Глава 4. Ставящие точку
Ехать до убежища было всего минут десять. Койт показал дорогу, и рассказал, с кем он там обитает. В отличие от Лейтенанта в чёрном, полковник Сай казалась уравновешенной, и, как ни странно, доброй. Поэтому Койт всё-таки сказал, что по его мнению ничего уж такого предательского они не делали. Они же сами никого не взрывали, ни на какие объекты ракеты не наводили. А если и выпадет случай серьёзно, до смерти – так только себя защищая. Всё по-честному. Ну, фиксировали они онлайн прилёты, играли с поездами в гуделки, знак сигнала машинистам показывали, а потом снимали весь состав. Так полно мальчишек и взрослых хайпожоров так делают. Всех ловят, кого колотят, кого сажают, но предательство-то тут при чём?
Полковник постучала пальцем по лбу Койта:
- Ведь, пойми ты, балда этакая, что же получается, в тылу республики действует целая сеть шпионов, которые выкладывают всё и вся, а местные спецслужбы ни черта с ними поделать не могут! Слаба, значит, республика. Прогнила. А вот империя сильна, раз её люди везде. И падает моральный дух, и там, где не стоило бы, мы вдруг возьмём и дрогнем…
И ещё она добавила, гораздо серьёзней, что вина их перед республикой огромна, но у них будет шанс всё исправить, но об этом позже, позже…
Койт призадумался. Теперь слова полковника о том, что и Марсику, и Бобасу , и малышам угрожает смертельная опасность со стороны Косты казались Койту весьма правдоподобными. Укол подействовал быстро. Когда они подъезжали к завалу со стороны яблоневого сада, мальчишку пробил обильный пот. Койт понял, что полковник Сай была намерена не отпускать его от себя, и он послушно решил находиться от неё на расстоянии вытянутой руки, и, чёрт побери, ему действительно этого хотелось, из-за неожиданно возникшего чувства защищённости.
А вокруг дома с убежищем было оцепление. Едва полковник вышла из минивэна, ну и Койт рядом, понятное дело, к ней подбежал старший из хлыстов и доложил, что в подвале дома был взрыв, что всех жильцов эвакуировали. Нашли одного дезертира, двух уклонистов от призыва, у восьми жильцов изъяли коммуникаторы. Всех виновных отконвоировали в участок, а жильцов – в пустующий спорткомплекс, кварталом выше по улице. Ещё было доложено, что подвалы изолированы, паркинг затоплен. После взрыва затопило и самый нижний этаж всех подвалов, но воду перекрыли и выше она не пошла. Единственный вариант – сломать перемычку между подвалами первого и второго подъездов, но полковник отмахнулась, мол, чушь всё это, никто ничего проламывать и рушить не будет. Хлыст говорил это и косился на Койта, дескать, а этот щенок чего возле полковника трётся. Эвакуировали на самом деле не всех, часть жильцов ошивалась рядом, около заброшенного двухэтажного здания. Где-то в той стороне истерично лаяла собачонка. Койт видел, что завал у первого подъезда просел, а значит их лаз наверняка заблокирован.
- Ты сам всё видишь, - полковник показала Койту на завал, - скоро его не разберут. Все работают у гимназии и второго мехзавода. Раньше утра за этот дом примутся навряд ли. Я сожалею…
- Нет, нет… - горячо заговорил Койт, тряся полковника за руку, - я знаю их, они ребята прожженные, они должны быть живы…
- Ну что ты от меня хочешь? – полковник выдернула руку из цепких ладоней Койта, - Всё завалило к чертям собачьим, не пройти.
- Есть ещё проход, через коллектор силового кабеля, от подстанции. Он выходит на второй подземный этаж, он ведь вроде сухой должен быть. Мы так свет в подвал проводили…Я всё расскажу, только поклянитесь…
- В чём?
- Что не тронете ребят, они как я, они вам пригодятся…
- Не в моих правилах… И как ты себе это представляешь?
- Скажите, что, именем вождя нации, они будут живы.
- Вот что мальчик, я скажу тебе только именем вождя нации, что сделаю всё, что можно тут сделать…И, ещё, зови меня просто леди Сай.
Вернувшись в минивэн, полковник приказала дать карту. Светящаяся картинка заполнила практически всё нутро машины. Изображение поглотило и полковника, и Койта, и связистку за монитором, и пожилого сапёра, что карту и развернул. Сапёр замешкался, изображение никак не хотело уменьшаться до подходящего размера. Наконец его удалось сфокусировать над столиком.
- Нет тут прохода, - сказал сапёр.
