Диалоги о… Часть пятая. Молоко Кентавра
Дни стояли тёплые. Мы лежали с М. рядом и смотрели, как ветер играет с песчинками. Солнце ласково грело спины. Шевелиться категорически не хотелось. Чтобы не заснуть, я предложила старую детскую игру: зарываю свою руку в песок, а М. должна её раскопать, не дотронувшись до кожи. Такое сапёрное развлечение.
Захваченная процессом М. внезапно спросила:
- А хочешь ещё одну игру?
- Почему нет? - если честно, мне было всё равно, что она предложит. В любом случае, затея обещала быть интересной.
- Тогда давай так - я читаю стихотворение, а ты пробуешь рассказать об авторе. - и, не дожидаясь ответа, М. начала, -
Я топтала рассветные травы,
из-под ног снегирями зори взлетали.
Ради горькой моей славы
люди имя моё узнали.
Я - чудовище! Полулошадь!
Но мерцают груди, как луны.
Моя жизнь - это скорбная ноша,
насмешка злая фортуны,
роковое кровей смешение,
в гулком сердце разряды гроз!
Сверхлошадиное напряжение
дотянуться до синих звёзд!
Я хотела улучить момент, чтобы начать говорить. Но поймала взгляд М. и решила отложить свои догадки.
Я устала уже топтаться
посреди трясин и болот.
Мне б в движении распластаться,
ощутить всем телом полёт!
Но медленно облетают
листья с рыжих осин.
Я не летаю.
Куда мне - в синь?
М., видимо побоявшись “засыпаться”, убрала руки и продолжила читать.
Болота грязны и вязки,
и круп как свинцом налит.
Без крика и без огласки
сердце моё болит.
Однажды оно перестанет,
замрёт на последнем толчке,
и никто, никто не узнает
о звёздной моей тоске.
Лишь осенний ветер промозглый,
этот мрачный лихой танцор,
будет сыпать снежные звёзды
в запрокинутое лицо.
Как ни в чем не бывало М. вернулась к раскопкам и стала сосредоточенно дуть, освобождая мою кисть от остатков песка. Я молчала, пытаясь переварить услышанное. М., не отрываясь от своего занятия, перевела взгляд на меня и вопросительно подняла бровь.
- Даже не знаю, с чего начать… - я мялась, понимая, что любые предположения будут выстрелом вслепую. Слишком уж стихотворение “разное” внутри себя.
- Попробуй представить и описать мне автора.
- Знаешь, стих мне не кажется классически женским. Допускаю, что мог написать и мужчина. А если всё же дама - то очень сильная.
- Сильная? - М. продолжала смотреть вопросительно, а я не очень понимала, что она хочет услышать. Но, хотя бы догадалась - всё-таки автор женщина.
- Может быть, я как-то не так выразилась…
- Ладно, допустим. Как ты думаешь, сколько автору лет было на момент написания?
- Ну, лет тридцать, может быть, вряд ли больше…
- Тююю, дорогая, сегодня твоя интуиция не в форме! - М. хохотнула и хитро прищурилась. - Ладно, я знала, что такое невозможно угадать, просто хотела тебя удивить. Автора зовут Людмила Дербина и на момент написания ей было за семьдесят.
Я дернулась и задела М., которая как раз собиралась продолжить игру с песком.
- Ну нееет, так не считается!
- За семьдесят? - я не верила своим ушам.
- А что тебя так удивило? Знаешь ли, все возрасты покорны не только любви, но и поэзии. - М. чуть обиженно отряхивала руки.
На какое-то время мы обе замолчали. Я смотрела на руки М., которые, несмотря на все её старания, всё-таки покрывали прилипшие песчинки.
Она тихонько повторила:
- Болота грязны и вязки,
и круп как свинцом налит.
Без крика и без огласки
сердце моё болит.
Ты же понимаешь, что кентавр, вязнущий в болоте - почти архетип? Жизнь бьёт сильных и вяжет их... И выход, освобождение - в смерти, в лице, подставленном звёздам… В этих строчках очень чёткий выход на тоску - нечеловеческую, сверхлошадиную…
Казалось, М. разговаривает сама с собой. Мне нечего было добавить - она как всегда считывала стихотворение именно так, как виделось мне. Каждый раз я думала - пора перестать этому удивляться. Пора просто принять - мы обе в какой-то степени дивергенты. Воспринимаем мир одинаково, пусть и немного искажённо. Но эти искажения у нас настолько идентичны, одномоментны, что если бы в олимпийской программе появился вид спорта “синхронное сумасшествие” - мы бы наверняка были минимум в призах.
А ещё меня поражало то, насколько комфортно мне с ней молчать. Вот я и наслаждалась молчанием, и всё же заговорила:
- Знаешь, я никогда не любила зоопарки... Видеть, что сильное и красивое животное заперто в клетке - спорное удовольствие. А в этом стихотворении что-то меня наталкивает примерно на такой мыслеобраз.
- Как ты думаешь, в чем отличие дикого зверя от домашнего?
- Расскажи мне, ты ведь уже придумала ответ. - я не могла сдержать улыбку.
- В загадочной, неосознаваемой красоте, в его редкости, силе и главное - в свободе… Ты заметила, в стихе очень рваный ритм, разносложный - это как раз подчёркивает удивительную силу и свободу кентавра.
Улыбка не сходила с моего лица. Когда М. начинала о чём-то увлеченно рассуждать, она казалась ещё красивее. Но я решила продолжить мысль:
- Всё-таки, кентавры - не просто звери. У них - мудрость и безудержная страсть. В конце концов, с ними даже Олимпийские боги пировали за одним столом.
- Безудержная страсть… Ты как никогда права. Больше тебе скажу, если уж мы добрались до мифов древней Эллады, вспомни, насколько ничтожна в них ценность человеческой жизни. Если бы ты знала биографию автора… Впрочем, не будем об этом. Знаешь, мне кажется, мы уже обгорели. Пойдём?
Вторая часть: https://poembook.ru/poem/1892364-dialogi-o%E2%80%A6-chast-vtoraya-posmotri-v-glaza-chudovisch
