Диалоги о… Часть шестая. Manes, ium m.
Порой невыносимо тяжело заставить себя проснуться горячим летним утром. А ещё тяжелее - принять как есть, что день-то будний. И вместо отпускного безделья его нужно посвятить обязательной трудовой повинности. Без вариантов.
Одним таким утром я пробудилась в изумительном настроении. Всю ночь мне снился необычайно яркий сон - сидела я за школьной партой, щурилась на майское солнышко и думала о том, как сейчас пойду к бабушке - она наверняка уже приготовила что-нибудь вкусненькое. И обволакивающий, реальный, точно не во сне, аромат сирени со школьного двора смешивался с воображаемым запахом вкуснейшей выпечки. Бабушкин дом был буквально в двух минутах от школы: выйти на улицу, перейти узенькую дорожку - и вот ты уже на месте. Спуститься мимо двух рябин, повернуть во двор, обязательно посмотреть на голубятню, пройти под огромной грушей…
Проснулась я в ощущении абсолютного детского счастья.
Тем острее отозвалось во мне то, что предстояло наблюдать дальше. По пути на работу из окна маршрутки я увидела жуткую картину: искореженная бесформенная груда металла, которая недавно была автомобилем... Я с детства очень боюсь аварий - попала когда-то в страшную, хотя чудом (действительно - чудом) все выжили. И теперь, каждый раз, когда вижу изуродованную машину, внутри меня что-то останавливается и в голове бьется только одна мысль: “хоть бы все живы”.
Я умею накручивать себя. Иногда просто не могу остановиться - моё воображение рисует совершенно безумные вещи. Я начала, думать - что если бы в этой машине была я? Или М.? Непонятная тревога росла как снежный ком и уже через несколько минут я набирала смс: “У тебя все хорошо?” Немного поколебалась и все же нажала “Send”.
“Дилинь” - “Message delivered”
“Дилинь” - “Вполне. Что случилось?”
Что случилось? Да ничего… Просто вместе с пульсом стало во мне стучать бог знает когда прочитанное стихотворение Антона Прозорова. И я уже не могла сдержать слёз.
“Со мной - ничего. Сейчас до работы доеду, выйду в сеть - здесь плохо ловит.”
Торча в пробке, стала набирать текст стихотворения в заметках телефона, чтобы потом, когда сеть появится, сразу переслать его М.. Спустя пару минут плюнула на это дело и стала отправлять кусками через сообщения. Мне очень хотелось, чтобы она прочитала его именно сейчас - не когда-то потом.
-“...после, в реанимации, говорит врачу:
- позвоните жене, жене позвоните, врачей не надо,
позвоните Тане, жене моей, если нужно, я заплачу, -
номер в трубке, трубка в куртке...
врач отвечает:
- вату!”
“Дилинь” - “??? Что это?”
“не унимается:
- слушайте, вы идиот, вы что, идиот?
позвоните жене, в контакте ей напишите, свяжитесь по скайпу,
как угодно, болван, я вам говорю, придурок, господи, вот
придурок, вот придурок, придурок...
врач отвечает:
- скальпель!”
“Дилинь” - “Чьё это?”
“[номер в трубке, трубка в куртке, куртка бог знает где,
куртка в автомобиле перекореженном, море крови
на шоссе, посреди осколков, в сиреневой пустоте,
телефон в распоротой куртке звонит, и мерцает номер]”
На моём телефоне высвечивается номер М., но я нажимаю “отклонить”. Во-первых, ненавижу говорить в общественном транспорте, а во-вторых, я ещё не дописала последнюю часть.
“рвется:
- какой, к черту, скальпель, вы что, не слышите, вы глухой?
мой телефон звонит, снимите трубку, вы слышите зуммер?
трубку снимите, господи, трубку, снимите трубку, какой покой...
господи, Таня, господи ...
врач отвечает:
- умер.”
“Дилинь” - “Я тебе позвоню через 5 минут. И если ты не возьмешь трубку, я тебя укушу!”
Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда я вываливалась из набитой маршрутки. И кто придумал эти газельки, выйти из которых можно только согнувшись в три погибели?
М. как всегда пунктуальна. А у меня есть ровно 10 минут пути, чтобы слушать голос, который всегда отзывается во мне эхом. Впрочем, скорее всего я задержусь у курилки, даже при условии, что не переношу табачный дым.
- Так, дорогая, я эти пять минут даром не потеряла - нагуглила автора, почитала ещё пару работ. Спасибо, потрясно! Но всё же, ты меня беспокоишь! Что произошло?
Я к этому моменту уже успела взять себя в руки, хотя стихи Антона всё ещё не могла выкинуть из головы.
- Да ничего, просто… Накатило, ты знаешь, у меня бывает. - я вздохнула.
- Ну, хорошо, сделаю вид, что я тебе верю.
- Лучше скажи, что думаешь про стихотворение. Мне оно кажется необычайно “нервным”. Знаешь, такое… На грани истерики…
- На грани, да… Сильное, что тут скажешь… Только понимаешь, оно ведь не столько о смерти, сколько о любви?
- Конечно…
- О такой любви, которая сильнее смерти.
Мимо меня с воем пронеслась скорая и снова стало отчаянно страшно. Из головы не выходил превращённый в металлическую кашу кузов, мелкие брызги стёкол, какая-то чёрная жидкость, растёкшаяся по мостовой. Вот она жизнь - её острейший терминатор...
- В этом стихотворении на самом деле - бездна чувств. Умирающий человек говорит о любви. Это ужасно и великолепно одновременно - М. начала произносить слова медленно. Она всегда растягивала и без того неторопливую речь, когда нервничала.
- Это значит только одно - для него смерти не существует. Он сильнее её, он попирает её.
От собственных слов у меня почему-то закружилась голова. Казалось, звуки дороги заворачивали меня в липкий кокон, стало труднее дышать. До офиса оставалось ещё минут пять, а я чувствовала, что буду идти туда вечность.
- Попирает… - М. своим голосом уносила меня куда-то, - это ведь как у христиан… “Смертию смерть поправ...”
- "трубку снимите, господи, трубку, снимите трубку, какой покой…
господи, Таня, господи …"
Я произносила строки из стихотворения и как будто таяла в них… Мне хотелось превратиться в волну и перебежками от одной соты к другой добраться до М.. Просто оказаться с ней рядом и далеко от остального мира.
М. начала что-то говорить о христианстве, о высшей любви, о беспомощности смерти. О том, что если у человека есть настоящая любовь - он может уже ничего не бояться и о том, как жаль тех, кто этого не осознал. Ещё она говорила о стихотворении, о том, что такая живая, настоящая речь героя делает его реальность невыносимо близкой. О том, что длинная, сумбурная строка будто вырывается за границы читательского воображения и обретает плоть - страшную, жгучую рану на сердце. И ты видишь это сердце перед собой - как в операционной.
Как порою бывает - я перестала воспринимать её слова по отдельности, ловила мысли целиком, даже не пытаясь их анализировать. И только когда она замолчала, я обнаружила себя топчущейся возле офисной курилки. Мне ужасно не хотелось отпускать М. Она, похоже, в очередной раз прочитала мои мысли:
- Знаешь что? А давай сегодня изменим планы на вечер? Хочешь, к тебе приеду после работы и поговорим ещё?
- Конечно, сегодня пятница, я заканчиваю раньше. Меня это всё не отпустит просто так, похоже.
- Договорились. - М. было явно по душе моё безропотное согласие. - В восемь.
- В восемь... - машинально повторила я, - Пока.
Вторая часть: https://poembook.ru/poem/1892364-dialogi-o%E2%80%A6-chast-vtoraya-posmotri-v-glaza-chudovisch
Четвертая часть: https://poembook.ru/poem/1901404-dialogi-o%E2%80%A6-chast-chetvyortaya-neyasnyj-grekh