- Я говорю вам, что есть, - настаивал Койт, - я сам там ходил. Давайте я с вами пойду и всё покажу, там пара мин под фанерой и две растяжки на уровне вашей груди, банки из-под газировки, лайм-лимон. Коста ставил. Да нам до конца-то идти не надо, если дойдём до фанерки, а она откинута и разминирована, значит ребята сами смогли сбежать.
Тут Койт прижал руки к груди, изображая, видимо искренность:
- Но, куда они побежали, я честно, честно, честно не знаю. Коста ничего не говорил по этому поводу, и мы между собой не договаривались… Искать их вам тогда по всему городу…
Полковник посмотрела на карту, потом выглянула на улицу и показала пальцем вдаль, за яблоневый сад:
- Вон подстанция, срочно связывайтесь с сетевиками, пусть присылают человечка, пусть обеспечат нам оттуда вход в коллектор. Раз мальчишка говорит, то проход должен быть. Не всё на наших картах есть, сама знаю. - Она повернулась к ребятам из спецназа, - готовьтесь, мальчики.
- Мне идти с ними? - спросил Койт из глубины салона, поднимаясь с места.
- Да ты будешь с ними, но сам останешься здесь. - При этих словах полковник Сай стукнула ногой по внешней боковой панели минивэна. - Энди, твой выход!
На кабине отъехала наружу высокая дверка водителя, и на асфальт спрыгнул белый андроид, высотой едва достававший до подбородка Койту. Полковник протянула андроиду руку, как малому дитя, и робот прямо-таки охотно за неё уцепился. Полковник, поставив андроида напротив Койта, сказала:
- Вот это, мальчик, будут твои глаза…
- Точнее, глаз, - андроид перебил полковника, показав Койту камеру на лбу, - а также я буду вашими ушами и речевым аппаратом.
Полковник отпустила руку андроида, и он слегка покачнулся:
- Вот, чёрт возьми, ноги затекли сидеть в этой жестянке. – Андроид показал на минивэн, откуда вышла связистка с видеогарнитурой.
- Он часто болтает лишнего, не обращай внимания, - сказала связистка Койту, протянув ему шлем, - он не разумен, это просто ИИ. Давай потренируемся, пока ещё есть время.
Связистка была совсем ещё молодой, может быть, ей и двадцати не было. Койт ни разу не играл с андроидом. На мальчишку надели гермошлем, от которого шёл армированный довольно толстый оптиковолоконный провод, который связистка полключила к разъёму на спине дроида. Если бы тот был человеком, то можно было бы сказать «между лопаток».
- Предупреждаю тебя, - сказала радистка Койту, - ощущения от того, что ты видишь глазами робота, многих укачивает. Поэтому пойдём ка в минивен, и ты сядешь на стул, попривыкаешь.
Койт сидел на стуле, на всякий случай пристёгнутым, и смотрел глазом Энди на двор дома. Койт начал вертеть головой, и подключённый дроид повторял его движения.
- Ты молодец, - приободрила Койта радистка, - у нас были ребята, которые научились мысленно управлять андроидами этого класса, но это так сложно, да и нейроинтерфейс я не подключала.
- А можно его подключить?
- Что ты! Это может быть небезопасно…
- Ну, хотя бы на пару минут. Если что-то пойдёт не так – отключите и всё.
Связистка слегка помедлила, но всё-таки сказала:
- Приготовься, включаю…
Несколько секунд в ощущениях Койта ничего не менялось, но, вдруг, будто чем-то тяжёлым стукнули по затылку, несколько секунд пронзительной боли, а потом наступила темнота, но, по ощущениям Койта, точно такая, какая бывает у него перед тем, как приходят сны. Наконец картинка перед его глазами снова сфокусировалась. Он опять увидел двор, стоявшую неподалёку леди Сай. Затем он посмотрел на свою руку, и увидел, что руки-то у него нет. Вместо руки он увидел манипулятор Энди. И вообще, он теперь был не Койт, а Энди, Как в своих снах мальчик странным образом вновь видел себя со стороны. Койт обернулся – вон он сидит на стуле в минивэне. Он пошёл к отрытым задним дверкам. Над сидящим мальчиком наклонилась связистка, но мальчик не реагировал на её вопросы. Связистка испуганно метнулась к пульту управления, но Койт, который теперь был дроидом, тем не менее собственным голосом крикнул:
- Не отключай! Всё нормально, я в Энди!
Связистка буквально шлёпнулась на своё креслице возле аппаратуры, и Койт услышал, как она шепчет, мол, не может быть, это просто фантастика какая-то…
Ощущения Койта были совершенно нереальными. С одной стороны, например, он понимал, что дышит и даже чувствовал биение своего сердца, но разум противился, ведь робот дышать не может, и сердца у него нет. Мозг мальчишки переполняла совершенно нереальная мешанина ощущений живого тела и восприятия мира чувствами андроида. Но прошло минут пять, и установилось некое равновесие. Единственное, что вдруг взволновало Койта, а что, если оптоволоконная связь прервётся, не останется ли он в Энди, а то и вовсе сознание его зависнет где-нибудь между, и что такое будет это между?
