Иногда хочется остановиться и взглянуть... Нет, не по сторонам — что я не видела в своей квартире: ноутбук, соскальзывающий с колен, потому что я люблю шёлк; расцветшую только к стылому июлю сирень за окном или хайбол со светящимся янтарным чаем? Да, я пью не из кружки. Нет, мне не горячо. Просто советских гранёных стаканов не осталось, а он похож.

 

Взглянуть в прошлое. Уютное детство окончательно осталось где-то там, а я — насквозь взрослая, серьёзная и чуточку нахмурившаяся от яркого заката — сижу здесь и легкомысленно болтаю ногой со второго этажа. С чаем в стакане.

 

Матери всегда было сложно разговаривать с дедом: он — о рыбалке, снастях и желании держать за городом курочек, она — про покупку автомобиля и о высоком кирпичном заборе. Наша Татьяна (бабушка, но, право, как можно было звать её, такую молодую, «бабушкой»?) насмешливо щурилась, соглашаясь с обоими, и отбирала у отца сковороду с чем-нибудь преступно вкусным, обязательно с домашними приправами: не дай, боже, уронит! Он был немного катастрофой, когда речь шла о плите.

 

Каждые субботу или среду — будто раз в неделю, но не совсем — выходные моих серьёзных взрослых совпадали, и тогда мы собирались на одной кухне и непременно во что-то играли. Лото — азартная игра, но кто же научит ребёнка такому? Ставки, катастрофа! Выручали советские монеты, которых на этот случай была припасена целая коробка из-под печенья, такая, в какой чаще хранят нитки. Вроде и деньги, но не совсем. Лото пахло одуряюще, неповторимо, не... Бочонки жили в наволочке, выделенной специально для этого — фирменный мешочек был неудобным и слишком тесным, дедовы руки не пролезали в «горлышко» нормально. За годы пользования запах совсем не выветрился, хотя непонятно, что позволяло ему остаться. Когда-то постиранная и высушенная на улице наволочка — знаете, как постельное бельё в деревнях пахнет ветром, лохматой бечёвкой и травами? — что-то сладкое и деревянное, лёгкий привкус картонной пыли, как в библиотеках... Потрясающе вкусно вместе. Главным спором вечера было право открыть коробку первым, и я всегда выпрашивала его себе.

 

Иногда думаю, что выигрывать медь в дурака научилась прежде, чем впервые сама расплатилась в магазине... Но бывало, за столом оставались не все — тогда на свет извлекались клетчатые листы, честно выдернутые из ближайшей тетради по математике, и расчерчивался «Морской бой». Дед всегда садился спиной к зеркалу, задумчиво улыбался, словно задумал шутку, подворачивал рукава... И также неизменно выигрывал.

 

Всегда.

 

Отец ворчал, что негоже дамам играть в тюремную «Блоху», и, право, кто этот нехороший редиска, научивший их подобному? Есть же благородные нарды, он готов рассказать, показать, он... Мать и бабушку было не оторвать от шахматных фигурок, резво забегавших в домики, и двух потёртых кубиков. Нарды я впервые увидела в девятнадцать и тогда же первый раз обыграла в уголки собственную мать. Она гуру...

 

К позднему вечеру проводился особенный ритуал. Мы заваривали чай.

 

Перед каждой поездкой за город мать подолгу выбирала сборы на Центральном рынке, и сколько бы мне тогда ни приходилось её ждать, я никогда не жалела времени. В большом стеклянном чайничке распускались цветы, кружились разноцветные листья, цеплялись друг за друга ароматные веточки... Мы завороженно смотрели сквозь стекло на раскрывающиеся шары золотых хризантем или розоватый клевер, чьи цвета чуть приглушала заварка, и неохотно разливали напиток по чашкам, подолгу вдыхая потом пар и споря о том, какие травы есть в этом сборе. Тогда я ещё проигрывала, путая чайную розу и каркадэ, а жасмин неловко называя жимолостью.

 

Я была ребёнком и маленькой ведьмой, поэтому искренне и нежно любила игры, где нужна была не логика, а чистое везение. Когда победа объяснима, это весело, интересно... Но когда одному игроку кости раз за разом подбрасывают дубли шестёрок, а другому поворачиваются скучными один-три (ты пропускаешь ход, пап, сюда нельзя ставить фишку!) — это магия. Особенно нам нравилось огромное «Путешествие», заставшее советское детство матери, юность бабушки и успешно пережившее всё, что могло случиться с бумагой: поле, склеенное из нескольких журнальных листов, было потёрто, порвано, залатано десятком разных материалов и способов, а в развернутом виде занимало весь стол. Оно легко учило не сдаваться и не бояться подвохов: в одной клетке был лёд, поскальзываясь на котором, ты проваливался в лужу на два ряда; в другой — автомобильная авария, оставлявшая лечиться на два хода; в третьей — дирижабль, переносивший через болото, в котором накануне застряли неудачливые «соперники»; где-то в центре парковалась космическая ракета для безнадёжно отставшего отца... Иногда в самом конце было очень сложно преодолеть последние пять ячеек, всё гоняло по кругу и другие успевали наверстать, обогнать, по очереди ухнуть в чёрную дыру и выбраться назад.

 

Никакой логики. Ничего предсказуемого.

 

Протягиваю ладонь и касаюсь веточки сирени. Если вовремя обернуться, магия игр остаётся рядом.