Pasteurella, – «Anonymous - «Однажды в прошлом году»

Весной, в прошлом мае… однажды
Внезапно проснулась Любовь…
Сбежала тайком из-под стражи
Весной – в прошлом мае, однажды.
 
Она, изнывая от жажды,
Чуралась лихих гордецов,
Весной – в прошлом мае, однажды,
Среди ключевых ручейков.
 
Ей встретился рыцарь отважный,
Явившись из девичьих снов…
Весной прошлогодней однажды,
Когда пробудилась любовь...
 
Едва ли случится с ней дважды,
Что только возможно однажды…
 
Anonymous - «Однажды в прошлом году»
 
— I —
 
Quant [eu] escavalcai l’autr’an
per lo chastel de Montejan,
escavalcai per Jacobin
qe mester en avia gran;
e regardai jus en una valeta,
la u tuta ren luis e resplan
per la clartat d’un’avinent roseta
qe s’en vai sola deportan.
Vau m’en a le, josta le a l’umbreta
e salutai la enclinan.
 
Quant escavalcai l'autr'an, XIII, balada *)
 
— I —
 
Случилось мне однажды прошлым годом
У замка Монтиджано проезжать,
Мне важно было встретить Якобинца,
Необходимо было отыскать.
Мой взгляд блуждал и в небольшой долине
Приметил маленький сияющий цветок,
Где никого в окрестностях в помине
И только я её забавы видеть мог.
Я тенью к ней подкрался близко,
В приветствии склонившись низком.
 
«Однажды в прошлом году»,
Баллада-пастораль начала XIII века
 
*) Это единственная баллада и пастораль, принадлежащая перу неизвестного трубадура, творившего не позднее второй декады XIII века. Она известна во всех каталогах творчества трубадуров под номером BdT 461, 200. Прежде чем начать подробный анализ самого текста пасторали, хотелось бы привести полностью литературный перевод этого уникального свидетельства уклада и понятий той далёкой эпохи.
 
 
I. Случилось мне в прошлом году отправиться к замку Монтиджано в поисках Якобианца, потому что мне это было очень важно; взгляд упал вниз, в небольшую долину – она была заполнена сиянием и цветом красивой маленькой розочки, развлекающейся в одиночестве. Я тенью подкрался к ней близко и приветствовал с поклоном.
 
 
— II —
 
Mon salut me rent tremolan:
«Segner, Deu vos meta en bon an
e vos don zo qe anaz qiran,
a ço q’eu non i aia dan.
Deu confonda Roberzon et Audeta:
ja mais m’amistat non auran,
q’encoi tot jor m’an lassata soleta,
lo quals no m’aven mais ojan;
no·l farai [mai]; mais no·s vi tant nessieta:
ben sai q’en coi lo conpraran».
 
II. Она ответила на мое приветствие дрожащим голосом: «Сеньор, Господь сделает Ваш год удачным (Segner, Deu vos meta en bon an) и даст Вам то, что Вы ищете, если не причините мне никакого вреда. Бог накажет Робертино и Одетту; они навсегда лишились теперь моей дружбы, потому что сегодня они оставили меня одну на весь день. В этом году такого ещё не было; я не позволю им этого впредь, и точно знаю, что сегодня они за это поплатятся».
 
 
— III —
 
«Tosetta de bella faizon,
ben saveç dir vostra raison;
laissaz estar questo sermon,
qe trobat avez compaignon
per cui serez aunorada e servida
mais trestant qe de Roberzon.
Ne trovareç a jor de vostra vida
si tost ve·n renda gederdon
cum effarai se vos m’estat aisida
de zo q’eu vos querrai per don».
 
 
III. «Милая девушка с красивым лицом, Вы умеете объяснить причину [грусти], но оставьте эти речи, потому что Вы нашли компанию, в которой Вы будете удостоены чести и внимания больше, чем от Робертино. Вы никогда не встретите в своей жизни другого, кто наградит Вас быстрее и щедрее, чем я, если Вы согласитесь на то, что я получу взамен в подарок".
 
 
— IV —
 
«Segner, no m’es bel ni m’es bon
qe ja mon cors vos abandon.
Ben me podez querir tal don,
q’eu vos diria ben de non.
Ja Deu non plaz qu’eu faz[a] tal fallida
– e s’eu la faz, non me·l perdon –
qe vos digaz qe vos m’amaç chausida;
en ver, s’eu força[da] non son,
tant malament m’avez oi assallida,
a coitada del esperon».
 