Связистка, бочком-бочком, будто боясь разбудить злющую собаку, выскользнула из минивэна и подбежав к полковнику, тихо сказала:
- Леди Сай. Тут такое вот дело…Я вижу только два варианта. Либо мальчик скрывает от нас, что проходил обучение, либо он… Ну, не знаю… Гений. Его даже не тошнит, не укачивает от прямой картинки.
- Либо ты не знаешь третий вариант, - ответила ей полковник, но так, вскользь, мимоходом, её внимание привлёк жёлтый грузовичок, что петлял среди яблонь.
- А вот и электрики, - и тут же она громко скомандовала, даже театрально хлопнув в ладоши, - все на исходные, начинаем операцию.
Связистка тянула её за руку к машине. Полковник взглянула на девчонку, ошалевшим взглядом, дескать, что она себе позволяет. Но тут к ним подошёл дроид, и полковник услышала голос Койта:
- Смотрите, леди Сай, кем я стал. И я всё могу.
Дроид попрыгал на месте, покрутился, нагнулся и достал руками асфальт. Он продолжал выкрутасничать, пока они все вместе не дошли до минивэна. Внутри него, привязанный к креслу сидел настоящий Койт. С первого взгляда создавалось ощущение, будто он спит.
Лэди Сай гневно зашипела на связистку:
- Как ты посмела без команды включить нейросвязь!
Связистка побелела, но сзади за руку полковника аккуратно схватил Энди-Койт:
- Всё в порядке леди Сай. Я нормально себя чувствую, единственное я не знаю, как потом отключиться…
Люди всегда мечтали жить вечно. Впрочем, любой космолог возразит, что примерно через десять триллионов лет выгорит и погаснет последняя звезда, так что даже вселенная не вечна, чего уж там мечтать человеку. Тогда скажем по-другому, человек желает прожить как можно дольше. Многие века этого пытались достичь, максимально отсрочив старость, то есть немощь и физическую и умственную. Такой подход давал несомненные результаты, люди до последних дней жизни оставались бодрыми, активными, в трезвом уме и памяти. Однако, далее ста тридцати лет по максимуму, обычно же лет до ста двадцати, жизнь продлить не удавалось. Клетки организма к этому возрасту отказывались обновляться, ткани восстанавливаться и запускался обвальный процесс самоуничтожения, побороть который так и не удавалось. Здоровый и активный человек, в рамках разумного, в рамках возраста, естественно, вдруг просто однажды не просыпался или слабел и погибал в течение буквально недели. И как не бились геронтологи – ничего не получалось. Отмерено нам сто двадцать некой высшей силой и всё.
Но есть и другой подход к этой проблеме, причём подход, подсказанной самой природой. И подход этот действовал в любых классах живых организмов, не только на земле, но и в других мирах, а значит, наверняка, имел всевселенское распространение. Этот феномен назывался неотенией. Смысл его заключался в том, что у любого животного, в том числе и у человека, в процессе жизни имелся период, когда особь достигала половой зрелости, способности производить жизнеспособное потомство, но организм ещё продолжал формироваться, не выходил на пик развития, с которого только одна дорога – вниз к старости и смерти. У людей этот золотой период, который мы называем юностью, выпадал на возраст шестнадцати – двадцати пяти лет.
В природе есть немало организмов, которые либо полностью зацикливаются на этом неотеническом периоде, либо растягивают его надолго. Человек по отношению к другим приматам тоже является неотеником. Например, наш волосяной покров соответствует определённой стадии развития плода обезьяны, у которых дальше происходит полное оволоснение, а люди в этом плане так и остаются зародышами. Кроме того, младенцы и детёныши обезьян начинают развитие примерно с одинаковой скоростью, а далее высшие приматы достигают полной зрелости к пяти-шести годам, а люди достигают физического пика развития только после двадцати лет, то есть период юности, по сравнению с нашими близкими по эволюции родственниками, длиться в три раза дольше. Вот здесь и скрывался ключ к продлению человеческой жизни. Учёным земли удалось растянуть неотенический период человеческого развития с шестнадцати до двадцати пяти лет с естественного десятилетия до столетия. И заполонили Землю пятидесятилетние юноши и девушки, и жить такие неотеники стали лет до двухсот и более, за счёт неестественно растянутой юности.
