Ларионов Михаил
Ованес Шираз. День памяти
14 мар в 1:03
14 марта умер Ованес Шираз, замечательный поэт Армении, тонкий лирик, достойный сын своего народа, один из моих любимых армянских поэтов.
__________
Ованес Тадевосович Шираз (арм. Հովհաննես Շիրազ, при рождении Оник Карапетян; 27 апреля 1915 — 14 марта 1984) — армянский поэт, общественный деятель.
Несколько его стихов из цикла "Венок матери":
* * *
Сердце матери! С чем бы его я сравнил?
Со вселенной? Но больше вселенной оно!
Сколько горя я нехотя ей причинил,
Сколько вытерпеть ей за меня суждено!
Пусть глаза ей отдам, — а в долгу все равно!
Выну сердце, отдам, — и тогда я в долгу!
Мать и Родина, вы для меня — заодно,
Не любить вас, не петь о вас я не могу.
* * *
Маленькая, кроткая моя,
Просто — мать каких не счесть на свете.
Не сравню родную с солнцем я, —
Тихим огоньком она мне светит.
Но когда внезапно на лету
Горе тучей солнце заслоняет —
Наступающую темноту
Огонек чуть видный разгоняет.
Маленькая, кроткая моя,
Просто — мать, каких не счесть на свете.
С горстку солнца вся-то жизнь твоя.
А душе и днем и ночъю светит.
* * *
Миновали сроки, минул год жестокий,
Ждать не перестала мать свое дитя,
Все на путь глядела, темный путь далекий,
Так и смерть встречала, глаз не отведя.
Между трав высоких над ее могилой
Расцвели весною синих два цветка.
То глаза, тоскуя, снова мать раскрыла —
Все с дороги сына ждет издалека.
* * *
Не спится мне в зимнюю стылую ночь,
бессонна и в небе луна.
Лишь маму я вспомню — и снова невмочь,
и сердцу опять не до сна.
Укрыта кладбищенской слезной землей
она на далекой меже.
Одно хорошо, что холодной зимой
она не замерзнет уже...
* * *
Отдели от души своей, мама, для меня хоть один черенок,
Чтобы горькому древу вселенной я привить доброту твою мог,
Чтоб цвела она, не отцветая, всходы зла и печали тесня,
Чтобы люди любили друг друга беззаветно, как любишь меня.
* * *
Снег тихо падает и к маме
на грудь ложится, чист и сух,
как будто ангелы крылами
легчайший стряхивают пух.
И на могиле, полный скорби,
он застывает — и, живой,
он превращается в надгробье,
в суровый мрамор вековой.
Затем и нежно и безгрешно
летят снега и даль бела,
что праведна и безутешна
жизнь матери моей была.
Затем, высокий и печальный,
снегов медлителен полет,
что и природа отдает
ей, матери, свой долг прощальный.
* * *
Не знают, отчего ты так бледна.
Им звук пустой — тех бедствий времена.
Не знают, и едва ли им поверится,
что в этот век жестокий и лихой
моей надежды слабенькое деревце
ты одеваешь свежею листвой.
Не знают, что душа твоя распята,
что на кресте трех войн она горит.
Осколки от короны Арарата
в груди твоей, и грудь твоя болит.
* * *
Стал бы к матери злым и придирчивым я,
Если б мог я к ней злым и придирчивым стать,
Чтоб не так безоглядно любила меня,
Чтоб не стоило слез ей по мне проливать,
Чтобы, если придется меня потерять,
Не заметила б даже потери своей,
Чтоб ни разу потом и не вспомнила мать
Обо мне, о беспутнейшем из сыновей.
Только станет ли это защитою ей?
Каковы мы ни есть, всех нас матери жаль.
Смерть ребенка ей собственной смерти страшней,
И острее отточенной стали печаль.
* * *
Вот монастырь, вдали от всех дорог
стоящий на высокой горной тверди.
В безмолвии о вечности и смерти
он думает, замшел и одинок.
Прозрачная, подобьем хрусталя,
струится вниз вода с горы печальной,
кристальная, как будто изначально
она струится из монастыря.
Здесь мама побывала и тайком
свои молитвы прошептала Богу.
Ее слеза по горному отрогу
скатилась вниз и стала родником.
* * *
Ни великой любви, ни бессмертной
никогда не встречал у людей,
кроме той — бесконечной, безмерной,
в сердце мамы почившей моей.
Как все суетно в мире, и грустно,
и темно — невозможно понять.
Лишь она навсегда безыскусна,
драгоценна, единственна — мать.
