорошего человека в наше время трудно найти." "Нищета и невежество порождают собственную истину." Далее - две статьи с биографией писателя. Обе заметки прекрасны! И всё же не стоит доверять всему, что написано о Чарльзе. Потому что Буковски намного больше своей развесёлой биографии, и уже конечно он состоит не только из пороков и неудач. И в этом юбиляр похож на Пьера Ришара и его персонажей. Потом объясню, почему. Ниже я приведу фрагмент статьи Николая Папкова. "Его полное имя Генри Чарльз Буковски, и для своих он был Хэнк (сокращение от Генри) или Бук. Часто в книгах он скрывался под именем Генри Чинаски. Имя Чарльз попало на обложки потому, что Буковски оно казалось более подходящим для писателя. Буковски был немцем, родившимся в немецком городе Андернахе, где его отец, гражданин США, сын эмигранта, проходил военную службу. В 1923-м году семья переехала в Америку. Свои детство и отрочество Буковски описал в романе «Хлеб с ветчиной» (1982). Это не сладостные мемуары Пруста, Набокова или Капоте. Оглядываясь в прошлое, Буковски чаще всего использовал слово «ужас». Отец регулярно лупил его ремнем для правки опасной бритвы, по поводу и без. «Он показал мне, что такое боль без причины», – объясняет Бук. Но это была жестокая литературная школа: «Когда тебя бьют достаточно долго, ты начинаешь говорить, что ты действительно хочешь сказать. Из тебя выколачивают все притворство». В пубертатном возрасте к боли и бессмысленному насилию добавилась новая беда: и без того не слишком симпатичное лицо Генри обезобразили гнойные фурункулы. Он чувствовал себя мерзким уродом, Квазимодо, которому не место в обществе нормальных людей. Ровесники ухаживали за девушками, а его переполняли горечь и отвращение к себе. От фурункулов на лице на всю жизнь остались рубцы, а вместе с ними и самоощущение изгоя. Первая кровь Еще подростком Буковски понял, что подбирать точные слова и собирать из них истории – очень интересное занятие. После школы он поступил на курс журналистики в Городской колледж Лос-Анджелеса, но бросил его через пару лет. Не понравилось. Буковски был 21 год, когда США вступили во Вторую мировую. Но на войну он не попал, его «забраковал» психиатр из медкомиссии. В 1940-х Буковски несколько лет скитался по Америке: Флорида, Луизиана. Устраивался на случайные работы, жил в дешевых гостиницах и писал по пять рассказов в неделю, рассылая их во все журналы, какие только мог найти. В основном получал отказы, но несколько все же опубликовали. Затем Буковски вернулся в Лос-Анджелес и осел там на всю жизнь. Помыкавшись, нашел работу на почте – сначала разносчиком, а потом сортировщиком писем, – и она на много лет стала его кормилицей, проклятьем и источником материала для творчества. Но о писательстве Бук на несколько лет забыл. Он встретил женщину, которую боготворил, хотя другим она не казалась ни красавицей, ни примером верности. Вместе они пили и попадали в бесконечные передряги. Это была насыщенная и безумная жизнь. В 35 лет Бук очутился в реанимации с сильным желудочным кровотечением: обострилась язва, которую он пытался лечить пивом и виски. Врачи вернули его с того света и категорически запретили пить. Выйдя из больницы, Буковски немедленно выпил кружку пива, другую, третью. Так началась его вторая жизнь. «Я понял, что получил какое-то дополнительное время», – говорил он. Буковски решил использовать его как следует, и снова начал писать, на этот раз стихи. Они сильно напоминали то, что он делал в прозе. Пьянь В алкоголе Буковски нуждался почти как в воздухе. Катастрофически неуверенный в себе человек, он пил для смелости, силы, вдохновения. Спиртное на время затягивало болезненные раны, полученные в детстве и юности. В отличие от обычных пьяниц, Буковски очень много работал. Мысль о том, что он может пропустить день, не написав ни страницы, приводила его в ужас. Днем он пил и сочинял, а вечером шел на почту сортировать письма. Методичность, с которой он продолжал рассылать свои сочинения, тоже примечательна. Единственным элементом хаоса в этом процессе было то, что Бук, как правило, отправлял единственный экземпляр рукописи, и часто он не возвращался к автору, пропадая навсегда. Отчаянный жест. На работе он не был таким раздолбаем, каким изображает себя в книгах. За почту он держался крепко, хотя и