Сами понимаете, сколько перипетий возникало в связи с этим фундаментальным прорывом в развитии человечества. Доходило до войн и восстаний, ведь, само собой разумеющееся, сначала жизнь продлевало себе богатое сословие, обрекая остальных на участь менее завидную. Но время шло, технологии продления молодости оттачивались, и, самое главное, становились всё доступнее, пока в конце концов не стали просто обыденностью. Оказалось, что в этом подходе тоже был предел, и растянуть молодость больше чем десятикратно по времени никак не удавалось. Как пока что никому не удалось перенести память конкретного человека на внешний носитель и пересадить её в новое молодое тело. Эту технологию в погоне за вечной жизнью человечество только-только начинало разрабатывать.
Продление активной трудовой и интеллектуальной жизни индивида до полутора сотни лет, вкупе с освоением земной цивилизацией скоростей сопоставимых со световыми, позволило вырваться людям в просторы космоса. Корабли, несущиеся со скоростями всего в половину световых, позволили освоить звёздные системы в радиусе до шестидесяти световых лет от Земли. В этой сфере нашлось семь планет с максимально приземлёнными условиями жизни, в том числе и Терра три.
Как и на всём протяжении жизни человеческой цивилизации, первыми колонистами были люди во многом гонимые и отверженные в метрополии. От них требовалось только работать и размножаться, дабы снабжать метрополию необходимыми знаниями и ресурсами, терпя в свою очередь бесспорную дискриминацию и невзгоды. Земляне сознательно не распространяли технологии неотении на свои колонии. Трудовым поселенцам отпускали вполне приемлемые с точки зрения прародины сто-сто двадцать лет жизни, до которых, честно признаться, надо было ещё умудриться дожить в окружении опасного общества и не менее враждебной инопланетной среды.
Однако, опять-таки, время шло. На колонизированных планетах появлялось собственное структурированное общество, свои сперва псевдо-, а вскоре уже и настоящие государства, со всеми присущими атрибутами. В этих государствах появлялась олигархическая и аристократическая прослойка, которая активно общалась с землянами, которая стремилась достичь их уровня технологии и, соответственно, продолжительности жизни. Но земное правительство не желало, чтобы колонии становились равными метрополии, это привело бы к появлению конкурирующих цивилизаций, благо, что люди ещё не столкнулись с инопланетной разумной жизнью, так зачем же плодить конкурентов среди себе подобных?
На Терре три особый интерес к копированию неотенической технологии наблюдался именно в Империи. Возникшая мене ста лет назад, она остро нуждалась в силе, питающей единство правящего класса, порабощающей народ и позволяющей управлять им на громадной территории, заселённой, надо признаться, весьма спорадически. Технологии неотении добывались Империей любыми способами. Управление имперской разведки в этом стремлении было готово на всё и не гнушалось ничем, начиная от банальной контрабанды и заканчивая попытками прямых похищений земных учёных. Даже войну с Республикой Империя затеяла только ради этого, ведь Чёрные Холмы были кладезью редких элементов, в том числе рубидиата биноктиума, что в природе образуется лишь в пульсарах, и невесть как оказавшемуся на Терре три в осязаемых количествах. Захватив эту территорию, Империя могла бы поторговаться с землянами по поводу многих технологий, тем более, что орбитальная группировка землян была в данный момент чисто символической и предпочитала не вмешиваться в конфликт.
Лет тридцать назад имперские генетики отчитались перед имперским советом, что первые отечественные неотеники получены. Но радость правящего дома сменилась разочарованием. Устойчивую долговременную неотению удавалось наблюдать только у детей препубертатного периода, лет по десять-двеннадцать, у более старших подопытных быстро развивались аутоиммунные поражения организма и канцерогенные процессы. Видимо, земные медики и биотехнологии знали некую тщательно охраняемую тайну управления процессом неотении, либо же технологии террианцев не достигли необходимого уровня точности и чистоты. Перспектива же растягивать детство своих отпрысков с пяти лет до сорока-пятидесяти совершенно не прельщала имперские элиты. Ведь это никому не нужный возраст. Им нужны были правители и воины, а не незрелые сопливые долгожители. Однако, иначе никак не получалось. А затем всё рухнуло и вовсе.
