Альбом  

Про известного всем  модератора на сайте"Поэмбук"  поговаривали,что он родился самостоятельно, а именно, 
когда пришёл час его появления на свет божий, он деловито вылез из
материнской утробы, громко и смачно выматерился, и обведя ядовито-презрительным
взглядом притихших и где-то даже обезумевших от происходящего акушерок,
перекусил пуповину, ибо родился уже с зубом, после чего завязал её
прочнейшим морским узлом, и только после этого, погрузился в самый безмятежный
детский сон, какой может позволить себе человек, у которого всё схвачено!
Да, забыл самое главное, мои уважаемые читатели.Перед тем, как раствориться в сладких
объятиях Морфея, он успел повесить на своей кроватке плакат, на котором твёрдым
уверенным почерком, было написано" НЕ КАНТОВАТЬ И ПРИ ПОЖАРЕ ВЫНОСИТЬ ПЕРВЫМ!"

Судари и сударыни! Не проходите мимо голосования на премии рунета за наш любимый Поэмбук!
Ссылка на голосование доступна в событиях.

— Эээ… Слыш, ТЫ! Поэт што ли?
— Ну да.
— Гыг. Как звать?
— Пушкин. Александр.
— Гыг… Слыхал про такого. Про меня могёшь стих сочинить?
— Легко. Одна просьба: мобилку верни.

Из народного фольклора."Гопник и поэт"

"Я ободранный человек, а Вы все в броне. У всех вас: искусство, общественность, дружбы, развлечения, семья, долг, у меня, на глубину, ни-че-го. Всё спадает, как кожа, а под кожей — живое мясо или огонь: я — Психея. Я ни в одну форму не умещаюсь — даже в наипросторнейшую своих стихов!"

МЦ

Люди,люди.Над вами столько ярких звёзд,а вы даже и не пытаетесь дотянуться до них;над вами светит такое прекрасное солнце,а вы всё боитесь обжечся об него...

Чтение помогает общаться? Очередная шутка толкователей! Мы молчим о том, что прочитали. Удовольствие от прочитанной книги мы чаще всего ревниво храним в тайне. То ли потому, что, на наш взгляд, это не предмет для обсуждения, то ли потому, что, прежде чем мы сможем сказать хоть слово о прочитанном, нам надо позволить времени проделать тонкую работу перегонки. Наше молчание — гарантия интимности. Книга прочитана, но мы всё ещё в ней. Одна лишь мимолетная мысль о ней открывает нам путь в убежище, куда можно скрыться. Она ограждает нас от Большого Мира. Она предоставляет нам наблюдательный пункт, расположенный очень высоко над пейзажем обстоятельств. Мы прочли её — и молчим. Молчим, потому что прочли. Хорошенькое было бы дело, если б на каждом повороте нашего чтения на нас выскакивали из засады с вопросами: «Ну как? Нравится? Ты все понял? Изволь отчитаться! »
Иногда молчание наше продиктовано смирением. Не горделивым смирением великих аналитиков, но глубоко личным, одиноким, почти мучительным сознанием, что вот это чтение, этот автор только что, как говорится, «изменили мою жизнь».