Макова Марина


ИКАР (продолжение) М.Петросов

 
19 сен 2018ИКАР (продолжение) М.Петросов
«Историк по образованию и поэт по жизни Михаил Петросов, иногда выглядел щеголем, а иногда напоминал бродягу-эфиопа из стихотворения Гумилева «К моим читателям».
Михаил делал карикатурные обложки как бы будущих книг своих друзей.
Он всегда был интеллигентен и галантен. По-настоящему, без малейшей тени напыщенности. И никогда — груб или агрессивен. Даже в самый тяжелый период своей жизни, когда казалось, что это уже не Миша, а совсем другой человек.»
Арт ИВАНОВ
 
ИКАР (продолжение) М. Петросов
 
II
 
«Куда же мы летим?» — «Куда? Уже не знаю...
Как дальше жить, сынок, коль, землю облетев,
Я понял лишь одно: та красота земная,
Что видим мы с высот — вблизи лишь грязный хлев,
 
А все из-за чего? Вот мы, подобно нищим,
Куда-то все спешим, другие земли ищем,
Получше, потеплей. Чтоб жить там без тревог,
Чтоб честным был сосед и справедливым — бог.
 
Чтоб царь был милосерд, чтоб смирными рабами
Нас наделил, узнав о нашем ремесле,
Чтоб брюхо набивать не пресными бобами —
Жрать мясо, пить вино, пусть на чужой земле.
 
Прекрасная мечта... Искать — чего уж легче!
Но разве может быть Счастливая страна?» —
«А где найти ответ?» — «В природе человечьей!
Ты слушаешь, Икар? Мне истина ясна.
 
Мы видели весь мир: от медных и стеклянных
Гиперборейских гор, где люди-великаны
Морских чудовищ бьют, до южных островов,
Где пряные моря напевом полупьяным
Голуболицых волн, таясь, вползают в кровь.
 
И от песчаных бурь до едких испарений
Чудовищных болот, чья жизнь проходит в тлене,
До диких горных троп, до раскаленных ртов
Чудовищ каменных, до смутных сновидений
Тяжеловесных туч над гребнями хребтов.
 
Мы видели весь мир... Как изгнанные птицы,
Метались над землей, и, как ребенок, всласть
Ты вглядывался в мир, а я пытался — в лица
Живущих на земле и предержащих власть.
Туземные царьки, чей вид от побирушек
Почти неотличим, раскормленные туши
Земных полубогов в сверкающих дворцах...
И нам с тобой, Икар, в мечтах о жизни лучшей
Скитаться над землей до смертного конца.
 
Спроси: зачем живем? С вершин своих убогих
Мы созерцаем мир, слепые, как кроты.
Мы властвуем над ним... Герои! Полубоги!
Хоть под ногами грязь, да помыслы чисты.
 
Стремленье к лучшему — вот главный из пороков
И движитель всех дел, а суть благих идей
Начертана сурово и жестоко:
Возвысить одного из скопища людей.
 
Из грязи в небеса! От бедности — к богатству!
Подняться над толпой... Унизить, оболгать.
Забыв о доброте, до старости стараться,
Не чувствуя того, что непосильна кладь!
 
Идет за веком век — она все тяжелее...
И мы, давя других, самих себя жалея,
Как крысы в темноте, стремимся за куском...
Средь мира и войны, бесстрастные, как змеи,
К страданиям других, не мыслим ни о ком.
 
Достоинства и благ достигнув недостойно,
Хватаемся за жизнь, как тонущий за твердь.
Ты чувствуешь, Икар? — нас ждут такие войны,
Что лучшей из наград живущим будет смерть!
 
Мне надоело жить... Не лучше ли — с размаху —
О камни... головой… Избавиться от страха...» —
«Что говоришь, отец?» — «Навеки... навсегда...» —
«Мне страшно...» — «Ну и что? Ведь все надежды
прахом!
Осталось лишь одно — исчезнуть без следа!»
 
 
III
 
«Он вверх, а я — за ним, сквозь затхлое дыханье
Холодных облаков и мириады граней
Кристаллов водяных, — нет! — мириады глаз
Сверкали в полутьме. И беспощадной дланью
Бил воздух по лицу, и мгла в глаза лилась...
 
...Он падал с высоты, и сломанные крылья
Метались за спиной, и море, как свинец,
И белый всплеск внизу, и, плача от бессилья...
Нет, больше не могу! О, бедный мой отец!..
 
………………………………………………….
 
Сквозь сотни дней и стран назад искал дорогу...
Ты слушаешь, старик? Да, я искал дорогу
На Крит. И много лет прожил среди людей.
Все слушал да смотрел, а говорил немного
И растворился в них, как соль в морской воде.
 
Я вспоминал отца. Всю жизнь у царских тронов...
Кормился от царей и ненавидел знать.
Надменные дворцы, тщеславные колонны...
Он строил Лабиринт. Но что он мог создать!»
«Будь прокляты навек и колоннады Кносса.
И этот Лабиринт! Ведь тысячи рабов
Протерты меж камней, как будто зерна проса,
И в шорохе песка — скрипенье их зубов.
 
Так кто же твой отец? Непревзойденный гений,
Постигший суть идей, предметов и явлений,
Непонятый людьми? А может быть, — пигмей,
Лишь уяснивший смысл чужих распоряжений,
Скользивший словно уж средь ядовитых змей?»
 
(Сосед... А как хитер! Неспешность разговора,
Расспросы об отце, и вдруг — удар, в котором —
Жестокость и упрек. Наотмашь! Наотрез!
Как жутко с ним вдвоем в горах в такую пору!
И смотрит, будто он не Гермий, а Гермес!)
 
«Но ты не прав, старик! Он думал, что в угоду
Богам, а не царю — непогрешимость сводов,
Что пахарь, и пастух, и щеголь из дворца
Не внешностью своей, так сущностью уроды...» —
«А как же думал ты?» — «А я любил отца!
 
И если б не было объедков и отбросов
На узких улочках Пирея, и матросов,
Ломавших для меня свой горький черствый хлеб,
И женщин, плачущих в изорванных пеплосах
Над бедностью моей — и я б остался слеп!
 
И как мне им помочь? Я одинок и беден:
Сандалии, хитон да жалких два крыла.
Окончен мой полет. Легенда умерла,
Бессмертна полоса щитов из красной меди
И бронзовых мечей блестящая пила».
 
«Так кто же ты теперь? Не человек, не птица...
И милостынькой жить попроще, чем трудиться?» —
«Я многое могу!..» — «А можешь — так учи!
Учи простых людей. Входи в их мозг, как спица,
Как входит метеор в безмолвие ночи!
 
Отдай им все, что есть, и ничего не требуй
Взамен. Учи за кров, учи за корку хлеба.
Отныне ты — Дедал! Так что тебе цари?!
...А мальчик твой погиб. Упал. Сорвался с неба,
Желая долететь до утренней зари...»