Лишь ее в тишине посещает,
отвечает на боль и на вздох,
лишь ее в темноте освещает,
ей внушает любовь свою Бог.
Всю возможную святость людскую
он вдохнул в глубину ее глаз.
Оттого я сейчас и тоскую,
оттого я и плачу сейчас.
Что мне проку, что память нетленна,
что рыдания сороковин,
если в этой печальной вселенной
я навеки остался один.
Как все горестно в мире, как горек
этот суетный круговорот...
И один человек только дорог —
тот, который уже не придет.
ЧУДО
...И я услышал: в дверь стучали глухо.
— Кто там еще? — спросонок я спросил.
— Я нищая, — какая-то старуха
ответила. — Без крова и без сил.
Впусти меня.
Я встал и отпер сразу,
и разум отказался понимать —
там, в темноте, но видимая глазу
стояла мать умершая. Да, мать!
Я ужаснулся и в ее объятья
упал без чувств. И мать сказала мне:
— Очнись, сынок, и здравствуй. Испытать я
тебя пришла. В кромешной тишине
и нищенкой. Дабы, неуглядимый,
узнал господь — судья добра и зла, —
жива ли совесть у тебя, родимый.
или со мною вместе умерла.
ЭЛЕГИЯ
У родимой реки, и грустна и светла,
ждет-пождет, словно мама, ракита —
ждет, когда я вернусь, и тоскует ветла,
словно мама, тоскою убита.
Я умру в чистом поле, и долю мою
пусть оплачет ракита печальней —
я шакалам пойду на прокорм, воронью,
ненасытной земле чужедальней.
Слез никто не прольет над судьбиною злой,
безымянных никто не помянет.
Вы пройдете по нам, ставшим прахом, землей,
но и с вами такое же станет.
И река, и ветла позабудут о нас,
и у дома родимого лозы.
Воплотимся мы в слезы из маминых глаз,
материнские долгие слезы.
Битвы грянут и минут, и даже больней
будет людям,чем нам, временами.
Наше горе растопчут копыта коней,
и века пронесутся над нами.
* * *
— Нет, не хвали меня, — сказала мать. —
Любая мать — она везде и всюду
вовек пребудет матерью, покуда
ей Бог дарует силу, чтоб дышать.
О господи, что я! Сумела б я,
упав в огонь, испепелясь от света,
спасти чужих сынов, как будто это
мои, мои родные сыновья?
Воспой таких, которые смогли,
едва светясь, как малая лампада,
возжечь по десять звезд у Арарата
во имя нашей завтрашней земли.
* * *
Осветили мрак моих путей
Ясные созвездия детей.
Вдоль пустынных, сумрачных дорог
Пролился журчащий говорок.
Точно рой веселых мотыльков
Вдруг слетел с тяжелых облаков.
Точно маки распустились вдруг
И весну раскинули вокруг.
Я в веселом солнечном кругу.
Вы — ручьи, я — дуб на берегу.
Эй, помедли, время; солнце, стой;
Загорись, о сердце, вновь мечтой!
Ты свело с тем детством сирым счет,
Сколько детств вокруг тебя цветет!
* * *
Еще вчера — горящая лампада
извечного людского милосердья,
надежда, утешение, отрада.
Сегодня — горсточка вселенской тверди.
Нет больше в мире этой силы доброй,
и жалости отныне в мире нет.
С могилы матери восходит свет, подобный
огню лампады, неизбывный свет.
* * *
Погибали надежды мои, но опять, не смолкая,
голос вечной надежды отчаяться мне не дает.
Оставляю открытыми двери и глаз не смыкаю —
может статься, войдет еще мать, может быть, и войдет.
О душа моя, ты — как развалины древнего храма,
и поругана вера, святыни ее сожжены.
Но надеется сердце — может, чудом появится мама
среди тягостной и беспросветной ночной тишины.
Вот что думаю я: если тьма во вселенной такая,
может, матери смерть не найдет и к себе не возьмет?
Оставляю открытыми двери и глаз не смыкаю —
может статься, войдет еще мать, может, вправду войдет.
* * *
Лучи,устремленные прямо
в окно, были в те времена
как спицы, которыми мама
вязала носки для меня.
Все дальше те годы, все дальше,
но в мире холодной тоски
мне солнышко-мама все вяжет,
все вяжет и вяжет носки.
Ах, мама, не надо! Послушай,
душа моя зябнет сильней.
И веет
от солнца
стужей,
точь-в-точь от могилы твоей.
Почитайте стихи автора
Наиболее популярные стихи на поэмбуке
