Ковешникова Татьяна

Определить самый раскрытый рот в этот раз было труднее, ибо их стало три. Кроме нас с сыном в тяжёлое изумление впала Бася. Она даже прекратила умирать, пошатываясь, добрела до рюкзака, откуда торчала кошачья голова, и посмотрела на пришельца. Так царица взирает на девку-чернавку, которая забежала в опочивальню и надела золотой венец. Басенька не верила своим глазам. Она перевела взгляд на меня и спросила: "Ты видишь то же, что и я?" Я кивнула. Бася посмотрела в упор на моего сына и коротко приказала: "Объяснись!" Сын проигнорировал повеление, кровь у него была не менее голубой, и заорал: "Мам, ну это же здорово! У нас будет два кота! Баське жених!"

Мне поплохело окончательно. Я представила кошачий детский сад у себя дома и сказала ребёнку отвезти кота обратно. "Мам, ты что! – возмутился сын, – я дал ему надежду! Там их шесть было, я самого красивого выбрал!"

Силу моей благодарности было трудно передать. Спасибо, сынок, что ограничился одним!

Так кот остался у нас.

Бася выходила из себя, шипела, плевалась, поносила почём зря всех троих, объявляла голодовки, инициировала стычки. Сын всё время убеждал: "Бася, ты рискуешь. Он же вырастет". Бася не верила и раз за разом не упускала случая показать маленькому, кто в доме хозяйка.

Кота мы назвали Тошей. "Антон!" – патетично восклицал ребёнок. Тоша был крупный, с короткой, но плотной шерстью, толстыми лапами и лобастой башкой. В первый день, когда сын привёз его, у меня мелькнула безумная надежда, вдруг он ошибся и это всё же кошка. Я уложила Тошу на спинку и попробовала отогнуть прижатый хвост. Схватка была яростной и короткой, кот был против нарушения личностных границ.

А потом стало ясно, что под хвост можно было и не заглядывать. Даже поверхностного взгляда на Тошу хватало, чтобы в глаза сразу бросился ряд принципиальных отличий мира мужского от женского.

1). Он никогда не крался – ходил чётко по центру (коридора, комнаты, кровати, стола).

2). Всегда засыпал, когда думал.

3). Открывал двери головой, чтобы войти. Чтобы выйти, подцеплял дверь лапой, и, когда она чуть отворялась, закусывал зубами да так и шёл – с дверью во рту.

4). Потягиваясь, расставлял лапы на ширине плеч.

5). Игнорировал колени и заигрывания.

6). Плевал на рыб, мышей, хозяев и Басю.

В общем, сам по себе мальчик.

Спать приходил ко мне и ложился на подушку. Я сталкивала его, он спокойно ждал, когда я улягусь, и садился мне на голову. Я выкидывала его из комнаты, он шёл и устраивался на голове у сына.

Если он не спал, то ел. Бася капризничала, ковырялась в миске – Тоша всасывал еду, как пылесос. Он мёл мясо, рыбу, курицу, гречку, овсянку, рис. Пил молоко, ел сметану, йогурт, мороженое. Любил хлеб, булки, пиццу, макароны. Не стесняясь, брал из наших тарелок и даже не прятался. "Ну да, взял. И чё?" – недоумевал он.

Басенька скакала, кувыркалась, игриво чиркала задними ножками о стены и посматривала на Тошу. "А ты так не умеешь!" – дразнилась она. "Оно мне надо?" – удивлялся Антон и, пожевав кусок оторванных обоев, ложился спать. Фантики, крышки и прочая муть его не интересовали.

Однажды мы купили в магазине игрушечную мышь. Мало нам своих было! Но эта, в отличие от наших, пищала. Она отзывалась писком на малейшее колебание воздуха. Это была первая вещь, которая оторвала Тошу от еды. Он восторженно носился с ней, по-слоновьи топал и тяжело прыгал полтора часа кряду. Бася сначала наблюдала, потом решила, что упускает возможности, и потребовала мышку отдать. Вот тут-то и аукнулись ей предостережения моего дальновидного сына. Отъевшийся Тоха навалился на Басю, зажал её и от души съездил пару раз по узкой царской морде тяжёлой медвежьей лапой. Оскорблённая до глубины души царевишна заверещала, взлетела на комод с аквариумом и затихарилась там, пестуя своё больное самолюбие.

