Грекова Любовь

Смеляков Ярослав Васильевич родился 8 января 1913 года в Луцке (ныне Украина)

Окончил полиграфическую фабрично-заводскую школу (1931). Работал в типографии.

В 1934 году был репрессирован и отбыл 3-летнее заключение. С июня по ноябрь 1941 года был рядовым на Северном и Карельском фронтах. Попал в окружение, находился в финском плену, в 1944 году возвратился из плена. В 1945 году попал под Сталиногорск (ныне г. Новомосковск Тульской области) в проверочно-фильтрационный спецлагерь № 283, где его несколько лет проверяли.

Срок отбывал в лагерном отделении № 22 ПФЛ № 283 при шахте № 19 треста «Красноармейскуголь». После лагеря Я. Смелякову въезд в Москву был запрещён. Благодаря Константину Симонову, замолвившему за него слово, ему удалось вновь вернуться к писательской деятельности. В 1948 году вышла книга «Кремлёвские ели».

В 1951 по доносу двух поэтов вновь арестован и отправлен в заполярную Инту. Реабилитирован в 1956 году.

Дебютировал в печати в 1931 году. Первый сборник стихов «Работа и любовь» (1932)

Член СП СССР с 1934 года. Член Правления СП СССР с 1967 года,

Качество стихов Смелякова очень различно как в отношении их глубины, так и формы выражения; налицо — подлинный талант, равно как и слабость общей позиции этого поэта, испытывавшего удары судьбы и впавшего в алкоголизм. Хорошие стихи Смелякова отличаются силой и выпуклой образностью языка, плохие — дешёвой рифмованной декламацией.

Первая жена (с 1946) — Евдокия Васильевна Курбатова, после третьего ареста вышла замуж за известного жокея Александра Бондаревского.

Вторая жена — Татьяна Валерьевна Смелякова-Стрешнева (1916—1991), поэтесса-переводчица, член Союза писателей.

Умер Смеляков от диабета 27 ноября 1972 года.

 

ЕСЛИ Я ЗАБОЛЕЮ

 

Если я заболею,

к врачам обращаться не стану,

Обращаюсь к друзьям

(не сочтите, что это в бреду):

постелите мне степь,

занавесьте мне окна туманом,

в изголовье поставьте ночную звезду.

 

Я ходил напролом.

Я не слыл недотрогой.

Если ранят меня в справедливых боях,

забинтуйте мне голову

горной дорогой

и укройте меня

одеялом в осенних цветах.

 

Порошков или капель — не надо.

Пусть в стакане сияют лучи.

Жаркий ветер пустынь, серебро водопада —

Вот чем стоит лечить.

От морей и от гор

так и веет веками,

как посмотришь, почувствуешь:

вечно живем.

Не облатками белыми

путь мой усеян, а облаками.

Не больничным от вас ухожу коридором,

а Млечным Путем.

1940 г.

 

КРЕМЛЁВСКИЕ ЕЛИ

 

Это кто-то придумал

счастливо,

что на Красную площадь

привез

не плакучее

празднество ивы

и не легкую сказку

берез.

 

Пусть кремлевские

темные ели

тихо-тихо

стоят на заре,

островерхие

дети метели —

наша память

о том январе.

 

Нам сродни

их простое убранство,

молчаливая

их красота,

и суровых ветвей

постоянство,

и сибирских стволов

прямота.

 

ИЗВИНЕНИЯ ПЕРЕД НАТАЛИ

 

Теперь уже не помню даты —

ослабла память, мозг устал,—

но дело было: я когда-то

про Вас бестактно написал.

 

Пожалуй, что в какой-то мере

я в пору ту правдивым был.

Но Пушкин Вам нарочно верил

и Вас, как девочку, любил.

 

Его величие и слава,

уж коль по чести говорить,

мне не давали вовсе права

Вас и намеком оскорбить.

 

Я не страдаю и не каюсь,

волос своих не рву пока,

а просто тихо извиняюсь

с той стороны, издалека.

 

Я Вас теперь прошу покорно

ничуть злопамятной не быть

и тот стишок, как отблеск черный,

средь развлечений позабыть.

 

Ах, Вам совсем нетрудно это:

ведь и при жизни Вы смогли

забыть великого поэта —

любовь и горе всей земли.