люто ненавидел ее. По крайней мере, почта была лучше всех остальных его работ. Она была стабильна, а в перспективе сулила пенсию. Труд сортировщика требовал большой концентрации. «После смены от меня на полу оставалась лужа пота», – вспоминал Хэнк. Раз в полгода устраивались квалификационные тесты, и Буковски как одержимый тренировался дома, сортируя письма по полкам. Его подруг это удивляло, но Бук не хотел терять работу. Когда в конце 1960-х издатель Джон Мартин, основатель компании Black Sparrow Press, предложил ему пожизненное пособие с условием сосредоточить все силы на писательстве, Буковски сомневался, стоит ли увольняться с почты? Если издательство разорится, куда он вернется в 50 с лишним лет? Пособие было всего в 100 долларов – тогда на эти деньги можно было худо-бедно протянуть месяц. Буковски честно попросил минимум. Мартин, не настаивая, предложил ему написать роман: романы продаются лучше, чем стихи. Через четыре недели текст «Почтового отделения» был готов. На вопрос, как ему удалось сделать это так быстро, Бук ответил: «От страха». Слава В 1970-х Буковски оценили в Европе. Там его полюбили даже больше, чем в Америке. Жан-Поль Сартр назвал Бука лучшим поэтом современности. Но и в Сан-Франциско на его выступления собиралось до тысячи человек – очень много для поэтических чтений. Из зала раздавались женские крики: «Буковски, возьми меня!». Он съездил в несколько зарубежных турне, заглянул на родину в Германию. Но восторгов это у него не вызвало. Путешествовать, перемещаться в пространстве Бук не любил: его вполне устраивали несколько знакомых кварталов Лос-Анджелеса. Женщины Одна из главных тем для Буковски – женщины. Ему с ними долго не везло. Бук считал себя страшилищем, недостойным их внимания. Ему и присниться не могло, сколь бурной станет его любовная жизнь после пятидесяти. После успеха «Почтового отделения» (1971) его квартирку в Восточном Голливуде стали посещать ценительницы литературы, желавшие поближе узнать писателя, который столь откровенно пишет о сексе. Буковский ошалел от такого внимания. «Он, как подросток, впервые по настоящему изучал женщин», – говорила его третья и самая главная жена Линда Ли Бегли. «Я наверстывал упущенное», – объяснял писатель. Это наверстывание стало темой едва ли не лучшего романа Буковски, названного просто «Женщины» (1978). После его выхода поток поклонниц усилился, но писатель решил поставить точку в своем «эксперименте» и сосредоточиться на одной женщине, Линде, которая и была с ним до последнего дня. «Секс очень важен, когда его нет», – подытожил свой опыт Бук для тех, кто видел в его рассказах одни постельные сцены. Линда заботилась о Буке. В начале 1980-х они переселились в Сан-Педро, благополучный район Лос-Анджелеса. Став известным писателем, Бук уже не так тяготился своими комплексами и меньше нуждался в алкогольном наркозе. К тому же начались проблемы со здоровьем: в 1988 году у него нашли туберкулез, который удалось вылечить. Дебоши и Бах К джентльменскому набору Буковски относились драки, скачки и классическая музыка. И еще, пожалуй, горячая ванна, которую он принимал несколько раз в день. Драки возникали по пьяной лавочке. Мягкий и деликатный Бук мог сделаться весьма агрессивным. Из его произведений следует, что бойцом он был неплохим. Как всегда, остается поверить ему на слово. На ипподром Бук попал, пытаясь занять себя чем-нибудь во время вынужденной абстиненции. Сперва ставки на скачках показались ему нелепостью, но потом он втянулся. Дело было не столько в азарте и выигрышах, сколько в самой атмосфере ипподрома, места, где собираются совершенно разные люди, одержимые несбыточной мечтой разбогатеть. Классика была его любимой музыкой. Малер, Гайдн, Бах часто упоминаются в его книгах. Современность он не жаловал. Большинство интеллектуалов вообще презирал, считая их маменькиными сынками, никогда не знавшими голода и необходимости выживать. Ровесник поколения битников, он держался от них в стороне. Кино Первый фильм по писаниям Буковски, «Истории обыкновенного безумия», снял в 1981 году итальянец Марко Ферерри (известный также лентами «Диллинджер мертв» и «Плоть»). Писатель отнесся к этой экранизации прохладно. Исполнитель главной роли Бен Газзара выглядел слишком благопристойным гражданином, но в фильме была неплохо передана