IV. «Сеньор, это некрасиво, и я нехороша [ni m’es bon], если моё сердце Вас отвергнет [qe ja mon cors vos abandon]. Вы можете настаивать, прося у меня такой подарок, до тех пор, пока я непременно скажу Вам: нет. Бог не боится, если я совершу такую ошибку [Ja Deu non plaz qu’eu faz[a] tal fallida], - но если я это допущу, то не оправдывайте меня - Вы можете сказать, что любите меня, что я снисходительна к Вам; по правде говоря, я такая и есть, если меня не принуждают, но Вы сегодня очень неприятно подступили ко мне (атаковали) с такой поспешностью [tant malament m’avez oi assallida, a coitada del esperon]».
 
 
— V —
 
«O toseta, s’el ve plaugues
humilitat e chausiment,
ancor n’ai mais de cinqecent
entre cosin, frer’e parent,
per tuttu zo remaner non poiria;
no sui tant coat ni tant lent
qe·l pro Guillem Ma[la]s[p]ina diria
q’eu fust coart et recredent
qel qu’e[s] signor de la cavalaria,
de las armas pro e valent».
 
V. «Девушка, если Вы предпочитаете смиренных и благочестивых, то у меня имеется даже примерно пятьсот кузенов, братьев и родственников, и это то, с чем я и не смог остаться; я не настолько избалован или медлителен, чтобы доблестный Гиллем Маласпина мог упрекнуть меня в трусости, и отставить меня - меня, кто является благородным рыцарем, храбрым и первым во владении оружием».
 
Казалось бы, что это ничем непримечательный текст пасторали. Едет себе весенней порой один господин, спустившийся с Альп на равнинную Италию, и видит молодую наивную девушку. Первая строфа типичная для канонической пасторали – весна, природа, благодушие и пастушка. Ручейка только не хватает. Почему она наивная? Именно об этом вся вторая строфа. Девушка надула губки: её оставили Робертино и Одетт. Возможно, что Робертино – это соседский мальчик, к которому она была неравнодушна по девичьи, а Одетт – её старшая сестра. Всё было так чудесно, как и все прошлые года, но вдруг они оставили девушку одну, попросту сбежав от неё в укромное местечко на весь день. Капризность девушки требует отмщения, и она ожидает не только кары Божьей, но и вполне реального наказания дома для сестры и для Роберто. Готовый деревенский сюжет.
 
Но оказывается, что девушка не столь наивная и глупенькая. Она понимает беззащитность своего положения и разыгрывает наивность. Она с первых же слов ловит намерения сеньора и, ссылаясь на набожность и свою праведность, пытается отговорить сеньора от нехорошего поступка. Даже уверяет, что Бог её простит, если даже она уступит натиску, но её слово – «нет». Четвертая строфа — это борьба за свою девичью честь, которую девушке удаётся отстоять.
 
И вдруг пятая строфа. Она для современного читателя звучит словно и не о чём. Сеньор начинает говорить о многочисленных братьях, родственниках и прочих кузенов, говоря, что сыт по горло смирением и благочестием; ссылается на некоего доблестного рыцаря, который знает его и чтит его умение обращаться с оружием. На этом пастораль и завершается. Остаётся два главных вопроса: почему эту пастораль назвали балладой и в чём её уникальность? Ответы на эти два вопроса хранятся в самом тексте.
 
Chastel de Montejan. Прежде всего, интересен тот факт, что сцена точно расположена в пространстве: замок Монтиджан, в окрестностях которого оказался странствующий герой, точно существовал вблизи одноименной деревни, название которой засвидетельствовано с X века. Она расположена на крайнем ответвлении к юго-западу от Апуанских Альп, недалеко от побережья в Тоскане. Сегодня это место называется провинцией Лукка. В те давние времена эта часть Тосканы принадлежала Флоренции. Восторженное упоминание Гиллема Маласпина (погиб в 1220 году) позволяет датировать эту пастораль, как написанную в первой половине тринадцатого века. Другими словами – именно с этой пасторалью Флоренция вошла в поэзию трубадуров. Было ещё одно стихотворение, которое относится к тому же периоду и также вводит Флоренцию в список наследия трубадуров, но о нём чуть позже. Итак, место и время определены.
 
Почему это произведение пастораль – понятно: весна, просыпающаяся благодать, благоухающий юный цветок (пастушка) и важный сеньор. Но кто он и почему это баллада?
 
