Воспоминания любителя охоты

Природа всегда даёт силы дышать, радоваться жизни, дарит настроение и вдохновение. Природа выступает идеальным помощником охотникам в их увлекательных, а иногда и опасных походах. Ведь в них мужчина становится ещё и добытчиком.

Сколько Виктор себя помнил, по какой-то причине тянуло к природе, особенно к её животному миру. Возможно потому, что родители постоянно загружали его какой-то, связанной с животными работой – пасти гусей, заготовить и нарубить картошку для добавки к корму поросятам, гусятам, утятам, цыплятам. Подмести двор. А там уж и времени совсем не оставалось, чтобы провести его совместно с деревенскими ребятами, - на пруду, речке, или поиграть в футбол.

Ответственность за порученное дело не позволяла оставить его незаконченным, и поэтому приходилось приноравливаться, и искать занятия по душе в одиночку. Он сооружал специальные гарпуны, чтобы охотиться на рыбу в ручьях и реке. Делал рогатки и учился метко стрелять. Даже учился охотиться первобытными методами. Наверное, оттуда и тяга к охоте.

Потом учёба в харьковском техникуме. Тоже ответственность. Нужно было не подкачать, - успешно защитить диплом. За триста километров от дома, один, без надзора. А затем служба в армии.

 

Как учили гончие охотиться

 

Уже на последнем году службы Виктор точно знал, что будет охотиться, так как с отцовским ружьём он ходил на охоту самостоятельно с седьмого класса, а тут подвернулась возможность вступить в общество военных охотников дивизиона «Полярный». Была у него и ещё одна давняя мечта, - завести охотничью собаку. Всегда был уверен, что собака верный друг и помощник. Собака слышит то, чего не слышит человек, чувствует запахи, которые недоступны человеческому носу. Он точно знал, что хочет гончую, хотя, видел на выставках много собак и служебных, в городе Харькове, где учился, и в Архангельске, где заканчивал учёбу. Видел и Архангельских, лаек и гончих. Таких, которые, и в одиночку могли посоперничать с волком.

Всё складывалось одно к одному. По дороге домой Виктор с Кумом – такая кличка была у его сослуживца Виталика Хабло из Херсона, заехали в Брянск к сестре. Она была замужем за Николаем Поляковым, потомственным охотником. Его отец держал русских гончих – таких Виктор встречал редко, а сейчас таких уже и совсем нет. Багряных, в сером чепраке. Часто представлялось, как летит такая красавица стремглав вдоль белоствольных берез, а солнце как бы слегка касается лучами её спины.

С удовольствием вспоминалось ему сейчас, как шумели кронами вековые деревья, пели птицы, шелестела трава. А какой величественный вид у дюн, некоторые из которых высотой до 10 метров.

После службы Виктору долго гулять не пришлось, всего лишь около двух недель. Потом он устроился работать в район, в посёлок городского типа. Устроился мастером, снял квартиру и приступил к гражданским обязанностям, а на выходные ездил к родителям в деревню. Много односельчан работало у него в этом посёлке, но и новых друзей приобрёл и по работе из числа охотников, которые и порекомендовали взять щенка. Ни о рабочих качествах, ни о родословной сведений никаких не было. Но, как говорится, новичкам всегда везёт.

Привёз ему знакомый охотник Анатолий щенка, как котёнка, и вот Виктор по всем правилам протащил его через ступицу колеса телеги, занёс во двор задом и никак его не мог очистить от смазки и дёгтя, пока не очистился сам, меняя шёрстку. Росла собачонка неказистой, маленькой, но плотненькой и с хорошим ребром.

Через четыре месяца Виктор снова уехал в Мурманск к знакомой по службе, которой обещал вернуться, подзаработав денег на дорогу, и для начала устроиться на работу. В семидесятых годах не было проблем с работой, да и заработки были неплохие. По всему СССР можно было ездить, работать и жить. Проблем не было.

Так он и работал, жил у знакомой на квартире, но когда прописался в общежитии, забрали его на переподготовку на целых два месяца. За это время знакомая вышла замуж, а Виктор по окончании получил неплохую зарплату, приоделся, купил ружьишко и через некоторое время снова вернулся на родину.

К этому времени моя гончая подросла, ей был почти уже год, но ещё не гоняла. Хоть она и подросла, но всё ещё оставалось такой же маленькой. Но вот зато кличка у неё была громкая – Гекла. Это имя было позаимствовано из произведения Сетона Томпсона «Домино».

Работая в Курчатове на строительстве АЭС, Виктор частенько ездил в деревню, помогал родителям, отдыхал, рыбачил и заодно водил в нагонку своё маленькое чудо. Оно молчало, иногда уходило непонятно куда по свекольному полю, что не было видно и слышно, и возвращалось домой самостоятельно, намного позже меня. Мы ждали осени, открытия зимней охоты.

На открытие Виктор, конечно же, приехал в деревню, расспрашивал отца, как ведёт себя Гекла. Он рассказывал, как на днях ходил в поле собирать свеклу и брал Геклу с собой. Тогда же с ними произошёл интересный случай.

Из борозды под носом Геклы выскочил русак, увидел отца, и, метнувшись в метре от него, перелетел через собаку, и стал улепётывать в сторону леса. А Гекла подумала, что на неё напали, и, поджав хвост, побежала в другую сторону.

Толку не будет от неё, дал оценку отец, но как-то уж не верилось. С вечера легли пораньше, чтобы рано утром встать на охоту, и обойти нужные места до прихода охотников из Шентуковки, соседнего села. Там должен был быть охотник старый гончатник Салий со своими гончими.

Рано поутру, позавтракав, на скорую собрались, и быстренько отмахали километра полтора до первых лесочков. Гекла носилась по пахоте, потом по клеверному полю невдалеке от них, а потом исчезла в лесу.

Через несколько минут, в лесу, басовитым баритоном отозвалась гончая, а через несколько секунд разразилась захлёбывающаяся звуками сильного грудного голоса, - чистого, породного.

Отец с сыном переглянулись

– Салий опередил нас, - сказал отец. – Это, наверное, его выжлец.

