Бархатный сезон

Путевку ей преподнесли на юбилей. Сам председатель вручал на собрании. Таких подарков у них в колхозе отродясь никому не давали. Денежные поощрения, это да, и ей - частенько. Как-никак по надоям всегда первой была. Но в санатории да пансионаты всякие только правление ездило. А тут - на море, да на зарубежный курорт!

Татьяна было подумала - подвох какой, ушам не поверила, мысли вихрем: "Ошиблись, не мне путевка". А только фамилия ее, да и селяне аплодируют, улыбаются. Это она только потом узнала, что подруга расстаралась, поговорила с местными, мол, что ж она - Татьяна Кондратьева, баба Таня то есть, не заслужила что ли хоть раз за всю жизнь на море отдохнуть. Насчет загранпаспорта ей наплела, мол, директива начальства, чтоб у всех был. Колхоз - передовик, мало ли куда пошлют. Татьяна посмеялась тогда: "Ага, на конференцию доярок". Но оформила, раз директива. А оно вон как вышло. Скинулись поселковые понемногу, правление само собой добавило. Лети баба Таня на берег заморский, отдыхай, набирайся здоровья.

 

Море Татьяна и впрямь никогда вживую не видела. С мужем да с детьми как-то на водохранилище выбирались. Оно от их поселка недалеко. До города пятнадцать километров, да в сторону еще столько же. Полежали на бережку, позагорали. Муж с сынами рыбачить хотели, да, оказывается, там запрет. Ну и не стали больше ездить. Речушка у деревни - вон она, хоть и небольшая, да как с пригорка спустишься и ныряй. И щука в заводях хорошо ловится, и карась.

 

Ездили еще до того, как ее Петр спутался с рыжей Анькой. И было б на кого засматриваться, соплюха-соплюхой, только колледж закончила. Уж Таня ее увещевала - дети у них, зачем семью разбивает. Да та в Петьку вцепилась мертвой хваткой. Ну и что, мол, дети, я ему тоже нарожаю.

Стыдила, ругала мужа Татьяна, в церковь даже повела, к батюшке. Долго они беседовали, а только на другой день опять вернулся поздно. Молчком на диван пристроился, даже врать ничего не стал, а она и не спрашивала. Вещи его собрала и - к порогу. Тяжко было долго. Ночами выла в подушку, а наутро - на работу, сыновей в школу. На мужиков больше не смотрела, хоть и подпихивали подруги ухажеров, знакомили. Мальцов поднимать надо, не до баловства. А чужой мужик, он и есть чужой, особливо для детей.

Сыновья теперь с семьями в городе живут. А ей с хозяйством не скучно одной, привыкла.

- Езжай, езжай, - смеялась Валюха, подруга еще со школьных лет. - Хоть на мир посмотришь. А за курЯми твоими уж я присмотрю.

 

Путевку ей подгадали аккурат, как картоха будет убрана, в бархатный сезон. Про себя иногда посмеивалась: "Чисто журавль, с холодами и я на юга".

 

Перед отъездом ей часто море снилось. То будто акула на нее нападает, то большой волной накроет. Проснется, сердце стучит. Сон, а как взаправду. В первый раз да одной ехать страшно. Но день отъезда неумолимо приближался.

 

- Ох, и куда меня несет, - переживала баба Таня , поднимаясь по трапу. Место ей досталось возле иллюминатора.

- Вон оно как с неба, - думала. - Целый мир, а будто игрушка. Усмехалась про себя:" Чисто космонавт," - пока облака не закрыли обзор.

 

Море встретило ласково, нежной лазурью, едва колышущейся в безветрии. Достигнув берега, волны лениво сбрасывали с себя пену, напоминавшую клочья ваты, и, откатываясь, стирали всякий след, посмевший изменить прибрежную гладь. . Женщина ступила босыми ногами в мягкую песчаную прохладу после ушедшей волны, подождала, пока новая лизнула, обняла, обласкала ступни, потянула за собой в голубую нирвану, но, почувствовав сопротивление, отпустила и с тихим вздохом ушла обратно. На море был штиль, что радовало бабу Таню.

Плавала она плохо.

Походив вдоль берега, прилегла на шезлонг, отчего-то смущаясь своего белого тела, натруженных рук, поседевших волос.

- Как там Валюха-то, справляется ли с хозяйством? - думала. - Поросенок мой с сольцой пойло любит. Небось не добавит. А ну как есть не станет. Отощает без меня.

