Лина

Иннокентий Анненский родился 163 года назад, 1 сентября. Поэт Серебряного века. Он был загадкой для современников. Его сын Василий Кривич, Максимилиан Волошин, критик Гизетти считали, что в нём соединялись несколько разных людей. Умер в 1909 году.

 

Невозможно

Есть слова - их дыхание, что цвет,

Так же нежно и бело-тревожно,

Но меж них ни печальнее нет,

Ни нежнее тебя, невозможно.

 

Не познав, я в тебе уж любил

Эти в бархат ушедшие звуки:

Мне являлись мерцанья могил

И сквозь сумрак белевшие руки.

 

Но лишь в белом венце хризантем,

Перед первой угрозой забвенья,

Этих вэ, этих зэ, этих эм

Различить я сумел дуновенья.

 

И, запомнив, невестой в саду

Как в апреле тебя разубрали,-

У забитой калитки я жду,

Позвонить к сторожам не пора ли.

 

Если слово за словом, что цвет,

Упадает, белея тревожно,

Не печальных меж павшими нет,

Но люблю я одно - невозможно.

 

 

Сонет

 

Нет, не жемчужины, рожденные страданьем,

Из жерла черного метала глубина:

Тем до рожденья их отверженным созданьям

Мне одному, увы! известна лишь цена...

 

Как чахлая листва, пестрима увяданьем

И безнадежностью небес позлащена,

Они полны еще неясным ожиданьем,

Но погребальная свеча уж зажжена.

 

Без лиц и без речей разыгранная драма:

Огонь под розами мучительно храним,

И светозарный бог из черной ниши храма...

 

Он улыбается, он руки тянет к ним.

И дети бледные Сомненья и Тревоги

Идут к нему приять пурпуровые тоги.

 

 

*Пурпуровые тоги - торжественное

одеяние консулов в Древнем Риме, здесь

- атрибут славы.

 

* * *

Но для меня свершился выдел,

И вот каким его я видел:

Злачено-белый —

прямо с елки —

Был кифарэд он и стрелец.

Звенели стрелы,

как иголки,

Грозой для кукольных сердец...

Дымились букли

из-под митры,

На струнах нежилась рука,

Но уж потухли звоны цитры

Меж пальцев лайковых божка.

Среди миражей не устану

Его искать — он нужен мне,

Тот безустанный мировражий,

Тот смех огня и смех в огне.