Отец Павел
Не то чтобы Павел Сергеевич хотел стать отцом, тем более в 25 лет, но так получилось. Ещё когда он учился в провинциальной общеобразовательной школе, где-то на периферии Пермского края, он учился петь и, вроде как, хотел стать великим певцом. Но поступить на вокалиста в институт культуры не получилось и тогда Павел пошел учиться на религиоведа в университет имени Ельцина. Там как раз был недобор на платные места. От выбранной профессии Павел был не то чтобы не в восторге, потому что примерно с того же времени, как он начал "мучить" свой голос постоянными вокальными тренировками, Павел заинтересовался гаданием по звёздам. Бакалаврскую работу по религиоведению он хотел защищать именно по зороастризму, но за 4 года обучения приоритеты Павла изменились: он понял, что никакой учитель и никакой пророк даже рядом не стоял с Богом, который принес себя в жертву ради спасения человечества. Тогда Павел вспомнил, что он, оказывается, крещён в православие, да и написать исследовательскую работу по христианству проще, чем по зороастризму. Выйди в город - и на каждом углу стоит храм. Заходи в любой и изучай все, что тебе надо. А тут ещё и мама с папой хорошо постарались, и Павел может заходить в алтарь и даже подработать пономарем, тем более монотонно петь он умеет. Найти зороастрийский храм в России гораздо сложнее, чем православную церковь.
Потом Павел пошел в армию и ещё больше поверил в Бога, когда в его руке взорвалась учебная граната. А затем надо было учиться дальше. Впереди была магистратура, и, как больная овдовевшая мать ни противилась, Павел стал семинаристом, но поклялся матери перед ее смертью, что пополнит ряды белого духовенства, и на нем род Федотовых не прервется. Там, в Московской семинарии, Павел занялся вопросом бытия Божия, хотел написать магистерскую диссертацию, в которой намеревался доказать существование Бога. Вроде как у него это получилось, но все равно недостаточно убедительно. Но выпуститься из семинарии ему удалось, потому что основная тема диссертации была о другом.
И вот в июне вызывает Павла к себе его наставник и спрашивает:
-Куда ты: в монастырь или женишься?
-Матери обещал, что женюсь.
-А есть на ком?
-Нет. Но даст Бог...
-А если не даст?
-Ну, пристроюсь пономарем куда-нибудь.
-Ты же религиовед. Наукой не думал заняться?
-Я буду и наукой заниматься, и помогать людям прийти к Богу.
-Ну вот и послужи людям. Принеси свет веры Христовой в деревню Барда в Пермской епархии. Там сейчас есть храм, но он заброшенный, священника там давно не было. Вот поезжай туда и станешь там настоятелем, когда женишься.
Павел решил съездить в Барду, что называется "на разведку", но все закрутилось, и Павлу не пришлось до рукоположения вернуться в Москву. Сначала побывал в родном городке, сходил на могилки отца и матери, а потом – в Барду. От местного храма он остался, конечно, не в восторге: деревянная постройка с покосившимися крестом на куполе одним своим внешним видом отпугивала людей, а когда Павел вошел внутрь, то и вовсе обомлел. В общем, там работать не переработать. Но в целом деревенька хорошая, небольшая. До райцентра 45 километров. Рядом с храмом частный продуктовый магазинчик, небольшой фельдшерский пункт, автобусная остановка; но дом, который обещали Павлу после рукоположения располагался на другом конце деревни. Если осенью или весной пешком пойдешь на службу, то вся пола подрясника будет грязной, а если на машине до храма ездить, односельчане не поймут... К тому же, на машину сначала надо заработать, а ещё хорошо бы права получить. ГИБДД в деревне бывает редко, но Павел, как будущий священник, не может обманывать закон, пользуясь слабостями системы! И заасфальтирована в деревне только одна улица - не наездишься особо.
И вот Павел в подряснике вышел из храма, и тут к нему подбежала женщина.
-Батюшка!.. - начала она. Павел хотел было сказать, что он ещё не батюшка, но решил выслушать потенциальную прихожанку, не перебивая. - Пойдёмте скорее ко мне домой. У меня муж умер - надо по-человечески отпеть его. Вот мой дом, напротив храма. Вот, видите? Из дома только что врач вышел и в скорую сел? Вот это мой дом.
-Мужа вашего, наверно, сейчас выносить будут?
-Они сначала бумаги заполнять будут. Да ещё милицию ждать...
-А милицию зачем?
-Так он от ножевых помер. Егерем был. Последние месяца два все с какими-то браконьерами местными воевал. Я только из города вернулась, смотрю – дверь нараспашку. Я домой зашла, а он на полу в крови лежит! Видимо, прирезали его за самодеятельность...
-Ну, это святое дело - погибнуть, воюя с преступностью. Он крещёный был?
-Да! Он даже крестик носил.
-Одну секунду.
Павел зашёл храм, прошел в то место, где раньше был алтарь, нашел кадило, ладан у Павла был с собой (на всякий случай взял - и не зря!) и пошел за женщиной в ее дом.
-Вы кто? – спросил фельдшер.
-Ваш будущий поп, - улыбаясь глазами, ответил Павел.
-А почему не в форме? Где усы и борода?
-Ну, не все же попы с бородами ходят.
Фельдшер предупредил, чтобы Павел был осторожен до приезда полиции, и началась панихида. Полчаса Павел с кадилом ходил вокруг покойника, что-то монотонно пропевая, и из всего сказанного им понятно было только «Упокой, Господи, душу раба Твоего Димитрия».
Потом из райцентра приехала полиция, и Павел ушел на кухню, поддержать безутешную вдову.
-Как вас зовут?
-Павел.
-Отец Павел, вы мне вот что скажите: как племяннику об этом сообщить? Он сейчас в Перми учится – будущий певец – личность очень впечатлительная. Как сказать ему, что дядя умер? Димкин племянник - Матвей - сиротой остался в 12 лет - автокатастрофа. Димка взял Матвея к себе. Он у нас до поступления в институт жил.
-А сколько лет ему сейчас?
-Девятнадцать.
-Взрослый уже. Скажите, как есть. Я вот ненамного его старше, а тоже потерял и отца, и мать и смог пережить это. Скажите ему, что дядя его – герой. Что он погиб, борясь с преступностью.
-Ладно, придумаю что-нибудь…
-А вы венчаны были?
-Да мы даже не расписаны были! Просто жили вместе, да и все. Димка меня прописал в свою квартиру...
-О как! А детей у вас почему не было?
-Димка бесплодный был. Мы пытались, да не получалось...
-Слушайте, а может мы с вами повенчаемся?
-Вы что, отче, с ума сошли? Я еще даже мужа не похоронила!