А Тоша и внимания не обратил. У него была мышь.

Как-то он стал трясти ушами, я подхватила тушку и приехала в ветеринарку.

– Бася? – спросила администратор за компьютером.

– Тоша, – вздохнула я.

– Это у вас теперь и котик, и кошечка! – умилилась девушка и тут же свернула на коммерческую стезю: – Будете стерилизовать и кастрировать?

– Не сейчас, – ответила я и загоревала. Было жаль кошек и денег.

От размышлений меня оторвал тот же врач, что разоблачил Басю-космонавта. Такой же улыбающийся, он достал Тошу из переноски, посадил на стол и погладил, осматривая. Тоша насторожился, но вытерпел. Врач почесал его везде, заглянул в глаза, в уши, под хвост и подытожил:

– Отличная девица!

Я пропустила мимо ушей: чья-то девица меня не интересовала.

– Исправь пол в карточке, – сказал Айболит медсестре.

Эта фраза уже постучала в моё зашоренное сознание, и я с интересом прислушалась.

– Девочка моя красивая, сейчас температуру будем мерить, – мурлыкал ветеринар, доставая градусник. И вот тут мысль, ослепительная, как стрела Перуна, поразила мой мозг.

– Ка…ка…какая... девочка? – выдавила я.

– Отличная, – осторожно повторил кошачий доктор, ища глазами нашатырь.

– Какая девочка?! – завопила я, – она же здоровая, как лошадь, и наглая, как танк!

– Ну да, – успокоил меня врач. – Бывают и такие.

Тут его позвали к телефону, и он передал градусник вошедшему напарнику. Тот подошёл к кот... тьфу, к кошке и ткнул его... тьфу, её под хвост термометром. Тоша подпрыгнул, тьфу, подпрыгнула, как будто её ударило током, и сиганула со стола. Я поймала её на лету и водрузила на место. Она исподлобья глянула на врача. Тот снова поднёс руку, и Тоша тут же полоснула его по пальцам. Возможно, она не доверяла ртутным градусникам.

– Ань, подержи кошку! – крикнул парень медсестре.

Та ринулась на помощь, взяла Тошу одной рукой за передние, другой за задние лапы и попробовала завались на бочок. Ха! Вы когда-нибудь пробовали сдвинуть с места осла? Результат был такой же. Тоша одеревенела и не двигалась. Медсестра покачала её туда-сюда – бесполезно. Она не заваливалась. Ветеринар взял кошку за хвост, она цапнула медсестру, выпростала свои ноги из её рук, крутанулась волчком и встала мордой к врагу. Тьфу, к врачу. Зрелище было не для слабонервных. Тоша раздулась до размеров гепарда-недоноска, расставила медвежьи лапы и, наклонив крутолобую башку, нахмурилась, ожидая хода противника. Противник позвал администратора.

На моих глазах разворачивалась сюрреалистическая «Репка». На оцинкованном столе под мёртвым неоновым светом шестикилограммовая кошка медленно водила головой, а три человека в белых халатах переминались с ноги на ногу, не зная, как к ней подступиться. Я стояла истуканом и примеривала мысль: меховой овощ оказался тем ещё фруктом и девкой!

Одно неловкое движение, и медсестра вышла из сказки за перекисью. Тоша сделала пару шагов в сторону и посмотрела на врача. Тот в очередной раз вступил в бой, медсестра вернулась на поле брани, администратор тоже чем-то содействовала. Свет лился, когти скребли, вставить градусник репке в жопку не удавалось. Тоша боролась молча, по-мужски.

Тут в кабинет вернулся первый Айболит, и куча мала от его удивлённого возгласа сразу распалась.

– Ты дорого решила продать свою жизнь, красавица? – спросил он у Тоши, достал пластиковый воротник и в секунду застегнул его на бычьей кошачьей шее.

Тошина голова оказалась в рупоре, она попыталась укусить пластик. Вогнутая поверхность пыл не охладила, но и возможностей не предоставила. Пока кошка воевала с воротом, врач спокойно измерил ей температуру, закапал в уши и дал пару таблеток. Дедка, бабка, внучка и Жучка зачарованно смотрели.

– Всё, забирайте девочку! – объявил кудесник. – Как же вы её теперь звать будете?

– Да так и буду, – ответила я. – Был Антон, стала Антонина.

Тоша повела ушами и села в рюкзак.