Июль, третье
Помнишь, как было в пятнадцать?
Мы придумывали себе смерти, не имея ни малейшего понятия о смерти,
светлоголовые дети в обрезанных джинсах старших братьев и сестер -
твои вечно сбитые коленки, мои золотые сережки с сердоликами,
мы цедили сквозь зубы, в очередной раз убегая «навсегда» из родительских квартир:
вот уйду, умру, вы все пожалеете,
мы устраивали театральные драмы, мы бросали угрозы, словно ножи,
бумажные ножи, о которые самим невозможно порезаться,
легко быть жестоким, быть жестоким проще всего,
когда ты на себе не испытал истинной жестокости,
когда ты «вымогаешь то, что дается даром» и когда
ни одной могилы за плечами, кроме тех, не-родных,
дорога к которым никогда не запоминается.
В пятнадцать у каждого есть неотъемлемое право на бессмертие,
на la beauté du diable, на la vita davanti a sé, на потенциал Христа -
воскресать, воскресать, воскресать,
что бы ни случилось.
Скажи мне сейчас, забуду ли я дорогу к тем тонким тополям за джинсовой строчкой шоссе,
засыпающим пыльной июльской листвой твое изголовье?
Все это называется любовью, но скажи мне сейчас,
забуду ли я эту ненавистную мне дорогу хоть когда-нибудь?
Нет.
Она выжжена на карте моих вен, она шумит во мне листвой тополей,
она течет во мне талыми весенними водами.
Темная вода, мертвая вода, аляповатая пестрота русского общесмертия.
«Нас друзья, убитые горем, со скалы развеют над морем»?
«Приятие смерти в самых наших сердцах»?
Какая глупость.
#реверсивная_хроника_событий #longwayhome