Но сколько было у них радости, когда из леса, дав полукруг на их сторону выкатил русачок, а через несколько секунд за ним по следу вылетела Гекла, и, захлёбываясь ярким, чистым баритоном, шла по следу русака. Их восхищению и счастью не было предела. На первом же кругу этот русачок был охотниками взят, и они счастливые и довольные вернулись домой, с трудом подловив и взяв на поводок резвящуюся малышку Геклу.

С каждым выходом Гекла наращивала мастерство, уходила в полаз глубоко и широко, и поднимала пока только зайца, лису не гоняла. Старые охотники завидовали, что в таком небольшом существе столько музыки и азарта. Виктор с удовольствием приезжал в деревню на охоту, и они с отцом получали огромное удовольствие от работы своей Геклы. Были случаи, когда Гекла самостоятельно добирала подранков, если они не были взяты выстрелом сразу. А однажды, когда очередной подранок не был взят, а у Виктора не было времени его добирать, - он опаздывал к поезду, Гекла не бросила его, а продолжала гонять.

 

Он быстренько собрался, и чуть ли не бегом убежал на железнодорожную станцию. Каково же было его удивление, когда почти у самой железной дороги парня догнала Гекла с полным животом, и окровавленной мордой. Виктор тогда сразу понял, что подранок взят и съеден.

Тогда он уехал на поезде, а её оставил на станции, волнуясь и переживая, но оказалось зря. В следующий приезд, через неделю, на выходные, он увидел Геклу целой и невредимой в своей тёплой конуре.

Много радостных охотничьих дней принесла она хозяевам, но прожить долгую жизнь этой ревнивой собаке не пришлось. Ревнивой потому, что она была гонец отличный, и если вдруг на подвал шла другая гончая, она бросала его, злобно встречая чужака, а потом снова гнала оставленного на время в поле русака.

Три сезона прослужила она охотникам. Потомства так и не дала. А однажды летом, когда отец чистил вольер, вырвалась со двора и ушла в поле. На окрики и позывы отца отказалась слушаться. Она не знала, чем это может закончиться. Так и поплатилась своей короткой жизнью. Очень горяч был мой отец, если его ослушивались. Долгое время после Геклы Виктор не мог найти и завести хороших гончих.

Одно время увлёкся лайками. Лайки не увлекали, а вот фокстерьеры даже понравились. Отважные собачки, и к следовой работе приспособлены. Подранка добрать, битую птицу найти, зверя указать. Собачки для одиночной охоты прекрасные, но в населённых пунктах смотри и смотри. А лучше если они на поводке, от греха подальше, уж больно шаловливые.

Много пород он попробовал на охоте, кроме легавых, но от гончих никогда не отказывался. Приобретал, пока не попал на собак заводчика Коринвенного М. От его четырех собак был сыночек, и взял Виктор щенка, назвал, как отец порекомендовал, «Ингой». Была, говорит, такая гончая в их деревне.

Хорошая выросла выжовочка, - и вежливая, и вязкая, голосом не обделённая. К четырём годам мастерства набралась по зайцу и по лисе, а косуль гонять перестала.

Но прожить долго не суждено было. Поторопился старик в большой снег. Показала Инга лису в тальнике на сопках, выправлял след под опадающими шапками. Дед лису пропустил, не заметил, а Инга пустилась, между шапок голова рыжая, а когда появилась чёрная спина, поспешил дед, а остановиться не успел, и попал, в собаку. Домой на руках принёс, ветеринара вызывал, но не спасли. Очень сильно переживал дед, - даже охотиться перестал, так он её умницу послушную любил. Бывало, начнут донимать лисы, когда их потомство подрастёт, к деревне приведут их, и начинают таскать цыплят, утят, даже гусят. Местные идут и отца просят – пусти свою Ингу, пусть пошарекает, может не так докучать будут. И действительно, погоняет Инга старых, они и уйдут лисы в другие места. А осенью старик мой начинает уже снимать шкурки с добытых, местных лис, пока снега нет.

Местные охотники вспоминали, что, будто бы она, когда охотилась компанией, добывала и гнала зайца на хозяина, хотя это был просто опыт отца Виктора, знания местности и звериных лазов.

 

Отец скучал, иногда выходил на норы с фокстерьерами, но это от скуки, а Виктор искал, перебрав, наверное, с пяток щенков, и даже подросших, пока не нашёл дальних потомков своей Инги. Но это были собаки более тяжёлые. Назвали щенка тоже Ингой от собак Дятникова с прилитием крови московских собак. Сильный голос был у Инги, но глуховатый. Сверху слышно далеко, а слезет в овраги или тальники, и не слышно, пока не подойдёшь метров на пятьсот. Года три проохотились без забот, а потом вдруг сорвалась она по гусям. Загнала их в воду и стала ловить их там и выносить на берег, как зайцев, которых она подавала. Хоть и не рвала гусей, а неприятностей хватило, - хозяйке пришлось за двух гусей заплатить, а их забрать себе. Платной получилась охота.

Виктор её долго держал в городе, охотился с ней успешно, но всё равно чувство опасности, что снова не сорвётся, не покидало его, потому и снова ударился он в поиски новой собаки. Теперь уже хотел завести русскую, давно была у него к ним тяга. Привозил он как-то ребятам знакомым в деревню щенка, выжловку, брал у друга, а он, когда та выросла и стала работать, повязал её с отцовским Бураном, который работал безупречно, и голосом был не обделён. Вот от этой вязки Виктор и взял щенка. Назвал Рыдаем. Мастью и складом он был в русских. Это собака с отличным пониманием, безграничной преданностью и нежностью.

Хочется рассказать о другой собаке, которая была у Виктора - тоже гончая, тоже русская, доставшейся ему от гончатника-любителя только пегих, за двухлитровую бутылку пива. Двух месяцев от роду от Родьки, так звали выжлеца, и Вьюги. На вид цибастенькую, чёрную как уголь, только с подпалинами на ногах и морде. Когда выросла, стала густо багряной, в густом чепраке, покрывавшем шею, спину и грудь, можно сказать также чёрную в больших багряных подпалинах (даже каурых).