Оказалось, что препубертатные неотеники, то есть долгоживущие дети, лет через десять-пятнадцать начинали деградировать. У внешне физически здоровых образцов начинались проблемы с выработкой гормонов счастья. Казалось бы, живи себе ребёнком долго-долго, играй, учись, наслаждайся юным телом… Но, почему-то, начинали катастрофически падать титры эндорфинов, дофамина, окситацина и серотонина. Несчастные дети становились замкнутыми, агрессивными, не способными к социальным контактам. Полная катастрофа. Процентов десять подопытных пополнила клиники для буйных психов. Ещё примерно пятая часть становились просто тихими катотониками. А у оставшихся наблюдался интересный синдром концептуального кретинизма, они проникались некой суперидеей, придуманной ими самими, но чаще привносимой из вне, в первую очередь человеком, которому неотеники безмерно доверяли. За этот синдром и уцепились спецы Управления Имперской Разведки. Чем просто утилизировать неотеников в газовых камерах или усыплять их инъекциями, их начинали пропитывать нужными идеологическими установками, которыми они проникались до мозга костей, и внедрять их поодиночке в разведгруппы. Эффект оказался потрясающе положительным. Во-первых, это были не вызывающие подозрения у противника дети. Во-вторых, это не способные на предательство существа. И, самое главное, они всегда будут следовать своей суперидее, даже если это будет стоить им жизни. В группе Косты таким элементом был, как вы уже догадались, Бобас. Поначалу Коста был очень недоволен таким соседством, но вскоре привык к услугам этого молчаливого помощника, тем более, что первоначальное мнение Косты об его умственной неполноценности было полностью развеяно. Бобас был, конечно, вещью в себе, но весьма вдумчивой, осторожной и надёжной. Единственное, что беспокоило Косту, что мальчишки могли заметить, что Бобас не растёт, но до последнего времени ни Койт, ни Марсик данный вопрос не поднимали.
Ну а Империи, дабы возобновить исследования по программе долголетия и заполучить возможность торговаться с землянами, скажем снова, не оставалось ничего другого, как ввязаться в долгую войну за Чёрные Холмы с весьма сильной и сплочённой Республикой, которую проблема неотении, во всяком случае в то время, видимо не интересовала. И пошли через границу многочисленные имперские разведгруппы, сколоченные часто абы как, из того, что было, не исключая молодняка, едва-едва закончившего спецшколу.
УИР Империи была организация весьма закрытая, по сути дела даже сектантская, со своими тайнами, клятвами, идиотическими ритуалами и легендами. В целях избежать лишней огласки и всякого рода юридических коллизий, пополнять свои ряды уировцы предпочитали отпрысками собственного инкубатория, чьи мозги промывались с пелёнок.
Коста был одним из таких. С малолетства он воспитывался в преклонении перед имперскими идеями, создавался как плоть от плоти государства, его меркантильной идеологии, когда «я» преобладало над «мы», когда чинопочитание и сребролюбие преподносились как высшая благодетель. И Коста стал прилежным учеником. Он умел обольщать, он умел привязывать к себе людей, но он был научен перешагивать остывающий труп любого, кто был к нему близок, но перестал представлять какой-либо интерес, тем более, если этот человек становился поперёк дороги.
Когда Коста учился в спецшколе, среди учеников ходило много устных страшилок и гипотез об ужасах взрослой жизни. Всякого рода истории об упырях и вервольфах на службе Его Величества, о всякого рода киборгах и чёрных полковниках. Одной из таких легенд, была история о «ставящих точку». Будто к разведгруппе на грани раскрытия приходит такой киллер и ставит на ней точку, убивая всех.
Именно эту страшилку почему-то вспомнил Коста, осознав, что настало время ликвидации своей группы, поскольку Койт, несомненно, попался. Прошло два часа с момента их последнего эфира, с мальчишкой связаться не удавалось, коммуникатор был не доступен. Если бы было всё нормально, то Койт давным-давно бы возвратился в убежище, ведь даже окольными путями это заняло бы ну час, не более. Как ни странно, но Коста даже обрадовался такому повороту дел. Уже пять лет он как проклятый рискует своей молодой шкурой, возится с сопливыми пацанами, не завалил ни одного задания, но там же, в центре должны понимать, что сколько верёвочке не виться, а петелька-то за горло прихватит. Пора ему, Косте, возвращаться. Коста искренне надеялся, что его старание оценят, что его наградят, повысят и приблизят к руководству, а, может быть, и к самому двору императора. Он мечтал о том, что многолетний опыт нелегальной работы, богатый опыт и молодость сделают его ценным кадром. И получит он должность. И будет жить в чистом двухэтажном домике. И уже никто не будет посмеиваться над его изуродованной физиономией, ведь он сделает себе новое, прекрасное лицо. А там, глядишь, и найдёт себе аристократочку попроще, хватит уже этих проституток и бестолковых парнишек… Да уж, что греха таить, бывало и такое…
Чтобы побыстрее зачистить своё логово, Коста позвал Бобаса:
- Попался наш Койт. Когти рвать нам надо…Место будем менять.
И они принялись уничтожать всё оборудование.
