Близнец

Часть 1

Профессор сокрушённо развёл руками. «Ничего не понимаю, надпочечники продолжают функционировать, несмотря ни на что».

– Ты думаешь, прибор не сработал?

– Сработал… Я не про прибор. Я об адреналине говорю. Парень полгода в коме, а надпочечники работают, как у нормального… Мало того, как будто он только что забрался на Памир…

Профессор почесал в затылке и, разговаривая уже сам с собой, продолжал: «Надпочечники работают, как при сильнейшем стрессе».

– Знаешь, я тут подумал, мы не учли показатели крови. Нужно было снимать информацию с идентичного объекта…по генетическим параметрам. Хромосомы возраст, наконец .

– Но тогда это может быть только близнец. У него мог быть близнец? – сердито пошутил профессор.

– Я ночью смотрел осциллограммы мозга и кровь тоже, генетический материал. И они один в один совпали с моими. Подумал, что взял конверт не с той полки.

Брови профессора вздёрнулись, он посмотрел на сына, глядя в пространство за его спиной, словно что-то вспоминая.

– Ничего такого не припомню… ерунда какая-то.

Андрей достал из папки два больших конверта – свой и пациента, – подал отцу.

– Дата и время практически совпадают, вот только место. Алексей родился в Первом новосибирском роддоме.К тому же время рождения отличается всего на несколько минут.

Профессор сосредоточился на бумагах.

– Знаешь, сколько людей рождается по всей Земле в одну и ту же минуту?

– Давай попробуем снять информацию с моих надпочечников… Посмотрим, как снизится уровень адреналина. Заодно и прибор ещё раз проверим.

– Да уж, надпочечники. Но это его собственные надпочечники вырабатывают этот адреналин. Это его нейромедиаторы генерируют норадреналин… – задумчиво произнёс профессор. Мысли его унеслись в прошлое.

–И потом, мы не знаем, где он сейчас, – усмехнулся Андрей.–Может, летит с той выси по сей час… Помнишь, как фиксировали такое зацикливание у той девушки из Самары? В коме мозг может многократно прокручивать одни и те же кадры… Как вариант, последние.

– В таких случаях его давно не было бы в живых в результате болевого шока,– механически ответил учёный, продолжая вспоминать их с Аннушкой прошлое.

***

Они познакомились с будущей женой в Институте волновой генетики. Общая работа соединила сначала умы, а затем, значительно позже, и их самих. Так бывает: ты выныриваешь из пучины идей, догадок, экспериментов, и вот она перед тобой, та, что всегда была рядом, а ты не замечал…Словно обухом по голове. И в этой общей эйфории, когда догадка манит, дразнит, маячит совсем рядом и вот-вот откроется, вдруг появляется нечто большее – весомое, значимое другое. Они не думали тогда о детях, жили в других измерениях, подолгу задерживались на кафедре – бывало, что допоздна, когда уходила последняя электричка. И ничего не оставалось, как прикорнуть до утра в кресле; Аннушка устраивалась тут же – на маленьком диванчике. Вот тогда-то они и заметили рядом с собой исполнительную молчаливую Лизу, которая задерживалась из-за них дольше обычного. Она смиренно стояла у раковины, тщательно перемывая пробирки, и часами колдовала над стерилизатором.

– Какая у вас зарплата? – спросил её мимоходом Василий, тогда он ещё не дослужился до Василия Петровича. Кандидатская маячила в необозримом будущем, да и тема в общем смущала: слишком уж далека она была от реальности. «Ляжет под сукно, как тысячи других», – часто думал про себя учёный, но менять тему не хотел.

– Сорок пять рублей, – ответила та спокойно, словно это было нормой, чем-то непоправимым.