С ней он проохотился десять лет, эта собачка приходила не только с территории района, но и соседних. Он никогда её не искал, бывало уйдут с отцом за косулями, ждут долго, и если только уже очень поздно, их нет, то бросают что-нибудь из одежды на месте наброса и стоянки в забитое место и находят её неподалёку на следующий день уже в полезе. Трубанёшь, и вот она всегда сама приходила в Курчатов, в вольер, который оставался в её отсутствие открыт.

Много хороших потомков осталось от неё, но некоторые охотники недооценивали качеств их работы, были очень параты и вязки с отличным чутьём и голосами, но потомков не оказалось.

Некоторых половили и увезли в другие места, некоторых просто бросали и не искали, а может быть кто подобрал. Уж больно сметливы были. Бывало, несколько раз провезёшь в машине, она и привыкает. Подведёшь в открытую дверь, она и прыгает в машину без разбора, думает, что хозяин её набросит в другом месте, так и увозятся неизвестно куда. Тут некоторые недобросовестные тоже из Брянска собачек привозили.

Но лучше так, чем погибнут в петле или под машиной. Виктор уже смирился с этим. Пусть лучше других охотников радуют, да дают потомство.

Тогда он уже несколько лет находился в поиске хотя бы дальних потомков, хотелось вырастить, нагонять и ездить на охоту с верным другом, хотя и без ружья. Он к тому времени уже расстался с ружьём, дела сдали в архив, а он перешёл на видеокамеру. Но ездить с друзьями на охоту без собак, верных своих сподвижников, как-то считал неудобным, хоть и не отказывали ему, брали, но слышать лай собак своих друзей не так воспринимается, нежели своих, ведь это как соперничество, когда недостатки у чужих заметнее, но принимаем и свои, чтобы следующей вязкой подкорректировать их. А на это уходят годы. Но выращивать молодёжь – это для нас настоящий наркотик.

Как же он обрадовался, когда появилось цветное фото, а сейчас вообще цифровое. Смотришь фотографии, и всё является как наяву, и протекают в мыслях те моменты охоты, вызванные моментами фотографий, что о каждой можно написать отдельную историю правдивую до мелочей, но со стороны кажущуюся вымышленной фантазией охотника. Хотя, если подумать, откуда берётся эта фантазия, если не из действительности, отдельных охотничьих историй.

И решил Виктор поделиться несколькими историями своих охотничьих похождений. Смотря на фотографию, он стал задумчиво смотря куда-то вдаль рассказывать свои воспоминания. А я слушала с замиранием сердца.

 

На фотке сыплет мокрый снег, Руслан в мокром маскхалате, а рядом его русская гончая. Вьюга, багряная в густом чепраке, на лямочке через плечо ружьё, да в руках уже снятая с куницы шкурка.

Мы охотились с ним в этих местах и наши молодые гончие Рыдай и Буря с примкнувшим к ним Горцистом знакомого охотника отгоняв полтора часа зайца в урочище Крутое не выправив скола, стали охватывать всё большими и большими кругами, пока не наткнулись на косуль, - я это понял по яркому заливистому тону сразу всех трёх собак, и стали удаляться по прямой и скоро сошли со слуха.

В этот день я вволю насладился гоном двух молодых собак. И более осанистого выжленца Горциста. Я наблюдал их работу на выправлениях сколов, дважды перевитек зайца – это была самочка русака, которая водила их из одного конца урочища в другой, мастерила, но молодая выплюсовка так умело выправляла сколы, что косому ничего не оставалось, как выйти на дорогу, где густой туман и плюсовая температура моментально превращали снег в воду, и та стекала по коленям, унося вместе с собой и запахи, так дразнившие собак.

Внизу в лоху было более светло от тумана, чем на поле. Всё блестело под лучами солнца.

Выбравшись из него и добравшись до трассы, где встретил Руслана, который бродил по дороге то в одну, то в другую сторону, не понимая, куда какой конец дороги должен вывести. При встрече он стал горячо объяснять, как ярко гнали собаки, в какую сторону угнали, и спрашивал, где мы находимся.

Сориентировавшись в обстановке мы вскоре добрались до машины, проехали сколько можно было по трассе в сторону гона. Нашли следы двух косуль и трёх наших собак на налётах снега. Вдоль дороги трубили, звали допоздна, но безрезультатно.

Я надеялся на более осанистого выжленца Горниста, что он всё равно вернётся в свою деревню, а заодно и приведёт наших собак. Так и порешили, приехать завтра сюда же на их поиски.

На следующий день, чтобы не терять время в одних поисках, мы решили взять с собой и засидевшуюся старушку Вьюгу. С утра шёл лёгкий пушистый снежок, подморозило, но было тепло по-весеннему тепло сыро, и с лёгким морозцем, немного волновались, вернуться или нет, и все ли.

Приехав на место, чуть не доехав до прежнего, и наброса, потрубили, подождали, но ничего. Радовала только погода.

Указав Руслану место, где он должен встать, я взял Вьюгу на поводок и ушёл для её наброса в один из овражков, который подходил к дачам.

Отпущенная с поводка Вьюга тут же скрылась в овраге, а я поспешил на другой отвершек. Крутой, он как рогатка – два отвершка и ручка, которая уходила в сторону деревни. На развилке этой рогатки стоял Руслан, а я, спешил к другому отвершку, чтобы успеть до подъёма Вьюги, но так и не успел, Вьюга полкруга ярко и повела в сторону деревни, я еле успел найти место, где встать, как раздался выстрел, и Вьюга через несколько минут смолкла. Я понял, что зверь взят, по погону не мог определить, кого она гнала, так быстро это произошло.

Вдруг снова яркая попытка, и ведёт в мою сторону, через небольшой отрезок времени мимо русак, которого я взял первым же выстрелом. Беру его и жду Вьюгу, но гон продолжается, забирает правее и идёт вдоль речки в сторону деревни. Я подравниваюсь к гону и ближе к Руслану, чтобы стать на одном склоне, а Руслану оставить другой, а гон уже развернулся и идёт на нас.

Я уже пересёк гончий след – это была лиса. Выбрался наверх оврага, ищу глазами, где Руслан, а гон проходит мимо меня, и спускается в рогульку, и тут звучит Русланов выстрел, один, а это значит, зверь добыт, и Вьюга через некоторое время смолкает.