-Да вы послушайте! Он вам не муж! Вы сожители. Да и к тому же, мы с вами жить не будем. Мне только рукоположиться надо.
-А зачем мне нужен муж, если я с ним жить не буду?
-Ну, вам какое-никакое, а утешение будет. Чтобы не быть одной. Нехорошо это для деревенской женщины!
-А как племянник на это отреагирует?
-А что племянник? Он сам, наверно, в Перми свою жизнь уже устраивает. Не вечно же он у вашей юбки сидеть будет!
-И что, я матушкой стану?
-А как же! Матушка… как вас зовут?
-Людмила.
-Матушка Людмила да батюшка Павел. Звучит?
-Так я же вам в матери гожусь!
-А Иосиф Марии в отцы годился, когда они поженились.
-Ну не знаю, отче… Подумать надо…
Девять дней прошло, и Людмила с Павлом поехали в город, расписались в ЗАГСе, а потом повенчались в Соборе – успели за день до Петрова поста. В том же Соборе Павла и рукоположили.
Был июль. У всех нормальных студентов уже начались каникулы, а племянник сожителя матушки Людмилы домой не спешил – весь месяц у него был расписан: сегодня концерт в органном зале, завтра – сольное выступление в частном камерном театре, потом – подработка, тоже связанная с его профессией… В общем, весь в работе парень.
У отца Павла тоже все было расписано: по понедельникам он работал у своей матушки в огороде, по вторникам служил молебны, если были заказы, по средам – читал акафист, по четвергам – молебны, по пятницам – литургия, по субботам – всенощная, по воскресеньям – литургия. На доске объявлений перед храмом висело расписание на неделю. Кроме того, отец Павел создал группу своего храма в известной социальной сети, куда вступил его епископ. А теперь, что было по факту, а не по расписанию. Подписчиков в группе храма было мало – даже пяти человек не набралось вместе со священником. Дома у своей матушки отец Павел не появлялся – ночевал на втором этаже храма. Каждое утро начинал чтением молитвы перед алтарем, каждый день тоже провожал молитвой. Иногда утром на молитву приходили старухи, иногда, если давление подскочило, - нет. Акафист по средам отец Павел вообще читал сам для себя. Да и причащался отец Павел по пятницам и воскресеньям чаще всего в гордом одиночестве. Приходя в магазин за едой (у матушки отец Павел не только не ночевал, но и не объедал бедную женщину, которая жила как бы вдовой при живом батюшке), отец Павел говорил односельчанам:
-Приходите по пятницам и воскресеньям в 8 утра на Причастие!
-Да там, батюшка, пост надо держать три дня, а мы люди сельские – нам без мясной пищи тяжело будет.
-Да зачем три дня?! За день до причастия попоститесь – и хватит!
Но и такое послабление не имело никакого эффекта.
-Приходите по пятницам и воскресеньям на Причастие! – не унимался отец Павел.
-Поститься, батюшка, уж больно тяжело! Целый день без мяса.
-Да почему целый день! Литургия в 8 утра. За восемь часов до литургии не ешьте ничего скоромного – и хватит.
Но и это никакого положительного для отца Павла и для его прихода эффекта не имело.
По вторникам и четвергам планировались молебны, но никто их не заказывал, а поэтому в это время отец Павел работал над тем, чтобы привести храм в приятное для глаза состояние: красил фасад, сажал цветы перед входом, даже умудрился поправить крест, забравшись однажды на купол. Пока отец Павел корячился наверху, прохожие на него пальцем показывали, смеялись, на телефоны снимали. Три раза в день отец Павел прибирался в храме, приговаривая при этом автоматически «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое – и тогда возложат на алтарь Твой тельцы. Помилуй, Боже, отца моего духовного Петра и Высопреосвященнейшего Владыку нашего, митрополита Пермского и Кунгурского Мефодия. И Святейшего Отца нашего Кирилла. Помилуй, Боже, сродников моих, благодетелей и матушку мою Людмилу. Упокой, Господи, души усопших раб Твоих: родителей моих Галину и Сергия и прости им вся согрешения вольныя и невольныя и даруй им Царствие Небесное. Пресвятая Богородица, спаси нас. Святой Ангел Хранитель мой, отврати лице Твое от грехов моих. Помилуй нас, Господи, молитвами Пречистыя Твоея Матери и всех святых. Аминь!» Повторял это он специально, чтобы никакие срамные мысли в голову не лезли.
Наступило 6 июля. В местном доме культуры шел концерт, посвященный Дню основания деревни. Туда пригласили и отца Павла. Его представили, как нового деревенского священника, он вышел на сцену и высоким наивным голосом в микрофон объявил: «Дорогие братья и сестры, 7 июля весь православный мир отмечает великий праздник – Рождество Иоанна Предтечи. Наш храм как раз назван именем этого великого святого. Поэтому, дорогие братья и сестры, завтра ждем вас на службу в 8 часов утра. Будет божественная литургия, проповедь». А закончил свою речь отец Павел фразой «Христос воскресе!», на что две-три старушки в зале крикнули за всех: «Воистину воскресе!»
Спускаясь в зал, отец Павел пытался найти свою матушку, но ее среди зрителей не было, и заняты были только первые четыре ряда мест – не любят в наше время люди ходить по сельским концертам, когда в открытом доступе в Интернете есть фильмы и спектакли на любой вкус. Многие мыслят так: «Лучше в пятисотый раз пересмотреть «Бриллиантовую руку», чем слушать, как местный старушечий хор под управлением баяниста-любителя поет «Гляжу в озера синие…»».
После концерта отец Павел пошел в дом к своей матушке.
-Тук-тук-тук! Можно к вам?
-Ладно все, пока. Ко мне гости пришли, - говорила Людмила кому-то по телефону. – Все тебе надо знать! Какие надо гости. Ну, все, давай.
-Как ваш отпуск проходит, матушка?
-Хорошо проходит.
-Я вот, собственно, зачем пришел: завтра Рождество Иоанна Предтечи. Вы, пожалуйста, придите в храм. Надо показать прихожанам пример смирения и кротости. Придите завтра, исповедайтесь.
-А как исповедоваться? Я никогда раньше не исповедовалась.
-А вот вы, матушка, возьмите листок бумаги, напишите на нем все ваши поступки, за которые вам стыдно, а завтра в храме вы мне все это перечислите, когда я вас позову.
-Ага! Я что-нибудь этакое скажу, а вы потом смеяться надо мной будете…
-Господь с вами, матушка! Никто ваше признание не услышит, а я вас не осужу – я сам не святой! Придите, пожалуйста, завтра в храм. Не очень хорошо получается, что матушка в церковь не ходит. Так хотя бы на празднике появитесь.
