Альбом  

1984 год. В уютной небольшой комнатке на столе и комоде расположены в каком-то заведомо известному одному хозяину, вернее, хозяйке, порядке, в медных рамках, потускневших от старости, фотографии довоенных времён; сувениры из Крыма в виде беседок с колоннами, с глазком на дне, и когда смотришь в этот глазок на свет – виднеется чёрно-белый слайд, на котором счастливые люди в диковинных одеждах начала века двадцатого столетия стоят на набережной и радуются отдыху в Евпатории; тяжёлая кованая шкатулка, запирающаяся на ключ, скорее всего, скрывает невиданные сокровища, которые представляет моё детское воображение, так как всё, что я вижу, непривычно моему глазу – от белоснежных накрахмаленных скатертей, до подушек в кружевах, сложенных в стопку на огромной металлической кровати с набалдашниками. Дух времени, того, о котором не знаешь, но который проникает в тебя, возбуждает детские фантазии, заставляет говорить полушёпотом со старушкой – Зинаидой Александровной Рубис – или просто бабушкой Зиной, что смотрит добрым, ласковым взглядом и рассказывает, рассказывает о своей жизни – в дореволюционной России, в гражданскую войну, времена НЭПа, довоенное время и, умолкая, с какой-то внутренней болью, о самой войне, которую пришлось пережить в блокадном Ленинграде. - Во время войны я работала в Смольном, принимала и отправляя депеши о том, как выживает наш город, а вечером, после утомительного рабочего дня, поднималась на крыши домов и тушила зажигательные бомбы в бочках с водой. Зинаида Александровна взяла в руки тяжёлую шкатулку, вставила ключ и… достала из неё серую тряпицу, которую артритными пальцами начала разворачивать. Затаив дыхание, я с немалым любопытством наблюдала за всеми действиями хозяйки. Предвкушение было велико: «Сейчас мне покажут сокровище, что таится внутри шкатулки...», – но разочарование отражается на лице, когда я вижу в ладони бабушки Зины засохший чёрный брусок. - Что это? – удивлённо спрашиваю, а Зинаида Александровна, всхлипнув, говорит: - Это – жизнь… Хлеб, 125 блокадных граммов, которые помогали выживать тем, кто был обречён на голодную смерть… Я смотрела на этот потемневший сухарь и никак не могла понять, как люди могли быть сытыми от такого маленького брусочка? А Зинаида Александровна, проведя ладонью по моим волосам, продолжила: - Да, детка, тяжело было всем. Был у меня ещё дополнительный паёк, который я получала как военнослужащая, но этот паёк приходилось делить с соседями, у которых были истощены дети. Своего ребёнка я, к сожалению, потеряла в самом начале войны, мой муж погиб на фронте… Потому соседские детишки были мне родными. За их жизнь приходилось бороться, подкармливать. А знаешь, что самое вкусное мы ели за время блокады? Это салат из лебеды и… суп из кошки, на который меня пригласила сестра Вера. Её сосед принёс мясную тушку и сказал, что ему удалось добыть кролика, но мы-то догадывались, что кролики давно уже были съедены, и большой удачей было раздобыть крысу или кошку, из которой и был приготовлен тот самый незабываемый суп… Завернув тёмный брусок в тряпицу, бабушка Зина бережно уложила его в шкатулку, крышку которой заперла на ключ: - Вот такое у меня осталось богатство, и дороже этого хлеба для меня нет ничего в целом свете, - смахнув слезу, сказала она – подопечная моих родителей, что в силу возраста и нездоровья осталась жить в нашей, неродной ей, семье… До сих пор память об этом разговоре жива.

