ПРИМИТИВ ПОСТМОДЕРНА. ОНЕТТИ

Борис Ихлов

«Почему мы не убивали пленных солдат противника? Потому, что только трус убивает поверженного врага. Потому, что Повстанческая армия не может прибегать к тактике тирании, с которой она борется… Мы приступили к освобождению от противника городов и селений провинции Орьенте — будущей базы Второго фронта. По пути продвижения мы создавали первые крестьянские революционные комитеты, а также уничтожали банды, которые, прикрываясь именем Повстанческой армии, грабили и убивали мирных жителей».

«Солдаты революционной армии расстреливают своих четырех собратьев. На самом деле в этот майский день 1849 года по приказу Оливера Кромвеля… было казнено не четверо, а трое из полка, восставшего в городе Солсбери», - пишет В. Земсков в предисловии к политическому роману кубинского писателя Лисандро Отеро «Пора ангелов».

Лисандро Отеро, коротенькая, в пару строк, ссылка в Википедии на русском: зачинатель латиноамериканской документально-художественной прозы.

Более пространная – на английском. В частности: Отеро был членом Королевской академии испанского языка и североамериканской академии испанского языка. Руководил крупнейшими издания страны, такие как Revolución, Cuba Magazine и Revolución y Cultura. Писал для таких изданий, как Bohemia, Carteles, Granma, Juventud Rebelde, El Mundo, Casa de las Américas, Unión, La Gaceta de Cuba de Cuba, Le Monde Diplomatique, Partisans, Europe, The Washington Post и Excelsior.

Помимо кубинских наград, в 1963-м получил премию на конкурсе Casa de las Américas. В 1965-м - премию Biblioteca Breve от Seix Parral Editorial Awards в Барселоне за свой роман «Страсть Урбино», премию литературных критиков за роман («Пора Ангелов») (1983), медаль Алехо Карпентьера, Национальный орден отличия, присужденный французским правительством, и Национальную премию в области журналистики, присужденную мексиканским клубом журналистов.

Занимался дипломатической деятельностью в качестве советника по культуре в кубинских посольствах Чили, Великобритании и СССР. Написал сценарий для музыкальной комедии «Эль Солар», по которой были поставлены фильм и балет. Его произведения переведены на многие языки.

Лисандро Отеро, я рад ему. Он друг. Мы никогда не виделись, но он гораздо более реален, чем та виртуальность, которая была рядом и до которой можно было дотронуться рукой.

***

Хуан Карлос Онетти, обширная ссылка в Википедии на русском.

Родился 1.7.1909 в Мон¬те¬ви¬део. В 1929 году решил посетить Советский Союз, чтобы быть свидетелем начала строительства социализма, но после разговора с советским послом решил отложить поездку.

В 1930 пе¬ре¬ехал в Бу¬энос-Ай¬рес, ра¬бо¬тал в тор¬го¬вой фир¬ме.

В 1930-1955 годах проживал в Буэнос-Айресе, работал журналистом в агентстве «Рейтер», затем вернулся в Монтевидео.

В 1936-м хотел ехать в Испанию, воевать на стороне Республики, но и эта попытка не удалась.

В 1974 году был арестован и заключен военной хунтой в тюрьму вместе с некоторыми из его коллег. Их преступление: в качестве членов жюри, они выбрали короткий рассказ «Телохранитель» Нельсона Марра как победителя «Marcha», ежегодного литературного конкурса. После 6 месяцев заключения в психиатрической больнице Colonia Etchepare Онетти освобожден под давлением мировой общественности. Множество всемирно известных писателей, в т.ч. Габриэль Гарсиа Маркес, Марио Варгас Льоса и Марио Бенедетти, подписали открытые письма, адресованные военному правительству.

В 1975 году выехал в Мадрид, где и прожил оставшуюся часть жизни.

В 1980 году - премия Mondello, премия Сервантеса. В 1985-м получил Большую литературную премию Уругвая, но посетить родную страну отказался.

Википедия подробно описывает карьеру писателя.

Проза Онетти – словесная вселенная, как пишет Роса Мария Палермо де Виска («Романы Хуана Карлоса Онетти»), плотная языковая вязь, легко читаемая, если разум не требует быстрых решений, тяги добраться до горизонта, мысль не скачет раздражительно и отчаянно, как обида в глотке, не находя действия, не находя вообще ничего, кроме мимолетных необязательных ощущений и необязательных описаний, песнью кочующего казаха, всего, что вокруг, точнее, всего, что внутри. Проза Онетти такая же, как и фамилия Онетти. В ней нет захватывающего повествования, как у Кортасара, Амаду, Карпентьера или Гарсия Маркеса.