Снег валит всё сильнее, и, из пушистого, превратился в мокрый. Пока я перебрался через овраги в сторону Руслана, то изрядно вымок. Он стоял довольный со снятой шкуркой лисы и зайчиком. Тут я его и заметил.

А к вечеру нашёлся и наш Сибас.

За всю охотничью жизнь было в ней два невероятных случая, когда я добывал зайца не стреляного. Кому ни рассказываю эти истории, воспринимают по-разному – в основном, с каким-то подозрением и ухмылкой. Но свидетели у меня есть – это, в первом случае, отец, уже покойный, во втором мой кум Серега, до сих пор бодрствующий и в хорошем здравии. Охотник, в небольшой степени рыбак, имеющий свой собственный пруд и собственоручно построенную базу, где постоянно живёт, имея своё подсобное хозяйство, и, контролирует территорию, очищая её от вредных животных: лис, ворон, выдр.

 

Первый случай произошёл в деревне, на моей родине. Однокурсник, с которым мы встретились на работе, однажды подарил мне охотничьи лыжи. Подготовив их к рабочему состоянию, я укатил в деревню.

Прибежав от поезда на новых лыжах, у меня оставалось полдня для охоты. Отцу было некогда и я, наскоро пообедав, умчался обновлять обновку. Собаки тогда у меня не было, а зайцев вокруг деревни полно.

Подняв одного из них прямо под домом, я начал преследовать его. Дважды подбирался я к нему особенно близко, но ушастый ускользал от меня.

Я его почти догонял, скатываясь следом за ним на лыжах, много стрелял, и не только один я, но и другие охотники. Но русак был матёрым, и близко на выстрел умудрялся не даваться.

Вволю погонялись. Уже в сумерках я еле дотащился до дома, поужинав, завалился в тёплую постель под телевизор, и не заметил, как уснул.

У отца была своеобразная будилка – он заходил в комнату, и так негромко говорил: «Что ж ты спишь мужичок, ведь проспишь всё…»

Этого было достаточно, чтобы я проснулся и начал собираться. Он был уже одет, управился по дому, напоил скот, накормил птицу и ждал завтрака, который готовила мама.

Позавтракав и вооружившись, решили пойти погонять от своего дома чужих зайцев в отдалённых переходах и посадках.

День был не очень морозный, тихий, звонкий, снега было достаточно, чтобы ходить на лыжах, но много для нашего охотника. Поэтому отец шёл по дороге, а я на лыжах обегал вершинки, овражки, кустики, где мог прятаться косой. Следов было очень много, обнаружить зайца было невозможно, поэтому положились на ситуацию и прежний опыт и место обычных лёжек зверьков. Нам в этот день не везло, зайцы поднимались далеко от выстрела.

Изрядно намаявшись, особенно я, на лыжах, мы вернулись домой.

После обеда отец дал мне возможность отдохнуть, а сам ушёл управляться по хозяйству и заодно принести колодезной и питьевой воды из колонки в деревне.

Воду берут из колонки только для хозяйственных нужд, а для приготовления пищи и питья берут воду из знаменитого «Красного колодца». Чище и вкуснее воды я не встречал нигде более чем у нас в Сафоновке.

Закончив управляться и принеся воду,

Отец снова меня разбудил также будилкой, и спросил, не желаю ли я погонять своего вчерашнего зайца, который снова пришёл в деревню на прежнее место.

Взяв ружьё и по паре патронов, мы снова вышли на теперь уже кратковременную охоту, чтобы реабилитироваться перед неудачливым днём.

Отец знал лаз и встал на него, а я стал на лыжах обегать насидки, стараясь выставить косого на отца, но заяц оказался хитрее. Определив наш замысел, он тихонько незаметно поднялся, и стал уходить в другую сторону, но не рассчитал. Был вечер, в деревне люди управлялись, шли в клуб, магазин, ездили машины, и что-то громыхало, что, невозможно понять.

Когда я обежал тальниковые кусты по лужку и яблоневому саду, собираясь возвращаться домой, вдруг наткнулся на свежий след, заяц уходил на махах от нас, - по снегу было хорошо видно, как он дошёл до рва, которым был окопан сад и тут я увидел от заячьего следа непонятную борозду с бруствера, а в конце тёмное пятно. Я узнал зайца, он был ещё тёплым. Видно, кого-то испугавшись, он резко повернул назад, тут с ним что-то и произошло. Подобрав зайца, я вышел с ним к отцу, он ещё удивился, что не услышал, когда я стрелял. А ещё больше удивился, когда я рассказал, что я прочитал по следам.

Сняв шкурку, мы не обнаружили на теле зайца ни одной ранки от дроби, даже старой, а когда вскрыли, у него в грудной клетке было полно крови и лопнувшая артерия, идущая вдоль позвоночника. Видно стар был русак и ел много жирного, что с ним произошёл инсульт или инфаркт – это знают только доктора., а мы едим только постную жарёху из зайца, и думаем, что с нами такого не случится. Дай то Бог…

 

Второй случай не менее загадочный, чем первый.

Время было уже за середину февраля. Сезон охоты на пушного зверя был уже закрыт. Разрешалось охотиться, но с представленным разрешением с норными собаками на лис, чтобы как-то снизить их численность, расплодившихся сильно за последнее время.

В нашем, с кумом Сергеем распоряжении была пара фокстерьеров – у него Тимур, у меня Лота, мать Тимура. Собачки завезены из Днепропетровска, незаурядной злобы и вязкости к зверю, но очень добродушны к человеку. В присутствии хозяина терпимо относились к птице и домашним животным, но только не к кошкам. Накоротке работали по следу и пушистого зверя и копытного, выносили из болота битую птицу, находили и подавали из зарослей бурьяна и кустарников голубей, вальдицепов куропаток.

Собачки были просто универсальны, как лайки, только малогабаритные, удобные для содержания в городских условиях, уживчивые, послушные, не навязчивые. Кто держал, тот знает.

И вот, забрав мою Лоту, по приезду в деревню к отцу Сергея, и его Тимура, мы отправились на истребление рыжего хищника.

