Альбом
В начале девяностых годов многие семьи испытывали трудности с продуктами питания. Но не из-за нехватки средств. Денег-то как раз хватало на всё. Только этого «всего» нельзя было нигде достать. Талоны на продукты и алкоголь, которые были введены в то время, своё не оправдывали. Прилавки в магазинах сияли девственной чистотой, а за колбасой, мясом, фруктами и прочей снедью приходилось ездить в Москву. Народ закупался, как мог - кто-то на две недели затаривал холодильник, кто-то сразу на месяц. Практически невозможно было купить что-то и из одежды. И поэтому предельно аккуратно относились к тем вещам, которые были в наличие.
Как-то мама Маруси привезла ей из Прибалтики пару джинсов. Джинсы были хороши - светло-голубые, в мелкую «манку». Их называли «варёнки». Маша любила эти джинсы. И не потому, что других не было. Просто уж очень ладно они сидели на ней. Одна беда – краска с брюк при стирке смывалась очень быстро. Стрика за стиркой и они совсем потеряли былую красоту. Что делать? «Красить, конечно, - советовали «опытные» подруги, - Стираешь их в синьке, и нет проблем».
Надо так надо. Благо синьки дома навалом – под ванной её меряно - не меряно. Только как быть с пропорциями? Тут, главное, не переборщить. Маша развела синьку на глазок. Она никогда не сомневалась в себе. «Я всегда всё делаю правильно, - бормотала она себе под нос, опуская джинсы в таз с синькой. – Всё будет хорошо». Вода позеленела. «Так и должно быть, - успокаивала себя девушка.- Наверное». Спустя час она достала брюки из таза. «Красота! Зато не как у всех». Телефонный звонок вырвал её из оцепенения. Она взяла трубку: «Ну? Покрасила?» Это звонила Ленка. «Покрасила». «И как? Всё получилось? Синька взяла?» - посыпались вопросы. «Да. Синька взяла. Джинсы окрасились, – с неохотой ответила Маруся. – Только они стали другого цвета». Маня продолжила: «Да. И, знаешь, оказывается, я всегда хотела иметь не голубые джинсы, а зелёные». Она положила трубку, посмотрела на свои теперь уже зелёные джинсы, навсегда попрощалась с ними и выбросила их в мусорку.
В лесу кукуют кукушки
Мама вошла в комнату с довольно сердитым лицом. Она всегда приходила с собраний с таким видом. Начался разговор о том, что я веду себя не соотвествующе возрасту.- И как я должна себя вести в свои года? Вот скажи мне, как ты отреагируешь, если ваша историчка за то, что ты попыталась на полях тетради нарисовать Короля Артура, ставит тебя в угол? Да не просто в угол, а к шкафу! А там антресоль. И крышка антресоли открывается автоматически, едва коснёшься шкафа. Стою я себе спокойно возле шкафа, а она, ну историчка наша, ходит всё кругами возле меня. И в очень опасной близости к шкафу. Я-то что? Я честно отбываю наказание. Веду себя, как полагается вести себя наказанному ученику. Делаю трагическое выражение лица, пачкаю мелом руки, ставлю отпечатки пальцев на шкафу. Ну и всё! Ну вот на очередном круге историчка резко вдруг оборачивается на меня и задевает шкаф. А антресоль-то у нас волшебная! И училка это знает! Ну и крышка, как ей положено, резко открылась. То есть опустилась вниз. Очень резко. А кто виноват в том, что рост учительницы как раз соответствует тому расстоянию, на которое максимально может открыться дверца антресоли?
- Ты хочешь сказать, что крышка со всего размаху ударила ей по голове?
- Я не хочу этого говорить. Но всё так и было, - Маша расстроено вздохнула. – Но я в этом не виновата. Она сама задела шкаф. Жаль, конечно, историчку. У неё теперь там, наверное, шишка с кулак.
- Ладно. Давай перейдём к другому, - продолжила мать. - Вчера на уроке русского языка у вас был диктант. И учительница решила проверить знания всех орфограмм, которые вы прошли .
- Учительница продиктовала вам предложение на правило «ча-ща». «В чаще стучат дятлы». И представляешь её удивление, когда она видит в одной из тетрадей среди диктанта не то предложение, которое она продиктовала. А совсем другое.
- Какое? – Маша уже знала ответ.
- В лесу кукуют кукушки! – выпалила мать.
Дальше вести разговор было бессмысленно. Потому что в этом была вся Маруся. Девочка, совершенно не вписывающаяся в систему школьного образования. У неё на всё было своё мнение. И сломать его было никому не под силу. Да и зачем?
Мария Светлова (я)
красивый, то получается, когда он
потеряет свою красоту, вы его разлюбите.
Если вы любите мужчину за его деньги, то
когда он разорится, вы его разлюбите.