-Ну, ладно, ладно, приду.
-И обязательно подготовьтесь к исповеди. Хорошо?
-Ладно, все сделаю.
-Матушка, а на допрос вас вызывали по поводу убийства новопреставленного Димитрия?
-Не вызывали.
-Ну, хорошего вам вечера, матушка.
Выходя на улицу, отец Павел увидел остановившуюся белую машину, откуда вышли мужчина лет 50 и молодой человек. Павел рассудил, что лицо старшего кажется ему знакомым. Он подошел к новоприбывшим и узнал в старшем Леонида Юрьевича – своего научного руководителя по религиоведению.
-Здравствуйте, Павел! А чего это вы в подряснике?
-Так я местный священник.
-Ох, как вас жизнь закрутила! Вы же были лучшим на курсе, а стали священником…
-А где борода, святой отец? – спросил младший новоприбывший.
-Виталька! Что ты меня позоришь?! Твой отец религиовед, кандидат исторических наук, а ты, бестолочь, не знаешь, что к православному священнику нельзя обращаться «святой отец»!
-Я вот тоже хотел бы узнать, где моя борода, - ответил отец Павел. – Вот не растет никак. Ни борода, ни усы. А что вы к нам приехали?
-Собираю материал для статьи. По местным новостям сказали, что в Барде храм восстанавливается, что священника туда назначили.
-А откуда там узнали? К нам телевизионщики не приезжали… А! Я же снимал видео, как наш храм преобразился и в Интернет выложил.
-Ну да, камера дергалась, качество съемки так себе. Но вы же не на оператора учились…
-Что вы хотите узнать о нашем храме? Всего неделю в нем службы идут.
-Вот вы служите в этом храме и не знаете, что до Революции здесь был большой приход! Потом старый храм закрыли, и местные его разобрали за стройматериалы, а в тридцатые годы построили вот это деревянное чудо на народные деньги, но вскоре священника арестовали и аж до наших дней храм стоял вхолостую. Есть тут старожилы в деревне?
-Есть одна бабушка девяноста лет. Может, она что и знает. И живет у нас в деревне учитель истории (сейчас он на пенсии) – он тоже всем таким интересуется. У него поспрашивайте.
-Да, вот я и хотел у местных историков спросить, в библиотеку сходить. Но мне нужен посредник. Вы тут всех знаете. Поможете мне?
-А чего не помочь. Чем смогу – помогу. Только я пока мало кого здесь знаю. Прихожан мало. Как людей в храм привлечь – не знаю. Епархиальные сборы со своей копеечной зарплаты отправляю…
-А жена что?
-Жена в отпуске. Дома пока сидит.
-Давайте так: вы мне поможете – я вам. Вы познакомите меня с историком, старожилами местными, в библиотеку абонемент «выбьете», а я вам в алтаре помогу, в воскресной школе…
-Леонид Юрьевич! Точно! Вот что надо сделать: воскресную школу организовать! Я что-то сам не догадался… А жить вам здесь есть где?
-Негде, в город будем ездить, в гостиницу.
-Зачем в гостиницу! Живите у меня дома – он все равно пустует. Отсюда, правда, далеко – полтора километра, но лучше, чем каждый вечер в город мотаться!
-Вы меня с Виталькой пустите? Он напросился со мной сюда. Я спрашиваю: «Зачем тебе в деревню?» Он говорит: «Хочется!» Дня два здесь пробудет и быстро в обратно уедет. Да, Виталька?
-Сколько надо будет, столько здесь и буду.
-Да, конечно! Живите, сколько надо будет, - поддержал отец Павел.
-Я здесь, наверно, до конца месяца пробуду. Сколько с меня за проживание?
-Леонид Юрьевич, да оставьте вы! Лучше эти деньги в храм принесите, если хотите пожертвовать. Поможете мне завтра в алтаре? Завтра Рождество Иоанна Предтечи.
-Помогу. Ко скольким подходить?
-К восьми утра.
Шла подготовка к литургии, было без десяти восемь. Педагог Павла был алтарником.
-Вот и прихожане подходят, - отметил Леонид Юрьевич, услышав скрип церковной двери. Павел выглянул из-за алтаря.
-Это наши постоянные прихожане подходят. Здравствуйте, Зинаида Борисовна!
Отец Павел шел навстречу прихожанке, а она стояла, сложив руки, чтобы показать священнику, что она ждет благословение. И отец Павел благословил ее «Во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа», перекрестив ее ладонью. За Зинаидой Борисовной вошли ее двое внуков.
-О как! Вы сегодня не одна!
-Да, с внучатами! Сегодня ж Великий день!
А внуки Зинаиды Борисовны молча и медленно продвигались вглубь храма, не отрывая глаз от экранов телефонов. Зинаида Борисовна хотела что-то крикнуть вслед своим внучатам, но, увидев суровый лик на стене, не решилась ругаться.
-Вы сегодня будете причащаться?
-И я буду, и внуки будут.
Отец Павел, глядя на внуков, вздохнул и пошел в алтарь.
-Это не та старожилка, о которой вы говорили? – спросил Леонид Юрьевич.
-Нет. Этой бабушке 68, она переехала сюда, насколько я знаю, недавно, когда соседнюю деревню, где она жила, закрыли. А внуков ей дочь на каникулы отправила. Когда внуки с ней рядом, то дочь ее не так сильно за старушку волнуется – два инфаркта уже Зинаида Борисовна перенесла.
-Ясно-понятно. Я вот тоже недавно из Екатеринбурга в Пермь переехал. Преподаю магистрам религиоведение в институте культуры…
-Зачем вы переехали?! В Перми педагогам платят меньше, чем в Екатеринбурге!
-Переехал из исследовательского интереса…
-Ох! Странные вы люди, ученые.
И вот в храм пришла долгожданная гостья – матушка Людмила. Отец Павел, увидев ее, улыбнулся глазами – точь-в-точь как в тот раз, когда фельдшер, склонившийся над изрезанным телом сожителя Людмилы, спросил у вошедшего Павла, кто он такой.
Началась литургия. В это время еще пара человек, проходившие мимо храма, зашли и во время службы постеснялись уйти. А еще вошедшим было невероятно любопытно, кто это служит алтарником. И вот уже ближе к концу литургии отец Павел вышел из алтаря и спросил: «Исповедники есть?» Зинаида Борисовна подошла первая, за ней – ее зевающие внуки. И вот подошла очередь матушки Людмилы. (Отцу Павлу пришлось сделать ей знак рукой, чтобы она подошла). А в этом время Леонид Юрьевич проговорил: «… и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…» Отец Павел обернулся к алтарю и несвойственным ему низким распевным голосом, перекрестившись, сказал: «Яко Твое есть Царство и сила и слава Отца и Сына, и Святаго Духа, и ныне и присно и во веки веков…» - «Аминь!» - закончил Леонид Юрьевич.