Тем не менее, Онетти, безусловно, мастер, власть имеющий.

На что же направлена его творческая мощь, ведь можно и ночной горшок описать мастерски, можно посвятить целую книгу перебранке с женой на кухне или ремонту однокомнатной квартиры.

Или не было никакого горшка, а были по желанию рассказчика некие «долой» и «да здравствует», фуэте и неопределенное длинношеее, а ремонт, кухня, жена и перебранка просто привиделись. «Вторжение фантазии в реальность», «точка зрения народного коллектива, наделенного мифопоэтическим сознанием», - оправдывает И. Тертерян (Хуан Карлос Онетти. Подлинные истории человеческих душ». М. Радуга, 1983. Предисловие).

Но какое дело читателю, что служанка взяла коробку конфет не пальчиком за перевязывающую ленточку, а всей рукой, и это почему-то удивило дарителя, героя повести «Верфь» Ларсена? История геноцида индейцев, восстаний, мировых войн, переселения нацистов, военных диктатур, история ограбления Международным валютным фондом. «Вскрытые вены Латинской Америки» - бросает Эдуардо Галеано. Какое отношение к ним, к народу - имеют эти ленточка, коробка конфет, пальчик служанки и чье-то удивление пальчиком? Это и есть поэзия?

В рассказе «Украденная невеста» рассказчик откровенно сообщает: «Пришел счастливый час обмана». Публика должна благодарить.

«Я и боялся, и хотел, чтобы мне выписали чек, как всегда при увольнении, и я сто двадцать дней не ведал забот, наедине с самим собою гулял по улицам, где веет ветер весны, и останавливался, и думал о себе, как о приятеле, которого обделил вниманием, хотя, может быть, ему еще не поздно помочь».

У Браузена Арсе, героя, от лица которого ведется повествование, нет особого страха лишиться работы, впереди просто четыре месяца отдыха, хотя Уругвай 50-х богатой страной не назовешь

Языковая вязь лишена словесной изощренности, но изыскана, и если бы не логические выстраивания, можно было бы приклеить табличку «поток сознания»: морфиниста Элена Сала, ее уродливый муж, морфинист Лагос, южный жаркий воздух, идиотизм жены Гертруды, с которой спал его коллега и собутыльник Штейн, ветер весны, потаскуха Кека, душевный, латиноамериканский смрад борделя в соседней комнате с шуршанием купюр песо и запахом шипящей на кухне яичницы. Однако это всего лишь затянувшаяся экспозиция, затянутая не больше, чем в текстах Чехова.

У Гертруды случилась онкология, и врач Диас Грей отрезал ей одну из грудей. Как же без этого в латиноамериканском романе.

Роман несколько усложнен: без разрывов сегодня отправляется во вчера, Браузен пишет сценарий, оттого Диас Грей – он сам, а Гертруда – Элена Сала.

Оказывается вдруг, что и Гертруда, и ее бывший любовник Штейн – участвовали в тайных сходках в Монтевидео, Онетти не указывает, можно лишь подозревать партийную принадлежность тех, кто собирался – немцев-эмигрантов. Еще в глубине рассказа – междометие о захвате власти на планете. Согласно инструкции. Всё.

Призраки Ильфа и Петрова над повестью «Короткая жизнь»: «… кто-то твердо вёл меня, и я не мог противиться, лишь наскоро попрощался про себя с Гертрудой, словно со знаменем страны, которую я покидал».

Арсе собирался убить Кеку из ревности к Эрнесто, который его побил, потому взял с собой в гости револьвер. Но не убил. Нет действия, есть разговоры, впечатления от запаха женщины, смешанного с замахом комнаты, перемещающегося вслед за женщиной. Повествование свидетельствует, что он будет лишь регулярно избивать Кеку. Он убьет не Кеку и не Эрнесто. Он убьет одно из своих обличий, доктора Диаса Грея, но перед этим ему, наконец-то отдастся Элена Сала, отдастся в истинно латиноамериканском духе – перед собственной смертью, и он в постели буде обнимать ее уже мертвую! Автор простился с Гертрудой, он ее не любил, или любил, она его разлюбила. Но у него есть еще в запасе старая связь с Ракель, сестрицей Гретруды, он спал с ними обеими, Гертруда была в неведении… Он любил и Ракель.