День был довольно тёплым, градусов 5 по С ниже нуля, тихий, но не пасмурный. Снега было немного, те заимки были на редкость талыми. До Нового года снег выпадал, замерзал и таял. Вот и в тот день старый залежавшийся снег лежал плотным слоем, а наверху лежал тонким слоем свежевыпавший мягкий ковёр. Идти было легко и приятно, ноги сами несли от одной норы к другой, предвкушая предстоящую борьбу в подземных убежищах наших питомцев. С хозяевами «квартир».

Первые 3-4 проверенные норы не принесли результата, и вот в одном из глубоких оврагов собаки обнаружили в норе зверя. Бились долго. Выходили, заходили снова, но зверь не выходил. Такого мы не ожидали – обычно под натиском этой пары, мамы и самца, зверь не выдерживал и 15 минут, а тут уже полчаса.

Вышедшего первым Тимура Сергей подозвал к себе и взял на поводок. Подождав ещё 15 минут он ушёл проверять следующие норы, я остался ожидать выхода Лоты, а возможно и зверя.

Прождав у норы ещё с полчаса, и, дождавшись выхода Лоты, я подозвал её к себе и взял на поводок. Я уже изрядно продрог, стоя на одном месте, но ждать было необходимо, т.к. зверь после окончания работы собак мог выйти, чтобы покинуть небезопасное место.

Я стоял над оврагом, наблюдая за норой и окружающей обстановкой, - где-то трещали сороки, и я мечтал, что стронутая кумом лиса где-то рядом по кромке оврага.

Почти это и случилось, только шла не лиса, а мчался на полном ходу заяц, прямо мне в ноги – было до меня уже метра три... Я не выдержал, и шуганул его, громко крикнув, уже не помню что, и расставив руки.

Лота рванула на поводке и чуть не вцепилась в него, бедный, как он прыгнул в сторону – это были двусаженные прыжки, он скрылся в одной ложбине, появился на гребне другой и исчез за гребнем.

Постояв немного, успокоив Лоту и себя, я решил обследовать пасть собаки. Между зубов у неё ещё оставалась лисья шерсть, но зверь не вышел из норы, значит, он был там мёртвым и остывшим, что собаки не могли его вытащить.

Забросив ружьё и рюкзак за плечи, я побрёл к куму, который появился на другом склоне лога, но по пути решил всё же пройти по заячьему следу, и не зря. За вторым гребнем ложбинки лежал, растянувшись во всю длину русачок, бедный, не пережил такую близкую встречу с лисой и Лотой, не выдержало, видно, сердечко. Я забросил его в рюкзак и выбрался к куму.

Сколько нелестных слов я выслушал от него в свой адрес, когда рассказал ему произошедшую историю. Я даже давал ему посмотреть потрогать стволы, что они чистые, но он не унимался, пока мы не разделали тушку и он не убедился, что в зайца я не стрелял, а погиб он от разрыва артерии, проходящей вдоль позвоночника в области грудной клетки.

Вся полость лёгочной части была заполнена уже свернувшейся кровью. Но всё равно кум долго не унимался, укоряя меня в том, что я испугал зайца, а я старался отшучиваться.

 

Подарок «Роговской подковы"

 

Накануне, после небольшого снегопада, позвонил Лёха, решил показать свою молодую пегую. Нашли ещё одного отпускника Руслана, взяли его Вьюгу, мою Раду и Лёшкину пегую, скинулись, заправив уазик, и укатили урочище «Роговская подкова». Погода стояла, не ахти какая, в поле немного заметало, а в лесу было тихо.

Экипировались, собак взяли на поводки и стали заходить в середину подковы, знали, что зпйчик должен был быть. Собак вели на поводках, чтобы не ушли по лисьим утренним следам, хотелось, проверить пегую именно по зайцу.

Довольно долго шли по заснеженным лесным дорогам внутри урочища, собаки вырывали руки, тянулись к лисьим тропам, даже попискивали. Прошли почти весь лес и вот от, наконец-то, малик русака, вёл с июля по пустому откосу через овраг в низине на нашу сторону на затишный склон зарослей орешника.

Лёшка немного впереди стал проводить молодую выжловку вдоль следа с подветренной стороны.

Терпение у выжловки заканчивалось – она сильно тянула, скулила, требовала свободы. Наши псы уже дрожали в нетерпении, но оскалиться не смели и, дрожа всем телом, ждали наброса. Первым, отпустил свою Лёха, так как уже прицелился, собака улетела, как стрела из лука, но вернулась, молча стала выправлять, потом уже степенно с толком ушла вперёд и скрылась в зарослях орешника.

Сколько времени прошло не знаю, но не успели мы продрогнуть, как вверху склона, будто что взорвалось, неистовый рёв не заставил наших собак завыть. Лёха прикрикнул: «Отпускай!» и сам рванул наверх, чтобы убедиться, что зайца не отпустила его любимица. Наши тут же подвалили, и, заварилась каша. Басовито, с захлёбом и переливами голосит пегашка, высоким дискантом подпевает Русланова Вьюга и переливает тенор с альтом моя Рада.

Поднятый косой пошёл в противоход, почти как мы заходили до машины, сошёл со спуска, но голос пегой не давал потерять направление гона. Гон как будто замер на месте.

Я стал подходить к месту подъёма, - где были наши друзья, я не видел. Каждый старался быть поближе к гону, особенно Лёшка, музыка гона его собака завораживала, звала, а гон тем временем возвращался.

Собаки были уже где-то на верхней площадке леса, и в это время я заметил русака, который спускался по ложбине передо мной по густому орешнику. Я, как зачарованный, наблюдал за ним. Заяц шёл ходко – спустился в овраг, внизу почти пересёк его, поднялся в дубняк и сел. Сидел не долго. Так как дружная троица стала спускаться по склону, исходя истошными звуками, опережая друг друга, постепенно забирая переда то одна, то другая.

По лесу собаки от зайца не отставали, шли за ним в полминуте, а то и меньше. Но косому это надоело и он вылетел в поле, тут азарт у собак охладел сначала у молодой пегой, затем у Вьюги, и одна только Рада упорно вела невидимую ниточку запаха, оставленного на обледеневших ногах, с которого одувался последний снег, и она его перевела через поле в соседний лесок, ещё более овражистый.

