Альбом
АльбомАнонсыИщу критика!Интервью с...Литературная ГостинаяДа или Нет?Около рифм#Я стал богаче...Редакторский портфельПоэтическое обозрение с Борисом Кутенковым
ПРИГЛАШЕНИЕ на IV ИНТЕГРАЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ
В связи с моей материализацией на московской земле, мы с Александром Бубновым устраиваем Интегральные чтения.
Приглашаем вас принять участие в IV ИНТЕГРАЛЬНЫХ ЧТЕНИЯХ –
прочитать свои (и не только свои, по желанию)
И-стихотворения из Антологии, а также из других источников (см. ниже Приложения) (в первом комментарии).
14 дек. 2024 (суббота), в библ. им.Н.А.Добролюбова.
Москва, Смоленская пл., 13/21.
Метро «Смоленская» (Филёвская линия),
после выхода из метро (он один)
налево за угол, 5 минут ходьбы.
Начало в 16:00.
Вход свободный.
Чтения продлятся примерно до 19.00.
Приглашаются:
– участники Антологии современного И-стиха,
– участники конкурса И-стиха
памяти Людмилы Вязмитиновой (сайт «Поэмбук»),
– все, кто хочет объёмно ощутить И-стих
и/или услышать любимых поэтов.
На Чтениях предполагается обмен мнениями
о прозвучавших стихотворениях,
а также в целом о концепции И-стиха,
но главное – это стихи!
Кураторы Чтений – Емельян Марков и Александр Бубнов.
Ведущие Чтений – Ирина Чуднова (Пекин / Москва)
и Александр Бубнов (Курск / Москва).
С уважением,
составитель Антологии и автор концепции И-стиха
А.В. Бубнов.
07.12.2024
AL-DrBubnov @ Yandex.ru
Приходите, будем всем рады!
ИТОГИ
Закончился конкурс "ЧИТАЕМ ПОЭТОВ КЛАССИКОВ". В этот раз читали Владимира Высоцкого. Всем кто пришел поучаствовать огромное спасибо! Поздравляю победителей и спасибо поставщикам плюшек для участников.
Отдельное спасибо моей помошнице, красивой девушке Кристине.
***
Привет тем, кто.
Без преамбул: занял призовое место в статусном конкурсе - лови бан на участие в следующих трёх статусных конкурсах ибо не знаю, как вам, а мне уже надоело видеть одних и тех же там же. Мне плевать на то, что:"пишикакони, этонашагордость, залпочета" - это социальная (пытающаяся выжить) сеть.
Ещё раз повторю: победил - уступил другому участие.
Это - справедливо.
Волшебное кольцо. Итоги.
Итоги очередного конкурса из серии "Волшебное кольцо":
На этот раз у нас получилось четыре оборота кольца. Соответственно, и кубков каждого достоинства по четыре.
Золото получили, соответственно:
Влад Южаков, Гера Си, Khelga, писец.
Серебро:
Верис Дана, Скачко (Полеви) Елена, Кицунэ, Чуднова Ирина.
Бронзу:
Карыч, t/voyager/bera, Barklai, Шабалина Людмила.
Поздравляю победителей! И хочу сказать, что все участники - очень смелые люди, ведь из более чем трёхсот человек, прочитавших неоднократно повторяемые объявления о наборе в конкурс, только они осмелились подать заявки и вынести свои стихи на обсуждение, зная, что получат как минимум десяток комментариев и что из-за условия для судей использовать всю шкалу при ранжировании работ часть этих комментариев неизбежно будут критическими.
К сожалению, в этот раз нам не удалось выбрать лучшего комментатора конкурса. Многие не проголосовали, а проголосовавшие выдвигали разные кандидатуры, ни одна из которых не получила преимущества.
Также и лучших судей выбрали только первый оборот: Чуднова Ирина, и четвёртый: Khelga. Каждая из них получает по 30 серебряных монет.
На этом данную серию считаю завершённой.
С Днём рождения, Виктория!
Всем доброго зимнего дня!
Сегодня не просто ещё один день декабря, приближающий нас к Новому году, сегодня персональный новый год замечательного, яркого, талантливого автора нашего сайта и просто чудесного, светлого, позитивного и энергичного человека – ВикторииСевер.
С творчеством Виктории я познакомилась в 2012 году на другом литресурсе и именно за её стихами я пришла на наш Поэмбук, за что благодарна нашей дорогой новорожденной безмерно!