-Начинайте, матушка.
-А как говорить? Я не знаю.
-Начните так: «Прости меня, Господи…» - и перечисляйте все, что вы на листке написали.
-А куда смотреть, когда буду говорить?
-В листок. А если вы наизусть все помните, то куда хотите, туда и смотрите.
«Прости меня, Господи, за то, что редко в храм хожу, что сквернословила, спорила с сожителем, Царствие ему Небесное, что гордилась собой, что завидовала другим людям, что делал добро и ожидала похвалы, что оскорбляла родителей…» - матушка вдруг замолчала.
-Это все? – спросил отец Павел.
-А что еще можно назвать? Какие еще грехи существуют?
-Ну, вот вы с вашим сожителем блудили...
-Как это блудила?! Мы ж любили друг друга!
-Но вы же не соединились перед Богом.
-Ну, ладно! Блудила... В чем еще вы меня, батюшка, обличите?
-Ну, не знаю, может вы в помыслах грешили?
-Да… все, чем я грешила в помыслах, все назвала.
-Осуждали кого-нибудь?
-Это как?
-Ну, вот общаетесь вы с кем-нибудь, и зашел у вас разговор про другого человека, и вы начали о нем плохо говорить?
-А это тоже грех что ли?
-А как же!
-Это ж ведь… Только о мертвых нельзя плохо говорить!
-У Бога нет мертвых – у Него все живы.
-Ну, если это грех, то я самая страшная грешница.
-Ну вот, покайтесь.
-Прости меня, Господи, что я такая осуждающая.
-Сейчас все?
-Сейчас все.
-Наклоните голову.
Отец Павел положил на шею своей матушке белый епитрахиль и проговорил: «Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти чадо, Людмила, вся согрешения твоя. И аз недостойный иерей, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь».
-Сейчас перекреститесь, поцелуйте Крест, а потом – Евангелие, - Людмила все сделала. Отец Павел перекрестил ее еще раз и добавил: - Обязательно подходите к Причастию, когда Чашу вынесу, - отец Павел взял Крест, Евангелие и ушел в алтарь.
Спустя какое-то время вынесли Чашу, и Зинаида Борисовна с внуками благоговейно подошли к Причастию… Точнее, благоговейно подошла только Зинаида Борисовна, а внуки… Внуки после литургии по всей деревне болтали, что в церкви их обманули: они ожидали, что им дадут вина выпить, а им в рот немытой после бабки ложкой сунули какой-то отвратительный на вкус красный, мягкий квадратик. После ребятишек отец Павел подозвал к Чаше свою матушку, и она тоже причастилась. Потом Леонид Юрьевич прочитал благодарственные молитвы, отец Павел поблагодарил всех присутствующих за совместную молитву, поздравил причастников – и все закончилось.
-И зачем мы полтора часа тут торчали? – допытывали внуки Зинаиду Борисовну. – Чтобы вот эту круглую фигню нам дали?
-Это не фигня! – строго сказала бабушка. – Это Тело Христово! Какое право вы имеете так говорить о просфоре! Христос ради вас на Кресте страдал, а вы, неблагодарные, полтора часа ради Него смирно постоять не можете!
Отец Павел в алтаре доедал то, что осталось после Причастия. Матушка терпеливо ждала его. И вот он вышел.
-Вы что-то хотите спросить?
-Паша, я все сделала, что ты хотел. Хватит уже ночевать в храме! Приходи домой!
-Нет, матушка! Вот когда я увижу, что на литургию собралась вся деревня, вот тогда приду домой. Да и здесь мне лучше: утром только глаза открыл и сразу же в храме читаю утренние молитвы. Дверь открою, человек мимо храма пойдет, услышит, что я молитвы читаю, и зайдет сюда. Вместе помолимся. А дома я для кого читать буду?
-И что, ты уже неделю тут утренние молитвы читаешь! Много ты сюда людей привлек?!
-Москва тоже не сразу строилась. Все будет.
-Господи! Да ночуй ты дома, у жены. Утром встанешь, можешь даже не умываться, шуруй в свой храм да читай все, что хочешь!
-Нет! Утренние молитвы надо читать сразу по пробуждении. А если я до храма дойду, то это будет уже не «сразу после пробуждения»! Я, вы поймите, матушка, перед Богом клялся, что не покину храм, пока всех своих односельчан не приведу к Богу. Вы – моя матушка – и вы должны меня поддержать.
-Да пошел ты! – Людмила махнула рукой и выбежала из храма.
На улице пыл матушки поостыл, глаза просветлели, она достала телефон из кармана и кому-то позвонила.
-Алло. Ты сейчас где?
-Я уже в вашей Барде, - ответили на другом конце.
-А когда ты приехал?
-Вчера вечером с отцом.
-А что у тебя с голосом?
-Ну, я вообще-то спал. Ты на время посмотри!
-Вставай давай – уже полдесятого!
-А ты где?
-Жду тебя, - загадочно сказала Людмила.
-Ладно, щас оденусь.
-А где ты ночевал?
-В доме каком-то. Отец договорился – у него тут знакомые, оказывается, есть.
-А какая там улица?
-Не разбираюсь я в вашей Барде! Я из окна трансформаторную будку вижу.
-А! Я примерно поняла, где ты. Видишь, там чуть подальше такое серое двухэтажное здание?
-Вижу.
-Вот, жди меня там.
Людмила шла навстречу Витальке, и их разговор по телефону закончился, когда они встретились напротив здания, где заседали местные деревенские власти.
-Ну, привет.
-Привет-привет. В жизни ты, конечно, лучше выглядишь, чем на фотографии. Тебе и не дашь 43.
-Да? А сколько ты мне дашь?
-Двадцать шесть.
Людмила засмеялась.
-Ну, ладно двадцать семь, - поправился Виталька.
-Ну что: к тебе, ко мне?
-Давай к тебе. Я здесь на съемной квартире, хозяин, видимо, никогда там не прибирался… До тебя отсюда далеко?
-Отсюда два пути: один короткий, другой – чистый, по асфальту.
-Пошли по асфальту. У меня кроссовки новые, не хватало еще местной грязи на них нацеплять.
Отец Павел и Леонид Юрьевич прибрались в алтаре и заговорили о делах насущных:
-Надо уже начать мне работать над исследованием. Где у вас библиотека?
-В двухэтажном каменном здании – местном сельсовете. Пойдемте туда, отсюда недалеко.
Отец Павел снял подрясник и надел на ноги высокие сапоги.