Затем он снова хочет убить Кеку, но ее раньше убивает Эрнесто, они вместе пьют джин, автор обещает Эрнесто, что спасет его от тюрьмы, между этим врач соглашается на аферу Лагоса с морфием, снова Эрнесто, их будто бы задерживают, Эрнесто бьет кого-то в челюсть…

Хотя бы что-то, слава богу, не «Улисс» Джойса и не «Под сенью девушек в цвету» Пруста.

Текст соткан из диалогов, ни к чему не обязывающих, как разговор двух женщин на лавочке из фильма Киры Муратовой, разговор милый, связный и не запоминающийся.

Герои перемещаются во вчера и в завтра, что не может не импонировать поклонникам святого Августина и Игоря Прокопенко.

Повесть «Верфь» - будто бы продолжение, она начинается с упоминания доктора Диаса Грея, один из незаметных персонажей «Короткой жизни» Ларсен становится главным героем, у него тоже есть револьвер, причем «Верфь» логически завершает повествование «Короткой жизни»: мир окончательно рушится, Ларсен хочет застрелиться, но топится, его спасают, он уезжает и вскоре умирает в больнице от пневмонии.

В то же духе – «Бездна», «Ничейная земля».

Ларсен появится снова, в другом романе, более энергичным, вчера и сегодня перепутаны, читатель напрасно будет выискивать хронологические последовательности.

«В романах Бекетта - физическая деградация человека, - пишет Палермо де Виска, - моральная деградацию героев, сначала атрофируются члены тела, они перемещаются с помощью костылей или на креслах качалках (Molly, Moran); в рассказе "Чудовище" герой теряет ноги, а в рассказе "Как это" герой, слепой, глухой, без рук, без ног, со всеми своими владениями в кармане, тащится по болоту.

В латиноамериканской литературе экстремальный пример отрицания личности - в романе Хосе Дояосо «Непристойная птица ночи», герой Умберто Пеналоса проходит через различные этапы деградации, деформируется до такой степени, что его ловят в джутовый мешок, а потом бросают в огонь.

У Онетти герой - человек, ослабленный физически и нравственно, охваченный процессом распада. В его романах преобладают ограниченные существа: сутенеры, проститутки, больные, душевнобольные, неудавшиеся артисты. Все его главные персонажи крайне беспомощны, они не живут полной жизнью, у них систематически отсутствуют связи с миром - у них нет семьи, дома, дружбы, они лишены также собственной личности... физическое опустошение, мир, рассматриваемый как большой дом терпимости или проявление животных инстинктов у персонажей, это элементы буржуазной современной литературы, от которых читатель устал и хочет нового подхода к жизни…. Все, что упоминает Онетти, окружено потемками, все связано с постоянным распадом человеческого существа, а также с превращением в ничто органической материи с течением времени.

Знаки, символы распада, разложения, опустошения наводняют его романы: например, говорится о разбитых стеклах, о несуществующих дверях и окнах, о сырых пятнах на стенах, о тусклом свете, затхлом запахе, не выветривающемся из помещений, о гайках и болтах, которые собирает Браусен на улицах, о буквальном разрушении верфи; или говорится о ежедневном пожелтении фотографий в "Хунта скелетов"; или приводится подробное и патетическое описание медленного общего процесса тления: на поминках брата рассказчика в рассказе "Лицо несчастья": "повязка на голове (покойника) стала старой и желтой задолго до рассвета". Всё в его романах носит печать неудержимой коррозии. Точка зрения Онетти, по его собственным словам, "исходит не из восприятия мира таковым. Люди, которых я очень люблю - прекрасны, но, конечно, они смертны. Есть что-то ужасное и постоянное в этом"… физическое и духовное отчуждение человека от его окружения, отрицание всех человеческих отношений… многократное упоминание душевной пустоты и абсурдности жизни, неизбежность краха, что приводит к отказу от любого рода деятельности или к самоубийству».

Палермо де Виска – носитель языка, знает, что пишет.