тягучая застывшая атмосфера одиночного пьяного плавания. Сценарий к следующей картине, «Пьянь» (1987), Бук писал сам. Ее ставил в Голливуде французский режиссер Барбе Шредер, до этого уже сделавший документальную ленту о Буке. «Пьянь» писателю тоже не слишком понравился. Красавчик Микки Рурк сильно переигрывал и вообще мало подходил для главной роли, хотя и вырвал два зуба, чтобы выглядеть убедительнее. Зато Бук набрался впечатлений для новой книги, «Голливуд» (1989), в которой описал свои отношения с кинобизнесом. «Голливуд оказался еще тупее, чем можно было предположить», – констатировал писатель. В том же 1987 году вышел другой, менее известный фильм по Буковски: «Безумная любовь» бельгийца Доминика Деррудера. Картина содержала сцену некрофилии, что было не очень хорошо для американского проката. Несмотря на комплименты от Фрэнсиса Форда Копполы, фильм прошел малозамеченным. Уже после смерти писателя сняли достаточно успешный «Фактотум» (2005) с Мэттом Диллоном в главной роли. Скоро на экраны выйдет экранизация «Хлеба с ветчиной», над которой семь лет работает актер и режиссер Джеймс Франко. Фильм будет называться просто «Буковски». Эпитафия «Все пришло ко мне слишком поздно. Ох, в свое время я был крепок! Но и сейчас боги благосклонны ко мне», – говаривал Буковски в старости. Несмотря на позднюю популярность, у него хватило времени насладиться ею в полной мере. Жизнь вокруг него была уже не так зла – верная жена, бытовой комфорт, толпы поклонников по всему миру – и он не стал кривить душой: его поздние произведения куда более миролюбивы. Вышедший в 1994 году роман «Макулатура» – спокойное и ироничное приветствие приближающейся смерти. Он умер в том же году от лейкемии, прожив 73 года. На надгробной плите Буковски написано «Не пытайся» и изображен боксер в стойке. О том, как правильно интерпретировать эту эпитафию, поклонники спорят до сих пор." текст - Николай Папков. Кстати, история с туберкулёзом очень показательна для тех, кто хочет понять западную медицину. У Буковского к концу жизни появилось много богатых и знаменитых друзей, собутыльников и собеседников. Среди них было много известных нам актёров (пишу по памяти, так что без имён). Так вот, когда Чарльзу поплохело, его богатые друзья возили его по своим докторам, а те ставили какие-то неверные диагнозы. Дело в том, что в мире богатых туберкулёз не водиться. и врачи знаменитостей просто не распознавали симптомы болезни. Весело, верно? "У каждого человека свой личный ад, и не один." Далее будет ещё один текст, на этот раз более интересный, но с меньшими общими биографическими точностями, зато с более детальным разбором творческой биографии. Текст для тех, кто дочитал досюда). ЧАРЛЬЗ БУКОВСКИ: НЕ ПЫТАЙТЕСЬ "Еще в конце XIX века Брет Гарт — писатель, немножко испарившийся из учебников, хотя в симпатиях к нему были замечены Диккенс и Мандельштам, а Чернышевский переводил его, коротая вечера в якутской ссылке, — в общем, не последний писатель Гарт на подступах к ХХ веку назначил рассказ «национальным жанром американской литературы». Ирвинг и Готорн, Бирс и О.Генри, Эдгар По, в конце концов — эти господа давали все основания для таких громких заявлений, а следующее столетие лишь подтвердило, насколько за океаном развита культура малой прозы: нигде больше рассказы не писались на таком запредельном уровне и в таких количествах, как в США; в забеге на короткие литературные дистанции на равных участвовали как условные романисты вроде Хемингуэя, так и авторы, писавшие исключительно рассказы — тот же «американский Чехов» Реймонд Карвер. Лоскутная оптика, не претендующая на цельную картину реальности, оказалась удивительно близка американцам — и потому мы сегодня имеем удовольствие говорить о неприятной, отвратительной даже прозе Чарльза Буковски. Любившего, к слову, классическую музыку, и писавшего рассказы даже тогда, когда на обложке значилось «роман» — потому что собирал их из лоскутков своей жизни. Буковски родился в разворошенной Первой мировой Германии, в 1920 году; его мать, немка, была швеёй, отец — старшим сержантом американской армии и этническим немцем. Возвращаться в США никто изначально не планировал, а потому ребенка назвали не Чарльз, а Генрих Карл. Однако экономическое эхо войны заставило молодую семью в 1923 году