Василий взглянул на жену, ожидая её решения. Он принимал решения самостоятельно, но никогда не озвучивал, прежде чем не посоветуется с Анной. Та словно угадывала его мысли, и не было случая, чтобы думали они по-разному в смысле быта. Наверное, потому что для обоих быт ничего не значил. Зато на научном поприще между супругами разгорались жаркие баталии, хоть разводись. Анна была сильным биологом, требовала, чтобы в совместном проекте учитывались тонкости этой науки. Она не увлекалась так рьяно экспериментами, как Василий, зато всё тщательно проверяла, стараясь исключить неточности, предотвратить неожиданности. Они прекрасно дополняли друг друга, и это благотворно сказывалось на их совместной научной работе.

– А переходите к нам… и обязанностей не столько. Зарплата больше, будете хотя бы спать вовремя ложиться, –обратилась женщина к Лизе, в очередной раз угадав мысли мужа.

– Да не одна я… с сыном. Комната у нас в общежитии, – женщина поправила непослушную прядь под белым накрахмаленным колпачком.– Если б не комната, разве работала бы за такие деньги?

– А сколько мальчику?

– Скоро два, он у меня в круглосутках… В яслях болел часто, иммунитет… И спокойный, забираю только на выходные.

Супруги жили в трёхкомнатной квартире за мкадом, институт в своё время выделил им жильё как молодой семье. И поскольку дома Анна с Василием бывали редко, то обустройство квартиры постоянно откладывалось, даже штор приличных некогда было купить. Посовещавшись, они предложили Лизе поселиться с мальчиком в одной из комнат, забрать ребёнка из яслей, пока тот не окрепнет. Решено было передать женщине все домашние обязанности: уборку, походы в магазин, приготовление обедов, обустройство комнат. С тех самых пор квартира Светловых приобрела жилой вид. Лизе удалось даже наклеить обои в одной из комнат. Первое, что бросилось ей в глаза – панели синего цвета в столовой, которых хозяева не замечали. «Этот цвет не располагает к приёму пищи, – были первые её слова, когда Лиза обвела хозяйским взглядом своё новое жилище .– Вы поэтому здесь и не обедаете, что такие стены угнетают самый здоровый аппетит». Несмотря на своё подчинённое положение, она являла собой абсолютное достоинство, казалось, ничто не могло сломить волю этой женщины. Какая судьба скрывалась за её спокойным глубоким взглядом, какое прошлое? Периодически эта мысль посещала хозяина дома, но так же быстро улетучивалась, сменяясь следующей – о текущем эксперименте. Первое открытие, что рядом с ним существует совершенно другой мир – простая человеческая жизнь, – явилось к Василию только через полтора года, когда, впервые придя домой вовремя, он услышал радостный возглас Андрейки: «Папа, папа пришёл!» Мальчонка выбежал в прихожую и, обхватив ручонками колени вошедшего, радостно уставился на него своими огромными серыми полупрозрачными глазищами. Лиза удивлённо смотрела на сына, по её взгляду можно было определённо сказать, что такое его поведение женщину озадачило. Василий неумело подхватил ребёнка за подмышки и, подбросив невысоко, нервно пошарил в кармане. Неожиданно для самого нашлась там волшебная конфетка – видно, жена предусмотрительно подложила. От Анны трудно было что-либо скрыть, казалось, она могла предугадать любую неожиданность. С тех пор они с Аннушкой стали бывать дома чаще, и обязательно была у них для Андрейки какая-нибудь придумка: то птичку-свисток принесут ему с работы, то шарик, который под потолком может висеть, и достать его можно только сидя на высоко вытянутой вверх руке отца. Супруги искренне любили своих домочадцев, а Андрейку особенно. Один раз они даже ездили в Крым, в Феодосию, с Лизой и сыном, чтобы показать им море – и себе заодно. Вот только их вовсе не смущало, что в свои сорок они ещё ни разу не видели моря. Малыш однажды сказал, вернувшись из садика: «А Саша с мамой и папой были на море, оно большое-пребольшое… и синее». Так родилась у супругов идея показать Лизе с сыном море. Казалось, все трое взрослых привыкли к тому, что мальчик называет учёного папой. Своих детей у Светловых не случилось, наука заменила им детей, да и не чувствовали они себя в этом ущемлёнными. Так и жили, всех всё устраивало до тех пор, пока не постучалась к ним в дверь беда.