Вика, с Днём варенья!
Здоровья, счастья, новых побед и достижений в творчестве и во всём, чем живёт и согрета твоя душа!
Страничка Виктории:
https://poembook.ru/id110513
Подсевшие
Чепуха на маргарине всё это разделение на сирых, убогих, продвинутых, задвинутых, двинутых и т.д.
Можно сколько угодно разделять и подразделять, классифицировать и идентифицировать.
Вот, например, представим, что все мы в море-океане Поэзии.
И пожалте:
Планктон,
Хамса или Мелочь пузатая,
Окуньки – Карасики,
Сельдь промысловая,
Макрель акварельная,
Тунцы-удальцы,
Акулы и Касатки,
Киты и Кашалоты… и рыболовецкая артель «Наши Сети»…
Или, например, по характеристикам взаимоотношений:
Льстисты,
Популисты,
Влобисты,
Пучисты,
Конкурсисты,
Семинаристы,
Особисты,
Анахренисты
Прилиписты… и в совокупности - Общество анонимных поэтоголиков…
А на самом деле всё гораздо проще и элементарнее, чем вся дедукция Холмса –
все мы сайтозависимые, подсевшие на иглу игрового стихосочинительства в разной степени тяжести…и курим мы одну и ту же травушку-поэммуравушку, лишь бы рядом был рОдный интернетушка…
И если я не прав, пусть первый же комментатор бросит в меня булыжник своего
незамутнённого интернетом разума, а я и уворачиваться не стану, ибо и не больно ни капельки от этих виртуальных булыганов… гы..)
Вот и весь фокус-покус или кактус, который мы все сообща или поодиночке грызём и наслаждаемся, а некоторые, не буду показывать пальцем, даже умудряются из него золотую текилу гнать… поскольку овёс настоящей хрустально чистой и полезной для здоровья паэзи нынче особо дорог.
DIXI, как говорят в нашем местном клубе кантри-балалаек.
Друг другу болючая память. Поэтическое обозрение с Борисом Кутенковым
06.12.2024
Друг другу болючая память. Поэтическое обозрение с Борисом Кутенковым
Поэтическая речь в этих трёх книгах утверждает себя в статусе невозможного — то невероятным сплавом взаимоотношений этики и эстетики, возможностью императивов и рецептов в стихах, абсолютно уже, кажется, утерянной (в случае Елизаветы Трофимовой); то художественным отстраиванием от линии минимализма, где (опять-таки, лишь кажется) уже не встретишь индивидуальность подобного свойства (в стихах Юлия Хоменко). То — особыми взаимоотношениями со смертью, ставшими сюжетом последней прижизненной — и первой посмертной — книги Алексея Кубрика…
В сегодняшнем обзоре — три сборника, вышедших в 2024-м. Книги представителей разных поколений (Юлий Хоменко родился в 1961-м, Елизавета Трофимова в 1998-м; Алексея Кубрика — р. 1959 — начиная с этого года нет с нами).
Книги совершенно полярных эстетик, объединённые только одним — подлинностью.
И, пожалуй, это более верный признак объединения, чем поколенческий.
О книгах Елизаветы Трофимовой, Юлия Хоменко и Алексея Кубрика
Всеочищающий праздник
Елизавета Трофимова. Книжка. СПб, издательство «Нормальные стихи», 2024. Предисловие Льва Оборина.
На первый взгляд книга Елизаветы Трофимовой способна ошарашить собранием этических максим, императивов, своеобразных «рецептов существования»: «практикуй / радикальное / неосуждение / о террорист / жизни лучшей / далёкой», «всегда / на стороне слабого», «руину чти / люби утрату». Возникает замешательство: что это — формулы на лучшую жизнь или поэзия, исходно противостоящая ответам, заостряющая вопросы? А может быть, именно такое количество «рецептов» необходимо нам всем сейчас, в ситуации растерянности, и поэзия, вторгаясь в зону этического, только тем и оказывается сущностно необходимой? «Рецепты» порой простейшие — «навести меня в больнице / принеси мне апельсин». В «Книжке» Трофимовой (заглавие-отсутствие ускользает в непосредственность, отстраивается от пафоса, будучи одновременно и подчёркнуто самоумаляющим, и несуществующе-аскетичным) по-новому проблематизируются отношения этики и эстетики и разговор о коллективном. Нет того, чему невозможно было бы написать признание в любви; человек человеку друг вопреки разделяющему времени; слова о взаимопомощи — ворох простых неосуждений, утешений, принесённых апельсинов и вслух рассказов длинных.