В 70-е годы прошлого столетия московская писательница Людмила Уварова, автор 25 (!) книг, пошла по стопам Онетти. «Ее герои постоянно болеют, причем заболевают какими-то ужасными болезнями, неимоверно страдают и, в конце концов, помирают», - отмечает Александр Иванов и воображает, как бы Уварова написала сказку «Красная Шапочка»: «В конце лета мать с трудом оторвала голову от подушки и слабым голосом позвала Пашечку. Уж лет десять прошло с тех пор, как ушел от нее муж, пашечкин отец, красавец, певун, гулёна, бабник, любитель выпить и закусить. Мать слегла, врачи определили полиомиелит, потерю памяти, тахикардию с перемежающейся экстрасистолой, хронический гастрит, чесотку и энцефалопатический синдром. «Сходи к бабушке, дочка, - прошептала мать, - отнеси ей пирожков, пусть порадуется. Недолго уж ей осталось». Мать хитрила: она сама чувствовала приближение рокового конца и хотела отослать дочь подальше. Бабушка жила одна в глухом лесу, где до ухода на пенсию по инвалидности работала уборщицей в театре оперы и балета. Как-то заменяя внезапно умершую балерину, она упала в оркестровую яму, сломала ноги, руки, шею, позвоночник и выбила зубы. С тех пор уже не вставала. Раз в год Пашечка носила ей пирожки с начинкой из продукции фирмы «Гедеон Рихтер». Бабушка радовалась, счастливо улыбалась, ничего не видя и не слыша, и только выбивала желтой пяткой мелодию вальса «Амурские волны». Вот и сейчас Пашечка собрала корзинку и, тяжело опираясь на костыли, вышла из дому. Все называли ее Красной Пашечкой из-за нездорового румянца, который был у нее с детства, она страдала рахитом, эпилепсией, слуховыми галлюцинациями и аневризмой аорты и ходила поэтому с трудом. На лесной тропинке встретился ей Алексей Сергеевич Волк, лучший в лесу хирург, золотые зубы, резавший безболезненно и мгновенно. У него было размягчение мозга, и он знал это. Жить оставалось считанные минуты. Еле передвигая ноги, Волк подошел к упавшей от изнеможения Красной Пашечке. Она слабо улыбнулась. «К бабушке?» - тихо спросил Волк. «К ней». «Поздно», - сказал Волк и, привалившись к березе, дал дуба. Пашечка вздохнула и отошла. Последнее, что она увидела, был пробежавший мимо хромой заяц с явными признаками язвы желудка и цирроза печени. Она приказала ему долго жить».

Ничего нет, ни заводов, ни миллиардеров, ни Северной Кореи, ни Вьетнама.

Безысходность, беспросветность, бессмысленность.

***

Когда напишешь о самом ужасном, становится легче жить, - говорил Бетховен. Разве мало в русской литературе смога: «Дама с собачкой», «Записки из мертвого дома», «Дети подземелья», «На дне». Отчуждение, вырванность из жизни. Но есть специфика. Эта вырванность у Онетти и становится жизнью, реальной «матрицей», или, как выразилась Палермо де Виска – «параллельно с жизнью».

Подолью масла в огонь: материя – это объективная реальность, независимая от сознания индивида, данная в ощущении. Поэтому фетиши средств массовой информации, объясняет Маркс, не менее реальны, чем гвоздь или табурет («Экономическо-философские рукописи 1857-1859 годов»). Стоимость, объясняет Ильенков, не имеет вещной формы, она существует лишь в головах людей, тем не менее, материальна, поскольку существует независимо от сознания и дана в ощущениях.

Разорванное сознание (Маркс) индуцирует разорванность во времени.

«Для сти¬ля Онетти ха¬рак¬тер¬ны приё¬мы мо¬дер¬ни¬ст¬ской по¬эти¬ки: мон¬таж, на¬ру¬ше¬ние при¬чин¬но-след¬ст-вен¬ных свя¬зей, па¬рал¬лель¬ное по¬ве¬ст¬во¬ва¬ние в не¬сколь¬ких вре¬менны́х пла¬нах, соз¬да¬ние ус¬лов¬ных про-странств (город Санта Мария) в ду¬хе Фолк¬не¬ра (Йокнапатофа)… - пишет Палермо де Виска. - Для его творчества свойственно воскрешение и одержимое повторение воспоминаний, не связанных друг с другом, прерывистость всех действий во временном плане, приостановка во времени процесса распада, сведение времени на нет... отсутствует ощущение течения времени, мы чувствуем неподвижность или наслаивание времени: душевное состояние процесса времени, сосуществование настоящего времени с воспоминаниями о прошлом или с воскрешением воображаемого мира посредством прерывистого изображения, отрицание развития и необратимой последовательности во времени… Повторение синтетически одинаковых предложений, отсутствие временных связей, одновременность восприятия фрагментов рассказа, все это снимает традиционное восприятие течения времени».

