Диалоги о… Часть четвёртая. Неясный грех.
Было около девяти вечера, когда по задыхающейся от зноя Москве пронеслась буря. Её тяжёлую, скорую поступь крестили длинные молнии. Ветер валил молодые посадки в парках, гнул вековые стволы и загонял прохожих в подворотни. Бушевала беспощадная июньская гроза. Наигравшись в старом центре, стихия медленно катила к северу, в Химки, оставляя потрёпанный, но посвежевший город сохнуть в закатных лучах. Полуголые, разбитые жарой люди возвращались к суете, и через час Москва уже не помнила о ненастье.
Уже три месяца я жила в столице - рабочие дела вынудили превратить обычную командировку в долгоиграющий роман с мегаполисом. И не скажу, что роман безоблачный. После привычных волжских пейзажей, относительно неторопливого уклада родного города - вихри метрополии ошеломляли. Даже обычные сутки здесь умели растягиваться. В них копилось лишнее время и его депозит постоянно рос. Воистину - стоило немалого труда успевать за Москвой. Полюбить её - не получалось. Совсем.
Весь день я промаялась дурным предчувствием, читала знаки, вспоминала приметы. И вот перед самой грозой - гром отчаянья треснул над моим мирком. Я не удивилась, я ждала этого. Но ждала с тем ужасом и трепетом, с каким только можно ждать прилива тоски. Всё, что окружало меня в тот момент схлопнулось в пыльный учебник - учебник, который я забыла прочитать.
Я не боялась одиночества, но мне почему-то остро захотелось набрать М., и просто поплакать. Это помогало.
Она подошла не сразу - гудки в трубке отзывались внутри меня каким-то стервозным звоном, словно разбивали оземь церковный колокол. Наконец я услышала:
- Ну, что за новое не слава богу? - М. наверняка догадывалась, какое именно “не слава богу” случилось, но грамотно включила наивняк.
- А то не знаешь... - меня потряхивало от нервов.
- Знаю, знаю. Не понимаю только, чего ты ревёшь.
- Да я свихнусь уже скоро! - я начала буквально задыхаться - Со мной такого не было ни разу!
- Всё когда-то случается впервые, дорогая моя. - в голосе М. звучала ирония и удовольствие. - Ты главное с ума не сходи, правда, а то с кем я звёзды считать буду?
- Не смешно, между прочим. Грех это.
- О, что ты знаешь о грехе? - М. засмеялась. - Давно ли мы читали классиков?
- При чём тут классики? - не поняла я
- Расслабься. Нельзя себя загонять в угол. Послушай вот.
Когда неясен грех, дороже нет вины -
и звезды смотрят вверх и снизу не видны.
- Ой, как здорово, а кто автор? - я даже присела.
- Автор удивительный. Это Жданов. Иван Жданов. Прекрасный фотограф и замечательный поэт.
Меня покорили первые строки. Уже здесь хотелось смаковать каждое слово, ощущать, как за переплетением слов открываются новые смыслы. Уместить целую вселенную в несколько слов - это дар. Действительно - незаурядный автор.
М. продолжила:
- Они глядят со стороны на нас, когда мы в страхе,
верней, глядят на этот страх, не видя наших лиц.
Им все равно, идет ли снег нагим или в рубахе,
трещат ли сучья без огня, летит полет без птиц.
Им все равно, им наплевать, в каком предметы виде.
Они глядят со стороны, колючий сея свет,
и он проходит полость рук, разомкнутых в обиде,
и возвращается назад, но звезд на месте нет.
Я подумала - вот оно! Вот самое главное, что кроется в стихотворении. Грех не следствие, он - причина. И он обращён не к предмету, порождённому действием. Он сам есть предмет. А дальше - по спирали.
М. растягивала строку:
- Они повернуты спиной, их не увидишь снизу.
И кто - скажите мне - хоть раз подняться выше смог,
чтобы увидеть, как течет не отсвет по карнизу,
не тень ручная по стене, а вне лица упрек?
Как эти звезды приручить, известно только Богу.
Как боль неясную унять, понятно только им.
Как в сердце черном возродить любовь или тревогу?
Молчат. И, как перед собой, пред небом мы стоим.
Музыка стихов лилась и лилась, а я продолжала размышлять. Все эти разговоры о притяжении душ и об их родстве - по сути никчёмны. Самое волшебное ощущение - что одну душу делят два человека. Часто такое можно перепутать с любовью. А может, это - и есть любовь. Или восторженное наслаждение взаимопониманием: тем, что другой человек видит как ты, чувствует как ты. Что ты - это он, и вы оба подключены к чему-то невероятно важному, без чего погибнете, перестанете быть собою.
- Послушай! - я словно вырвалась из оцепенения. - я начинаю понимать, к чему ты клонишь.
М. прервалась. Только сейчас я заметила, что совершенно не хочется плакать и тоска исчезла, точно влага с горячего асфальта.
- Грех - это мы сами. Совсем не то, что происходит; грех - это наши глаза и уши, это выдуманный ими страх. И он неясен, потому что мы очень боимся самих себя.
- Ну вот видишь? - М. сказала это почти шёпотом. Мне показалось - она взволнована.
И снег проходит нагишом, невидим и неслышим,
и продолжается полет давно умерших птиц,
и, заменяя звездный свет, упрек плывет по крышам,
и я не чувствую тебя, и страх живет вне лиц.
М. дочитала заметно тише и медленнее, чем начала. От иронии в начале разговора не осталось и следа. Такое впечатление, что текст одинаково потряс и меня, и её.
- Слушай, а ведь стихотворение ещё глубже, чем мне сначала казалось… - задумчиво произнесла М. и смолкла.
- Во всяком случае, у меня всё перевернулось внутри. - ответила я, и это была чистая правда.
- Тем и хорош Жданов, что стихи его - небоскрёб. Каждый этаж - это новый смысл, а внутри крепкий стержень такой, скелет. Небоскрёб качается на ветру, а не падает, держится. И мне ещё он безумно нравится, потому как традиционный размер умеет наполнить совершенным сюром. Как здесь.
С этим невозможно было поспорить. Я прокручивала в голове строчки, и каждая разбивала мою беду в пыль. Я понимала, смутно, осторожно понимала, что за этими строчками стоит такая мудрость, постичь которую можно разве что изначально приняв её. А значит - дать прорасти греху, его семени внутри себя, дать сжиться с ним, - чтобы управлять им.
- А вот здесь о чём он, как думаешь? - я вспомнила крохотный отрывок:
"и он проходит полость рук, разомкнутых в обиде,
и возвращается назад, но звезд на месте нет."
М. молчала. Я была уверена - она знает ответ, просто ждёт, не начну ли сама.
- Разомкнутые руки как бы создают между собой разреженное пространство, полость, пустоту, лакуну. Вот он - материализованный грех - свет проходит сквозь пустоту, но вернуться в то же место уже не может.
- Как интересно. - я вздохнула. - Ну почему такие мысли не посещают меня до, а приходят после?!
М. рассмеялась и её смех пропитал моё настроение теплом на весь остаток вечера.
А вечер был прекрасен. Солнце уже нырнуло за Крылатское и город начал жонглировать светом реклам. О, этот никогда не спящий город...