каждый каждому друг — но —
— друг другу болючая память
славословить — не перестать —
перестать — слово славить:
только жизнь воспевать
только воздуху кланяться тихо
на огне не сжигать муравьев
отпускать домой к муравьихам
Закончить стихотворение раем детства — вполне естественный жест при такой поэтике, и слегка трансформированный Мандельштам в финале просто-таки напрашивается. К «простейшему из завещаний» — «только детские книги читать» — присоединяется ещё более простое — до отсвета той банальности, которая, будучи столько раз отвергаема, уже успела стать неочевидностью.
как стыдно топиться в платье подруги
нельзя резать вены в чужой квартире
спаситель бросает волшебные кру`ги
держись за них мудро посередине
никто не умеет травиться достойно
от вида покойника морщится зритель
культура пыталась в подсветку грозой но
брюзга аристотель предатель пракситель
и мы собираясь на выход с вещами
в подкорке запрячем цветущую фигу
о это простейшее из завещаний
любите друг друга и детские книги
Временами «Книжка» представляется написанной будто не в своём времени или в молчаливом сражении с его устойчиво-разъединяющими координатами: смертности, социальности. В предисловии Лев Оборин отмечает, что книга, посвящённая памяти Василия Бородина, несёт в себе и отсвет его доброты. Бородинские интонации иногда и правда вспоминаются — не отклик ли здесь (в приведённом ниже стихотворении) на его «я люблю тебя так что вода начинает сиять»? Здесь же и предсмертная записка (что в ней было? Фигурировала ли она в Сети или только среди близких поэта? Не вем). В любом случае, рядом оказываются и отклик на смерть поэта и близкого друга, и горестная связь с «мёртвым местом». Налицо трансформация фразеологизма — «мёртвое место» есть место смерти и падение из окна; отсутствие же его — собрание «мест живых», которые, видимо, и ассоциируются с поэтом. Возможно, здесь воспроизведена реальная записка — ещё больше вдаваться в эти вопросы было бы совсем излишним. Процитируем текст.
записка ВСЕМУ:
«я люблю тебя очень — на мне не осталось мертвого места»
Книга Елизаветы Трофимовой и есть такая ненавязчивая «записка всему». Кажется, любовь в этой слегка учительной директиве миру есть главный рецепт, вырывающийся непроизвольно. Если Андрей Платонов писал про стихи как про реакцию потения, то в «Книжке» любовь — физиологический ответ на «болючее» существование. (Слово «болючее» автор этой книги вообще любит — в нём слышится снижение пафоса по отношению к боли). И это — при том, что несправедливость мира не отрицается:
двор-калека —
а глянь тоже —
всеочищающий праздник
друг мой свет-хулиган
свет-оборвыш
свет непогрешимый
выходишь на улицу
будто тебе разрешили
В последних строках — и реакция на коронавирусные реалии, и горестная укоризна по отношению к близкому человеку (выходящему, скажем, на улицу в разгар пандемии или — когда бы то ни было — на митинг), и ненавязчиво-мудрое отсутствие права как-то вмешаться, противостоять этому неразрешённому выходу. Эта реакция застывания между осознаваемой несправедливостью — и «всеочищающим праздником», внерациональным праздником существования — часто возникает и в некоторых случаях создаёт особый художественный эффект. В лучших стихах этой книги — эффект превращения, приручения страшного добротой заклинания или простого слова:
дразнить: это тигр? о, тигр! ништяк
с тобой целоваться
а выходит — кошусь на тарелку и стол
с неохотой великой, присущей живому,
зову: солнцесветзанавескаокно
и утро становится утром
Конфликт между намеренным беспамятством (как отсутствием памяти о зле) и памятью о каждом, между реальной земной «дырой» и раем, — в этих стихах ключевой, волнующий, вибрирующий:
говорит и корчит рожу
не оглядывайся в смерть
я виднеюсь из прихожей
твоих птичек буду греть
чистота лежит обмылком
не нужна и не видна
и белеет над затылком
золотистая вина
Невозможно не поддаться обаянию книги и её своеобразному наплевательству на условно «очерченные» (кстати, кем и когда?) границы поэзии. Вырываясь же из этого круга в область критики — видишь, как слова порой вырываются из границ эстетики и оборачиваются лирической банальностью. (Круг замыкается тем, что вселенная Трофимовой вовсе не признаёт подобных констант, и в этом её парадоксальное обаяние; на колу мочало, начинай сначала).