Если в рассказах Чехова, Короленко, Горького, Замятина остается связь с реальной жизнью, у Онетти – через столетие - реальная вполне «матрица» оторвана от реальной жизни, существует сама по себе.

Архетипы – реальность, у Шпенглера – высоки штиль, диктует матрица. Виртуальная, симулированная культура. Не имеет никакого значения, что восприятие России Шпенглером к России не имеет отношения. «Мы должны быть обязаны капитализму за то, что избавил нас от идиотизма деревенской жизни», - писал Маркс. Но сегодня идиотизм деревенской жизни переселяется в город, тесня и захватывая пространство, насаждая собственные нравы. Убогая деревенская изба, что на Урале – как воронье гнездо, становится сказочно прекрасной, воплощением русского духа.

Группа ученых из Школы интерактивных вычислений в Технологическом институте Джорджии во главе с Марком Ридлом и Брентом Харрисоном пытается привить машине человеческую этику путем рассказывания ему сказок.

Microsoft Application and Services Group в Восточной Азии создали программу, которая может «испытывать» эмоции и разговаривать с людьми «по-человечески». Искусственный интеллект по имени Xiaoice отвечает на вопросы, как 17-летняя девочка. «Если она не знает тему, может приврать. Если ее уличить во лжи, они разозлится или смутится. Xiaoice может быть саркастичной, мнительной и нетерпеливой».

Ведущие фирмы заняты производством виртуальных детей взамен погибших – дл утешения скорбящих родителей.

Митио Каку, американский физик, специалист в области теории струн, не понимающий Копенгагенской концепции квантовой механики, всерьез считает, что можно создать электронную копию человека.

Эрзац-кофе, целлюлоза вместо яичного порошка в майонезе, пальмовое масло вместо сливочного, синтетическая масса вместо колбасы, порошковое молоко, сатурированная водопроводная вода с техническими солями вместо минеральной, резиновые бабы, генетически модифицированные президенты.

Любопытно, как эти сумасшедшие попытаются привить машине половой инстинкт, страх или агрессию в борьбе за выживание, тем более, альтруизм, любовь, чувство собственного достоинства, чувство прекрасного, национальный колорит, мужество, бескорыстие, самопожертвование и т.д. Программисты, создающие искусственный интеллект – это малообразованные бессмысленные бастарды, однако после реформы среднего и высшего образования для племени младого и Xiaoice за человека сойдет. Особо после массированных, я бы даже сказал, ковровых передач «Военная тайна» с Игорем Прокопенко о мыслящих и даже живых камнях.

А может быть, господа хотят присадить жестянке наглость, умственную импотенцию, хамство, жадность, лень, тупость, пренебрежение к жизни человека, душевный аутизм – ведь это более соответствует нашей эпохе.

Наша эпоха – это направленная против марксизма смесь механицизма и субъективного идеализма, в их самых примитивных формах. Если рабочий в течение пяти лет производит гайку, то в процессе распредмечивания формируется его специфический способ мышления. Который можно назвать «гайка». То же происходит в сознании занятого в компьютерной сфере. Для механистического мышления характерно игнорирование длительной эволюции от водорода и гелия до органической молекулы, затем до РНК и ДНК, затем до клетки, до организма, до социума, ибо в голове вместо мышления – ящик, набитый электроникой.

Футуролог Ян Пирсон в 2015 году выдвинул предположение, что к 2050 году секс с роботами станет более распространенным, чем секс с людьми. Мотив доктора Пирсона понятен - он сотрудничает с Bondara, одним из ведущих секс-шопов Великобритании, всякая птица свой зоб набивает. Но запах героина веет над планетой, тени Рудольфа Шварценнеггера и Гарри Поттера легли на континенты. С другой стороны, роботы – замечательный выход, бегство от кошмара реальных отношений между мужчиной и женщиной, пронизанных чистоганом, следовательно, идиотизмом.

Словом, фирма поможет решить все ваши проблемы с помощью системного подхода.

