Любящая Душа

Волонтёр рассказал о «донбасском» синдроме, из-за которого украинские военные сводят счёты с жизнью

 

В зоне боевых действий в Донбассе каждую неделю двое или трое украинских солдат совершают суицид. Эта проблема замалчивается и игнорируется украинскими властями уже долгое время. Украинский волонтёр Андрей Марченко (имя и фамилия изменены в целях безопасности) направил в редакцию информагентства «Исток» письмо, в котором рассказал, почему украинские военные не могут справиться с психологическими проблемами. Основная причина самоубийств – отсутствие на войне врага и понимание, что стрелять приходится по таким же обычным людям, как и они.

 

Волонтёр Андрей Марченко пытался найти ответ, почему же столько военных совершают суицид. Он пообщался с бывшим военнослужащим, который воевал в конце 2014 и начале 2015 года на передовой, и психологом по образованию Александром. Александр объяснил, что именно чувствуют военные, когда воюют на «своей» земле и чем этот синдром отличается от «афганского».

 

Как рассказал Александр, некоторые военные называют психологическую травму «афганским» синдромом, но он в корне не согласен с таким определением и называет явление «донбасским» синдромом, который значительно хуже.

 

– Многие называют происходящее «афганским синдромом». С ними я в корне не согласен. В Афгане была чужая страна, и, несмотря на непонятные цели войны, это были чужие люди, чужая земля. У солдат была возможность адаптироваться; понятие врага, хоть и размытое на официальном уровне, в солдатских умах присутствовало. Враг – это тот, кто говорит на непонятном нам языке. Исповедует другую религию. Тот, чьи обычаи и образ жизни нам непонятны. И пусть этот «мирный» кишлак пока не сделал ни единого выстрела – если мы обстреляем его, это лучше, чем проверять его «миролюбие» своими жизнями. Потому что мы – это свои, ребята из Союза, с одинаковым мышлением и интересами. А вот там, в кишлаке, сидят они – чужие, враги… на подсознательном уровне… Такими мыслями можно было себя утешить, – рассказал Александр, отец которого участвовал в Афганской войне. – У нас же – хуже, чем этот сидром. Потому что кроме шока от убийств и неясности войны, у нас есть страшное осознание – мы воюем на своей земле. Мы стреляем по таким же городам, в которых живём, вокруг нас наша, украинская реальность. И, что ещё хуже – в голове сложно создать образ врага. Потому что нет таких отличий от нас, какие были у местного населения Афгана в глазах наших солдат. Официальные СМИ пытаются убрать этот пробел, всеми силами создавая образ российской армии, исключительно против которой мы воюем. Но на передовой все эти внушения рассыпаются в прах…

 

К таким выводам Александр пришёл после того, как сам впервые побывал на передовой, в Славянске. Он так описывает состояние военных, которым пришлось стрелять из артиллерии по мирному городу.

 

– Общее состояние – шок, подавленность, растерянность. Но их глаза я запомнил навсегда – в них был страх человека, который в словесной перебранке в запальчивости выхватил нож и нанёс удар. Командир орудийного расчёта, один из моих «пациентов» рассказывал: «Никто из нас не думал, что будем стрелять… Ведь кто там? Кучка бандитов, так их спецназ загасить должен… Мы же – вроде как демонстрация силы. Поэтому, когда развернулись под Славянском – расслабились, всё, можно сидеть, а потом ещё льготы получить как участник операции против сепаратистов… ну, как в Косово в ООНовских миссиях. А ведь ещё лето только начинается, у кого-то скоро отпуск, погодка радует… Развалились на позициях, в бинокль посматриваем на город. Видим все тот же Славянск, каким был всегда. Кто-то из нас там бывал, у кого-то знакомые. Никакой колючей проволоки вокруг, никакой осаждённой крепости сепаров… мало ли, кто там бегает? А город живёт своей жизнью… И тут команда – огонь по таким-то таким-то координатам!!! Мы, как ужаленные – так это ж в городе, в жилых кварталах!!! Да и, честно, с точностью у нас не очень – учебки было мало, да и в поле стрелять – это совсем иное, – передал слова командира психолог Александр.

 

После этого командир орудийного расчёта чувствовал тяжесть, которая съедала изнутри, он видел сны, в которых его заставляли стрелять по своему городу, по своей семье. Чтобы компенсировать тяжесть и как-то оправдать себя за обстрелы мирных городов Донбасса, украинские военные искали встречи с врагом, но его не было.