оно потом преобразится
оно иначе засверкает
и я люблю тебя огромно
как только хочется любить
В большинстве текстов у автора получается, впрочем, удерживаться на этой тонкой грани. Так, довольно-таки простой текст умело выводит нас из состояния инерции: сначала — тавтологической рифмой, затем — переходом на верлибрическую основу и в финале — ритмизованной, преломлённой системой отражений, которая отвечает семантике любовного признания. «Я люблю», оказывается, можно сказать по-новому — без интонационных кавычек Бахтина и Умберто Эко.
одним смотрю в бытие
другим смотрю в небытие
и сотней всех остальных
смотрю на тебя
отражаешься
не нарадуюсь
Остаётся лишь один вопрос, трудный и заковыристый, снова выходящий в область этики, — о претворении в жизнь стольких заветов (рецептов, формул, императивов — как хотите). Геометрия, заданная в одном из начальных стихотворений этой книги, — «проглотила косточку тоски / значит будет дерево тоски», — наводит на вопрос о соотношении между косточкой и деревом, между сказанным и воплощённым. Поэзия — что-то глубоко вторичное по отношению к этому вопросу или тесно слепленное с ним?
Здесь будем совсем кратки: те, кто знает в жизни Елизавету Трофимову, — верят в сбывающуюся силу этих слов.
При помощи сердца. Юлий Хоменко. Лётное поле / Сост. Д. Тонконогов. — М. : Пироскаф, 2024. — 80 с. — (Книжная серия журнала «Пироскаф», вып. 2)
Поэтика, в которой работает Юлий Хоменко, узнаваема: преимущественно минимализм, чаще — верлибр, реже — минималистическая силлабо-тоника (впрочем, на мой взгляд, не делающая погоды в этой книге). Кажется, здесь сразу же попадаешь в некую стилистическую клетку, в которой уже есть Иван Ахметьев, Александр Макаров-Кротков, Дмитрий Гвоздецкий, Николай Милешкин, Матвей Цапко и так далее; авторы с разными, узнаваемыми голосами, но так или иначе находящиеся в рамках общего универсума. Кажется, от этой стилистики уже невозможно отстроиться: она слегка подчиняет, замыкает в себе — то и дело приближая поэтический текст к запоминающимся формулам, афоризмам, цитируемости и, в общем, к довольно прикладным по отношению к поэзии штукам. Каждый из упомянутых авторов (а моё отношение к ним предельно различно) индивидуализирует высказывание, находясь внутри всё той же «клетки». Хоменко удаётся отстроиться и от лучших образцов в этом «условном» жанре, и от самой подчиняющей стилистики, — прежде всего с помощью парадоксального смещения времён, которое уже заставляет вспомнить не стилистических «отцов» и «собратьев», а, например, Арсения Тарковского.
в бессонницу
при помощи сердца
пробую перестукиваться с теми
кто уже на свободе
Сон здесь превращается в свободу, состояние бодрствования — становится неким заключением (возможно, как раз-таки в клетке «всеобщего». Текст, будучи совсем не об этом, странным образом откликается на наши предыдущие размышления). В одной зарисовке соединяются и память, и мотивы физической свободы и заключения, но где-то ассоциативно просвечивает смерть: слова «те, кто уже на свободе» — ненавязчиво отсылают к свободе безусловной, дальше которой нет, к «нигде».
Воспоминание, в котором причудливо остраняется время, — сюжет, варьируемый Хоменко вновь и вновь. Вот, например, в более длинном (и только условно «минималистическом») тексте:
с папой
на троллейбусе
по Кропоткинской
в Кремль
папа умер
троллейбусы отменили
Кропоткинскую переименовали
как же я доберусь теперь
до Кремля
«Папу» и «Кремль» (оставим возможные и, скорее всего, случайные политические допущения) здесь объединяет мотив защиты, возвышения; «добраться до Кремля» — по-детски привстать на цыпочки, оказаться ближе к надёжному авторитету. Но поэтический текст, конечно, — не система шифровок, а языковая структура, и в этом смысле можно сказать, что вещь сделана мастерски. Так или иначе в этом верлибре становится важным всё — от глаголов-эпифор во второй строфе до выдающей растерянность смысловой паузы в третьей. Пожалуй, именно иррациональный вопрос в конце, не поддающийся пересказу, расшифровке, делает текст по-настоящему интересным — и не в полной мере поддающимся интерпретациям. Эта неполнота интерпретации выводит лучшие вещи Хоменко на уровень поэзии.