Случилось это весной– Лиза впервые не накрыла завтрак. Выйдя в столовую, Василий Петрович увидел, как Аннушка, стоя в ночной рубашке, старательно намазывает масло на батон, неумело толсто нарезает сыр. И так неуклюже у жены это выходило, что, подойдя к ней, он нетерпеливо произнёс: «Дай я».

Лиза заболела, и случилось это так внезапно и некстати, что тут же обнаружилось бесконечное множество дел, которые, казалось, вершились сами собой – стирка, глажка, готовка, походы в магазин, проводы Андрейки в школу. Супруги делали всё, чтобы скорее поднять женщину на ноги, определили её в самую престижную клинику. Аннушка впервые за десять лет взяла отпуск, Василий регулярно помогал сыну по физике, а по выходным после посещения больницы они, чтобы отвлечь мальчика, отправлялись в кино или в зоопарк. Работа уже не казалась обоим такой важной и необходимой. Обыкновенные человеческие ценности на время взяли верх. Супруги действовали слаженно и не сговариваясь, словно высокоточный механизм, словно неведомая и неотвратимая сила руководила ими. Болезнь Лизина прогрессировала быстро, и никакие ухищрения – связи, деньги – не могли предотвратить неминуемого. Судьба неумолимо толкала их семейную идиллию к новому этапу жизни – порогу. Лизу уже перевели в выписную палату, когда случился новый приступ, после которого женщина уже не оправилась. Сразу после её похорон супруги оформили документы на усыновление. Вот таким невесёлым мыслям предавался сейчас профессор, не слыша, что говорит сын.

«Близнец… близнец… Дурак, жить бок о бок с человеком и ничего о нём не знать… Ведь тебе было так удобно, признайся? Если бы что-то ты вдруг узнал тогда, то пришлось бы менять свою жизнь, в которой тебя всё устраивало. Ты взял ответственность за неё… за ребёнка, когда позвал в свой дом. Хотел быть хорошим? Хорошим… И никакие приборы, никакие эксперименты не оправдают тебя, будь ты хоть самим Энштейном. Так тебе и надо, идиот!»

 

2 часть

 

Это был совсем другой мир – зелёный. Ярко-зелёные холмы, сменяя друг друга, громоздились, устремляясь к горизонту и отодвигая его черту всё дальше. Чайки, словно в замедленной съёмке, с криком кружили в воздухе: должно быть, где-то между холмами затерялась вода. И там, на этих холмах его всегда ждал он – белый в яблоках жеребец с длинными стройными ногами. Конь казался столь совершенным, почти сказочным, и Алексей мысленно представлял эту лошадь с огромными белыми крыльями и рогом, уходящим в бесконечность, хотя ничего такого он не видел даже на картинках. Конь всегда ждал его на том берегу, среди холмов. А он, Алексей, застрял на этом. Он не мог перепрыгнуть ту пропасть – или только думал, что не мог. Каждый раз, когда он прыгал, картинка мгновенно исчезала, и его тело устремлялось вниз, а сам он парил над ним и над пропастью, ожидая конца своего падения. «Попытка не удалась». Это повторялось снова и снова, но каждый раз, подходя к пропасти, гонщик надеялся, что на этот раз всё получится.