Вьюга от неё не отставала, и когда снова зазвенели голоса Вьюги и Рады, к ним подвалила и пегашка. Гон с новой силой загудел по овражкам и склонам, заяц не мог оторваться, настойчивые гончие заворачивали его снова в Роговскую подкову, но этот шельмец решил попробовать, ещё одну уловку, он стал уводить собак по дороге на деревенские огороды и тропинки.

Пегая окончательно потеряла интерес и подбыла к ним, а мы, потеряв , также, надежду, не возобновляя гона брели низом по заснеженной дороге к оставленному уазику.

Мы зашли в узкий ров внизу лога и шли по нему, когда услышали нарастающий гон. Мы переглянулись, каждый, думал, наверное, о своём. У меня мелькнула мысль, что собаки выправили гон. Кинулись расставляться. Руслан, как самый молодой и здоровый, рванул прямо со рва к опушке, мы с Лёхой вернулись чуть назад, и тут, буквально в 10 метрах от нас был сход. Заяц шёл следом за нами, и когда увидел нас впереди, отвернул влево в заросли акации по склону.

Хитрюга сумел, всё-таки, оторваться от своих преследователей, но они наседали. Разгорячённые и возбуждённые, не обращая на нас внимания, они снова ушли в подкову.

Мы расставились, кому, где понравилось. Гон, сделав небольшой круг, в подкове, ушли на Боковаловские лесочки, затем сошёл со спуска, но я оставался на месте. Погода была прекрасная, и я наслаждался ею, тем более что получил такое удовольствие, слушать гон этой небольшой, но очень музыкальной стайки гончих.

Но что это? До слуха донеслись чуть слышные звуки гона, я оглянулся в его сторону, и от неожиданности вздрогнул, - на меня катил серый комочек. Это был русак. Всё задрожало во мне, я быстро сорвал ружьё с плеча, русак уже был в пределах выстрела, нажал на курок. Прогремел выстрел, но заяц продолжал бежать ко мне, пропускаю мимо в 2-х метрах и бью вторым, заяц осел и медленно сделав несколько прыжков, сел. До него было метров 30, я, не ощутив, сменил два патрона, выхожу, и вместо выстрела щелчок, вместо второго тоже щелчок. Меня заколотило в лихорадке. Меняя патроны, я не заметил, что вложил пустые. Теперь я внимательно достал один патрон, вложил, аккуратно, чтобы не щёлкнул затвор, закрыл ружьё, хорошо прицелился, но заяц повалился набок и затих.

В этот волнующий момент гона я не слышал, я увидел собак уже рядом с моим русаком. Старые, тронули тушку носами, и отошли, ну, а молодой дай только потрепать. Три часа работы – это, я думаю, показатель вязкости чутья и мастерства. Ну, а музыка была выше всех похвал, особенно, у молодой.

 

Попутная охота

 

Это была очередная поездка домой, я имею ввиду, к родителям в деревню. Где держал своих охотничьих собак вместе с отцом, таким же заядлым охотником. Имели мы в то время русскую пегую Геклу и пару фокстерьеров, Лоту и Дика, но дело не в собаках. Я ехал в деревню и вёз с собой рюкзак сухарей, накопившихся дома, для дополнительной подкормки наших питомцев.

Чтобы не терять световое время короткого осеннего дня, сойдя с поезда, я собрал ружьё, одел патронаж и решил пройти напрямую к дому, пересекая пашню полей и кромки болот, в которых любили отдыхать русаки. До дома было 4 км, и я ходко направился по пашне, выбирая излюбленные ложбинки и взлобки, а также борозды разворотов покатушек трактора. Не успел пройти и километра, как из борозды поднялся русачок, который был добыт первым же выстрелом. Довольный удачей и приторочив его к рюкзаку, я двинулся дальше. Моя ноша заметно потяжелела, но не успел я пройти и двухсот метров, на том же поле с самой крайней борозды поднялся ещё один русак. Этого я стрелял уже дважды. Первый как-то неудачно приложился и всего лишь подранил его. Было видно. Как с него полетел пух, но он продолжал уходить. Вторым выстрелом, надёжно выцелив, я его добил.

Пока упаковывался. Пришлось снимать поясной ремень, чтобы приторочить его с другой стороны рюкзака. Лямочка у меня была всего лишь одна.

С трудом взвалив рюкзак за плечи, я двинулся дальше уже по кромке лога – по пахоте с такой ношей идти было тяжеловато, а время уже подгоняло, начали сгущаться сумерки и я торопился, та как до дома оставалась большая половина пути.

Мне предстояло пересечь лог болота, косяк поля и ещё одну лощину, чтобы выйти на сторону моей улицы и пройти по ней почти всю деревню, - мы жили на дальнем краю в центре. Не доходя до болота, уже в сумерках, я увидел, как мой лог, не спеша, исследуя дорогу, путь мне пересекает лиса. Я остановился, присел, снял рюкзак и пропищал, сжав губы, втягивая воздух внутрь рта, имитируя лисий писк. На удивление заметил, что лиса среагировала, было довольно далеко. Метров сто до неё, но лиса в мою сторону сразу не пошла. Пересекла лужайку и потом уже стала направляться по склону в мою сторону.

По мере её приближения я всё глубже вжимался в борозду, благо. Что пахота была сухой, я оставил на поверхности только глаза и ружьё. Одно время она мне стала не видна из-за перепада на склоне, но я точно знал, что она как по компасу, точно выйдет на услышанный писк. Что и произошло.

Из-за перепада стали появляться сначала уши, потом голова, и вот показался и весь корпус. Она остановилась, предчувствуя опасность, но было поздно, - прозвучал выстрел, и зверёк улегся, не пошевелив ни одним мускулом, лишь только лёгкий ветерок слегка теребил огненный мех. Этот ветерок и помог добыть без особого труда хитрого зверька.

Уже в темноте я закончил упаковку ружья, тяжело, и взвалил добычу на плечи, но я с удовольствием тащил всё это на себе до самого дома. Завтра можно на охоту и не ходить.

Но, разве усидишь дома в такие дни, когда тебя, вдобавок, дома, ждёт отец. с которым ты любишь болтаться по полям, лесам и болотам с гончими и норными, иногда даже впустую., но получая от общения и с природой, и своими сподвижниками заряд энергии и переполняясь незабываемым чувством и впечатлениями, которые невозможно ни выразить, ни пересказать. Это переполняет тебя, и остаётся внутри на всю жизнь, а поделиться всё-таки очень хочется.