Валяться среди бела дня было непривычно. А вокруг шумела детским криком, смехом, негромким разговором беззаботная курортная жизнь. Молодежь с визгом влетала в воду, пожилые пары потягивали сок под пальмам, пока жаркое светило, никуда не торопясь, поднималось к зениту.

- Вот такой, наверно, рай, - рассуждала баба Таня. - Лежишь, и ничего делать не надо. Только, эдак-то со скуки и помереть недолго...Хотя как помереть, когда ты уже помер...

Чуть попрыгав на волнах у бережка, проголодалась.

- Пойду-ка проверю я, как в раю кормят, что тут за ол инклюзив такой.

Она медленно двигалась вдоль столов со всякой всячиной. Глаза разбегались, не знала что подхватить на тарелку.

- Это ж куда столько наготовлено? - дивилась. - Сколько разносолов разных! Неужто все съедают? Поди отходов-то, батюшки-и.

Вспомнились, всплыли из временной дали и речитативом стали повторяться строчки из детского стиха - "...увидала их коза, растопырила глаза..."

Представляла себя со стороны и посмеивалась:" Чисто - коза при виде открытых ворот в огород с капустой."

 

После обеда с бокалом местного вина настроение у бабы Тани поднялось, да и компания нашлась для общения.

За столиком познакомилась с приятной россиянкой своих лет, та с внучкой отдыхала. Вечером новая знакомая, уложив ребенка, потащила развлекаться. Сидели в ресторане, пробуя коктейли, смотрели на танцующих.

 

Заезжий ансамбль играл что-то зарубежно-современное, но все существо бабы Тани, разгоряченное дегустацией местных напитков, просило иного - русского просило, родного. И в перерыве подошла она к девчушкам, что пели, с просьбой порадовать душу-то. Девчоночки, к удивлению, ее просьбу поняли. Поулыбались, с парнями зашушукались и вдруг...Поплыла над чужеземным берегом " Калинка"- задорная, задиристая и такая заводная, что рванула Татьяна в пляс, по-молодецки отстукивая каблуками.

- Эх, знай наших, басурманы!

С широченной улыбкой кружилась она, поводя плечами, покачивая бедрами.

Народу было много. Образовав круг, женщине хлопали, подпевая музыке. А она уж задыхаться начала, не девочка, чай. И вдруг прямо перед ней запрыгал, замельтешил мужчина. В возрасте уже, худой, высокий, волосы резинкой схвачены в смешной хвост. И танцевал тоже смешно, но Татьяну поддержал, отвлек от нее внимание, передышку дал небольшую.

- Ох, спасибо, мужичок!

Еле отдышалась она после эдакого исполнения. А мужчина, сопровождая к столику, все говорил ей что-то не по-русски. Татьяна кивала, улыбалась, ничего не понимая. Усадив партнершу, он отошел, но вскоре вернулся. В руке что-то вроде телефона. Спросил: "Рашен? "

Татьяна утвердительно кивнула. Сказав фразу в телефон, повернул к ней, и женщина увидела написанное.

- Большое спасибо. Вы чудесно танцуете. Надеюсь, я своим исполнением не сильно испортил впечатление?

Оба засмеялись. Татьяна, поняв из его речи, что давешний партнер - француз, ему - мерси, мол.

Но мужчина указал на телефон, говорите сюда. И Татьяна промолвила, что она благодарна ему за решительность.

А он, прочитав, спросил, не составит ли она ему компанию в такой приятный вечер, приглашая погулять по пирсу.

Они долго бродили вдоль моря, смотрели на звезды и говорили каждый на родном языке, понимая друг друга благодаря маленькому переводчику.

О чем говорили? Да разве это важно? Ей нравилось его внимание, и то, как бережно он поддерживает под руку, и то, как с интересом слушает о ее простой, ничем не примечательной жизни.

Сам же он рассказывал о своем доме в пригороде Парижа, о счастливом времени, когда его наполняли голоса. Вот уже шесть лет, как не стало жены. Дочь замужем и живет отдельно. Нет, она хорошая дочь, просто в таком суетливом мире слишком мало времени на общение с близкими. Впрочем, каждый год они с ней, зятем и внуком выезжают на отдых.