***

Своей матери Алексей не видел и никогда не искал. Он воспитывался в детском доме. Когда вырос, то уже понимал, что его дом был не таким уж плохим, во всяком случае голодным он себя не помнил. Случались моменты, когда нужно было разобраться со старшими, но без этого здесь нельзя. Самое главное –разобраться с самим собой. Это он понял рано. Если с собой всё понятно, то уже не важно, как на тебя смотрят другие. Чтобы тебя уважали, нужно самому себя уважать, а правда, она всё равно отыщется. Никогда ещё не было, чтобы правда потерялась. И тогда всё становилось просто и понятно. Бывало, что делился последним куском со слабыми, но больше, чем считал необходимым, не давал. Пусть сами учатся добывать для себя, когда всё время даёшь, то к этому быстро привыкают, ждут. Несмотря на средний рост, Алексея считали старшим в группе, а затем и в классе. Когда писали сочинение «Какие черты ты ценишь в человеке?», почти все одноклассники отметили «справедливость» и привели егов пример. А сам он написал, что главное в человеке– это уметь быстро прийти на помощь, и старался следовать этому принципу. Ещё в четвёртом классе Виталий Павлович, их завхоз, в помощники выбрал именно его, звал в гараж то ручку крутануть, то резину помочь поменять у детдомовского грузовичка. Машина была старая, и они с Палычем её постоянно латали. «Что буду делать без тебя? – ворчал завхоз. – Хоть бы смену после себя какую оставил». И эта ранняя страсть к автомобилям сопровождала Алексея всю жизнь, и не так к автомобилям, как к скорости. Поэтому, закончив десятилетку, он пошёл на Московский автомобильный завод, хотя с таким аттестатом вполне мог поступить в хороший ВУЗ. И вот тогда-то всё и началось.

Проработав полгода на поточной линии в сборочном цехе, Алексей перевёлся в службу испытаний. Знаний катастрофически не хватало, и он поступил от завода на вечернее отделение Московского автомеханического института, параллельно участвовал в создании аппаратуры, обеспечивающей сбор данных о характере удара и перегрузках во время пробега. В это же время он получил и права за счёт завода: молодые кадры руководство ценило – здесь приветствовалось высшее образование, повышение квалификации, ударникам предоставляли комфортабельные комнаты в общежитии, завод оплачивал рабочим качественное питание. Всё свободное время парень проводил на автодроме, упражняясь в мастерстве вождения, и после третьего курса его выдвинули на участие в гоночных соревнованиях. Автомобили, которые предназначались для гонок, гонщики модифицировали сами, проверяли каждый блок и, зная слабые места, укомплектовывали своё детище запасными деталями. Со временем стало понятно, что для создания настоящего спортивного автомобиля необходимо огромное количество нестандартных узлов и специальных частей. И здесь каждый крутился, как мог: изготавливали сами, привозили нелегально из Германии, отдельные кузовные детали штамповали из более тонких листов проката, кузов не покрывали антикоррозийным покрытием. Для большей лёгкости на машину не устанавливались некоторые внутренние усилители кузова, двигатель тоже основательно «перетряхивался». В результате вес гоночной машины значительно уменьшался, что давало ей явное преимущество.

Гонки устраивались на асфальтированных и грунтовых кольцевых трассах. Соревнования те были зрелищными, так как гонщики соперничали непосредственно друг с другом, а не на время. Во время гонок часто происходили касания между автомобилями, а неровности, ямы, спуски и подъёмы только добавляли этим зрелищам драйва. Ошалелые болельщики со слезами на глазах выныривали по обочинам трассы, встречая забрызганныеп отрепанные автомобили в самых неожиданных местах, девушки в резиновых по колено сапогах и накрахмаленных белых платьицах восторженно приветствовали отчаянных победителей. Со временем в этом спорте условия менялись, и в приоритете становились именно скорость и само время. То был самый счастливый период его жизни, когда колесил Алексей по всей России, за рубеж – в Альпы во Францию, в Германию, Италию, – но если б спросили, что он там видел, то ответил, не задумываясь: «Дорогу». Дорога и скорость стали неотъемлемой частью его жизни. Но самой желанной сделалась трасса в Якутске на полигоне «Патриот», где уже несколько лет проводились гонки без правил. К этим соревнованиям парень готовился давно и основательно. Он буквально вымолил у Константина Владимировича, своего руководителя, разрешение участвовать в этих гонках – тот долго не соглашался. За время подготовки к ним у Алексея сменились три штурмана, и в результате он принял решение участвовать в нихсамостоятельно. Решиться подвергнуть такой опасности товарищей парень не мог. У каждого из троих в то время уже была семья. И вот желанный день настал.