Когда дело было сделано, Коста послал Бобаса к остальным, мол, сейчас пообедаем, соберёмся и покинем убежище. Когда мулат пошёл выполнять порученное, Коста выдвинул до упора полку компьютерного столика. В самом её конце скотчем был прилеплен аккуратный, компактный пистолетопулемёт серьёзного калибра, и скотчем же были прилеплены три обоймы патронов. «Ну вот, ребятишки, - подумал Коста, - придёт к вам сейчас чёрный полковник и ставящий точку в одном лице..» Его драная физиономия опять озарила пугавшая ребят ухмылка. Он вставил обойму в оружие, заткнул его за пояс справа под полу куртки, вышел за дверь, и уже из коридора, по ковбойски выхватил пушку, пальнул очередью по висевшей под потолком канистре с кислотой. Канистра принялась раскачиваться, кислота заливала и плавила всё вокруг. Эта фишка с канистрой и кислотой, на самом деле, была совершенно бессмысленным действием, но Косту просто начинало колбасить.
Марсик сидел за столом и покрывался потом. Он нисколько не сомневался, что Койт попался. Влип по самые свои бубенчики. И тащат его если не хлысты на консервную фабрику, то губровцы, выдирать ногти и снимать по лоскутку кожу. Но что делать, Марсик не знал. Он просто сидел и ждал, вот сейчас зайдёт Коста и распорядится их судьбой. Под столом во что-то играла малышня. Бабка пришла с постирушек и развешивала шмотки на батареях, где они не сохли, а кисли, так как батареи были едва тёплыми. Дело шло к обеду. Он, Марсик едва ли сможет проглотить кусок, а вот малышей надо было бы покормить.
Тут в комнату быстро зашёл Бобас:
- Марсиус, бери шмотки и НЗ. Хватай малышей, и бегом на выход, к завалу.
Затем Бобас откинул клеёнку стола и приказал малышам:
- Курт, Яна, Сандра идёте с Марсиусом, быстро, мать вашу…
Перепуганные малыши пулей выскочили из-под стола, буквально вцепились в Марсика. Одна девчонка долбанулась с перепугу макушкой об столешницу, но даже не вскрикнула. Бабка тут же бросила развешивать бельё, метнулась к лежанке, сделала три кулька и накрыла их шинелью, вроде как малыши спят, и махнула мелким ладошкой, мол давайте, бегите. Марсик с рюкзачком и повисшими на нём малышами выбежал в коридор, но остановился, обернулся, вроде собираясь что-то сказать, но Бобас рявкнул:
- Быстрее, мать вашу.. И если хотите жить, - крикнул он им вдогонку, - не попадайтесь на глаза Косте.
Бобас никогда никого не называл по имени, кроме Косты и Койта. Это, во-первых.
Бобас никогда не обращался к малышам, он просто вроде как не замечал их. Это, во-вторых. И Бобас никогда никому не отдавал никаких приказов. Это, в-третьих. Дети были в ужасе. Даже малыши поняли, что если хотят остаться в живых, надо быстро делать так, как говорит Бобас. Мулат, тем временем, залез под свой лежак, выволок оттуда железный ящик и что-то сунул в карманы своей кофты. Сунул что-то тяжёлое – карманы отвисли. Бабка ещё раз поправила имитацию спящих малышей, так, чтобы выглядело правдоподобней, и захихикала, прикрыв рот ладонями. В убежище послышалась автоматная очередь. Её слышал и Марсик. Мелкотня собралась было пискнуть, но Марсик отвесил одной девчонке подзатыльник, и никто из малышей не издал ни звука. Они добежали до ведущей к завалу лестнице и шлёпнулись на постеленный у стенки пенопласт.
Коста зашёл в кают-компанию мальчишек. Бобас закрыл за ним дверь и встал у выхода. Марсика в помещении не было.
- А где этот наш, рудокоп инкубаторский? - спросил Коста, обойдя стол и глядя на три комочка под шинелью.
Коста решил, что зайдя к ребятам, сразу начнёт стрелять. Сперва уложит Марсика, потом бабку с малышами, а Бобаса пристрелит попозже, когда они будут переходить границу. Необходимости в его убийстве вроде не было, но на всякий случай…
Но Марсик, странное дело, отсутствовал, а эти мелкие… Не могут они спать… Коста сдёрнул шинель и резко обернулся. Стоящий у двери Бобас, с абсолютно спокойным выражением лица, перекрыл своим телом выход и держал в каждой руке по плазменной гранате. Без чеки, понятное дело. Коста было дёрнул руку к автомату за поясом, но понял, что даже если пальнёт, Бобас, конечно, упадёт, но не сразу, гранаты выскользнут, пройдёт секунды две, останется ещё пять секунд, и ему не успеть выскочить наружу… Бабка продолжала хихикать, уже буквально захлёбывалась смехом под ладошками. Коста медленно опустился на табуретку и тоже засмеялся, так, что ему стало больно из-за шрама на лице.