Так, смещение времён нетривиальным образом действует в (приведённом ниже) внутреннем монологе, в котором чувствуется тоска по России. Говорить напрямую о стихах в связи с биографическими мотивами было бы для критики моветоном, но и эмигрантский мотив не получается отбросить (Юлий Хоменко давно живёт в Вене — и наследование линии, условно, позднего Георгия Иванова напоминает о себе: то «австрийская осень», которая оказывается причудливыми параллелями связана с историей Пушкина и Пущина, то «австрийская берёза / прикидывается кумекающей по-русски»). Реалии прошлой, подзабытой жизни смешиваются в воспоминаниях; зима оказывается покрывающим их — единственным — единством (тавтология в этой фразе намеренна). Примерно как в анекдоте про старушку — «хреновое лето». Но и смысловая пауза вновь становится конструктивно значимой: в ней как будто монологизируется состояние лирического героя. Это жест, который не требует дополнительных обоснований; возможно, в нём «высказывание» обретает максимальное преодоление себя.
Измайловский бульвар
на пересечении с Пятой Парковой
заснежён не меньше Сиреневого
на пересечении с Седьмой
да и в целом в северном полушарии
со всеми имеющимися пересечениями
включая образуемые
параллелями и меридианами
зима
В озаглавившем книгу стихотворении каждое поле становится лётным «из-за над ним летающих / ветров / облаков / самолётов / ангелов / пчёл». Книга Юлия Хоменко в этом смысле дарит абсолютно непредсказуемую степень свободы — любое воспоминание способно стать поводом для художественной зарисовки; зарисовка, которая перерастает уровень самой себя и превращается в художественный жест. «Лётный», взмывающий; внимательный к миру и безразличный только к одному — к физической невозможности преодоления пространств. Да и правда, так ли оно важно, если прочитать «Лётное поле»?
Смерть, летящая домой. Алексей Кубрик. Вариант старого. — М. : Пироскаф, 2024. — 70 с. — (Книжная серия журнала «Пироскаф», вып. 1). Послесл. Леонида
Книга поэта и педагога Алексея Кубрика (1959 — 2024) была передана автором в издательство незадолго до ухода из жизни. Здесь в основном последние стихи, как минимум два текста встречались мне ранее, в его предыдущих сборниках (в том числе во «Внимательном лесе», 2015), — возможно, таких текстов и больше, здесь не претендую на полноту знания. Это сочетание не переводит книгу автоматически в статус избранного, но несколько по-иному располагает более ранние стихи в пространстве и времени, делает их частью целостного палимпсеста, где взаимоотношения со смертью — ключевой сюжет. «Палимпсест» по отношению к стихам ушедшего поэта — не моё слово, оно услышано мной от Евгения Абдуллаева, который как-то заметил, что после смерти в стихах начинают проступать эти нотные знаки. (Добавлю, тут есть немалый соблазн вчитывания, однако в случае с Алексеем Кубриком можно, кажется, говорить именно о сюжете — особых, близких, тесных до взаимности взаимоотношениях со смертью).
Смерть — это память без нас о ней
и без неё о нас.
Или — появление её в образе истребителя, сверхзвукового самолёта, уже в соответствии с реалиями времени:
Облака рисует кто-то
бледно-дымный и сквозной.
Длинный след от самолёта.
Смерть, летящая домой.
И:
в битве с миром с прекрасным миром
полным птиц и бессонных звуков
не похожих на рёв турбины
истребителя сверхзвукового
смерть несущего так изящно
что котам и представить сложно
Здесь хочется вспомнить любимое Алексеем Кубриком слово «проборматывание», отметить тесную связь его вещей с внутренним монологом и образом подсознательного, такого утреннего полусонного мудрствования; представляется и его характерная усмешка — ирония в последнем примере смягчает высказывание, не позволяет ему стать апокалиптически горестным. «Прекрасный мир» же отсылает, помимо прочего, к словам Глеба Шульпякова, которыми он как-то обозначил формулу поэзии, — «мир прекрасен, а человек умирает». Возможно, именно это сочетание — преддверие неизбежного и наблюдение прекрасного мира, уверенность в его красоте (вопреки тому, что в нём летят беспилотники) — и позволяет этим стихам говорить с абсолютной чистотой звука. Узнаваемой правотой последних слов (не побоимся здесь пафоса). В контексте биографии поэта это определение — «последние слова» — звучит тавтологично и, возможно, отсылает всё к тому же невольному вчитыванию; но теперь знание судьбы и правоты стихов сопряжены и неразъёмны — не так просто вынуть одно из другого.
