Диалоги о… Часть первая. Длинные пальцы.

Вместо эпиграфа:
“Смерть и вечно присутствующая рядом с нами её возможность делают любовь, страстную любовь, более возможной. Я сомневаюсь, что мы были бы способны страстно любить, вообще испытывать экстаз, если бы знали, что никогда не умрем"
 
Из письма Абрахама Маслоу
 
 
 
Мы случайно столкнулись с М. на старой набережной. Со времени последней нашей встречи утекло много воды. И, как это часто бывает, если долго не видеть человека, - тема для разговора нашлась не сразу... Конечно, М. мало изменилась, разве что огромные зелёные глаза, прежде такие мечтательно-наивные, стали, как показалось, глубже. Наверное, я просто давно её не видела. То ли мне почудилось, то ли и было так - первые минуты М. просто вызывающе молчала. Я не представляла, как начать разговор, но вдруг - взгляд её вспыхнул:
- Ты Кабанова читала? - выпалила она, и не дожидаясь ответа отбежала на пару шагов. Можно было слышать, как хрустнули костяшки тонких пальцев, когда она заложила руки за спину. Точно скинув тяжёлый груз, М. выпрямилась и начала громко декламировать:
 
- Говорят, что смерть — боится щекотки,
потому и прячет свои костлявые пятки:
то в смешные шлёпанцы и колготки,
то в мои ошибки и опечатки.
 
Нет, не все поэты — пи...страдальцы, —
думал я, забираясь к смерти под одеяльце:
эх, защекочу, пока не сыграет в ящик,
отомщу за всех под луной скорбящих —
у меня ведь такие длииинные пальцы,
ох.енно длинные и нежные пальцы!
 
Скажу, что растерялась. Нет, не потому что М. пробило на стихи - к её способности начать разговор “с середины” я привыкла. Скорее меня поразил сам текст… И она читала его так, что брови мои поползли вверх, не знаю от чего больше - удивления или скепсиса. Между тем М. продолжала, не обращая никакого внимания на моё общество.
 
Но, когда я увидел, что бедра её — медовы,
грудь — подобна мускатным холмам Кордовы,
отключил мобильник, поспешно задёрнул шторы,
засадил я смерти — по самые помидоры.
 
Я машинально огляделась; кажется, вся набережная смотрела на нас в эту минуту.
 
...Где-то на Ukraine, у вишнёвом садочку —
понесла она от меня сына и дочку,
в колыбельных вёдрах, через народы,
через фрукты-овощи, через соки-воды...
Говорят, что осенью — Лета впадает в Припять,
там открыт сельмаг, предлагая поесть и выпить,
и торгуют в нём — не жиды, ни хохлы, не йети,
не кацапы, не зомби, а светловолосые дети:
 
у девчонки — самые длинные в мире пальцы,
у мальчишки — самые крепкие в мире яйцы,
вместо сдачи, они повторяют одну и ту же фразу:
«Смерти — нет, смерти — нет,
наша мама ушла на базу...»
 
 
И тишина... Чёрт, это было, наверное, самое странное стихотворение, которое мне довелось услышать в последнее время. По вопросительному взгляду М. стало ясно - пора уже как-то реагировать.
- Ну, ты же понимаешь - это чистой воды эпатаж? - медленно произнесла я.
- Так, во-первых, когда тебе мешал эпатаж? А во-вторых, далеко не “чистой воды”. Тебе же понравилось? - М. стряхнула прилипший к плащу мокрый лист и повернулась к реке.
- Понравилось... - сказала я, - но пока не поняла, почему.
- Потом поймешь! - отрезала она и, как всегда внезапно, сменила тему…
Возвращаясь домой, я никак не могла выкинуть из головы прозвучавшие стихи. Уж очень хлёстко звучали их строчки - может потому, что М. умеет превосходно подать то, что любит… А, может, дело в самих строчках? Почему же так “зацепило”? Вероятно, она права и за эпатажем, даже несколько отталкивающим, скрывается что-то ещё? Как знать, как знать…
 
Спалось тревожно. Снился услышанный днём “взрыв”, и тени его обретали образы: Смерти, Героя, Детей. Любви… Это всё переплеталось, и ещё более запутывалось… Из серии “музыка Баха смешалась с полотнами Босха”.
В результате - не выспалась. Я долго ворочалась, безуспешно пытаясь поймать картинки только что ушедших сновидений и сложить из них паззл. Смерть, Страсть, новая жизнь… “Смерти нет, наша мама ушла на базу”... Звучит как мантра… “Смерти нет...” - повторяла я мысленно за утренним кофе.
 
