Альбом
АльбомАнонсыИщу критика!Интервью с...Литературная ГостинаяДа или Нет?Около рифм#Я стал богаче...Редакторский портфель
— Вася, что это у тебя с волосами, а? Да ты что? Ничего, брат, ничего, ничего, сейчас кончится. Надо держаться, надо, надо.
Василий молчал. И когда начало уже казаться, что он и совсем ничего не скажет, пришел глухой, запоздалый, страшно далекий ответ: так на многие зовы могла бы ответить могила:
— Да я ничего. Я держусь.
И повторил.
— Я держусь.
Вернер обрадовался.
— Вот, вот. Молодец. Так, так.
Но встретил темный, отяжелевший, из глубочайшей дали устремленный взор и подумал с мгновенною тоскою; «Откуда он смотрит? Откуда он говорит?» И с глубокой нежностью, как говорят только могиле, сказал:
— Вася, ты слышишь? Я очень люблю тебя.
— И я тебя очень люблю, — ответил, тяжело ворочаясь, язык.
Василий молчал. И когда начало уже казаться, что он и совсем ничего не скажет, пришел глухой, запоздалый, страшно далекий ответ: так на многие зовы могла бы ответить могила:
— Да я ничего. Я держусь.
И повторил.
— Я держусь.
Вернер обрадовался.
— Вот, вот. Молодец. Так, так.
Но встретил темный, отяжелевший, из глубочайшей дали устремленный взор и подумал с мгновенною тоскою; «Откуда он смотрит? Откуда он говорит?» И с глубокой нежностью, как говорят только могиле, сказал:
— Вася, ты слышишь? Я очень люблю тебя.
— И я тебя очень люблю, — ответил, тяжело ворочаясь, язык.
«Рассказ о семи повешенных». Леонид Андреев.
— Воевать… — Она опять вздохнула. — Один против всех? Ну, и что ты можешь сделать один?
— Победить.
Плужников сказал это вдруг, не раздумывая, и сам удивился, что сказал именно так. И повторил упрямо:
— Победить. Потому что человека нельзя победить, если он этого не хочет. Убить можно, а победить нельзя. А фашисты — не люди, значит, я должен победить.
— Запутался! — Она неуверенно засмеялась и тут же испуганно оборвала смех: таким неуместным показался он в этом темном, мрачном и чадном каземате.
— А ведь это правда, что человека нельзя победить, — медленно повторил Плужников. — Разве они победили Степана Матвеевича? Или Володьку Денищика? Или того фельдшера в подвале: помнишь, я рассказывал тебе? Нет, они их только убили. Они их только убили, понимаешь? Всего-навсего убили.
— Этого достаточно.
— Нет, я не о том. Вот Прижнюка они действительно убили, навсегда убили, хоть он и живой. А человека победить невозможно, даже убив. Человек выше смерти. Выше.
— Победить.
Плужников сказал это вдруг, не раздумывая, и сам удивился, что сказал именно так. И повторил упрямо:
— Победить. Потому что человека нельзя победить, если он этого не хочет. Убить можно, а победить нельзя. А фашисты — не люди, значит, я должен победить.
— Запутался! — Она неуверенно засмеялась и тут же испуганно оборвала смех: таким неуместным показался он в этом темном, мрачном и чадном каземате.
— А ведь это правда, что человека нельзя победить, — медленно повторил Плужников. — Разве они победили Степана Матвеевича? Или Володьку Денищика? Или того фельдшера в подвале: помнишь, я рассказывал тебе? Нет, они их только убили. Они их только убили, понимаешь? Всего-навсего убили.
— Этого достаточно.
— Нет, я не о том. Вот Прижнюка они действительно убили, навсегда убили, хоть он и живой. А человека победить невозможно, даже убив. Человек выше смерти. Выше.
«В списках не значился». Борис Васильев.
— Воевать… — Она опять вздохнула. — Один против всех? Ну, и что ты можешь сделать один?
— Победить.
Плужников сказал это вдруг, не раздумывая, и сам удивился, что сказал именно так. И повторил упрямо:
— Победить. Потому что человека нельзя победить, если он этого не хочет. Убить можно, а победить нельзя. А фашисты — не люди, значит, я должен победить.
— Запутался! — Она неуверенно засмеялась и тут же испуганно оборвала смех: таким неуместным показался он в этом темном, мрачном и чадном каземате.
— А ведь это правда, что человека нельзя победить, — медленно повторил Плужников. — Разве они победили Степана Матвеевича? Или Володьку Денищика? Или того фельдшера в подвале: помнишь, я рассказывал тебе? Нет, они их только убили. Они их только убили, понимаешь? Всего-навсего убили.
— Этого достаточно.
— Нет, я не о том. Вот Прижнюка они действительно убили, навсегда убили, хоть он и живой. А человека победить невозможно, даже убив. Человек выше смерти. Выше.
— Победить.
Плужников сказал это вдруг, не раздумывая, и сам удивился, что сказал именно так. И повторил упрямо:
— Победить. Потому что человека нельзя победить, если он этого не хочет. Убить можно, а победить нельзя. А фашисты — не люди, значит, я должен победить.