 

На заметку молодым охотникам от старого мудрого «ухаса» - так меня отец прозвал.

 

За долгую охотничью жизнь было очень много заметных и невероятных случаев в охоте с гончими, фокстерьерами и просто, когда после выстрела по зверю или птице, просто считаю необходимым проследить, а затем пройти несколько сотен метров по ходу зверя, или полёту птицы. Потому что после выстрела подбитый зверь или птица может пролететь, или пробежать несколько сотен метров не выказывая признаков попадания в неё, и падает, уже не двигаясь. Очень частые случаи при охоте с гончими и норными.

Например, гончая что-то причуяла, и начала суетиться в показе недалеко от вас, вы заметили это, и вдруг гончая поднимает облачко – это заяц или куропатка. Если это в пределах выстрела, вы стреляете, но зверь уходит и скрывается со склона на поле, где вы его уже не видите. А собака, пройдя с голосом по склону. Выходит на поле и вскоре смолкает. Это признак скорее, что зверь убит. А собака смолкла потому, что на поле ветром унесло запах по ветру от убитого зверя. И если собачка не быстрая, она не скоро вернётся к убитому зверю, а затем вообще перестанет искать. Если хозяин на этом не настаивает.

 

Совершенно невероятный случай рассказал мне мой отец. Охотился он в морозный день. Поднял зайца, отдуплетился по нему, но, заяц. Сильно раненый, с обильным кровотечением, стал уходить, хорошо, что у отца хватило терпения тролить его дальше. И вот что он наблюдал. Пройдя порядочное расстояние, крови на снегу становилось всё меньше, заяц чаще стал садиться, а затем появился один круг, как будто заяц очертывал снег в горку, или какая-то птица крыльями его сметала. Потом ещё одна такая же горка, а между ними заячий след, и снова горка, и следы обрываются.

И, если бы не любопытство отца, что же под этой горкой, зайца бы он не добыл. Когда же он пнул в сердцах эту горку, подумав, как он сказал, что зайца унесла какая-то птица. Снег рассыпался, а под ним оказался его, «истекший кровью», и совершенно несознательно, он думал, всё ещё бежит, а сам засыпает себя сыпучим снегом. Когда совсем затих, то оказался спрятанным от глаз охотника. Это я тоже знаю, когда возвращаясь с охоты, я случайно наткнулся на такие же круги и горки, и, не обнаружив следов охотника, я поспешил пройти по ним. И не безрезультатно, - трофей ленивого охотника достался мне.

 

Ещё один случай, когда охотились мы с отцом с нашей гончей Геклой. Зашли мы в болото, заросшее осокой. Я с одной стороны иду по кромке, отец противоположной, вдруг Гекла поднимает русака и ведёт его на глазок в сторону отца. Как же она поёт, как она стонет. Как верезжит, кажется, её сжигают на костре… Я в восторге! М отец присел, замер, вот он встаёт, поднимает ружьё, я вижу два огненных лучка, затем клочки. Заяц хоть и не быстро. Но удаляется и выкатывает на санную дорогу. Скупо отдаёт голос. С дороги не уходит и, хныкая, продолжает скакать. Вдруг навстречу едет на санях бригадир, мы расстроены, заяц. Считай, потерян.

Тут бригадир останавливается и спрашивает, не ваш ли это заяц бежал ко мне навстречу и свернул к дороге. У нас снова появляется надежда добрать русака

Принимаем такое решение. Я иду гнать нашего русака на ферму, а отец через поле отрезает отход зайца к лесу. Только разошлись, как слышу отцовы выстрелы. Оглядываюсь, вот невезуха – второй заяц убегает, Гекла, конечно, уходит за ним, а я за нашим первым, прохожу вдоль стены фермы, по ледяным колеям следы кое-где видны. Прохожу мимо бочки, лежащей у стены, иду далеко до конца стены, следы закончились.

С солнечной стороны была канава со следами, на других сторонах чистый снег, следов нет. Прохожу снова до начала стены, только один след входной. Выходов и скидок в сторону нет. Ну не в бочку же он залез, думаю я и иду в третий раз вдоль стены, хрустя льдинками и лежащей засыпанной снегом бочке. Заглядываю внутрь. И даже не удивляюсь, что он там. Ну, и выдержка же у тебя, думаю, братец. Будем тебя брать живым.

Ставлю ружьё в сугроб, а сам лезу в бочку. Как же неудобно тебя доставать. Кое-как дотягиваюсь до ушей, беру, и тут мой пленник взбунтовался, так поддел задними, что тисками мы за уши не удержать, и маленькая его неточность, был бы он у меня за пазухой, но он точно рассчитал, и ускользнул у меня под мышкой. И вот бежим мы – он на волю. Я за ружьём, он быстрее меня. Но зато мой выстрел догнал его.

Уложив свою добычу в рюкзак, иду искать отца и Геклу. Последняя слышал, гоняла в лесу, и гон шёл по направлению к ферме. Перехожу поле, вижу, Гекла крутится возле кустов шиповника на опушке поля. Подравниваюсь к её поиску, и из последнего куста шиповника вылетает косой. Выстрел останавливает его. Укладываю очередной трофей в рюкзак и вдалеке вижу отца. В руках у него ещё один заяц.

Стал рассказывать. Когда Гекла погнала зайца в лес, побежал встать на противоположный склон, этот из борозды вылетает, впопыхах отдуплетил, а он и не дёрнулся, как бежал, так и бежит. А я пошёл на перехват к Гекле, но она стала отворачивать к ферме, думала ты там, а сам направился взглянуть на след стрелянного третьего.

Решил пройти по следу. Подхожу к склону лога, сверху след хорошо виден, глазами прохожу по следу, который ведёт в карьер, а в карьере на открытом месте он лежит. Метров триста пробежал. Хорошо, что я решил проверить, а то бы достался косой лисам. А теперь и жаркое, и тушёнка. Вот такой случай на троих по зайцу.