-Это для чего? – спросил Леонид Юрьевич.
-Надо торопиться. В одиннадцать в библиотеке начнется заседание инициативной группы, библиотекарь там председательствует. Нам надо успеть до этого времени, поэтому пойдем коротким путем, по тропке, а там грязи… чуть ли не по колено.
-А у меня нету сапог.
-Так возьмите. Вон, они в углу стоят.
Леонид Юрьевич примерил.
-Они мне не по размеру – велики. А другого пути до сельсовета нет?
-Есть, по асфальту. Но тогда мы не успеем. Время-то уже пять минут одиннадцатого. А библиотекарю надо еще нужные вам книги найти – тоже время. По асфальту мы чуть ли не всю деревню обогнем, а по тропке – напрямую.
-Вот плохо у вас перед храмом парковки нету. Я бы сюда на машине подъехал, и мы везде бы успели. А так, пришлось машину оставить у вашей квартиры.
-Как вы там, кстати? Нормально ночь прошла?
-Нормально. Соседи только шумные. До половины первого у них музыка играла.
-Да? Ну, видите, я там не живу, поэтому не знаю.
Добрались они и правда быстро – уже двадцать минут одиннадцатого были у сельского совета.
-Бахилы надевайте! – приказал охранник у сельсовета.
-Давайте, чтобы работу уборщице не создавать, бахилы наденем, - предложил отец Павел.
Перед входом, действительно, стояла урна с бахилами. Сельскому совету проще купить бахилы и заплатить охраннику, который, по совместительству, племянник председателя, чем короткую дорогу заасфальтировать.
-Вот здесь, - отец Павел проводил экскурсию по сельсовету для Леонида Юрьевича, - кабинет участкового. Здесь – зал заседаний, и председатель здесь работает. В конце коридора – Сбербанк. А вот библиотека.
-А тут что? – указал Леонид Юрьевич на пропущенную дверь.
-А здесь раньше учебный класс для начальной школы располагался, насколько я знаю. А теперь детей в райцентр возят.
-Так вот здесь можно воскресную школу организовать, пока дети на каникулах.
-Это надо с председателем договариваться.
-Ну вот после библиотеки к нему зайдем.
Зашли в библиотеку. Глаза у работницы были заплаканные.
-Батюшка, - начала библиотекарь, - можно вам панихиду заказать?
-Можно, конечно. А что случилось?
-Бабушка сегодня ночью умерла.
-Ох… Упокой, Господи, душу рабы Твоей новопреставленной Нины. Леонид Юрьевич, это та самая старожилка, о которой я говорил. А что случилось? – снова обратился отец Павел к библиотекарю.
-Инсульт. Пока скорая из города приехала, уже поздно было. Да и лечить уже было нечего – третий инсульт. Да до этого два инфаркта… Ее в город увезли. Там отпоют и похоронят, но панихиду хочу здесь заказать – бабушка тут всю жизнь прожила.
-А как вы сегодня будете заседание проводить?
-Я сегодня все отменила. У Сергей Сергеича отпросилась – раньше сегодня уйду.
-Сергей Сергеич – это председатель наш, - шепнул отец Павел Леониду Юрьевичу.
-Ой, - оправилась библиотекарь, - вам, наверно, книга нужна.
-Нужна. Вы нам только покажите, где полка с сочинениями Михайлова. Все, что Леонид Юрьевич выберет, на меня запишите.
-Михайлов вон там, на угловой полке.
-Аркадий Алексеевич Михайлов, - пояснял отец Павел Леониду Юрьевичу, - это и есть тот самый наш местный историк, с которым я советовал вам поговорить. Он года два назад несколько книг напечатал по истории Барды. В общем, он – местная гордость! Вы пока тут повыбирайте его книжки, а я к Сергею Сергеичу, буду договариваться о воскресной школе.
Людмила с Виталькой тем временем уже подошли к ее дому.
-Что ты так медленно идешь?
-Не выспался сегодня.
-Я тебе в десятом часу звонила, ты был еще в кровати!
-Я всегда во время каникул до 12-ти сплю.
-Да, не приспособлен ты к деревенской жизни.
-Да еще у соседей сегодня музыка чуть ли не до двух ночи играла. Невозможно вообще! А потом в три ночи к дому напротив скорая приехала, какую-то бабку вперед ногами вынесли, а девка какая-то, видимо, внучка, выбежала из дому – дура – и как заорала на всю улицу. По бабке плакала. А окна в деревенских домах фиговые – все слышно, что на улице происходит. Я только в пять утра уснул по нормальному, а тут ты в девять-тридцать позвонила, разбудила. Надеюсь, хоть не зря…
-Ну, извини, извини.
-А, подожди! – вдруг остановился Виталька, когда Людмила взялась за ручку калитки. – У тебя дома никого нет?
-Никого. Муж на работе. Дома его уже неделю не было.
-А кто он? Дальнобойщик?
-Близкобойщик! Да какой он дальнобойщик! Попом он служит здесь в храме.
-Твой муж – вот этот углан безбородый?!
-Ну да, безбородый. А почему углан?
-А ты не видела его? Сколько ему лет?
-Двадцать пять.
-А выглядит он младше меня! Углан самый настоящий.
Людмила рассмеялась:
-Ну… да, углан.
В магазинчике продавщица отпрянула от окна и тут же схватилась за телефон.
-Представляешь что: Людка вообще офонарела. Еще у Димки сорок дней не прошло, она замуж за попа вышла и уже даже ему изменяет. Да я тебе говорю изменяет! Я сейчас в окно выглянула, она домой с каким-то парнем заходит. Парня я не знаю. Первый раз его вижу.
И тут в магазин зашла Зинаида Борисовна.
-Здравствуйте! Мне молока, хлеба и…
-Да она мне недавно жаловалась, что тяжело ей без мужика, - не замечала продавщица покупательницу.
-Ты меня слушаешь?!
-Щас, подожди, - сказала продавщица, а затем обратилась к покупательнице. – Ты уже выбрала что-то?
-Я тебе сказала: молока, хлеба…
-Хлеб только вчерашний. Завоз будет после 12.
-А, ладно, тогда не надо. Подожду привоза.
Продавщица цыкнула.
-Молоко какое?
-А какое есть?
-Все на прилавке – смотри. Да вообще народ зажрался, - продолжала продавщица своей телефонной собеседнице. – Хлеб вчерашний – уже не надо. Покупательница? Тут стоит. Да ничего она не слышит! Ей столько лет, что орать приходится.
Зинаида Борисовна сделал вид, что ничего не услышала, потому что ей было стыдно, что она – человек, заставший очереди в гастрономах, – воротит нос от вчерашнего хлеба.