Человек говорит на родном языке
и молчания ставит печать,
чтоб услышать, как падает роща к реке,
как за ней пробирается падь,
как растерян дремлющий шелест листвы,
как дорога холмистым хвостом
собирает осколки дневной синевы
и вставляет в брошенный дом.
Человек-человечек желает уйти, —
прикоснись ко мне хоть на миг! —
кто сказал, что тебе может быть по пути
не с героем прочитанных книг,
а с заштатным городом или огнём,
пожирающим мёрзлый снег…
Человечку кажется: он вдвоём
даже с городом — человек,
но в его котомке чужая беда,
а к своей он как-то привык.
Не сроднился, нет. Видно, нет и да
запропали из прожитых книг.
Столь же хороша в книге и любовная лирика — напоминающая о позднем Георгии Иванове; впрочем, само его упоминание возвращает нас к определению последних слов.
Решали, что хорошо,
потом решили, что плохо,
и человек перешёл
в тепло своего вздоха.
Ветреная весна.
Стен тесные тени.
В вазе стоит тишина
двух разных растений.
В вязком утреннем сне,
в мельканье ветвей и окон
свет живёт на стене.
Мне без тебя одиноко.
Я тебя не забыл.
Я остался на грани
ухоженных нами могил —
покинутых нами свиданий.
Это твоя тишина
легче, необычайней.
Это твоя весна
не расстаётся с тайной.
В послесловии Леонида Костюкова намечены несколько контуров разговора об Алексее Кубрике — которые, надеюсь, будут развиваться в последующих статьях о нём. Один из таких контуров — его педагогическая деятельность: «Алексею Анатольевичу удалось то, что удаётся очень немногим, — действительно воспитать молодое поколение (разумеется, не всё, а в разумных масштабах). Литературно — но литературно всегда не только литературно. Это как кофе, раз за разом становящийся больше турки». Помню и своё посещение его семинаров: Кубрик умел говорить меткими формулами, не всегда очевидными сразу, прорастающими через время, — и думаю, таких формул его ученики смогут вспомнить множество. Мне же запомнилась одна — о необходимости эстетического риска в стихах.
Думаю, в своих стихах автор воплотил этот завет.
Мне жаль учеников, которые не столкнутся с его педагогическими монологами. Одна мысль об этом заставляет как-то чувствовать обеднёнными поколения, идущие вслед за нами.
Остались стихи.
Препарация или самоосознание
Зачем мы «сидим» на поэтическом сайте ПОЭМБУК?
Почему люди тратят время на подобное?
Как бы напрашивается простой ответ – любят поэзию, поэтому и находятся на поэтическом сайте. А мы ведь «...полагаем, что Поэмбук – лучший сайт стихов в Рунете». Вот и сидим тут сутками напролёт. С утками, гусями, козами, свиньями... со всем «Скотным двором», как говаривал классик.
Но,... да, да... вон, товарищ из толпы кричит правильно - «Где вы тут видели поэзию?». Тоненько так кричит, с экспрессией и слюнями, но уверенно. Давно кричит. Порой с эхом.
Конечно, это утрированно. Поэзия на сайте есть. Но далеко не везде. В дозированном количестве. А разве возможна поэзия в массовой раздаче? Этаким толстым многотомным сборником поэтических гениев. В многотысячном количестве. Долго ли можно читать не отрываясь сборник хороших стихов, поэтов?
Это равносильно употреблению одной красной икры в ежедневном рационе – через пару дней обеспечен приступ пищевого расстройства.
И как можно увидеть поэзию, не имея фона? Её же надо отличать от чего-то. Ну не от текстов же выступлений ответственных государственных лиц.
Значит, имеет смысл и в существовании околопоэтических текстов и деятельности, так сказать
создание выгодных условий для цветения "поэтической розы".
А как насчёт целеполагания самих пользователей? За которыми, за каждым из них, находится вполне живой и настоящий человек. Пусть не всегда того пола, возраста, национальности, места обитания и кучи иных заявленных факторов. Пусть не всегда талантлив. Но всегда живой и со своими желаниями. Хотя, в наше время процветания ИИ, вполне может появится и какой-нибудь поэтический чат-бот Мефодий. Или Ашхарабек. Но это в будущем. Пускай и ближайшем.