перебраться в Америку, где Генрих естественным образом превратился в Генри. Отец будущего писателя работал молочником, вот только совсем не веселым, и систематически избивал ребенка. Особенно известен садистский обряд из «Хлеба с ветчиной»: каждые выходные Генри стриг газон перед домом; делать это следовало настолько тщательно, чтобы ни одна травинка не торчала. Разумеется, это была невыполнимая задача: любящий отец всегда выискивал неподрезанную травинку и с чистой совестью мутузил сына ремнем. Мать была не против такой армейской дисциплины, так что отношения с родителями у Буковски, сами понимаете, не задались. Со сверстниками тоже не сложилось: Генри носил в школу трахт, традиционный немецкий костюм, говорил с немецким акцентом, а в довершение к этому в подростковом возрасте получил жесточайшее воспаление сальных желез — следы от прыщей, как снаряды, изрыли его лицо на всю жизнь. Школьной звездой стать не вышло, и следствий у этого было как минимум два: во-первых, мальчуган стал прятаться от мира в Публичной библиотеке Лос-Анджелеса, а во-вторых — в качестве защитной, видимо, реакции проявлять недетский цинизм. Уже в 1939 году, поступив в колледж на журфак, Генри объявил себя нацистом и последователем Гитлера — по собственному признанию, исключительно чтобы потроллить преподавателей. В колледже Буковски проучился недолго. Однако сперва Генри «отчислил» отец — в 1940 году он нашел в ящике комода сыновьи рассказы; юноша к 20 годам уже активно практиковал писательство. Видимо, ранние тексты фактурой были похожи на поздние, и с криками «Никому никогда не захочется читать такое говно!» Генри выставили из родного — невольная ирония — дома. С малолетства друживший с алкоголем Буковски окончательно записал этиловый спирт в свои лучшие друзья, и началась стандартная история: переезды, работа где ни попадя, пьянство. Перед этим, впрочем, была публикация в журнале Story в 1944 году (там публиковался один из кумиров юбиляра, Уильям Сароян), но на последних страницах; Буковски посчитал это унизительным, а вскоре окончательно повесил печатную машинку на гвоздь. «Я бросил писать на десять лет — просто пил, жил и перемещался, и сожительствовал с дурными женщинами. Собирал материал, хоть и не осознанно. Вообще забыл про писательство». Дальше было много какой чехарды, но если коротко: в 1960 году Буковски переименовался в Чарльза, чтобы поменьше думать об отце (да, отца тоже звали Генри), к середине 60-х вернулся в литературу как поэт и стал вести колонку «Записки грязного старикашки» в лос-анджелесской газете «Open City», а там и проза подъехала: сперва, после публикации романа «Почтамт» в 1971 году, о Буковски заговорили в Европе, а с выходом фильма «Пьянь» (1987 год, за 7 лет до смерти) с Микки Рурком писатель стал окончательно культовым и на родине. То есть, переводя на язык биологической математики, успех пришел к Буковски, когда ему было в районе 50 — совсем не то что Сэлинджер. Сложно, пожалуй, найти более неподходящую писательскую пару; и тем удивительнее, что они ровесники — столетие Джером Дэвид отметил в прошлом году. Общеизвестный грязный реалист Буковски — ругань, беспорядочные половые связи, ругань в процессе беспорядочных связей — и чистенькая, с иголочки, проза Сэлинджера, формально тоже реалистичная, но незаметно перетекающая в коан. У нас немалую роль в таком восприятии сыграл донельзя благостный перевод Риты Райт-Ковалевой, но даже с поправкой на него Сэлинджера автоматически тянет записать куда-то в золотые века литературы, а Буковски — в раскуроченную послевоенную, а то и современную прозу. Даже в их «романах воспитания», довольно схожих по интонации — «Над пропастью во ржи» и «Хлебе с ветчиной» — заметен контраст. Буковски, возможно, намеренно заигрывал с бестселлером Сэлинджера: оригинальное название «Ham on Rye» как будто флиртует с «The Catcher in the Rye», да и нонконформистское содержание Холден Колфилд наверняка бы оценил: «Жениться, завести детей, завязнуть в этом омуте семейных отношений, каждый день ходить на службу и возвращаться в лоно домашнего ада или уюта. Нет уж, я предпочёл бы заделаться каким-нибудь посудомоем…». А вот дальше небольшие разногласия: «…возвращаться каждый божий день в убогую меблирашку и упиваться на сон грядущий». В первых же строках альтер-эго