Если вы любите мужчину за его большие и
сильные мышцы, то когда он получит
травму, не совместимую с занятиями
спортом, и потеряет свою форму, вы его
разлюбите. Если вы любите женщину за её
стройную фигуру, то когда она родит вам
детей и располнеет, вы её разлюбите. К
тому же всегда есть кто-то, кто сильнее,
красивее, стройнее и богаче, и только если
вы любите душу человека, вы никогда его
не разлюбите, и даже после смерти вы
будете вместе, потому что души не
умирают.»
А что если человек поменяется душой? Что если страстный романтик станет холодным, равнодушным и т.д.?
Часто деньги воруют из касс.
И всё делают это,
Применив пистолеты,
На глазах у общественных масс.
Нет ничего проще, чем сочинить стишок «про любовь». Почему это так - трудно сказать… Связано ли это с наличием миллионов имеющихся образцов стишков про любовь, из которых легко набрать и зарифмовать нужные, уже почти готовые красивые строчки. Или с тем, что практически каждый человек может написать душещипательные тексты о том, как тяжело тому, кого бросил любимый, оказавшийся чёрствым эгоистом... Или о чем-то подобном. Не знаю.
Но факт остается фактом – откройте любой литературный сайт и вы увидите, что любовная лирика опережает по объему любую иную в три-четыре раза. Не думаю, что это связано с любвеобильностью авторов. Истинная любовь в настоящее время - большая редкость...
Но отчего же фраза «нет ничего проще, чем сочинить стишок «про любовь» кажется незаконченной? Ее хочется продолжить: «… и нет ничего более сложного, чем написать по-настоящему глубокие стихи о Любви».
Рисунок С.Хорликова
Верлибр – порнография от литературы
Верлибр как энтропийное состояние поэзии позволяет нам сравнить его не только с порнографией, но и с т. н. снафф-видео, в котором основой является концентрация внимания зрителя на убийстве и расчленении. Само порно, по большому счёту, является более «лёгкой» версией снафф, ибо в порно-роликах всё внимание сконцентрировано не на самих актёрах, но на их гениталиях, которые порой представлены отдельно, самостоятельно, а их демострация является самоцелью. Т. е. если в снафф расчленение происходит на самом деле, то в порно этот процесс заменён на крупный план отдельных органов. Верлибр представляет собой расчленённый труп поэзии, т. к. в нём отсутствуют структурирующие его элементы, следовательно, он максимально приближен к энтропийному состоянию.
Если в народных традициях преобладала эпичность повествования, присутствовала сюжетная линия, имелась определённая фабула, - то в поэзии всё это было заменено на чувства и внутренние переживания лирического героя. Т. е. в устном творчестве имелся эпический герой-преобразователь реальности, который превращает хаос в космос, а в поэзии – лирический герой, отсутствие фабулы и рефлексия. В поэзии на первом месте чувства.
Результатом т. н. сексуальной революции явилось обмельчание чувств. Промискуитет явился причиной гибели чувственности, что естественно отразилось и на культуре, в частности в литературе, а конкретно, в верлибре. Концентрация на чувствах и эмоциях (как в поэзии) в верлибре сошла на нет, фабульности (как в народном творчестве) не появилось, в результате на выходе мы имеем продукт, не несущий в себе никакой смысловой нагрузки, ставящий процесс своего появления самоцелью. Порно также не имеет своей семантики и также ставит процесс своего появления самоцелью. Незначительные сюжетные линии, присутствующие в видео, зрителя не интересуют, т. к. он смотрит порно только ради лицезрения процесса совокупления.
Итак, подводя итог, мы можем смело сказать, что верлибр – это порнография в мире литературы.
© Rodion Raskolnikoff
Верлибр – порнография от литературы
Т. о. можно сравнить УНТ с первичным хаосом, из которого впоследствии развилась поэзия структурированная. Верлибр часто бывает похож на народные произведения. Но в случае с верлибром мы имеем дело с вторичным хаосом, а точнее с тем состоянием, к которому стремится любая упорядоченная система: состоянием энтропии. И вот у нас выстраиваются две последовательные цепочки: народное творчество – поэзия – верлибр; хаос – структурированность – энтропия. Следуя заданной логике, нетрудно сделать вывод, что верлибр есть последняя стадия поэзии, после которой следует её гибель и полное рассредоточение её составных элементов с теоретически возможным построением новой структуры в будущем.
Если устное допоэтическое творчество мы сравнивали с первобытным животным сексом, не записанным ни на какие носители, каноническую поэзию – с картинами, изображающими обнажённую натуру, то верлибр, следуя всё той же логике, мы сравним с продукцией порноиндустрии. Примечательно, что зародился он не где-нибудь, а во Франции, причём в эпоху тотального сексуального либертинажа. Верлибр не имеет признаков канонической поэзии: рифм, строф, в некоторых случаях даже знаков препинания и прописных букв, - что даёт чтецу право вариативности в изложении произведения без особого ущерба. Точно так же мы можем смотреть порно-видео с любого момента, не рискуя упустить какие-то сюжетные коллизии, т. к. они здесь сведены к минимуму.