Магратова Риалина

Я люблю гулять по городу. Образ города отпечатался в моем разуме. Но по одним улицам я хожу каждый день, по другим — лишь изредка, а в каких-то местах я и вовсе никогда не бывала. Так же и мое Эго. Эго — это пространство моей личности — как застроенное, так и еще не освоенное. Совокупность моих знаний о мире, о себе, ценностей, планов и отношений с Другими.

 

Если я гуляю по городу своего «Я», то — важный вопрос — он уже отстроен или же отстраивается на ходу, стоит мне взглянуть на пустоту? Легко проверить, задав один простой вопрос.

 

//Как вы относитесь к гладиаторским боям между вышедшими на пенсию сотрудниками ФСИН и клонированными овчарками из Южной Кореи?\\

 

Как-то относитесь, как именно — неважно. Однако вы в состоянии почти сходу выразить свое отношение, обозначить ассоциации и почувствовать определенные эмоции. Этой улицы гарантированно прежде не было в вашем сознании в силу абсурдности вопроса — тем не менее… вот она появилась, и вот она мгновенно встроилась в уже возведенный город.

 

Огромную роль тут играет архитектурный ансамбль. Стиль города, склад личности. Понятия о добре и зле, своих и чужих. В зависимости от этого происходит масштабирование и калибровка любой поступающей информации. От однозначных фактов к сложным потугам самоанализа.

 

Язык уничтожает свободу сознания. То, что было только что осмыслено, — обозначено языком. Будь-то образы, рваный поток мыслей или эмоциональное жжение — все это потенциально возможно произнести. Следовательно, можно и записать. Лишь самые потаенные части нашей души не поддаются отекстовке, либо порождают сюрреалистичные описания, недоступные никому, кроме автора. Застроенная часть сознания — это текст.

 

Любой текст — это готовый модуль. Улочка или целый район. Я знаю многих людей, ставших рабами одной книги, одной идеи, одного человека. Этот концепт Кремлем прорастает в самом центре города, задает архитектурный облик, и все последующие мысли подвешиваются к нему, как нечто вторичное, проистекающее из первоначальной одержимости.

 

Мы ленимся отстраивать город самостоятельно. К тому же в этом случае он выходит очень куцым, самобытным, даже монструозным. А реальность делает все, чтобы сгладить наши сознания, сделать их способными к притирке, как детали механизма. Самостоятельно выстроенное сознание никуда уже не впишется. Мы берем чужие тексты, присваиваем и делаем своими. Чем меньше мы знакомы с темой, чем меньше она имеет отношение к ядру нашей личности, тем выше вероятность, что мы не станем заморачиваться и просто подвесим встреченный текст к сознанию, практически без изменений. Мы примем за истину и статью RT о сирийской интервенции, и размышления Мамардашвили о проблематике сознания. Не станем ни спорить, ни добавлять.

 

Впрочем, текст — это не навсегда. Особенно для автора. Создатель текста интенсивнее всех участвовал в его создании. И такая работа, как правило, не делается раз и на всю жизнь. Автор часто возвращается к своему тексту: редактировать, добавлять, убирать. А то и вовсе перестроит всю теорию заново. Читатель же рискует так и помереть с этим осколком в голове, ни разу до него не докоснувшись.