— Запутался! — Она неуверенно засмеялась и тут же испуганно оборвала смех: таким неуместным показался он в этом темном, мрачном и чадном каземате.
— А ведь это правда, что человека нельзя победить, — медленно повторил Плужников. — Разве они победили Степана Матвеевича? Или Володьку Денищика? Или того фельдшера в подвале: помнишь, я рассказывал тебе? Нет, они их только убили. Они их только убили, понимаешь? Всего-навсего убили.
— Этого достаточно.
— Нет, я не о том. Вот Прижнюка они действительно убили, навсегда убили, хоть он и живой. А человека победить невозможно, даже убив. Человек выше смерти. Выше.
Природа знания такова, что когда ты обнаруживаешь себя, и начинаешь знать, то, в отличии от того, когда ты не знал (но всё-равно находился в определённой точке) - ты осознаёшь свой Ад. Раньше ты тоже находился в Аду, и страдал, не понимая, что это такое. Ты был в агонии, тебя сжигало что-то изнутри и снаружи, но тебе было страшно не поэтому, а потому, что ты не знал, что это такое, что с тобой происходит... А вот когда ты узнал... Ты, как бы, осмотрелся в своём Аду, свыкся, что-ли... Оклиматизировался... И когда из-за угла внезапно выскочит какой-нибудь чёрт - ты уже не падаешь в обморок от страха, а успеваешь сгруппироваться... И, со временем, ты начинаешь изучать территорию Ада, ты уже ходишь с выпуклой грудью, руки в карманы, посвистывая, и заглядывая в ниши, углубления, и оценивая систему, котлы и варево... А жжение, которое когда-то доставляло тебе страдания, воспринимается как должное - так, как в обычном мире воспринимается летний ветерок... А потом, вдруг, ты понимаешь, что ты в своей среде, что ты сам стал частью этого Ада, и что тело твоё, закалённое Геенной огненной - преобразилось, мутировало, подстроилось... И когда это происходит, когда ты преображаешься - вдруг начинаешь понимать, что ты в... Раю. И тогда знание становится совершенно целостным, и нет больше никаких разделений, потому что Рай и Ад - существуют только в тот, конкретный момент, пока рецепторы ещё не подстроились, и не прошла оклиматизация... Когда же такие метаморфозы произошли несколько раз - ты сможешь в мгновение ока, безболезненно, менять свою структуру... Это и есть свобода.
Есть такая пословица: "Для того, чтобы оценить вкус блюда, необязательно быть поваром".
Как вы считаете, допустимо ли применить ее по отношению к поэтам?
Может ли человек, который сам не занимается написанием стихотворений, в полной мере оценить чужое? А найти в нем огрехи и неточности?
Как вы считаете, допустимо ли применить ее по отношению к поэтам?
Может ли человек, который сам не занимается написанием стихотворений, в полной мере оценить чужое? А найти в нем огрехи и неточности?
Странное это дело - писать стихи. Я свои делю на три категории:
1) нейтральные, к которым я соответственно отношусь;
2) стихи, которыми я горжусь;
3) банальщина, которую мне часто бывает даже стыдно выкладывать.
Мне не понять моих читателей. Ну почему стихи третьей группы получают больше лайков, чем первые?
1) нейтральные, к которым я соответственно отношусь;
2) стихи, которыми я горжусь;
3) банальщина, которую мне часто бывает даже стыдно выкладывать.
Мне не понять моих читателей. Ну почему стихи третьей группы получают больше лайков, чем первые?
В детсве человек обладает удивительной способностью одухотворять окружающие предметы и явления,видеть в вещах живые,лишь не умеющие говорить существа и воображать в них свойствапочти человеческие> С годами эта способность обычно теряется: жизнь заставляет трудиться,бороться,иные,серьезные заботы занимают ум,сердце черствеет,воображение вянет-и человек разучается творить из порядком надоевших ему за долгие годы предметов и явлений особый мир,чудесный,волнующий,отдохновительный.И только в состоянии напряжения всего существа,в моменты большого подъёма-будь то любовь,вдохновенный труд,какое-то громадное горе или такая жеогромная радость-человек вновь обретает забытую способность преображать мир. И мир снова,как и в детстве,разделяет его чувства-всё смеётся,торжествует или рыдает вместе с ним и говорит о его любви,замысле,горе,победе.
Но спадает подъём,проходит любовь,закончен труд,утихает горе-и мир снова тускнеет. Краски его гаснут,мечта отлетает,предметы теряют свой голос,и чудесные их шёпоты более не слышны.
А как у вас? Вы согласны с этим?
Но спадает подъём,проходит любовь,закончен труд,утихает горе-и мир снова тускнеет. Краски его гаснут,мечта отлетает,предметы теряют свой голос,и чудесные их шёпоты более не слышны.
А как у вас? Вы согласны с этим?
Не хочу его пилить,а его равнодушие уже невозможно терпеть
Чувство, что страдаешь не один ты, невозможно описать или передать. Это смесь удивления и разочарования, и даже постыдной эгоистической радости.
Должна вам сказать,
что мы вовсе не хотим
завоевывать никакой космос.
мы в глупом положении
человека, рвущегося к цели,
которая ему не нужна
Человеку нужен человек!