 

В конце нашего старого небольшого колхозного пруда лог раздваивался на два небольших лесочка, а на левой его части, в конце пруда. Песчаный карьер и в одной из его вымоин. На самом верху, была лисья нора. Когда-то она находилась вверху, но вода и техника, постоянно тревожили лис и они вырыли себе новую, с тремя выходами отходками наверху. В этой поре я не раз заставал лис. И на этот раз мы, с моей Лотой, обнаружили в ней лису. Лота, уверенно обнюхав вход, скрылась в норе. А через несколько секунд послышалось злобное облаивание, и тишина. Только подземный стук и передвижение под землёй. Ещё несколько секунд, и зверь стрелой вылетает из норы. И несколько секунд понадобилось мне, чтобы она невредимой. После одного навскид сделанного выстрела скрылась за пригорком, уходя в лесочки.

Быстро перекладываю стволы и вкладываю второй патрон в пустой ствол, который освободил. Эхо раскатывается по лесочкам и… Что это? Лиса возвращается в нору, а навстречу ей бежит Лота. Лиса, кидается в сторону от Лоты, а после моего выстрела меняет направление, значит попал. После второго тихонько направляется в сторону ферм.

Вот такие у нас дикие звери. Если искать спасения от собак, гончих или норных и охотников, это на ферме, где их запахи теряются в домашних.

Только через час по следам я нашёл лису и Лоту в подполе на заброшенной конюшне. Взяв Лоту на руки, со второй, достаточно было одного выстрела, по виднеющейся щепке лисьего носа из подпола, а далее дело техники Лоты. Она как щипцами прихватила морду лисы, и выдворила её из убежища. Вот так это исправило ошибку моего последнего выстрела.

 

Заключение

 

Очень тяжело после пятидесяти лет охоты, из них сорок восемь с гончими, расставаться с этим удовольствием. Куда ни шло расстаться с ружьём. Я перестал брать оружие на охоту последние лет пять, но на охоту ездил регулярно только с видеокамерой.

А вот расстаться с гончими просто невыносимо. Это такая страсть, что её не передать никакими описаниями, её надо прочувствовать. Надо бросить курить – это не проблема, выпивать - тоже. Но забыть эти преданные глаза гончих, эту их веру в тебя, надежду, что в трудную минуту ты будешь рядом с ними, а если и нет, то они простят, этого просто так бросить невозможно. Это уйдёт с нами, гончатниками, только в могилу. Я не преувеличиваю.

Это случилось со мной. Когда я по собственной болезни и по старости своих родителей, пролёживающих в постели последние год (отец совсем не вставал больше года), мать с трудом передвигалась только с поддержкой окружающих. В то время было очень тяжело. Это всё заставило меня тогда раздать своих гончих охотникам.

Теперь, спустя много лет, когда стало немного легче, когда родители ушли в вечный мир, царство им небесное. С женой бываем в больницах раз в году на обследовании.

Во мне всё больше горит желание содержать гончую, и есть такая возможность.

У друга и соратника по охоте Виктора есть два выжлеца, и выжловка заосенившая 9-10 осеней. И вот я приглядел щенка месячного у знакомого взамен на Альфу, которая, как и я, физически к охоте приостыла, но желание погонять на одну работу ещё осталось. Всё вроде складывается, но все мои близкие крайне против. Они считают. Что поступают правильно. Беспокоясь за моё здоровье. Я же считаю, что они не правы, желая мне такого спокойствия.

Ведь без гончих, пусть Альфе осталось жить три-четыре года, но она будет рядом. Мы будем смотреть друг на друга. Вспоминать наши охоты в молодости, и также молча доживать оставшиеся годы, этого понять дано не каждому. Поэтому молю бога, чтобы он помог моим близким понять меня, а если я не прав, благоразумить. Я думаю, что по-настоящему любящих друг друга можно найти компромиссное решение, и не отягощать души друг другу.

Но я ошибся. Требования моих любимых родных были неумолимы. Не хочется рассуждать на эту тему. Альфу усыпили, а я остался со своими мечтами один на один, со спазмом в горле и щемящей обидой, что тебя не поняли.

Иногда, в беседе с друзьями мне задают вопрос: «Откуда у меня такая любовь к гончим?» Я в шутку всегда отвечаю, что это от моих предков, моего прадеда. Сафоновский барин Викторов поменял на борзых у Кремяновского помещика. А дело было так.

Наш Сафоновский барин, благодаря общей страстишке с графом Барятинским из поместья Иванинское, любили по осени потравить Красного зверя борзыми или половить русаков, полюбоваться резвостью своих любимцев.

Повосхищаться злобой их к Красному зверю, мёртвой хватке борзых кобелей с волками пасть в пасть до приёма их или сострунивания. А Кремяновский помещик не был в таких близких отношениях с графом и потому просил Викторова взять щенков от Барятинских сук. А взамен обещал отдать крепостного, который служил у помещика лесничим и был довольно смышлёным, что самостоятельно обучился грамоте.

Так и пошло. Лесничий от Кремяновского пошёл на службу лесничим в Сафоновку. Построил сторожку и добросовестно нёс службу, за что барин Викторов разрешил ему жениться по любви на кухарке, а затем свою сторожку перенести на дворовую слободу в Сафоновке, где жила вся дворовая прислуга.

С годами появился мой дед – Александр Митрофанович Токарев, но тоже самоучка грамотей, и музыкант, играл на вивахе и работал щетоводом. Имел свою лавчонку, но не был раскулачен при приходе Советской власти.

Своими знаниями он помогал вести сельское хозяйство в колхозах. Мой отец Токарев Николай Александрович, участник ВОВ получил образование в послевоенные годы и имел профессию «киномеханик». Ездил с кинопередвижкой по сёлам и деревням, нёс искусство кино в массы.

Как В.И. Ленин говорил: «Важнейшим из искусств является кино».

И у моего отца тоже была страстишка побродить с ружьишком по полям, лесам и болотам, к чему он и меня пристрастил. А я уже, его сын, Токарев Виктор Николаевич, потом начитавшись литературы, завёл гончих и мы вместе ими занимались.

Ведь их невозможно не любить за их страсть к охоте, за их музыкальные голоса, за преданность, послушность и многие другие положительные качества.