Если Аттали вырванность из жизни в форме номадизма лишь прогнозирует, если враг марксизма Бодрийяр, ставящий в центр не труд, не производство, а дарение, Пэтау, Ахим Бюль («Виртуальное общество»), Вейнстайн и прочие пусть не приветствуют виртуальную жизнь звоном щита, как достижение высот общественного развития, но лишь констатируют («Войны в Заливе не было»), герои Онетти – именно в виду виртуальности – стремятся покончить жизнь самоубийством.

Один из основателей моды на виртуальную реальность Артур Крокер («Data Trash: The Theory of Virtual Class»), «преодолевая» марксизм, пишет о новом товаре – электронных сигналах, и о новом высшем классе киберкапиталистов, носителей воли к виртуализации. Воля к виртуализации по Крокеру основана на увлечении технологией как реакции на… желание смерти. Ни много, ни мало.

Вожделенный остров, земля обетованная – иллюзия, Ларсену сулят доход в пять, а то и в шесть тысяч песо – но и это иллюзия.

Карлос Фуэнтес формулирует суть текстов Онети, подытоживает: «это камни фундамента нашей отчужденной современности» (Carlos Fuentes: «La nueva novela». Mexico, 1969, p.28). Но это не итог.

Субъективный реализм, определяет Палермо де Виска «метод» Онетти. Но почему читателю должно быть интересно данное, а не иное чувствование рассказчика.

Почему «колокольчики мои, цветики степные, что глядите на меня, темное голубые» - трогает за сердце, а «остроносый черно белый паром, весь в пене и отблесках, которые издалека казались наростами» - ничуть.

Чувствования случайны, связаны в бред ассоциаций. Творческое намерение Онетти: «Вот бы написать не историю жизни, не о том, что со мной случалось в жизни. А написать бы историю души…» («Бездна»)

Да ведь вся художественная литература только этим и занята. Важно, как именно написать. Если поместить эту душу на обочину дороги, вырвать из истории общества – от души ничего не останется, останется безликое чувствование, ленточка от коробки конфет.

По той простой причине, что личность – это конкретная совокупность общественных отношений («Тезисы о Фейербахе»).

Уж если действительно описывать историю души. Только Голливуд может представлять зрителю, как воспоминания удаляются легким мановением пальцев («Репродукция»). История души – это и хаос несвязных мыслей, и потуги в туалете, и шальные, бесконтрольные мысли о своей возможной низости, и оплата услуг ЖКХ, и ковыряние в носу, и процесс бритья, и отделение урологии, и… Необдуманные, бессмысленные всё-таки поступки, собственная дурь несусветная. Под гипнозом один каменщик вспомнил все трещинки на стене, которую выкладывал много лет назад – это тоже история души.

Рассказчик пользуется словом, оно есть конкретное общее, поэтому связано с жизнью и поэтому понимаемо читателем. Понять можно, но… Эстетика разложения, интеллектуальные изыски на фоне нищеты, пир по время чумы.

Онетти разделяет мысли, чувства - и поступки, субъективный мир - и внешний, воздвигает перегородку между ними. Камни фундамента отчуждения – это отчуждение рабочего от средств производства, от продукта труда, от управления. Прочее вторично. Потому не субъективный реализм, а субъективный идеализм.

Симулякр Бодрийяра – не то, что скрывает истину, это истина, скрывающая, что ее нет, копия, не имеющая оригинала (Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция. М.: ПОСТУМ, 2015)

И снисходительная улыбка в сторону не понимающих.

Очень, очень тонко. Истина, скрывающая отсутствие истины, то есть, скрывающая ложь, если постараться – тоже истина. Но виртуальная.

Модерн – это попытка гармонии в промышленную эпоху, видоизменение жизни путем видоизмененного искусства, «философия» Морриса и Рёскина, это дизайн как искусство, это прорисовка холста как искусство («Черный квадрат»). Вы будете смеяться, но модерн возникает позже, чем постмодерн. Самосожжение у дверей ФСБ – это модерн. Или хеппенинг. Возможно, инсталляция.

Не успело общество привыкнуть, что постмодерн – это не историческая эпоха, потому что возник не то после 1-й мировой, не то 70-е годы XIX века, не то в 50-е века двадцатого, в любом случае – это отказ от прежних ценностей в пользу новых, вроде ценностей ЛГБТ и «Black lives matter», как барон Энтони Гидденс уже провозгласил замену термина «постмодерн» на «радикальную модернити».

