Чернова

* много букв*

 

Изгоняющий дьявола, Фридкин, 1973

Ребенок Розмари, Полански, 1968,

Суспирия и Кроваво-Красное, 1977, 1975, Ардженто

Другие, Аменабар, 2001

 

В рамках внезапной недели мистических хорроров от не последних режиссеров я сейчас предлагаю поразмышлять над поднятыми ими «иными смыслами», а вернуться к военной теме через «Других» Аменабара. И здесь будет уместно сказать, что испанцы своей жестокой логикой во многом реабилитировали для меня весь жанр, по меньшей мере четырежды играючи переводя его в пространство «большого» кино.

 

Но прежде оговорюсь, что со всем пониманием механики я не большой фанат инфернальных страшилок. Хотя, безусловно предпочту всю эту эстетизированную, романтизированную мистику тупой расчлененке такого направления, как gore. Забавно, но когда я искала развернутое русское описание кино-понятия gore, то наткнулась на определение оксфордовского словаря - «blood that has come from an injury and become thick». И да, такое определение, оно лучшая характеристика. Мистический хоррор в подобном свете возвышеннее будет, несмотря на все оговорки.

 

У вас найдутся килотонны своих примеров, от какого-нибудь «Ужаса Амитивилля» через «Проклятие Аннабель» до «Пробуждения» (хотя, милым девочкам «Пробуждение» будет распрелестно, оно такое сентиментальное).

 

Я не большой фанат, но периодически смотрю и не для того, чтобы быть в теме, а ради банального удовольствия от страха. Да-да, как бы странно оно ни прозвучало, но это именно удовольствие. Сладкий ужас. Приятный холодок по венам. Выброс адреналина и прочий веселящий газ. И мне бы, конечно, очень хотелось рассказать вам не о «Заклятии», а о штуках совершенно потрясающих, таких, например, как «Коматозники» 1990 года или Паркеровском «Сердце ангела», где самая страшная сцена — это не бу-эффект, а момент, когда останавливается вентилятор. Но дело в том, что это кино «другого пространства», у него нет стандартного классицистского деления на «добро» - «зло», и главные двигатели сюжета там демоны отнюдь не внешние, приходящие из ада и поборимые ради happy end`а, который, как верно было подмечено, happy именно потому что end. Но рассказать о таких фильмах в двух словах никогда не получается. Всегда происходит какой-то бешеный фейерверк рефлексии, и мне всегда страшно их пересматривать, и не на уровне спинного мозга.

 

Вообще, про уровни. Вы можете меня поправить, но что такое мистический хоррор? Обыкновенный мистический хоррор? Это то, что растет из викторианской готики, с разным местечковым колоритом. Это то, что растет из «Поворота винта» Генри Джеймса. На национальной почве режиссеры посерьезнее добавляют туда социальных плюшек и ватрушек, но зрителю принято со всем этим не заморачиваться. Зрителю положено получать удовольствие от сладкой жути в меру своей языческой (sic!) испорченности. И была совершенно точная ремарка о том, что вот такое наслаждение «потусторонним» страхом — оно свойственно только благополучному слою людей. Слою в какой-то мере беспроблемному, сытому и спокойному. Это прекрасное сублимирование, восполнение адреналиновой жажды без всякой реальной угрозы. Но здесь я не хочу уходить в классику про общество потребления и повторять прописные истины. Вы и так их знаете. Я хочу сказать, что это уютный, контролируемый страх. И возраст у него — порядочный. С первых баек у костра в пещерах. Или, с вашего детского возраста - «в черном-черном городе на черной-черной улице...».

 

В конечном итоге, все эти «Заклятия» и «Проклятия» можно выключить или на жутеньком моменте прикрыть ладонью глаза.

 

Дело в том, что они строятся на бу-эффектах после долгого саспенсового ожидания. Они строятся на тупом физическом воздействии на тело. Громкий звук. Темнота какая-нибудь. Мелькнувший кадр с изуродованным лицом ведьмы. Он должен быть коротким, чтобы напугать вас, потому что, когда есть возможность детально рассмотреть бутафорию, бутафория теряет свой вес. Страх переходит либо в насмешку (и я покажу вам это на примере), либо в эстетизацию и переосмысливание безобразного (на примере не покажу, но Босх или поближе к нашим страхам Отто Дикс с его картинами — замечательны), либо в некий культурный код, мем. Если же у Вас есть всего полсекунды на лицо ведьмы (или ведьму IRL не показывают вообще, ограничиваясь ее полтергейстовыми функциями), то подключается воображение, а оно — ваш лучший генератор кошмаров, потому что использует ваши персональные страхи, а не резиновых монстров. А персональные страхи — они у каждого свои.

 

И здесь нужно отдельно сказать про безобразное. Про разграничение этих плоских, низких страхов. Была хорошая классификация, что есть ужас — понятие коллективное и есть страх — понятие индивидуальное. Ужас имеет дело с архетипами культуры и цивилизации, а страх — с личными боязнями на основе травмирующего опыта. Посттравматический синдром — это все-таки страх. А ужасное в поле языка часто соотносится с безобразным. Знаменитый Квазимодо «Собора Парижской Богоматери» — он, скорее, ужасен. И мы, скорее, боимся безобразного, потому что оно угрожает нашей физической целостности, нашей здоровой сияющей телесности, где-то там, на уровнях подсознания. Можно поспорить, однако, ведьмы, демоны и прочие гадости мистических хорроров будут безобразны, внешне безобразны. Совсем другой уровень, когда главный антагонист внешне привлекателен. Тогда нет ему оправдания, тогда он вообще не укладывается ни в какие рамки. Но в хоррорах это, на мой взгляд, редкость, это моветон и не отвечает задачам жанра.

 

Чтобы немного сориентироваться в сюжете и механике я приведу пример того же «Заклятия». Все это обязательно «основано на реальной истории», все это инфернально и с банальными барабашками. Злокозненная ведьма-повешенница мучает стандартную семью в своей исторической зловещей собственности, борцуны с паранормальным берутся ее изгонять, зритель ест бу-эффекты килограммами, переживает эпическую схватку со злом в интерьерах каких-нибудь стробоскопов/чердаков/подвалов, испытывает положенный адреналиновый катарсис, слава и хвала, что наконец-то end. Обязательно будет экспозиция, в которой нас знакомят с проблемами многодетного (или не очень) семейства, обязательно основной каток пройдется по какой-нибудь героине (то ли слава тебе, феминизм, то ли ну тебя к черту). И это стандартная механика адского количества фильмов в жанре. Там мало диалога с историческим временем, там вообще всего мало. Даже религии, как ни странно. Много суеверий. Ведьма злая, потому что злая. Иногда ее как-то пытаются оправдать (трудное детство, прибитые к полу игрушки), но это редко. Еще чаще там просто некая неупокоенная сущность без объяснения причин. Да, впрочем, зачем какие-то причины. Давайте просто получать удовольствие от выброса адреналина.

 

Но я все же предлагаю поразмышлять над не последними режиссерами. И над тем, как они препарируют совершенно другую механику ужасного, как издеваются над ней, эстетизируют, реинтерпретируют, и о чем они вообще говорят. Дело в том, что, как справедливо было подмечено, любой автор, а не ремесленник, он — проводник, он медиатор своего времени и неких вневременных максим. Даже делая откровенный трэш, он не утрачивает эту связь.