Итак, можно попробовать как-то выделить пользователей в группы. Препарировать, как сказать.
Группа базовая
Первая и самая массовая категория. Этакий поэтический гумус. Часто называемый графоманами и другими, порой обидными эпитетами. Причём не в названии, а в смысловом наполнении. Они же «учащиеся», «слабопишущие», далее углубляться не буду. Но попробую назвать их фублями. Для разнообразия. И красоты
Между прочим как раз эти люди и «делают сайт». В прямом смысле. Это база, основа, подложка, фон, массовое наполнение - всё то, что позволяет сайту существовать в цифровом поле. Самоокупаться рекламой, может быть даже приносить какую-то прибыль, привлекать новых пользователей.
Фубли зачастую пишут плохо или ещё хуже. Но много. По нескольку текстов в день, сутками напролёт, 24/7. Тысячи личных текстов. Это чаще всего пенсионеры или люди в возрасте, неработающие по различным причинам и проводящие на сайте все свое время. Обрастающие тут многочисленными друзьями и единомышленниками.
Они увлечённо общаются друг с другом, взаимно хвалят, ставят лайки и пишут восторженные слова. Часто капсом. И не только по причине уже ухудшившегося зрения, но и от невозможности сдержать крик восхищения. Им так комфортно.
Туда же присоединяется подрастающее поколение, внезапно открывшее в себе тягу к поэзии, и вполне обычные ранее люди активного возраста, также попавшие под «копыто Пегаса» или «лиру Музы».
Как правило, поэтический инструментарий используется привычный и однообразный.
Порой из этой среды кто-то отпочковывается, вырастает в большее, углубляется в поэзию и переходит немного в иную категорию.
Их цель - приятное времяпрепровождение в этакой околопоэтической тусовке, повсеместное общение с лёгким налётом не сильно большого набора умений и применяемых терминов, для определения класса «свой-чужой» - «силлабо-тоника», умение считать слоги, использовать умное слово - «цезура» и т.д., и т.п. (хотя «цензура» и «джин-тоник» ничем не хуже, но это сугубо личное мнение)
Такая масса пользователей требует к себе большого внимания. В плане занимания, предоставления необходимого сервиса, возможности реализовывать свои интересы. Хорошо с этим делом справляется категория любительских конкурсов. Особенно, если туда не забредает акула из более отстранённых матёрых категорий, и не съедает всё приготовленные фублям плюшки.
Группа паразитарная
Есть ещё паразитирующая категория. Как правило, уровень умений немного превышающий фубледиапазон, но не дотягивающий до поэтического уровня.
Камуфлируется под следующую группу - группу активистов.
Это очень активные люди, всё читающие и везде пишущие (не стихи). Но «изюминка» их в том, что продуцируют они негатив. Т.е. либо сбрасывают свой накопившийся в реале, либо просто питаются чужими эмоциями. Для этого всю свою деятельность они направляют на разжигание скандалов, провокации и прочие, подобные акции. Порождая исключительно негативные эмоции, как самые мощные.
Поэтическая составляющая для них как обычный не особо важный инструмент, этакая побочка. Которым можно пользоваться лишь для достижения своей главной цели, манипулировать упоминанием.
Занять их ничем невозможно, поскольку паразитирующая природа требует донора, источника, процесса.
Они могли бы сидеть точно также и на спортивном сайте, и на сайте радиомоделистов, сантехников... На любом. Любая зацепка. Но цель одна - чужие эмоции.
Группа очень малочисленная, поскольку её представители не терпят конкуренции, и каждый защищает свою кормовую зону. Поэтому их популяция обычно держится на одном уровне.
Группа активистов
Не особо многочисленная, но самая глазамозолящая группа. Именно она формирует живое лицо ресурса. Её участники, как правило, не являются живыми классиками, но при этом обладают довольно неплохими и незаурядными умениями. Активно спорят друг с другом, бодаются, критикуют, порой скандалят. Но вся их деятельность продолжает находится в творческой сфере. Их усилиями организуются и проводятся качественные поэтические мероприятия. В целом, именно в ней и создаётся «поэтический движ».
Группа не особо многочисленна, но довольно ценна. Потеря её может привести к тотальном застою и прекращения сайтовой активности, поскольку активности базовой группы будет недостаточно для сохранения поэтического статуса.