Буковски, двухлетний Генри Чинаски, прячется от взрослых под столом, и уже здесь тропки героев и авторов расходятся. Причин у этого в основном две. Первая — чисто хронологическая; свои главные вещи Сэлинджер написал в 1940-х и 1950-х, когда Буковски больше пил, чем писал. Затем Сэлинджер ударился в затворничество, а Буковски наоборот — ну, вы уже знаете. В итоге первый поневоле воспринимается как классик, а второй, чьи неизданные тексты выходят до сих пор, может и за современника сойти. Вторая же и основная причина — диаметрально противоположное ощущение жизни. Сэлинджер всегда искал выход за пределы этой самой жизни, в его прозе, хоть он и пользуется реалистическим инструментарием, сплошь метафизика; предметы и персонажи в рассказах Сэлинджера выписаны вне контекста человеческого понимания, как бы случайны, и за счет этого генерируют бесконечное количество смыслов: мы вчитываем в текст то, что хотим. Но мы здесь все-таки не ради Сэлинджера и заумного литературоведения собрались: нам важно, что это про метафизику и отсутствие контекста. Буковски же поступает с точностью до наоборот: вместо метафизики — физиологичность, вместо отсутствия контекста — максимальная контекстность, а вчитываем мы не смыслы, а свое отношение к происходящему. Биография выше нужна была не только для того, чтобы показать, из какого сора, но и потому что Чарльз фактически поставил знак равенства между своей жизнью и своей литературой; писатель признавался, что 99 из 100 его текстов автобиографичны. Это, по сути, такой литературный солипсизм, потягаться с которым мог бы разве что Генри Миллер. А вот как Буковски определял магистральную тему своего творчества: «Жизнь с маленькой „ж“». Какие уж тут выходы за пределы: вместо бесплодных попыток Чарльз упирался в эти пределы и тщательно фотографировал процесс, будь то проза или поэзия, между которыми он не видел особой разницы. Отсюда вся эта святая простота, минимализм и остальное добро, приписываемое грязным реалистам: чем меньше лишнего, тем чище фотография, чем естественнее слова, тем меньше возможности ненароком соврать. В общем-то, если описывать Буковски одним словом — это и будет «естественность», хотя порой ее путают с напускным мачизмом и жонглированием непристойностями. Но разве напускной мачизм и непристойности не могут быть естественными? Об этом и эпитафия «Don’t try», «не старайтесь», на могильном камне писателя. И хотя здесь Буковски переборщил с простотой, его письмо редактору журнала New York Вильяму Пакарду дарит нам весьма естественную трактовку этих слов: «Меня спросили: «Как ты это делаешь? Как ты пишешь, творишь?» Ничего не делайте, ответил я им, даже не старайтесь. Это очень важно — не стараться, ни ради кадиллаков, ни ради творчества или бессмертия. Ты ждёшь, и если ничего не происходит, ждёшь ещё. Это как клоп, сидящий высоко на стене. Ждёшь, когда он спустится к тебе». Или вот такое откровение, чтобы вы точно поверили, что я не перепутал с Сэлинджером: «Написать стихотворение так же просто, как подрочить или выпить бутылку пива». Так что прежде чем обвинять Буковски во всяких гадостях, нужно понимать, что, когда он пишет: «Я втолкнул свой язык ей в рот, поцеловал ее и кончил. Скатился с нее, чувствуя себя глупо. Подержал ее немного в объятиях, потом она ушла в ванную» — когда Буковски пишет такое, он имеет в виду примерно то же, что вот здесь романтик Керуак: «Она устало отвернулась от меня. Мы оба лежали, глядя в потолок, и думали, что же Господь наделал, когда сотворил жизнь такой печальной». Что же он и правда наделал." текст - А. Мягков „Если у тебя получилось обмануть человека, это не значит, что он дурак, — это значит, что тебе доверяли больше, чем ты этого заслуживаешь.“ Спасибо, что прочли эту запись. п. с. я сравнила Буковски с Пьером Ришаром потому, что персонажи Ришара - неловкие неудачники, доверчивые простаки, воображалы... Сам же актёр - преуспевающий творческий человек, обеспеченный, ему всю жизнь сопутствует удача. К Буковски успех пришел поздновато, но пришел. Сперва поклонники дали Чарльзу возможность творить, не утруждая себя иной работой, а потом его же книги принесли Чарльзу широкую известность, богатство и популярность. Пусть это случилось во второй половине жизни, но разве можно сказать, что эта жизнь была несчастной? Можно ли?