– Тебя выгонят с волчьим билетом из детского сада, и все станет фарфолен! – сказала бабушка. Что такое «фарфолен», я не знал. Но не это меня интересовало. – А куда волки ходят по билету? – спросил я. – В баню! – в сердцах крикнула бабушка. – Нет, этот ребенок специально придуман, чтоб довести меня до Свердловки! – Мне не нужен волчий билет, – поставил я бабушку в известность. - Я пока хожу в баню без билета. Так что, наверное, не выгонят, – успокоил я ее. Дело в том, что я отказался читать на детском утреннике общеобразовательные стихи типа «Наша Маша…» или «Бычок» и настаивал на чем-то из Есенина. В те времена стихи Сергея Есенина не очень-то издавали, но бабушка знала их великое множество. И любила декламировать. В общем, сейчас и пожинала плоды этого. Воспитательницы пошли бы и на Есенина, если бы я согласился, например, на березку, но я категорически хотел исполнить «Письмо матери». Предварительное прослушивание уложило в обморок нянечку и одну из воспитательниц. Вторая продержалась до лучших строк в моем исполнении. И когда я завыл: – Не такой уж жалкий я пропойца… – попыталась сползти вдоль стены. – Слава Богу, что нормальные дети это не слышат! – возопила она, придя в себя. Ну, тут она малость загнула. Тот случай! Я стану читать любимого поэта без публики? Дождетесь! Короче, дверь в игровую комнату я специально открыл, да и орал максимально громко. – А что такое тягловая бредь? – спросила, едва воспитательница вошла в игровую, девочка Рита. – Тягостная! – поправил я. – Марина Андреевна, почему вы плачете? – спросила на этот раз Рита. В общем, снова досталось родителям. После серьезного разговора с папой, во время которого им была выдвинута версия, что дать пару раз некоему мерзавцу по мягкому месту - мера все-таки воспитательная. Как лицо, крайне заинтересованное в исходе дискуссии, я выдвинул ряд возражений, ссылаясь на такие авторитеты, как бабушка, Корчак и дядя Гриша. (У дяди Гриши были четыре дочери, поэтому меня он очень любил и баловал). – Как на это безобразие посмотрит твой старший брат? – вопросил я папу, педалируя слово – старший. Дело закончилось чем-то вроде пакта. То есть я дал обещание никакие стихи публично не декламировать! – Ни-ка-ки-е! – по слогам потребовал папа. Я обещал. Причем подозрительно охотно. – Кроме тех, которые зададут воспитательницы! – спохватился папа. Пришлось пойти и на это. Нельзя сказать, что для детсадовских воспитательниц наступило некое подобие ренессанса. Все-таки кроме меня в группе имелось еще девятнадцать «подарков». Но я им докучал минимально. А силы копились… Ох, папа… Как меня мучило данное ему слово! И вот настал какой-то большой праздник. И должны были прийти все родители и поразиться тому, как мы развились и поумнели. И от меня потребовали читать стихи. – Какие? – спросил я. – Какие хочешь! – ответила потерявшая бдительность воспитательница. – А Маршака можно? – Разумеется! – заулыбалась она. Для нее Маршак – это были мягкие и тонкие книжечки «Детгиза». Когда за мной вечером пришел папа, я все-таки подвел его к воспитательнице и попросил ее подтвердить, что я должен читать на утреннике стихотворение Самуила Маршака. Та подтвердила и даже погладила меня по голове. – Какое стихотворение? – уточнил бдительный папа. – Маршака? – удивилась она и назидательно добавила: – Стихи Маршака детям можно читать любые! Пора бы вам это знать! Сконфуженный папа увел меня домой. И вот настал утренник. И все читали стихи. А родители дружно хлопали. Пришла моя очередь. – Самуил Маршак, – объявил я. – «Королева Элинор». Не ожидая от Маршака ничего плохого, все заулыбались. Кроме папы и мамы. Мама даже хотела остановить меня, но папа посмотрел на воспитательницу и не дал. – Королева Британии тяжко больна, – начал я, – дни и ночи ее сочтены… – и народу сразу стало интересно. Ободренный вниманием, я продолжал… Когда дело дошло до пикантной ситуации с исповедниками, народ не то чтобы повеселел, но стал очень удивляться. А я продолжал: – Родила я в замужестве двух сыновей… – слабым голосом королевы проговорил я. – Старший сын и хорош и пригож… Тут мнения разделились. Одни требовали, чтоб я прекратил. А другим было интересно… И они требовали продолжения. Но мне читать что-то расхотелось. И я пошел к маме с папой. Поплакать. По дороге домой очень опасался, что мне вот-вот объявят о каких-то репрессиях. Тем более папа что-то подозрительно молчал. – Да, кстати, – наконец сказал он, – ты ж не дочитал до конца. Прочти сейчас, а то мы с мамой забыли, чем дело-то кончилось! И прохожие удивленно прислушивались к стихам, которые, идя за ручку с родителями, декламировал пятилетний мальчишка... © Александр Бирштейн Королева Элинор (С.Я. Маршак) Королева Британии тяжко больна, Дни и ночи ее сочтены. И позвать исповедников просит она Из родной, из французской страны. Но пока из Парижа попов привезешь, Королеве настанет конец... И король посылает двенадцать вельмож Лорда-маршала звать во дворец. Он верхом прискакал к своему королю И колени склонить поспешил. - О король, я прощенья, прощенья молю, Если в чем-нибудь согрешил! - Я клянусь тебе жизнью и троном своим: Если ты виноват предо мной, Из дворца моего ты уйдешь невредим И прощенный вернешься домой. Только плащ францисканца на панцирь надень. Я оденусь и сам, как монах. Королеву Британии завтрашний день Исповедовать будем в грехах! Рано утром король и лорд-маршал тайком В королевскую церковь пошли, И кадили вдвоем и читали псалом, Зажигая лампад фитили. А потом повели их в покои дворца, Где больная лежала в бреду. С двух сторон подступили к ней два чернеца Торопливо крестясь на ходу. - Вы из Франции оба, святые отцы? - Прошептала жена короля. - Королева, - сказали в ответ чернецы, Мы сегодня сошли с корабля. - Если так, я покаюсь пред вами в грехах И верну себе мир и покой! - Кайся, кайся! - печально ответил монах. - Кайся, кайся! - ответил другой. - Я неверной женою была королю. Это первый и тягостный грех. Десять лет я любила и нынче люблю Лорда-маршала больше, чем всех! Но сегодня, о боже, покаюсь в грехах, Ты пред смертью меня не покинь!.. - Кайся, кайся! - сурово ответил монах. А другой отозвался: - Аминь! Зимним вечером ровно три года назад В этот кубок из хрусталя Я украдкой за ужином всыпала яд, Чтобы всласть напоить короля. Но сегодня, о боже, покаюсь в грехах, Ты пред смертью меня не покинь!.. - Кайся, кайся! - угрюмо ответил монах. А другой отозвался: - Аминь! - Родила я в замужестве двух сыновей, Старший принц и хорош и пригож, Ни лицом, ни умом, ни отвагой своей На урода отца не похож. А другой мой малютка плешив, как отец, Косоглаз, косолап, кривоног!.. - Замолчи! - закричал косоглазый чернец. Видно, больше терпеть он не мог. Отшвырнул он распятье, и, сбросивши с плеч Францисканский суровый наряд, Он предстал перед ней, опираясь на меч, Весь в доспехах от шеи до пят. И другому аббату он тихо сказал: - Будь, отец, благодарен судьбе! Если б клятвой себя я вчера не связал, Ты бы нынче висел на столбе!