Прогнозы, что гонка будет необычной, делали многие, но что она станет столь знаменитой, никто не предполагал. На этот раз организаторам соревнований пришлось использовать всю свободную технику, чтобы то здесь, то там очищать трассу от столкнувшихся и перевёрнутых автомобилей.

Формирование заездов на полигоне происходило быстро, в течение пяти минут двадцать машин выстроились в несколько линий, и гонщикам осталось только дождаться отмашки флага. На старт в нынешнем сезоне вышли более сорока подготовленных автомобилей. Автомобиль Алексея под номером девять значится во втором заезде. Гонка только началась, а на стартовом вираже уже образовалась мощная пробка. Вырвавшимся вперёд удаётся разогнаться до предельной скорости, снизить которую может заставить только самый крутой вираж. Машины мчатся по пыльной песчаной трассе, поднимая клубы песка и бесцеремонно мешая друг другу, иные заносит под прямым углом к общему потоку и, становясь препятствием для остальных, они переворачиваются, словно спичечные коробки. Те из них, что встали снова на все четыре колеса и в состоянии двигаться, продолжают этот сумасшедший бег. Глядя на эту картину, невольно начинаешь верить в приметы. Это тринадцатая гонка без правил, и в ней участвуют тринадцать новых участников. Спортсмены разбиты на две группы. Каждой предстоит движение в трёх заездах, и лишь тем, кто уцелеет, будет доступен финальный заезд. Последние два года спортсмены пришли к решению, что командная борьба более эффективна. Они образуют команды с целью выстроить свою тактику и стратегию, считая, что такая борьба даёт больше шансов на победу. И только двое из второго заезда – девятый и тринадцатый – участвуют в этой гонке индивидуально. Болельщики неистово спорят, вытеснят ли спортсмены - команды индивидуальных участников . Из динамика слышится громкий крик комментатора: «Девятый и тринадцатый идут бок о бок, попеременно опережая друг друга! Девятый и тринадцатый оторвались, оставив соперников позади… Да, индивидуальщики и на этот раз не дадут себя обойти. Обратите внимание на нового участника из Москвы! Это Алексей Нелюбов. Он единолично представляет на этих соревнованиях Московский автомобильный завод.Тринадцатый – Сергей Колыванов – соревнуется за Питер. Тринадцатый! Тринадцатый вырвался вперёд! Питер впереди! Давай… давай! Москва, поднажми немного… Но что это?!»

Среди общего рокота Алексей внезапно различает специфический визг резины. Мгновенно возникает понимание: это машина соперника, не успев снизить скорость на вираже, пошла боковым юзом. Налетев на лежащие на обочине шины, очерчивающие линию трассы, она поднимает веер песчаной пыли, переворачивается и встаёт поперёк трассы. Неистово ударяя по тормозам и уводя руль в противоположную сторону, Алексей пытается увернуться от удара, но с другой стороны неожиданно выныривает автомобиль, идущий следом. «Как… я его не видел?» Песком забит нос… веки под свинцовой тяжестью ресниц опускаются в глубокие фиолетовые ложбинки над щеками, густая горячая струйка стекает по подбородку на шею…

Он очнулся в больничной палате, весь в бинтах и трубках. Константин Владимирович склонился к его уху: «Что чувствуешь?» Но тогда он мог говорить лишь глазами. Моргнул. А сам стал проверять, что же он чувствует? Руку чувствую… левую, грудь… правую руку, а вот ноги… Ног он совсем не чувствовал. После долгих месяцев реабилитации средством передвижения ему уже служил не автомобиль и даже не ноги, а инвалидная коляска. Сложный перелом позвоночника, нижняя часть не действовала.

– Благодари Бога, что жив остался, – повторял Константин Владимирович, – другие в таких случаях не выживают.