Послезавтра, 20 августа (ровно в полночь) начнётся очередной внефестивальный конкурс чтецов. В роли чтецов на этот раз выступят наши дети (внуки, племянники и т. д.) Читать будут ваши, дорогие поэмбуковцы, стихи детской тематики. Из тех, которые ранее в конкурсах не принимали участие. Начать подготовку можно уже сейчас: выбирайте своё «детское» стихотворение, ловите пробегающего мимо малыша, усаживайте его за микрофон и ваша свежеиспечённая конкурсная работа готова! Только не забудьте успеть обучить его азам, элементарным навыкам декламации. Ограничение касается только возраста юного чтеца – ему должно быть не более 12 лет. При наличии желания и возможностей также допускается дополнить оформление работы соответствующей картинкой (без видео). Ещё лучше сопроводить стихотворение детским рисунком (и совсем не обязательно по теме стихотворения). Можно прикрепить фото ребёнка, на котором он с любимой игрушкой или поделкой, которую он смастерил собственными руками. До встречи!

Наверное, многие сталкивались в детстве с желанием переписать финал андерсеновской Русалочки. Как же хотелось остановить её на пути к ведьме, либо же наказать флегматичного принца, а для героини придумать более завидную участь. Возможно, и в сказке про Красную Шапочку кому-то было жалко волка, которого зарубили дровосеки, и хотелось переписать всё иначе. Одна знакомая постоянно говорила, что хочет попасть в мультфильм "Ну, погоди!"... в виде охотника и подстрелить ненавистного зайца, который постоянно подставляет волка. Мой одноклассник хотел попасть в мульт-сагу про Тома и Джерри в роли продавца мышеловок, чтобы наказать гадкого мышонка. В общем, читатель далеко не всегда согласен с тем, что ему предлагает автор. Так в своё время Конан Дойл был закидан возмущениями с обвинениями в убийстве Шерлока Холмса и вынужден писать продолжение саги. Но иногда читатели, оставляя за автором его виденье ситуации и развития событий, предлагают свои, либо же продолжают начатый сюжет, если предложенных приключений оказалось мало. А у вас возникали когда-нибудь такие желания? Спасти либо оправдать какого-либо героя. Завершить произведение иначе. Возникали идеи продолжения истории? Если да, то скоро вы сможете поделиться своими желаниями с окружающими. Всех приглашаю на конкурсную площадку, где каждый будет иметь возможность стать богом и поменять ход истории, пусть не в реальном, но вымышленном мире. Но лиха ли беда — начало. Буду ждать всех, кто желает стать демиургом и сокрушителем миров!

В минувшие выходные стартовал конкурс Киномания. За текущее время многие авторы принесли работы и большинство из них было отклонено. Причины разные, но хочу остановиться на том, как НЕ НАДО: - не надо переписывать сценарии известных кинолент в стихотворной форме; - не надо описывать процессы съёмки; - не надо присылать тексты песен, конкурс клипов пока не задумывался; - не надо зацикливаться на отсылках к слову "кино" или к каким-то конкретным фильмам. а что же тогда надо? надо такой текст написать, который сошёл бы за киноленту, если бы она впервые демонстрировалась на каком-нибудь кинофестивале. больше подробностей можно добыть в моём дневнике. ссылка на дневниковую запись будет в ленте. всем - вдохновения и удачи в кастинге!

Для настроения в трудный день! Ведь - "Понедельник начинается в субботу" - Не так ли, господа?!