- Если желаете, я вас познакомлю... А знаете, у меня ведь тоже есть русские корни. Предки эмигрировали во Францию еще во времена революции. Бабушка очень любила Россию. И у нее была пластинка с этой песней. Как она называется? "Калинка"? Замечательная песня. А как Вы исполняли! Мои ноги сами в пляс пошли! Научите?

 

Каждая женщина в душе - Снегурочка. Обогрей теплом и растает.

Нет, она не питала иллюзий по поводу собственного обаяния. Однако блеклые фонари молодили ее лицо, скрывая сеточку морщин. И давно выцветшие, когда-то васильково-голубые глаза светились юным лукавством в их свете...Фонари ли...Может быть, проказница луна вдруг одарила их взгляды молодым задором и подсказала столько тем, что их хватило на долгий, долгий вечер...

 

- Как будэт стричься ? - на ломаном русском поинтересовался курчавый парикмахер, обрадованно направившись навстречу ранней клиентке.

- Стрижку, покраску, маникюр, педикюр. Весь комплекс услуг, пожалуйста, - весело блеснув глазами, провозгласила Татьяна, усаживаясь в кресло. И, с некоторой тревогой за имеющиеся в наличии средства, все же спросила:

- Надеюсь, это будет не очень дорого?

 

- Да тебя и не узнать! - сын с удовольствием рассматривал мать, встречая в аэропорту: - Прямо бизнесвумен.

 

Отмечали ее приезд шумно, радостно. Невестки, охая, хвалили обновки, отмечая про себя похорошевшую, будто разгладившуюся кожу лица, новый имидж и задорный взгляд. А Татьяна, довольная, болтала о курорте под свою наливочку, одаривала сувенирами. Стол, как в праздник, ломился разносолами. Подруга Валентина глядела с легкой завистью и мужа в бок пихала: " А что, поехали и мы. Хуже других что ли?"

 

Вечерело. Засобирались по домам. Чуть задержала мать старшего, Сергея.

- А скажи, Тимоха твой в школе какой иностранный учит?

-Так английский. А тебе , мам, зачем?

- Да английский-то мне незачем, - протянула, - а вот по-французски хочу научиться.

И, глянув на вытянувшееся, удивленное лицо сына, проворчала:

- А что, в старину все дворяне по-французски говорили?

- Так ты, мам, в дворянки метишь?

Хохоча смотрел на ее насупившееся лицо, потом приобнял:

- Ладно, я тебя на курсы запишу в городе. И впрямь ездить будешь?

- А то! И еще, сынок, мне б какой компьютер.

Сергей взмахнул руками:

- Купим, мать, тебе и компьютер.

Уходил, покачивая головой. А Татьяна, прибравшись после гостей, легла в кровать. Не спалось. Она слушала, как капли осенней непогоды молотят по стеклу, будто неровно отбивают ритм времени...Потом тихонько подтянула к себе телефон и снова пробежала глазами письмо, у которого пока не было перевода.

 

Звонок разбудил раздражающей, однообразной трелью. Потянувшись, полусонная она выключила будильник. Перед глазами все стояли иностранные буквы.

- И чего это я французский вздумала учить, писано-то на английском? - рассеянно подумала.

- Ой, да что это я?

Стоп-кадрами в обратном порядке прокрутилось: сын уходит, покачивая удивленно головой; Валюха с мужем:" И мы поедем..."; новая знакомая с внучкой; француз с хвостиком; море... Захотелось лечь, закрыть глаза, и чтобы все продолжилось. Такой замечательный сон!

- Да-а-а, - рассмеялась,- это тебе не акулы.

Накинув халат, пошла на кухню, улыбаясь. День входил в привычную колею. Плеснула варево поросенку, сыпанула курам, перекусив, собралась на ферму. Закручивая волосы в пучок перед зеркалом, немного постояла, рассматривая отражение. Потом набрала знакомый номер.

- Катюша, ты сегодня работаешь?

- Да, баб Тань.

- Так я зайду после дойки?

- Заходи, баб Тань, с утра клиентов нет.

- Вот и хорошо, что нет, - подумала. Перед уходом, уже накинув куртку, не удержалась, подошла и выдвинула ящик в шифоньере, где лежал белый конверт с билетами, документами, тихонько погладила его. Море было еще впереди. Совсем скоро. А вдруг сон в руку. В поселковой-то парикмахерской за марафет подешевле возьмут, особливо ежели парикмахерша - родной сестры внучка.