В этой группе есть интересная подгруппа - сидельцы. Это как-бы не активные члены группы активистов, т.е. люди имеющие хороший творческий потенциал, но не имеющие желания быть активистом. При этом они охотно участвуют во многих «заварушках» и идеях активистов.
живые классики
Некая практически мифическая формация о которой говорят все, но никто не видел. Порой даже называются имена, но всегда отсутствующих. Фактически эта группа – иллюзорный инструмент группы активистов, который задействуется для различных мероприятий.
Иногда, на время, в эту группу помещаются авторы, появляющиеся в больших поэтических мероприятиях вне Поэмбука. Но по окончании тех мероприятий и возвращению на сайт они моментально вливаются в группу активистов.
Развести эти группы, дать им возможность комфортно сосуществовать, вполне возможно. Как раз для этого и существуют конкурсы под литерами «Л», «Э», «П». Причём в этом случае запретов на участие никаких нет. Разрулить границы может только правильная модерация. Лишь она позволит отсечь работы именно по качеству и контролировать определённый уровень, не позволяя опускаться ниже заданного базового.
Ну и, естественно, постоянный административный контроль паразитирующей группы.
Вот так увиделось. Возможно, это только с одной, конкретной колокольни?
Может быть, есть иные мнения?
Мысли вслух
Как давно я не брал в руки стилус... Измочаленно-опустошенный вопросами образования и науки, не подозревая, что земля реально круглая, спускаешься на первый этаж школы, где только что получил по самое не балуйся от встревоженных и обеспокоенных родителей и тут бабах Поэмбук. Да не просто Поэмбук, а автор, которого было всегда интересно почитать. И сразу забываешь, что ты измочаленно-опустошенный, вдыхаешь в грудь побольше воздуха и получаешь 15 минут приятной беседы. Спасибо. Было неожиданно приятно. К чему это все. К тому, что Поэмбук сближает.
Танцуют все! Сводные итоги за три игровых этапа
Уважаемые участники!
Подведены сводные итоги по трём этапам пробного командного турнира «Танцуют все!»
Версия жюри
I поток:
1 место Команда №1 – 30,38
2 место Команда №3 «Аквала»– 28,33
3 место Команда №2 «Перваки» – 25,86
II поток:
1 место Команда №3 – 34,57
2 место Команда №2 – 28,17
3 место Команда №1 – 27,14
Итак:
В Финал попадают:
* Лучшая команда 1 потока, набравшая 30,38 б. (капитан Barklai)
* Лучшая команда 2 потока, набравшая 34,57 б. (капитан Марина Кнутова)
* Команда Пир-у-Ets (сформированная из первой десятки конкурса «Танцуют все! Команда Пир-у-Ets» (капитан Алексей Бондарев) https://poembook.ru/diary/115464-7-pir-u-Ets-itogi
Искренне поздравляем финалистов, но…
это еще не все!
Так как Турнир у нас в первую очередь командный, во вторую пробный, а путь до Финала был сложным и тернистым, организаторы решили собрать Сборную команду. В «Сборную» войдут по три лидера внутрикомандного рейтинга из не вышедших в Финал команд.
Но и это ещё не всё!
Учитывая, что Турнир прежде всего поэтический, а также, учитывая немалые потери личного состава в процессе игр, организаторы решили дать шанс и оставшимся за бортом участникам, но дошедшим в своих командах до Финала и сформировать команду "За бортом".
Таким образом в Финале играют:
- две лучших команды каждого потока /выходят сыгранным и проверенным в боях составом и это их БОНУС/
- одна команда, представляющая всех, не попавших в игровые этапы, чтобы доказать, что это было Судьба или
Случай - «Команда Пир-у-Ets»
- одна команда - Сборная лидеров из оставшихся команд, чтобы побороться с лучшими и заодно показать,
насколько удачно сможет сыграть команда без «подгонки» друг к другу.
- одна команда - чистой воды Шанс. Шанс доказать, что внутрикомандный рейтинг не приговор или это опровергнуть. Играют по принципу Сборной.
С личным рейтингом каждого игрока и составами команд на Финал можно ознакомиться по ссылке:
https://poembook.ru/diary/117367-15-tantsuyut-vse-final-sostavy-komand
С итогами третьего этапа можно ознакомиться здесь:
https://poembook.ru/diary/117365-13-tantsuyut-vse-III-etap-itogi
Всем удачи и вдохновения!