Ниже будет статья о маркизе де Кюстине, который приехал в Россию туристом (1839 год), описал русских всех сословий варварами и дикарями тупыми, и издал это всё. И тем прославился. Напомню: французская армия Наполеона Первого сожгла Москву, взорвала главные русские святыни: соборы и Кремль. А до того превратила их в конюшни и казармы. Это было в 1812 году. В 1814 году русская армия вошла в Париж. Ни одного дома ни то, что не было уничтожено - разграблению и вообще унижению из парижан не подвергся никто. Но русские - тупые варвары (по мнению дворянина Кюстина, кому именно русская армия вернула поместья и титул). А теперь вопрос... Если я назвала Париж парижкой, и я шовинист, то как назвать редакторов и читателей Charlie Hebdo, нарисовавших карикатуру на трагедию: 28 декабря 2016 года опубликованы карикатуры на катастрофу самолета Ту-154 Минобороны России под Сочи, в которой погибло 92 человека и на убийство посла РФ в Турции Андрея Карлова. Это что? Это вообще возможно представить в России? Но русские - тупые варвары (по мнению дворянина Кюстина, кому именно русская армия вернула поместья и титул). И вот такие Кюстины, такие Charlie Hebdo, которых русская армия спасала от горестей военных поражений, которых кровь русских солдат спасла в Первую мировую от страшного разгрома, вот эти люди считают нас варварами. Потому что доброе на западе не понимают. Ни морально, ни физически. Это моё мнение. Кто убил Пушкина и чуть не убил Лермонтова? - французы, с ненавистью относившиеся к русским, чья армия спасла французское дворянство от нищеты. Понимаете? Вся эта французская знать и служки приехали в Россию с ненавистью, видимо в тайне жалея, что мы, русские, разгромили всеевропейскую армию наполеончика. И эти люди, ничего не поняв в русской доброте и прямоте, стали нас подленько кусать и покусывать. Как Кюстин. маркиз. де. "Лицо русофобии выглядит довольно миловидно: над ним поработали лучшие барбер-шопы Парижа. Имя маркиза Астольфа де Кюстина знают даже те, кто не прочел ни строки, им написанной. В наши дни он был бы известным трэвел-блогером. Им написано несколько историко-публицистических трудов — описаний его путешествий по Англии, Шотландии, Швейцарии, Италии (1811—1822), Испании (1833) и России (1839). Известность ему принесла книга «Россия в 1839 году» — выпущенное в мае 1843 года повествование о путешествии, совершенном летом 1839 года. Его дед — генерал, командовавший рейнской армией в 1792 году, — и отец погибли на гильотине во время якобинского террора. Кюстин был очень богатым аристократом, в круг его общения входили многие представители европейской элиты. Маркиз много путешествует по странам Европы, пишет к ним путевые заметки, занимается литературной деятельностью: несколько романов и пьес выходят из-под его пера. Кюстин также убеждённый монархист. В свое время Кюстин пользовался немалой известностью; среди поклонников его таланта был такой искушенный ценитель, как Бальзак, который, прочтя книгу Кюстина об Испании, убеждал ее автора, что, «посвятив подобное произведение каждой из европейских стран, он создаст собрание, единственное в своем роде и поистине бесценное». Повод для поездки в Россию Кюстину даёт один молодой польский граф, Игнасий Гуровский, впавший в немилость у русского царя и приехавший в Париж искать защиты и покровительства. Кюстин набирает у своих влиятельных друзей рекомендательных писем к Николаю I и отправляется в Россию, формально просить за своего польского друга. Сам автор, пожалуй, не склонен был считать «Россию» своим главным произведением; меж тем именно эта книга, сразу же по выходе переведенная на английский и немецкий языки, принесла ему европейскую славу. В России книга Кюстина была немедленно запрещена. В усеченном виде русский читатель познакомился с ней в 1930 г. Первый полный перевод на русский язык обоих томов под авторским названием «Россия в 1839 году» был издан только в 1996 году. Меж тем полный текст «России в 1839 году» и ее сокращенные варианты — произведения разных жанров. Авторы «дайджестов», выбирая из Кюстина самые хлесткие, самые «антирусские» пассажи, превращали его книгу в памфлет. Кюстин же написал нечто совсем другое — автобиографическую книгу, рассказ о своем собственном (автобиографический момент здесь чрезвычайно важен) путешествии по России в форме писем к другу. Итак, один из источников долголетия книги Кюстина — в том, что она не только описывает поездку по реальной России, но осуществляет своеобразный суд над идеей, над мифом о России, якобы призванной спасти старую Европу от демократической революции. Его восприятие России как страны «варваров» и рабов, всеобщего страха и «бюрократической тирании», сразу вызвала поток официозных опровержений. Отношение к ней русской интеллигенции было разноречивым. Жуковский назвал Кюстина собакой, однако не смог не признать того, что большая часть написанного соответствует действительности. Книга Кюстина затрагивает столько больных мест в национальном самолюбии, что восприятие ее многими людьми до сих пор отличается горячностью, какую вызывает обычно только самая злободневная публицистика: на Кюстина обижаются, его бранят, клеймят за «русофобию» и проч. Меж тем формула, мимоходом выведенная московским почтдиректором А.