Расширенный ответ на пост Петро Кравчины "Как оно у вас пишется, господа..." Источник: https://poembook.ru/blog/42097 Лично у меня оно пишется примерно так. Lost Tuesday Society - Universe

Итак, кажется, все, кто хотел принять участие в эксперименте (https://poembook.ru/blog/42093) уже отписались в теме. Как обещала, открываю карты. Но сперва напишу несколько выводов, которые стоят того, чтобы о них сказать несколько слов. 1. Вопрос был поставлен максимально нейтрально –– какой из двух текстов написан нейросетью. Я не просила давать эмоциональную оценку этим текстам, не просила оценивать их с точки зрения наличия поэзии, художественной ценности, интересности для того или иного комментатора лично и т.д., просила только аргументировать ход мыслей. Однако, количество негативно окрашенных эмоционально заряженных комментариев превзошло все и всяческие мои ожидания. Было несколько соображений, высказанных у меня в личке, и там тоже многие были максимально пристрастны и заморочены на своё восприятие текстов. Даже сугубые, казалось бы профессионалы, от которых ждёшь подхода с холодной головой, впадали в эмоции. Видимо, взгляд с точки зрения исследователя перекрывается эмоциональной значимостью самого вопроса для человека, пишущего стихи. То есть, сам факт того, что нейросеть может производить вполне состоятельные тексты, многих авторов задевает глубоко помимо их воли. Эксперимент, задуманный интеллектуальным, в итоге стал психологическим. За эти дни я узнала кое-что новое для себя не только о своих коллегах по сайту, но и о роде человеческом в целом, не побоюсь этого слова. 2. Я очень благодарна за развёрнутые комментарии о ходе мысли. Они не просто интересны, они во многом замечательны, иногда потрясающе точны в частностях, но ошибочны в выводе, который сделан на основе, зачастую, до мурашек попадающих в цель соображений. Эрго, чем больше знает человек, чем он более начитан, чем шире у него кругозор, тем проще ему было ошибиться в этом конкретном случае. И этом тоже показывает, как именно многие воспринимают поэзию, написанную с опорой на знания, имеющее под собой подложку из прочитанного, узнанного, и уже впитанного за жизнь в качестве интеллектуального строительного материала для своего мировоззрения. 3. Ну, и так, по мелочи. Не обошлось без записных резонёров и любителей просто вставлять палки в колёса всему, хоть сколько-то содержательному на пространстве Альбома. Комментарии этих людей удалялись, но я о них знаю. Дорогие авторы, если я вам лично неприятна, меня можно легко обходить по дуге, и я тоже буду вас обходить. Или начать общаться по-человечески, и я буду отвечать вам тем же. Теперь подробные ответы ПЕРВЫЙ ТЕКСТ: Жирные тупорылые черви-мазки слаженно расползаются как по трупу переваривая им доставшийся цвет. Мрамор сам протянул мне руку. Есть такая работа — разнашивать башмаки и проливать на них свет. Бесплотный дух взирает на ладони, потом ощупывает свои черты, затем чужие с тем же отрешённым удивленьем, но и с любопытством к разрешённым, но недоступным формам суеты. Тысяча девятьсот тридцать семь: мастера деталей всегда ненавидят специалистов по обобщеньям, — а от меня нужна песня войны священной,
 как они нам сначала дали, потом и мы им дали, потом мирись, мирись, молись — ты больше не Улисс. Взят из книги Владимира Козлова «Техники длинного дыхания», вышедшей в конце 22-го года в издательстве «Пальмира», и презентованной в январе этого года, из раздела «Подражания», в предисловии к которому автор книги пишет так: «Текст произведен нейросетью «Поэт Леонард Э. Безухов». Нейросеть — результат работы программистов из Таганрога, которым было все равно, чему нейросеть учить. Для того, чтобы наполнить сеть текстами, был привлечен филолог из Ростова-на-Дону. Он загрузил в нее классику культурологии, биографии художников и поэтов, а также их произведения, которые были в домашней библиотеке. Источники установить довольно легко. Наиболее очевидным оказывается влияние фигур Леонардо да Винчи, Ван Гога и Осипа Мандельштама. Через некоторое время нейросеть начала генерировать тексты