 

– После Славянска в воинских коллективах появилось желание, чуть ли не параноидальная мечта – наконец-то столкнуться лицом к лицу со вторгнувшимися российскими войсками. Мы их ненавидели – из-за них мы терпели всю эту боль, стреляли по родным городам! А как наши разведчики пытались поймать российского военного? Как мы каждое утро спрашивали в других частях – поймали ли они этих уродов? Но… те, кого брали в плен в АТО, оказывались либо местными, либо криминальными элементами, либо, совсем редко, романтиками из числа гражданских-россиян, уверовавших в «злых бандеровцев» и имеющих к регулярной армии примерно такое же отношение, как страйкболисты, – поделился Александр.

 

Со временем психологическое состояние военных ухудшалось, а помощи от армейских психологов было мало. Многие начали выпивать или употреблять наркотики.

 

– Ещё моральное состояние ухудшало наличие непонятных маргинальных элементов среди бойцов, многие из которых, судя по всему, пошли в АТО в обмен на УДО… Эти не стеснялись ни мародёрства, ни стрельбы по окнам, машинам и людям ради веселья. Кадровые органы вообще не работали – брали всех, кто готов идти в АТО – людей не хватало, – поделился бывший военнослужащий. – Примерно через полгода даже я, психолог, более-менее удалённый от непосредственно боевых действий, ощущал себя в невидимой яме, по уши в дерь… в грязи, короче. Ещё раньше случилось осознание того, что «победного шествия» не получится, и нас никто не будет встречать со слезами радости на глазах и словами благодарности за вызволение из российской оккупации. В лучшем случае – мы видели безразличие. На блокпостах и в патрулях постоянно случались перепалки с местными – к слову, это ещё один отягощающий элемент, в отличие от составляющих «афганского синдрома». Проклятия, угрозы, оскорбления, и опять же – чужими этих людей не назовешь, так как общаются они с нами на одном языке, в одной политической и жизненной плоскости. Все это тяготило. По форме гулять в освобождённых городах стало опасно, а ночью – смертельно опасно. В кафе, барах, магазинах, мы старались скрыть свою принадлежность… к кому? К тем, кто стрелял по всем этим людям – таким же, как мы – вокруг нас.

 

Александр рассказал, что он ощущал, что поступил плохо, участвуя в этой войне.

 

– «Кто перед тобой? Ближневосточные террористы? Российские солдаты? Или всё такие же, твои, украинские сограждане? Да, может у тебя с ними была словесная перепалка и расхождение во взглядах – но зачем ты стрелял по ним? И тебе это не исправить, ты по уши в крови, дружище!», – появлялся голос в глубине сознания. Те же, у кого этот голос превращается в непрекращающийся крик в голове, в совокупности с картинами боя, смерти и убитых, долго не живёт. Либо спивается, либо «садится на иглу», либо накладывает на себя руки. А что впереди? А впереди – безнадёга… Война без объявления войны, с осознанием невозможности военной победы, но обязанностью гнить в окопах. А дома – сны… в которых ты стреляешь по своему дому и родным. Это – не «афганский синдром», это – гораздо хуже, – считает бывший украинский военный.

 

Как рассказал волонтёр Андрей Марченко, Александр в АТО больше не хочет, после того, как оставил службу, он пытался работать психоаналитиком, помогать тем, кто так же пострадал от войны, но его психологический и боевой опыт оказался не востребованным в Украине. Теперь Александр «намерен переехать к родственникам в Израиль, где будет «спасать» души израильских солдат, на понятной и честной войне против настоящих, внешних врагов», – подводит итог этой истории волонтёр.

 

Как бы парадоксально не звучало, украинский волонтёр АТО назвал своё письмо в редакцию «Просьбой о помощи». А в сопроводительном тексте написал, что он занимается волонтёрской работой с 2016 года. Он действительно верил, что поможет армии в поиске врагов и саботажников внутри, но на самом деле оказался в «грязи, о которой и думать не мог».

 

– Последнее, что вынудило меня на обращение к вам – это настоящая эпидемия самоубийств… это какой-то ад, – рассказал Андрей Марченко. – Я обращался в СМИ, писал в различные инстанции – всё без толку. После прочтения моей статьи все испуганно отворачивались, ссылаясь на различные обстоятельства… Но это безумие нужно прекращать…

 

Жителям Донбасса, которые потеряли своих близких, родственников, потеряли жильё, да и просто были свидетелями обстрелов, сложно посмотреть на ситуацию отстранёно и почувствовать сочувствие к военнослужащим со сломанной психикой. Но такие откровения волонтёра и психолога наглядно демонстрируют, насколько ужасные и масштабные преступления совершили власти Украины против своих жителей – и против жителей Донбасса, и против тех, кто пошёл воевать в АТО, веря пропагандистским лозунгам.