- Вот я дурак, - Коста обхватил голову руками и облокотился на стол, - это же так очевидно. Ты, Бобас, ставящий точку.
- Да, Коста. Я ставящий точку.
- Но остальные, Марсик, мелкие… Ты же их отпустил, сволочь… Ты же не выполнил миссии… Они же будут жить.
- Да. Будут. Малыши вообще не причём. Их убивать бессмысленно. А Марсик… Я долго думал… Он ничего нового не расскажет, даже если его арестуют. Ни он, ни Койт пока ещё ничего не поняли…Только мы, Коста. Я и ты…
И не дожидаясь ответа, Бобас, всё с таким же спокойным выражением лица, разжал пальцы.
Неотеники были в каждой разведгруппе. Тихие, исполнительные, уверенные в том, что делают, и в том, что должны будут сделать.
Марсик ёрзал на пенопласте, лихорадочно соображая, как ему быть. Вроде Бобас говорил выбираться, но, может, надо бы его самого подождать. Но, с другой стороны, эта автоматная очередь… И слова Бобаса, мол не попадайтесь на глаза Косте… Марсика опять прошиб холодный пот. В это мгновение он решил, что надо всё-таки подниматься вверх, к самому завалу. Марсик вскочил, вскочили и наблюдавшие за ним малыши, но они не успели сделать ни единого шага. Гром взрыва потряс убежище. Ребята, наученные горьким опытом, в долю секунды открыли рты, дабы не лопнули барабанные перепонки. И тут же их швырнуло раскалённой взрывной волной на ступени лестницы. Дом, в свою очередь, буквально по-человечьи охнул. Марсику расшибло темечко свалившимся сверху камнем, но он остался в сознании. В тело впивались мелкие осколки кирпича и деревяшек. Воздух выжгло, стало нечем дышать. Свет погас. На зубах скрипели известь и песок. Но горячая волна отшатнулась, сверху с едва различимым свистом потёк свежий воздух. Марсик принялся шарить вокруг себя, в поисках рюкзачка, но сперва поймал одного малыша, потом другого. От них воняло, понятно чем, да и у Марсика штаны были мокрыми. Наконец он нащупал ткань рюкзака. Достал фонарик. Пыль ещё не осела. Третьего малыша отбросило далеко в сторону. Он не двигался. Марсик подбежал, потормошил его. Это был Курт, мальчишка. Его ухо было в крови. Курт застонал, зашевелился, открыл глаза. Марсик приподнял раненого, и тут из тёмной глубины коридора хлынула вода. Они побежали вверх по лестнице. С ними наперегонки неслись ошалевшие крысы. Вот и первый этаж, вот второй… А третьего этажа не было. Завал безнадёжно просел. Оставив малышей на лестничной площадке, Марсик снова ринулся вниз. Бурлящая вода залила самый нижний этаж подвала, но явно выше не поднималась. Это хорошо, значит, сработала аварийная система на утечку и перекрыла подачу воды. Марсик помнил, что именно здесь, на втором этаже подвала, есть щитовая, откуда можно попасть в кабельный коллектор и выбраться наружу. Но Коста врезал в этот выход замок, а ключа у мальчишки не было. На всякий случай Марсик попробовал нажать на дверь щитовой плечом. Нет, закрыта. Он снова поднялся наверх, к малышам.
- Мы умрём? – спросила Сандра. Девочки плакали, но без рыданий. Курта, похоже сильно контузило.
- Нет, нет, конечно, - Марсик и сам верил в то, что говорил, - за нами придут, они обязательно полезут в убежище и наткнутся на нас. Надо только потерпеть. Мы не задохнёмся, - Марсик вынул из рюкзака полутора литровую бутылку воды и начатую пачку печенья, - на трое суток нам хватит, а к тому времени нас точно отроют.
Он сгрёб девчонок в охапку:
- Давайте нашу, рудокопскую… Ну, девчонки, подпевайте, вы же знаете слова. Он хрипло спел первую строчку, и вслед за ним, кое-как, невпопад, давясь соплями и проглатывая слова, даже не запели, а зашептали Яна и Сандра:
- Который день не видим мы в забое солнца.
Ещё немного, мы о нём почти забудем.
А сердце бьётся, сердце плачет и смеётся.
Мы тоже люди, почти что люди.
Но нам приказано заткнуться и смириться.
Мы с детства носим только серые одежды.
И пыль забоев разъедает наши лица.
Но светит лучик, лучик призрачной надежды.
И так проходит день за днём, слагаясь в годы.