Старик позаботился, чтобы крыльцо подъезда общежития, в котором жил Алексей, оборудовали пандусом, настоял, чтоб за прежним сотрудником, несмотря на инвалидность, сохранили место в цехе, чтобы выделили парню комнату, как для семейных, с ванной и туалетом. Первые три месяца он всё свободное время проводил в общежитии, помогая парню заниматься физически, готовил еду. Знал, что близких у того нет, а ребята по цеху все семейные. Сначала Алексей вроде радовался, что вернулся к своим, но со временем эта опека стала его раздражать, в глазах читалось безразличие и даже злость на своего покровителя. А однажды, заглянув в общежитие как обычно в выходной, чтобы вывезти парня на прогулку, старик нашёл его лежащим у самого порога комнаты с побитым лицом и початой бутылкой водки.

– Тьфу! – сплюнул. –Ты думал, что весь мир вокруг тебя вертится? На-ка, выкуси! Полежи тут, подумай!

Вернулся он только через день. Мучился. Знал, что тот даже помочиться без него не может, но выдержал паузу. Мужчина молча снимал с парня одежду. Помыл, переодел, помог перебраться на кровать, заварил чай. Он не стал разбираться, кто это с водкой таким сердобольным оказался, пожалел бедняжечку, а приступил сразу к главному.

– Слышь, я тут давеча подумал, может, нам с ручным управлением машину сделать? Она даже легче по весу получится.

Не сразу Константин Владимирович убедил начальство разрешить сборку гоночного автомобиля с ручным управлением. Годовой план был утверждён руководством министерства и этого не предусматривал. Обещал начальству, что заниматься автомобилем они будут в нерабочее время. Потом пришлось ждать почти месяц, пока им с Алексеем оформят другие пропуска, чтобы в любое время суток можно было через проходную войти. И когда увесистая папка со всеми справками и разрешениями легла к директору на стол, всё встало на свои места. В глазах у Алексея снова появилась искорка, та самая, что заметил наставник с первого дня их знакомства. У того и другого начался длинный, изматывающий спорами обоих, рабочий процесс, но в конце того тоннеля горел свет.

Машина рождалась медленно, болезненно… ещё и потому, что они не имели опыта. Главной преградой стала скорость– не мог автомобиль с ручным управлением развить такой скорости, как тот, что разбился в Якутске. А Алексей, кроме как о якутской, ни о какой другой трассе слышать не хотел. Подготовка длилась два года, и здесь дело было не только в машине. Сам он неистово готовился к этим соревнованиям: тренажёры, иглоукалывание, массаж, специальное питание. Мужчина буквально изнурял себя тренировками на автодроме. Однажды старик не выдержал.

– Такой ритм тебе не под силу. Ты после этих гонок жить уже не собираешься? – обратился он к своему подопечному.– Есть для тебя в жизни что-то ещё?

– Вот выиграю соревнования, тогда уже буду думать, что там есть.

– Кому-то нужно это передать, об этом ты думал? Есть другие ценности: семья, наставничество, любовь, наконец.

– Думал… Раньше… Когда ноги были, – спокойно ответил Алексей, он даже не удивился вопросу.

– Ты так понимаешь, что другие жизнь одними ногами живут?

– Да нет. Просто когда есть ноги, жизнь намного проще становится,– парень усмехнулся. – Вам не понять. Я когда на ручное пересел, то очень хорошо это понял.

– Тьфу! – учитель сокрушённо махнул рукой.

 