Ежегодно 40 млн человек умирают от голода. Примитив, выдающий себя за высокую интеллектуальность - на фоне нищеты. Как прав был Ленин в письме Горькому!

А дальше – всё противоположное «Короткой жизни» или «Верфи».

«Другой, придуманный Бальди», ординарный адвокат рассказывает попавшейся ему на улице и «запавшей» на него женщине, какой он жуткий пират, расист и убийца, сует ей деньги и сообщает, что заработал их на контрабанде кокаина. Собственно, это всё. Еще бессмысленнее – «Добро пожаловать, Боб», Роберто, Боб, постарел и опустился уже в начале рассказа, затем автор и еще молодой Боб ненавидят друг друга в баре, затем дружат.

Это не Чехов.

В поэзии постмодерна не бьется пульс южноамериканской жизни.

Дальше - смесь «Всадника без головы» Майн Рида, фильма «Укрощение строптивого», сцен из франкистских застенок и сериала «Просто Мария»: рассказ «Украденная невеста», который следовало бы назвать «Кровавая свадьба» или «Любовь под выстрелами», с откровенно слабыми фрагментами взаимных объяснений, благородства, сомнений, ревности, признаний и прочих душевных переливов, которые не вызывают ни тени трепета. Зло наказано, добро торжествует. Революционер, борец за национальную независимость, которого бросили в тюрьму, которому помогают повстанцы – оказывается, невиновен, он не против англичан, он даже останавливает восставших ирландцев, он патриот - одновременно и Англии, и Ирландии, он, наконец, джентльмен. Он возвращается в лоно английско-ирландской аристократии, обретает родовое поместье и красавицу-жену, пошлее не придумать. Первые десять страниц с открытой ветру завязкой и темпераментом вселяют надежду, остальные полсотни – ее развеивают.

Связывает рассказ с «Верфью» или «Короткой жизнью» только то, что один из персонажей, Монча, кончает жизнь самоубийством, у Онетти это как знамя, всё, что осталось от Шекспира.

Онетти упрекают в пессимизме, писатель же парирует, что пишет правду. Разумеется, как он ее видит.

Как же он ее видит? На вопрос корреспондента журнала «Марча» «какова роль интеллигенции в нашем обществе и какие функции, на ваш взгляд, она должна выполнять», писатель отвечает грубо, честно, без обиняков: «Человек умственного труда не решает задач социальной значимости. Единственное, что ему необходимо - это быть талантливым».

Онетти не знать историю геноцида, устроенного англичанами в Ирландии. Поскольку общественное бытие определяет общественное сознание, и писателей это тоже касается, лик Фаддея Булгарина реет над текстом «Украденная невеста», бесплодным, как рассказы журнала «Nine stories». Почему бы Онетти не пожать, подобно Борхесу, руку Аугусто Пиночету, мастер просто не знал, что происходит с человечеством. Да и зачем ему.

«Где вьюгу на латынь переводил Овидий».

Единственно, 2-я мировая вырвала Онетти из его мирка, но вместо сопротивления – россказни бежавших от фалангистов испанских анархистов, самоубийства в развязке («Ничья земля», «Ради этой ночи»).

Разорванность сознания - как в «Книге песка». Словом, мир как текст.

Утверждать, что в произведениях Онетти вынесен «вердикт буржуазному обществу», приписывать Онетти левые взгляды (Тертерян), народность, «несогласие с действующими порядками» (Палермо де Виска) или фундаментальность (Фуэнтес), было бы натянутым.

Онетти – действительно, ученик Борхеса, и этим всё сказано.

***

Можно вдыхать Южную Америку, понимать ее мысли и душу, можно даже целый сентябрь чувствовать, как латиноамериканец. Но стать латиноамериканцем в Уругвае – увольте.

Монтевидео, мегаполис, полстраны, три миллиона жителей, отделенных пространством Ла Платы от 12-миллионного Буэнос-Айреса. Монтевидео, клич, призыв, заклинание, в одном имени смесь музыки высших сфер и латиноамериканской цыганщины. Легко уехать в Монтевидео, услышать запах океана, разноцветных зданий, черного кофе, прясть солому, как Румпельштильцхен, чтобы получить золото, найти, подобно Онетти, смысл у того, у чего нет смысла. Мне нечего делать в Монтевидео.

Декабрь 2020