-Ой, да какая из нее попадья! – не унималась продавщица, доказывая телефонной собеседнице свою правоту. – Никогда про Бога не вспоминала, а сейчас, смотри-ка ты, нос задрала: «Я, - говорит, - матушка теперь!» А матушка-то она без пяти минут. Конечно, нос задрала! Я ее недавно на улице встретила, говорю: «Людка, привет!» Ну, по-свойски. А она мне так свысока говорит: «Не Людка, а матушка Людмила». Я про себя думаю: «Да пошла ты, матушка, блин!» Вообще! Я до сорока лет дожила, такого высокомерного отношения к себе еще не видела. Уж так она загордилась собой – я не могу. Было бы чем гордиться! Если бы она президентом стала, я понимаю. А то, попадья… Про нее даже Матвей забыл. Сегодня 7 июля, а он дома до сих пор не был. Когда на первом курсе учился, каждую неделю сюда приезжал, а сейчас сидит в Перми.
-Дай мне вот это молоко, по сто двадцать.
-Выбрала, Зинаида Борисовна?
-Да, вот это, по сто двадцать. Я не вижу, какой там написан процент жирности?
-Обычный, три и два процента.
-Ну вот давай его.
-Сколько пакетов?
-Два есть?
-Есть.
-Вот давай два.
-Двести сорок рублей. Еще что?
-И вот для внуков… - но Зинаида Борисовна не успела закончить. Продавщица закричала на весь магазин:
-Я понимаю, что Людка бесится, потому что у нее давно мужика не было. А я-то тут причем?! Зачем на мне свое высокомерие выказывать? Она тогда на меня так посмотрела, что я себя чувствовала… как дерьмом облитая! Ну и священник этот тоже ведет себя как не мужик.
Тут в магазин зашла компания рабочих местной пилорамы – у них на это время выпал обеденный перерыв.
-Как зовут этого священника? Павел – да! Вот он женился на бабе, а не живет с ней. Понятно, что баба беситься будет. Этот Павел что тоже из себя святого строит? К жене прикоснуться боится! Не к чужой тетке – к жене! Вот до чего мужики обмельчали в наше время!
-Да что ты говоришь-то бесстыжая! – запротестовала Зинаида Борисовна, но продавщица ее не слышала, а в компании рабочих пилорамы все, услышав такие рассуждения, разом как один оторвали взгляды от витрин и стали слушать, перешептываться.
-Конечно, если бы у меня был такой мужик, я бы тоже налево пошла. Так что, мужики сами очень часто виноваты, что бабы гуляют.
-Ты рот-то прикрой, срамница! Ты что это на нашего батюшку тень наводишь!
Продавщица, наконец, решилась ответить и Зинаиде Борисовне:
-Ты, Зинаида, ничего не знаешь, так молчи. А Людка сегодня – я видела – какого-то мужика домой привела.
Один молодой парень, пришедший в компании рабочих, услышав такое не смог сдержать смеха и, прикрывая рот ладонью, вывалился из магазина. В общем, уже через несколько часов вся деревня знала, что матушка гулящая. Вся, кроме батюшки, Леонида Юрьевича и библиотекарши.
-Да и вообще, этот наш поп, Павел, - продолжала продавщица презентовать покупателям свое открытие, - никакой вовсе и не мужик! У него ни бороды, ни усов нету – что это за священник такой?! Да и что это за мужик такой, что у него на лице ничего не растет? Одно слово – импотент.
-Да тьфу на тебя, балаболка! – не выдержала Зинаида Борисовна и, хромая, ускакала из магазина со слезами на глазах.
Внуки Зинаиды Борисовны, услышав про гулящую матушку, оживились, побежали к ее дому, прильнули к окну. «Теперь, - рассуждали они, - не только на телефоне, но и вживую посмотрим!»
-Виталя, - уговаривала Людмила своего гостя, - ну не надо…
-Как это не надо? А ты меня для чего сегодня так рано разбудила?
-Позвала чай попить.
-Нужен мне твой чай сто лет. Я тебя две недели на сайте знакомств «окучивал», чтобы ты меня чаем напоила что ли?
-Да ну отстань!
-Да чего отстань! Ты ж такая красивая…
-Ты ровесник сына моей сестры!
-И что? Любви все возрасты, как говорится.
-Я замужем…
-Ты мне сама сказала, что муж твой полный ноль, а я не ноль.
-Да я же попадья!
-Вот! Это моя мечта – переспать со всеми святошами мира и доказать им самим, прежде всего, что не такие уж они и святоши.
-Перестань! Бог накажет…
-Что ты мне сказки рассказываешь? Какой Бог! Бога нет: «Его Советская власть отменила» - отец, однажды читая лекцию по истории, так сказал.
-Да прекрати…
-Да что ты… как будто тебе 15? Тебе ведь сейчас хорошо?
-Ну, хорошо.
-Вот расслабься и получай удовольствие.
Отец Павел в это время сидел у Сергея Сергеича.
-А чего вы там детям рассказывать будете? – спросил председатель.
-Мы будем учиться писать красиво, читать, черчение я им преподавать буду. Матушка Людмила мне поможет с детишками заниматься.
-А Библию вы там читать не собираетесь? Учтите, я против религиозной пропаганды на неокрепшие умы.
-Нет-нет-нет! Ну какой из меня пропагандист!
-Да самый настоящий. Вас ведь в семинарии тому и учат.
-Нет-нет-нет. Мы будем читать, писать, чертить.
-Так вам бумага нужна, да? карандаши там, ручки, линейки. Буквари.
-Да я все сам куплю!
-Так, а что вы взамен хотите? Не за «спасибо» же вы напрашиваетесь работать?
-Не за «спасибо». Пусть администрация деревни ежемесячно тысяч по пять жертвует на приход.
-Не, пять много. У моего секретаря оклад шестнадцать, но она здесь пять дней в неделю работает с 8 до 6. А вы хотите за четыре воскресенья в месяц получить пять тысяч. Сколько вы там будете по времени заниматься? Час? Полтора?
-Полтора.
-За 6 часов в месяц вы пять тысяч хотите. Не! Это много. К тому же, кабинет наш, сельсоветский.
-Хорошо, а сколько вы мне готовы дать?
-Ну, дорогой мой, это считать надо…
И тут председателю позвонили.
-Тихомиров слушает! – ответил председатель.
-Серега, поп не у тебя? Я видел, как он заходил в сельсовет часов в десять.
-У меня.
-Гони его в шею! У него баба гуляет.
-Да ты что! Слушай, дорогой, спасибо тебе, что предупредил. С меня коньяк. Ну, все давай, до встречи. Не будет никакой воскресной школы! – заключил председатель.