***

На этот раз по злой иронии Алексей снова оказался во втором заезде, но под тринадцатым номером. На старте стояли двадцать автомобилей. Гонщик устремил взор на флаг, толпа ликовала. Среди общего шума он вдруг ясно услышал молодой, юношеский голос. Долговязый рыжий подросток, весь в веснушках, обнимая по-свойски черноволосую девушку, назидательно объясняя своей подружке. «Гонки на выживание, так называемый контактный автокросс! Дисциплина автоспорта, в которой официально разрешена контактная борьба. Запрещены только умышленные удары в стоящий автомобиль и в область водительской двери. Участников даже наказывают за пассивную бесконтактную езду, – притянув девушку ещё ближе, парень уверенно положил руку на её бедро.– Соревнования проходят на грунтовых трассах летом и на ледяных – зимой». Девушка испуганно рассматривала стоящие на старте машины, вглядывалась в лица гонщиков. Алексей уловил страх, но больше удивление в её глазах. «Да что ты знаешь о гонках, молокосос? – мысленно обратился он к парню и ответил сам себе:– Зато тебе уже точно не придётся так вот запросто касаться этой руки… Нет, всё правильно! Но тогда откуда этот неуют?» В груди тоскливо заныло. Так впервые на двадцать седьмом году жизни его посетило сомнение. В тот момент старик смиренно разговаривал с Николаем, что творит чудеса, а судья взмахнул флагом.

И на этот раз всё случилось быстрее. На пятом вираже Алексей не точно рассчитал скорость, да и трасса на этом участке оказалась более неровной, чем он помнил. Машина прогнулась, сильно прижавшись к дорожному полотну. «Чёрт, не выдержит подвеска», – пронеслась мысль. А мощный двигатель продолжал заставлять автомобиль вращаться, направление движения резко изменилось. «Лишнее усилие рулевого… и конец». Машина словно взбесилась, пытаясь убить своего хозяина. Сильный удар идущего за ним автомобиля, мозг ещё слышит скрежет металла. Тринадцатый послушно соскальзывает в глубокий кювет, переворачиваясь и многократно ударяясь о мокрый гравий. Машина скользит ещё ниже по склону, цепляясь открытыми дверями за каменные выступы. И вот он, совсем близко, белый в яблоках! До него рукой подать. Алексей видит, как дрожат его ноздри, вздымаются бока, из последних сил парень пытается ухватиться руками за седую гриву. Конь увёртывается и с радостным ржанием исчезает за зелёным холмом.

 

Часть 3

 

– Андрей Васильевич, вас к главному вызывают, – кокетливая Танечка подала молодому врачу папку с историями больных.

– Что у нас с Нелюбовым? Как прошла ночь? – звучит заезженный вопрос.

– Пульс нормальный, дыхание ровное, изменений нет, – скороговоркой протараторила Танечка.

Каждое утро она повторяла лечащему одну и ту же фразу. Полгода больной находился в коме, полгода его кормили через капельницу, методично поддерживая жизнь. Белокурая Танечка искренне удивлялась настойчивости их врача, да и больной почему-то не умирал. Андрей знал, почему тот не умирал. Прибор отца. Учёный создал прибор, который на любых расстояниях передавал импульсы от здорового органа к одноимённому повреждённому органу пациента, активируя у того регенерацию новых белковых клеток. Таким образом они с отцом восстановили парню функции печени, почек и даже сердца. Все процессы в организме протекали нормально, но мозг! Мозг отказывался реагировать на прибор. Андрей очень надеялся на эту ночь, надеялся, что отец воспользуется его советом.

 

Несмотря на все просьбы родителей, парень не остался на кафедре. «Я лучше буду пахать в клинике с синицей в руке, чем ловить за хвост нобелевскую жар-птицу в вашей лаборатории, здесь хотя бы понимаешь свою пользу». Параллельно он изучал аюрведическую медицину, осторожно соединяя её достижения с современными методами лечения. А ещё Андрей с удовольствием писал монографии для студентов, молодой человек искренне верил, что его исследования всерьёз заинтересуют пытливые умы. Аннушка внутренне посмеивалась над идеалистическими представлениями сына, но вслух всегда одобряла его стремления. Анне было достаточно в семье одного профессора. «Два – это уже перебор», –говорила она коллегам.