Я. Булгаковым: «И черт его знает, какое его истинное заключение, то мы первый народ в мире, то мы самый гнуснейший!» — замечательно охватывает весь спектр кюстиновских впечатлений от России. Конечно, это русофобия, но особого свойства: идущая от точных наблюдений к остро отточенным мыслям. Безусловно, Россия описывается в крайне тёмных тонах. Российской знати Кюстин приписывает лицемерие и лишь имитацию европейского образа жизни. В России маркизу трудно дышать — повсюду он чувствует тиранию, исходящую от царя. Отсюда вытекает рабский характер русских, живущих к тому же как рабы, заключенные в узкие рамки повиновения. В России, по наблюдениям Кюстина, действует принцип пирамидального насилия — царь имеет абсолютную власть над дворянством и чиновниками, которые в свою очередь также полные властители над жизнью своих подчинённых и так вплоть до крепостных, которые выплескивают свою жестокость друг на друга и на семью. В обратном направлении пирамиды действуют заискивание и лицемерие перед вышестоящими. По мнению Кюстина, русские, не любя европейскую культуру, имитируют её для того, чтобы с её помощью стать могущественной нацией. И только простых крестьян, живущих свободно в провинции, Кюстин хвалит за их простой и свободолюбивый характер. Критикуя тиранию и единовластие царя как институт российского правления, Кюстин, тем не менее, пишет, что единственный человек в России, с которым ему было приятно общаться и который был достаточно образован и возвышен душою – Николай I. Приведу несколько характерных фрагментов. Вот гостиница в Любеке; маркиз беседует с хозяином-немцем: — Вы знаете Россию? — спросил я у него. — Нет, сударь, но я знаю русских; они часто проезжают через Любек, и я сужу о стране по лицам ее жителей. — Что же такое страшное прочли вы на их лицах, раз уговариваете меня не ездить к ним? — Сударь, у них два выражения лица; я говорю не о слугах — у слуг лица всегда одинаковые, — но о господах: когда они едут в Европу, вид у них веселый, свободный, довольный; они похожи на вырвавшихся из загона лошадей, на птичек, которым отворили клетку; все — мужчины, женщины, молодые, старые — выглядят счастливыми, как школьники на каникулах; на обратном пути те же люди приезжают в Любек с вытянутыми, мрачными, мученическими лицами; они говорят мало, бросают отрывистые фразы; вид у них озабоченный. Я пришел к выводу, что страна, которую ее жители покидают с такой радостью и в которую возвращаются с такой неохотой, — дурная страна. *** Чем больше я узнаю Россию, тем больше понимаю, отчего император запрещает русским путешествовать и затрудняет иностранцам доступ в Россию. Российские порядки не выдержали бы и двадцати лет свободных отношений между Россией и Западной Европой. *** ..задаюсь вопросом, характер ли народа создал самодержавие, или же самодержавие создало русский характер, и… не могу отыскать ответа... *** Россия — это лагерная дисциплина вместо государственного устройства, это осадное положение, возведенное в ранг нормального состояния общества. (Легерная — в смысле военного лагеря. — С. Ц.) *** Я не упрекаю русских в том, что они таковы, каковы они есть, я осуждаю в них притязания казаться такими же, как мы. Пока они еще необразованны — но это состояние по крайней мере позволяет надеяться на лучшее; хуже другое: они постоянно снедаемы желанием подражать другим нациям, и подражают они точно как обезьяны, оглупляя предмет подражания. *** Что делает русское дворянство? Оно поклоняется своему царю и становится соучастником всех преступлений высшей власти, чтобы самому истязать народ до тех пор, пока бог, которому этот господствующий класс служит и который им же самим создан, оставит плеть в его руках. Эту ли роль предназначило провидение дворянству в государственном строительстве обширнейшей в мире страны? В истории России никто, кроме государя, не выполнял того, что было его долгом, его прямым назначением, — ни дворянство, ни духовенство. Подъяремный народ всегда достоин своего ярма: тирания — это создание повинующегося ей народа. И не пройдет 50 лет, как либо цивилизованный мир вновь подпадет под иго варваров, либо в России вспыхнет революция, гораздо более страшная, чем та, последствия коей Западная Европа чувствует еще до сих пор. И здесь же знаменитиое: «Сколь ни необъятна эта империя, она не что иное, как тюрьма, ключ от которой хранится у императора»... Николая I Астольф де Кюстин назвал «тюремщиком одной трети земного шара». В аннотации к американскому изданию «Ля Рюсси» 1987 года американский политик З.Бжезинский заметил: «Ни один советолог ещё ничего не добавил к прозрениям де Кюстина в том, что касается русского характера и византийской природы русской политической системы»." (с) автор статьи: Сергей Эдуардович Цветков ссылка на статью: http://sergeytsvetkov.livejournal.com/911986.html

Не-не. Ни Даш, ни Полин, ни маленьких девочек. Ни даже голоса. Just melody. P.S. В былые времена про уровень такой игры приходилось только мечтать.