сама, филологу оставалось отбирать то, что имеет смысл. Нужно сказать, что пронумерованные записи — основная форма огромного текстового наследия Леонардо да Винчи. Как видим, нейросеть использует эту форму, как и особенную манеру художника заканчивать свои записи. За каждым таким и «так далее», по сути, следует многообразие само собой разумеющегося мира, трагедия бесконечной возможности. Результат парадоксален. Нейросеть становится главным певцом того, что, по идее, она же и убивает. Или только кажется, что убивает. Возможно, именно искусственному интеллекту предстоит спасти образ художника, сохранить его ценности. Человек умеет накопить опыт, но затем он в очень короткие сроки как будто враз утекает сквозь пальцы. Стоит также напомнить, что слово «подражание» должно отсылать читателя к первой артикулированной человечеством в лице Аристотеля концепции искусства. Филолог из Ростова-на-Дону» Филолог из Ростова-на-Дону и есть Владимир Козлов, помимо прочих занятий он же редактор и издатель журнала «Просодия» и СМИ о поэзии "Просодия". Вот почему меня буквально потряс комментарий Александра Рябчикова. Он очень подробно назвал многие исходники, при этом ошибся в главном, приписав сам текст перу школьника. Да, школьник мог сделать все те «ошибки», которые отметил Александр, однако, школьник вряд ли читал все те исходники, которые были Александром названы. Замечательным оказалось наблюдение Алисы Котевой и других комментаторов, о том, что каждая строфа этого текста выглядит так, будто это новый текст, не связанный с предыдущей строфой. Это особенность не только текстов данной нейросети, но и поэтики многих современных авторов. Где мостики между частями текста достраиваются читателем на основе его опыта создания пространственных ассоциативных связей. ВТОРОЙ ТЕКСТ: СОВРЕМЕННОСТЬ: ОСЕНЬ К. Рубинскому триумфальная арка в рамке на стене на полке цветок-страстоцвет за окном шаровая молния вымышленная Пенелопа из школьной истории Древнего мира — недрами пыльных квартир тоскует панельный дом по несбыточному себе — Буэнос-Айрес Афины Париж ах если бы! — глядит немытыми окнами на козырьки простывших подъездов в затяжном дожде жвалы цензуры выгрызают иероглифы нового измерения красные жёлтые листья в лужах — пиксели кредитных карт на мостовых — оккупация естества апгрейд эпохи трансгуманизма что вы хотите от старого-нового времени — чей поток несётся наперегонки с самим собой?.. 08.09.2021г. 03:23 г. Пекин, Лунцзэ Текст в представленном здесь виде был написан в начале сентября 21-го года спонтанно минут на 10-15 и подарен прекрасному современному поэту Константину Рубинскому, предложившему для поэтической игры (не связанной с соединением слов в единый текст) следующий список слов: триумфальная арка страстоцвет шаровая молния пенелопа панельный дом цензура иероглиф кредитная карта оккупация апргейд наперегонки Мне показалось забавным объединить их в один текст, закомпанованный в плотную структуру. Я не планировала публиковать этот текст, но нужно было что-то подходящее для данной задачи, и я выбрала его, наскоро расставив знаки препинания. Поскольку текст нейросети был с пунктуацией. При этом в своём тексте я убила некоторые смыслы, впрочем, для эксперимента это было то, что нужно. Это к вопросу о текстах без знаков препинания, зачастую в них нельзя безболезненно расставить пунктуацию. В ходе оформления исходного поста произошло кое-что интересное. Я обратила внимание, что текст из книги Владимира Козлова содержал в себе пунктуационную ошибку –– необособленный деепричастный оборот. Расставляя знаки препинания в своём тексте, я тоже допустила ошибку –– в строке с перечислением городов нет запятых, я заметила её в первую минуту публикации поста и сперва решила исправить, а потом оставила, как есть, не то как пасхалку, не то для уравнивания шансов. Этой ошибки в комментариях так никто и не отметил. Собственно, теперь вы знаете об этом столько же, сколько и я сама. Надеюсь, всеобщее любопытство удовлетворено. Мне было очень интересно. Иллюстрация: нейросеть DREAM AI по запросу "Нейросеть и Поэт».