После утренней планёрки молодой доктор энергично направляется в реанимацию. Откинув простынь пациента, Андрей медленно ощупывал снизу вверх ноги больного: сначала стопы, затем голени, бёдра. Укол иглой чуть выше колена, нога парня вздрагивает. «Реакция, которую дает совершенно живой позвоночник». Врач с удивлением наблюдает, как мелкие пупырышки вздуваются на правом бедре пациента. «Гусиная кожа – так это, кажется называется в народе, а у нас – рефлекторная реакция на холод». Доктор удовлетворённо потирает руки, стремительно направляется в ординаторскую. Мимоходом он отдаёт распоряжение:

–Татьяна Владимировна, укройте пациента: замёрз!

– Зинаида Степановна всем выдала вчера верблюжьи одеяла.

– Я о Нелюбове говорю. Идите в реанимацию и укройте больного.

Танечка непонимающе пожимает плечами. «Малахольный какой-то, – бормочет девушка еле слышно». Спустившись на первый этаж, Андрей набирает номер отца.

– Ноги заработали, реакции восстанавливаются… Да. Да. Да… и пульс нормальный. Глаза? Нет, глаза не открывал. Бегу!

Врач мчится через две ступеньки, распахивает дверь реанимации. Испуганная Танечка недоумевающее смотрит то на больного, то на экран осциллографа.

– Пить просит… Больной просит пить, – ошарашено шепчет девушка.

– Идите. Идите, Татьяна Владимировна, я сам справлюсь.

Танечка осторожно закрывает за собой дверь.

 

***

Василий Петровичбез стука входит в комнату жены.

– Ты знала?!

– Что?

– О чём ты тогда разговаривала с Лизой? Ты последняя видела её перед смертью.

Молчание.

Профессор вплотную приблизился к Анне, у него был такой взгляд… Таким своего мужа Аннушка не знала. Плечи её опустились, женщина заплакала.

– Что Лиза говорила тебе перед смертью, отвечай! – угрожающе взревел Василий.

– Она просила забрать второго ребёнка… Она знала, что умрёт.

– Почему ты мне ничего не сказала?!

– Но ты собирался в Германию… на симпозиум, я не хотела тебя волновать, – всхлипнула женщина, слёзы потоком полились из её глаз.

– Слезами ты меня не разжалобишь, не верю… Ни одному твоему слову не верю…

Аннушка зачем-то перешла на шёпот.

– Я узнавала. Я наводила справки. Лиза отказалась от него, ей было не прокормить двоих.

– Но мы-то с тобой! Мы-то! Мы бы их прокормили. Что?! Боялась испортить себе жизнь? Ты с одним-то… кое-как управлялась.

– Ты не прав, Вася. У меня все бумаги есть. Его отправили тогда в новосибирский детдом. Я писала им письма, делала запрос, но они не ответили.

– Почему мне ничего не сказала? Почему не рассказала, когда я вернулся?

– Мальчик уже большой был, – снова всхлипнула Аннушка, – никто не знал тогда, как он прижился бы в нашей семье.

– Ты ей обещала? Говори! Обещала Лизе, что заберёшь ребёнка?!

– Да.

– Э-э-эх, дура, – замахнулся Василий, – дура и есть! Тебе только в пробирках детей выращивать.

Анна бессильно опустилась на диван.

– Сыну не говори…

– Да уж как-нибудь без тебя догадался. Слава Богу, парень живой.

 

Дверь распахнулась, на пороге стоял Андрей. В руках он держал бутылку шампанского и торт.

– Вы что тут спорите? Опять… мир вас не берёт… Вот, – показал он взглядом на свои покупки, губы его расплылись в детской улыбке, – Алексей очнулся.

 

Часть 4

Гонщик закрыл глаза. Это был совсем другой мир – зелёный. Ярко-зелёные холмы, сменяя друг друга, громоздились, устремляясь к горизонту и отодвигая его черту всё дальше. Чайки, словно в замедленной съёмке, с криком кружили в воздухе: должно быть, где-то между холмами затерялась вода. И там, на этих холмах стоял он – белый в яблоках жеребец с длинными стройными ногами. Конь ждал. «Сейчас! Я сейчас... Ты не веришь?» Алексей разбежался и… прыгнул. Лошадь покорно опустила голову, ища влажными губами его ладонь.