-Сергей Сергеич, так ведь мы почти договорились! Что случилось?
-Ни о чем мы с вами не договаривались. Вы пришли ко мне с предложением, я его на правах главы территориального управления отвергаю. Вот на своей территории да на свои деньги что хотите, то и делайте, а в сельсовете не позволю.
-Что вам сказали по телефону, Сергей Сергеич?..
-Что мне сказали по телефону – это только мое дело. Вы, батюшка, идите-ка отсюда, за женой присмотрите.
Остальные слова для отца Павла звучали так, будто он находился под водой:
-И вообще, какое право вы имеете что-то от меня требовать?! Я и так вас из сельсоветской квартиры не выгоняю, хотя у вашей жены жилплощадь есть.
У отца Павла перед глазами забегали круги. Он испугался, что самые страшные его догадки и фантазии не только сбылись, но и стали достоянием местной общественности. А так оно, на самом деле, и было. Ничего не слыша и не чувствуя, отец Павел вышел из кабинета председателя, из здания сельсовета и помчался к дому своей матушки с такой скоростью, что слезы не успевали задерживаться на его глазах – их уносило встречным ветром.
Виталька встал с кровати, натянул джинсы и, светя голым атлетическим торсом, подошел к окну.
-А ну брысь отсюда! – прикрикнул он, и двое мелких, наблюдавших в окно, убежали, радостно посмеиваясь тому, что они только что преисполнились познанием взрослой жизни, а Виталька закрыл окно. – Почему ты не сказала, что окно открыто?
-Забыла…
-Ну ты даешь, блин!
-Теперь ты получил все, что хотел. Ты доволен? Тебе понравилось?
-Нет. В городе у меня девки лучше. С ними я по полчаса держусь, а с тобой… Теперь я понимаю, почему твой муж с тобой не живет, - Виталька натянул красную футболку. – У вас баня есть?
-Да.
-Когда баню топить будешь, презерватив сожги. Я его на кровати оставил. Ну, ладно. Пойду я. Не пиши и не звони мне больше.
Минуты через три, когда Виталька уже скрылся за углом улицы, отец Павел, направлявшийся в дом к своей матушке, пробегая мимо храма, остановился. А куда спешить? Все равно уже ничего не исправить. Отец Павел зашел в храм, нашел подрясник и начал подметать пол, приговаривая: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей…» Вскоре в храме появилась Людмила. Ноги ее подкашивались.
-Батюшка, - робко сказала она, - я исповедаться пришла.
-Так вы сегодня утром исповедались!
-Мне снова нужно.
-Ну, ладно. Подождите пока, я сейчас.
Отец Павел ушел в алтарь. Вскоре вышел с епитрахилей на шее, а в руке держал Крест и Евангелие.
-Подходите, матушка. Кайтесь. Вы уже все знаете.
-Прости меня, Господи, за… прелюбодеяние, - и она заплакала. Последовала недолгая пауза, в которой слышны были только всхлипы Людмилы.
-Вы каетесь?
-Каюсь!
-Господь и Бог наш, Иисус Христос, благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти чадо, Людмила, вся согрешения твоя. И аз недостойный иерей, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во Имя Отца и Сына, и Святаго Духа. Аминь.
-Благословите, батюшка, - Людмила попросила, и отец Павел благословил ее.
-Простите, матушка, но такие правила, я должен наложить на вас епитимью. Это нужно в помощь для спасения вашей души. На месяц отлучаю вас от Причастия.
-И это все, что ты мне скажешь?! Ты глухой, что ли? Я тебе изменила! Ты слышишь меня?
-Я вас слышу. Свое наказание вы уже получили.
-Ты хоть наори на меня для приличия!
-За что же на вас кричать? Вы покаялись – Бог вас простил. Имею ли я право вас осуждать!
-Да-а! Ты не мужик… Ты углан! Углан безбородый! и бесхребетный, и бесхарактерный! Если бы мы сейчас были не в храме, я бы тебя еще и не так назвала… - и Людмила выбежала из храма.
Домой ей возвращаться не хотелось, и она до вечера ходила по деревне. Со всех сторон до нее доносилось: «Вон – идет Людмила, нескребёно рыло», «Смотри, смотри – идет», «О! Пошла мадама!» Людмила все терпела. Она думала так: «Пусть лучше сейчас все обсудят, сейчас пальцами напоказываются вдоволь, а потом успокоятся. Зачем стыдиться осуждающих взглядов? Ведь когда грешила, стыда не было». Людмила сама себя так наказала. Отлучения от Причастия ей показалось мало.
Шел уже четвертый час. Леонид Юрьевич и библиотекарша пришли в храм.
-Отец Павел, куда вы ушли? Что вы меня одного в библиотеке оставили?
-Ох, простите меня, Леонид Юрьевич! Мне нужно было срочно убежать. Я забыл вас предупредить.
-Батюшка, - подошла библиотекарша, - я пришла панихиду заказать.
-Ах, точно… Давайте завтра в 10 утра, хорошо?
-Ой, только я не смогу присутствовать – у меня работа.
-Ничего страшного. Я сам отпою. Вы только в это время перекреститесь и скажите: «Упокой, Господи, душу рабы Твоей новопреставленной Нины».
-Спасибо, батюшка. Сколько с меня?
-Сто рублей.
-Вот, возьмите.
-Вы, Леонид Юрьевич, книжки взяли?
-Да, да, да, - вмешалась библиотекарша, - взял. Я, как вы и сказали, на вас их записала.
-Ну и славно.
-Что вы такой смурной, отец Павел?
-Да так… Мне отказали в воскресной школе.
-Да вы что… Жаль. Очень жаль…
-Благодарю вас, Леонид Юрьевич, за помощь сегодня в богослужении. Сегодня больше ничего не будет. Вы свободны. Извините, если я сказал грубо, я очень устал сегодня.
-Да я все понимаю. Хорошего вам вечера, отец Павел.
-Да, до свидания.
В пять часов отец Павел пошел в магазин – есть захотелось. Он, как обычно, купил хлеба, банку меда, яблочный сок и только собрался уйти, как продавщица ему вслед крикнула:
-Батюшка, аккуратно: перемычку не заденьте!
Отец Павел, бывший в своих размышлениях, сначала не понял, что продавщица имеет в виду: до дверной перемычки было еще сантиметров 30. Но потом Павел понял, что это была издевка и, махнув рукой, вышел.
Прошло еще несколько часов. Людмила все еще ходила по улице, но уже направилась к дому. И вдруг она услышала, что прохожие осуждают не ее, а отца Павла.