Сатурн уже тонул в закате являя в цифре красную звезду.. следом тянуласъ Венера рыжим яблоком зависая в тёмно-синей пучине надвигающейся январской ночи(вообще весъ фон был в реале тёмно-синим, красивым невероятно, но цифра выдаёт чёрный).. а сверху улыбаласъ Луна в берете алмазного рожка отороченного каймой сияния, скрывая лицо под тенъю вуали.. ещё выше и левее блистал Юпитер.. и сегодня вечером в 19 по москве Луна будет рядом с ним, точнее под ним, но не на одной меридиане, Юпитер будет немного левее.. здесъ объекты в натуралъную величину.. а в дневнике можно посмотретъ в макро..

Дорогие Татьянушки! С праздником нас всех, любимых!

Фото на китайский тапок через лобовое стекло проездом... Сверху над опорой две светлые точки - Альдебаран и Сириус. А может Вега и Полярная звезда - ваще пофигу.

С Днем рождения, Поэмбук, Великого Человека, Поэта-прозаика, Артиста, Автора-исполнителя своих прекрасных песен, Владимира Семеновича Высоцкого!! Он всегда с нами!!

Когда-то скажут и про нас: Его не стало...

сегодня стоят рядом.. месяц серебряный вам в алъбом.. в дневнике макро в цвете на закате.. заканчиваю съёмку и тут вдруг возле Сатурна плавно всплывает ЛА крупной звездой.. и медленно пролетает мимо Венеры.. мимо Юпитера.. мимо Марса.. и летит куда-то на северо-восток.. пыталасъ его заснятъ.. но объект получился на снимке таким же красным пятном как звезда..