В первой строфе (третья строка) находим упоминание о Якобинце, встреча с которым была крайне важна для сеньора. Якобинец упомянут в единственном числе и с заглавной буквы. Орден проповедников или проповедующих братьев (лат. Ordo Fratrum Prædicatorum), больше известен как Доминиканский орден, но исторически был основан как якобинский в Тулузе по инициативе Доминика де Гусмана (Dominique de Guzmán) в 1214 году. Устав Ордена был утверждён Папой Гонорием III в 1216 году. Как легко догадаться, это католический орден. Он принадлежал и принадлежит до наших дней, к разряду орденов «попрошайничества», наряду с орденами «Младших братьев» или францисканцев. Его девиз – Восхвалять, Благословлять, Проповедовать. Самый пикантный момент в этом упоминании (в сочетании с географическим местом) состоит в том, что этот орден был основан Тамплиером.
 
Теперь становится понятен смысл пятой строфы и цель поездки, обозначенная в первой строфе, а вместе с тем появляется и ответ на вопрос – почему это баллада? Вероятнее всего, главный герой был именно членом этого ордена. Он упоминает о многочисленных братьях, кузенах и родственниках, но говорит, что их число не более пятисот. Речь может идти только о годах между 1214 и 1216. Потом орден разросся, в нём появились и сёстры. Цель поездки встретиться с Магистром. Только он мог дать разрешение отступить от устава и отправиться в крестовый поход не в качестве послушника или проповедующего монаха, о чём свидетельствует ссылка на доблестного рыцаря Гиллема Маласпина, ценившего путешественника в качестве смелого и умелого воина. Вероятно также, что путник с добрыми пожеланиями пастушки достиг цели своего путешествия и получил освобождение от послушания. И теперь вечером рядом с палаткой в компании других рыцарей вспоминает её – наивную пастушку, у которой не хватило смелости, а у него бесстыдства, воспользоваться ситуацией. Она запала ему в душу. Других стихов или песен рыцарь не оставил. Ни они, ни сарацины не щадили друг друга в Святой Земле. Год воспоминания о той встречи согревали душу безымянного рыцаря.
 
Так Флоренция вошла в Историю трубадуров. Второй блин оказался комом – да, почти в буквальном смысле. В 1215 году во Флоренции некий человек по имени Паве или Павесе (Paves/Pavese) написал странную песенку, состоящую всего из восьми строк, которая пережила века и сохранила его имя до наших дней.
 
Anc de Roland ni del pro n'Auliver
No fo auzitz us colps tant engoissos
Cum scels qe fez Capitanis l'autrer,
A Florença, a'n Guillem l'enoios:
E no fo ges d'espada ni de lanza:
Anz fo d'un pan dur e sec sus en l'oill,
Q'estop'e sal et ou, aital mesclanza
L'i mes hom destenprad'ab orgoill!
 
Questa cobla di Paves (BdT 320,1)
 
Ни Роланд, ни могучий Оливье
Не слышали подобного удара,
Какой вчера отвесил Капитанис
На всю Флоренцию, когда Гиллем в таверне ел.
И не удар мечом или копьём:
Буханкой чёрствой залепил по глазу –
Дубовой крепости сухая соль с яйцом…
И гордость распирает, как он вмазал!
 
Флоренция. Много мыслей и образов возникает при упоминании этого сказочного места. А вот в поэзию и в искусство Флоренция вошла пасторалью и одной строфой с пикантной сценой мордобоя. И даже эта кобла представляет интерес упоминанием имени Роланда. Вероятно, речь идёт о Норманне Роланде по прозвищу пешеход. Так его прозвали за огромный рост и могучее телосложение. С его именем связано много славных страниц в истории Франции и Прованса, но об этом в другой раз. Интересно в этой кобле другое – упоминание некоего Capitanis (то есть Cattano или Cattaneo). Так в двух видах (vidas), то есть в кратких Окситанских биографических текстах, именуется трубадур из Ломбардии Сорделло. Если это действительно он упомянут в тексте, то можно довольно точно сказать, когда кобла могла быть написана. Но никак не в 1215 году, так как Сорделю в том году исполнилось только 15 лет, и он никак не мог быть в звании капитана и настолько физически развитым. В 1265 году Карл I Анжуйский отправляется с флотом в Неаполь, а войска отправляются сухопутным путём в Италию из Прованса. В это время Сордель состоял на службе у Карла I и сухопутным путём возвращался в Италию после почти сорока лет, проведённых вне Италии. От Папы Климента IV Сордель получает поручение отправится в Новару (север Италии), где неожиданно оказывается в тюрьме. В феврале 1266 года Сордель обретает свободу. Сам Папа Климент IV приехал его вызволить. Обратный путь Сорделя в Рим и в Неаполь пролегал через Флоренцию. Значит эта кобла могла быть написана не ранее 1266 года. Конечно никакого отношения к жанру пастораль — это отступление не имеет.