-Да какое право вы имеете о нем так говорить! – у Людмилы началась истерика. – Вы все мизинца его не стоите! Он – святой! Что вы его осуждаете?! Меня осуждайте – это я изменщица, а он – святой! Он меня простил! А вообще, прежде чем осуждать, на себя посмотрите! Сами-то лучше что ли?!
-Да уж, конечно, лучше: мужьям не изменяем.
Послушать покаяние Людмилы сбежались все, кто умел бегать. Даже те, кто шел с работы и кому было не по пути, все равно подошли, чтобы посмотреть «Людмилин покаянный концерт» - как его позднее обозвали. А место, где она каялась, позднее назвали «Людмилкино место». И Виталька видел, как Людмила стояла на коленях и как на нее глазела толпа. Он проезжал мимо этого сборища на машине. Когда его отец пришел из храма в их съемную квартиру, у них случился такой разговор:
-Мне тут надоело.
-Ну а я что сделаю? Ты сам напросился со мной. Я здесь буду до конца июля. Завтра утром пойдет автобус в райцентр – садись и уезжай.
-А давай лучше ты в конце июля на автобусе уедешь, а я сейчас на машине. А то здесь по улицам коровы да козы ходят. Свернут тебе зеркала на машине. Потом ищи виноватого.
-А ты права с собой взял?
-Всегда с собой ношу.
-Ладно. Держи ключи.
Людмила увидела машину, узнала водителя. Но никак на его отъезд не отреагировала.
Наступило 8 июля – четверг. Отец Павел отслужил молебен. Он не оборачивался во время молитв, но когда панихида закончилась, то он обернулся и обомлел. Он никогда раньше не видел так много людей в этом храме. Лицо отца Павла просияло. Он поблагодарил всех за совместную молитву, а затем провел небольшую проповедь: «Очень часто мы кого-то осуждаем. И я не исключение. Но важно понимать, что любой грех, в том числе и осуждение, - это следствие отсутствия любви. Любовь никогда никого не осудит, даже если этот кто-то заслуживает осуждения. Только Господь может нас судить, а мы, православные христиане, судить не должны друг друга. Мы наоборот должны ходатайствовать друг о друге перед Богом. И посмотрите: даже Иисус Христос, придя в наш грешный мир, никого не осуждал. Вспомните историю о женщине, пойманной в прелюбодеянии. Фарисеи говорили Христу: «Она нарушила наш закон! Ее надо побить камнями!» А что Христос ответил? «Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень». Вот и мы, дорогие братья и сестры, давайте будем любить друг друга, какими бы мы ни были, будем стараться прощать друг друга, как бы тяжело нам это ни давалось, и будем стараться никого не осуждать. Храни вас Бог!»
Людмила тоже была в храме, но отец Павел ее не видел – она стояла позади всех. После проповеди она первая выскочила из храма, вбежала в свой дровяник и там повесилась. Правда, веревка не выдержала, мертвое тело упало и задело поленницу. Дрова свалились и засыпали тело Людмилы так, что только одна нога осталась торчать. Когда поленница с треском свалилась, отец Павел поливал цветы перед храмом. Он, услышав стук, пошел в дровяник, откинул несколько поленьев… и так узнал, что нет у него больше матушки и никогда больше не будет.
Через полчаса приехали медики, полицейские. Установили, что смерть наступила от удушья, что это было самоубийство. Такая новость и вовсе выбила отца Павла из колеи. «Даже не отпеть ее… Так и не упокоится душа…» Новость о смерти Людмилы тут же облетела всю деревню. Никто уже отца Павла не называл угланом безбородым – все встречные ему соболезновали.
На следующий день отец Павел получил письмо из епархии о том, что его через две недели переводят в другой храм в такой же глухой деревне, как Барда, а на место отца Павла назначают другого священника. Противиться воле епископа Павел не хотел, но изнутри его съедало острое чувство несправедливости: за неделю с небольшим отец Павел так много пережил в Барде, что прикипел к этому месту.
В тот же день в Барду приехал Матвей и первым делом отправился в храм.
-Отец Павел, здравствуйте.
-Здравствуйте.
-Я племянник сожителя вашей матушки. Теперь уже покойной…
-Матвей… Вот и остался ты полной сиротой, как и я. Ох, бедный ты бедный, Матвеюшка. Ты не переживай, на долю в квартире я претендовать не буду. Вступай в наследство, владей.
-Вы, оказывается, хороший человек. Вы не подумайте, я был на похоронах дяди – его же хоронили на городском кладбище. Я приехал на похороны, но сюда ехать не захотел, потому что я возненавидел его сожительницу, когда узнал, что она собирается снова выйти замуж. За вас… Еще даже дяде сорок дней не прошло, а она уже новую любовь нашла.
-Прости ее, Матвеюшка. Как же человеку без любви прожить? У тебя ведь тоже, наверно, в Перми амуры есть?
-Нет. Я поклялся, что никогда ни в кого не влюблюсь после того, что она мне на похоронах призналась в своем скором новом замужестве.
-Ох, Матвей, не клянись. Жизнь длинная.
-Да не очень-то и длинная! Отцу было 48, маме - 46, дяде - 44, сожительнице его – 43…
-У них своя жизнь. У тебя – своя. Хоть ты-то свою жизнь счастливо проживи.
-А как?
-Прости всех своих обидчиков – и заживешь счастливо. Сожительницу своего дяди прежде всех прости. Ведь она согласилась жить с тобой под одной крышей, когда твои родители погибли.
-Я постараюсь простить ее… А ее рядом с дядей похоронят.
-Вот мы с тобой вместе на похороны и поедем.
-А вы всех простили?
-Всех. Только себя никак не получается...
-А вам сколько лет?
-Двадцать пять.
-А рассуждаете так, будто вам уже глубоко за 70.
-Что ж поделать! Профессия у меня такая – быть не по годам мудрым.
Матвей плакал, склонив голову на колени отца Павла, а его отчим обхватил голову Матвея руками. Так, обнявшись, полные скорби они просидели до самого позднего вечера на храмовом полу, а над ними висела икона Казанской Божией Матери. Иногда храмовая дверь поскрипывала, но никто не заходил сюда, лишь завидев скорбящих отца Павла и Матвея.
Уезжать Павлу не хотелось. Но ослушаться решения епископа нельзя. А тут еще и Сергей Сергеич попросил отца Павла из его сельсоветской квартиры до конца июля. И Павел решил: ни нашим, ни вашим. «Если уж в Барде нельзя остаться и жениться второй раз нельзя, то стану монахом». 22 июля отец Павел исповедался у своего духовника – отца Петра – в райцентре. А 23 июля отец Павел, проведя последнюю службу, попрощавшись с односельчанами, а также уладив все дела с библиотекой, уехал в Белогорский монастырь.