Мы в этих штольнях и живём, и умираем.
Но нам положено немножечко свободы,
В пространстве штрека, что в породу упираем.
Но светит лучик, лучик призрачной надежды.
Метнём кайло, цевьё обхватим автомата,
И сбросим под ноги сопревшие одежды.
И солнца луч согреет нас, ребята.
Убедившись, что все успокоились, Марсик, со словами «давайте поэкономим свет», выключил фонарик.
Запаса оптоволоконного кабеля в минивэне хватило бы на полкилометра, не более. Но от подстанции до двери щитовой было всего метров четыреста. Энди-Койт шёл впереди, за ним дроид-сапёр, потом сам сапёр в усиленной экипировке. Замыкали группу три спецназовца, которым было дано указание следить за состоянием оптоволокна. Поэтому шли долго. Все мины были на месте. Значит, никто из убежища не выходил. Управление андроидом, как ни странно, не мешало Койту размышлять. Он вдруг ощутил странную вещь. Он явственно почувствовал, насколько он повзрослел за какие-то неполные десять часов. Будто прошёл год, а то и два.
Вот и дверь щитовой. Койт начал долбить своей нижней конечностью по двери…
После взрыва прошло несколько часов. Марсик вроде слышал звуки, раздававшиеся сверху, с поверхности. А может, этих звуков и не было вовсе, просто игра воображения в темноте и тишине. Постепенно он погрузился в дремоту. А где-то там, внизу, тук, тук… Марсик встрепенулся, и девчонки тоже теребили его за руку:
- Марсик, Марсик, там стучат …
Мальчишка включил фонарик и побежал вниз, к электрощитовой. В дверь точно стучали.
Марсик стукнул в ответ:
- Мы здесь, мы живы, только дети, у нас нет оружия, не стреляйте…
Койт услышал голос своего товарища и повернулся к остальным:
- Они живы. Марсик говорит, что кроме него, там ещё трое малышей.
К двери подошёл сапёр. Он достал портативную горелку и через минуту дверь сама медленно распахнулась. В проёме показались четверо спасённых. Койт почувствовал усталость и бессилие. Пожалуй, пора было просыпаться. Ему было плохо. Тело била зябкая дрожь. Очевидно, опять поднялась высокая температура и мальчишку тошнило. Тошнило именно мальчишку. Энди в его сознании больше не было. Койт сдёрнул гермошлем, который упал на пол минивена. Полковник Сай быстро подошла к нему, всё поняла, и одним рывком выставила голову мальчишки наружу. Койт схватился за приоткрытую створку задней двери машины, и его мучительно вырвало одной желчью.
Метрах в десяти от губровской машины, беззвучно мигала сигналами скорая помощь. К боковой её дверце прислонился фельдшер, на удивление молодой и мускулистый мужичок. Лэди Сай ещё подумала мимоходом, мол, глядите ка, не всех таких, оказывается, засунули в окопы на Чёрных Холмах. Мужичёк смотрел на происходящее и посасывал вэйп.
- Ну и что мы пялимся? - зло сказала полковник фельдшеру, - мальчишку срочно надо в больницу…
Фельдшер подскочил и просто взял на руки Койта.
- Блин, чего это он такой лёгкий?
Но леди Сай не ответила, а вслед за фельдшером села в машину скорой помощи.
- Мальчишку везём в детскую… - фельдшер не спрашивал, а констатировал.
- Нет.- Леди Сай постучала в окошечко водительского отсека. Окошечко открылось, и показалось давно немытое рыло андроида, такого же как Энди. Лэди Сай показала удостоверение полковника ГУБРа, - приказываю доставить нас в первый военный госпиталь к геликоптерной площадке. Давай быстро, но аккуратно.
Машина рванулась с места. Койт дёрнулся было приподняться с кушетки, но фельдшер положил ему руку на грудь, мол, давай, лежи лучше.
- Леди Сай, - хриплым голосом попросил Койт, - не разлучайте меня с братом, с Марсиком… С Марсиусом один пять три. Он инкубаторский. Он от горнорудной компании сбежал. Прошу вас…
- Инкубаторский, говоришь, - полковник призадумалась, - пожалуй, и вправду пригодится. Увидитесь вы… Как это там у тебя? Вспомнила. Клянусь вождём нации…
На повороте заходящее солнце огненной вспышкой на пару секунд ворвалось во внутренности неотложки. Подходил к концу очередной террианский день. День длинный, на пару часов длиннее земного. Для кого-то он прошёл повседневной работой, тихо и скучно. Для других же он был наполнен такими событиями, что хватило бы и на месяц, и на год жизни. А для кого-то этот день стал последним. Многие не увидят новый рассвет,
paljud ei näe uut koitu.
.