Вот оно. Это страх. Страх смерти. Страх поглощающей страсти. Два эти страха перекручены меж собой и возведены в степень. Во многих мифологиях половой акт ассоциируется со смертью, так что находкой подобную связь назвать сложно. Но форма подачи, пусть и не идеальная с точки зрения абстрактной техники, настолько откровенно выводит на эмоции..! Разные эмоции. И по сути - именно невозможность четко определить, какие именно, привязывает меня к открытому стихотворению…
 
Я задумалась, но мысли прервал телефонный звонок. Звонила М...
 
- ...почти уверена - спала ты плохо...
- Ты что, мысли мои читаешь? - я вяло удивилась.
- Если бы только мысли… Думаю, нам есть что обсудить! - тон М. не оставлял места возражениям.
- А к Кабанову твоему у меня всё же вопросы есть… - я взбодрилась - Ну-ка, давай, читай, я не запомнила наизусть с одного раза!
- Легко! “Говорят, что смерть — боится щекотки”... - Я не дала продолжить:
- И сразу - стой. Вот это - авторский вымысел? Или всё-таки он на какой-нибудь притче основывается?
- Ты знаешь, я тоже этим вопросом задавалась. Но всезнающий гугл мне никаких примеров не привёл. Так что запишем находку на счет автора. Я могу продолжить? - с иронией произнесла М. - Ладно, идём дальше:
- “потому и прячет свои костлявые пятки:
то в смешные шлёпанцы и колготки”
- Вообще прятать пятки в шлепанцы - по меньшей мере нелогично, не находишь? Да и сочетаньице колготок со шлёпанцами дает несколько комичный эффект.
- Ага. Нелепый вид. - М. показывала свою выдержку. - мне кажется, то, что ты называешь “нелогичность” - вполне намеренно автор использует....
- А мне кажется, ты додумываешь за автора!
- Да пойми ты, это постмодернизм, тут НУЖНО додумывать за автора! Точнее, думать вместе с автором. Ведь хорошие стихи - это всегда диалог поэта с читателем… И нельзя пытаться воспринимать текст буквально - при попытке дословной интерпретации - получишь чушь.
 
Я на минутку задумалась.
 
- Вот смотри, в программировании есть интерпретатор, а есть компилятор. Интерпретатор выполняет код программы построчно. Буквально и дословно. А компилятор берет твой код и преобразует его в понятный для машины язык. И получается исполняемый файл. Ты можешь даже не знать, что конкретно внутри этого файла. Да, исходным был код твоей программы, но там уже не совсем он. И когда ты запускаешь этот файл - ты получаешь некий результат. Вот ТАКИЕ стихи должны считываться эмоциональным компилятором. Потому что попытки интерпретировать их построчно - заводят в тупик твое сознание. Ты примерно это хотела сказать? - выдохнула я.
- Интересная мысль. Пожалуй, именно это я сказать и хотела. Разве что, не ТАКИЕ, а ВСЕ стихи должны считываться этим самым компилятором. А уж построчную интерпретацию оставь суровым критикам.
- Хочешь продолжу мысль? Если программа написана для интерпретатора - без него она работать не будет. А вот скомпилированный файл ты можешь запускать сколько угодно раз, даже удалив исходный код. Так и хорошие стихи продолжают действовать, работать даже когда ты забываешь о чём они. Эмоция продолжает жечь. - мне стало как-то радостно и легко; словно этот поэт, о котором ещё недавно я ничего не знала, действительно приглашал к диалогу именно меня.
- Вот видишь? А теперь попробуй описать мне, что ты получила на выходе твоего личного компилятора эмоций?
- Ну, главная эмоция, конечно, страх… Но есть что-то ещё…
- Хорошо, хочешь, я расскажу, что вижу?
- Конечно…
- В акте совокупления героя со смерью чётко считывается код садомазохизма. То есть, отношение поэта к смерти в этом разрезе превращается в отношение сабмиссива к госпоже, который обязан в рамках своей страшной игры удовлетворять её, в том числе и собственным семенем. Это потрясающе интересный поворот, мне кажется. Он не боится смерти, не презирает её - то есть не испытывает простых, недробных эмоций. Он проецирует на смерть свои человеческие комплексы и находится в болезненной зависимости от неё. Отсюда и цинизм, и вульгаризмы типа "по самые помидоры", подобие прибауток в описании жутких и обыденных вещей. Поэт влеком смертью как бесконечно зависимый и бесконечно унижаемый любовник.
- Ну, подожди, - я выдохнула - тут все немного сложнее. Он - не открытый сабмиссив, он - то ли действительно считает себя доминантом, то ли, что еще сложнее - играет в доминанта, осознавая, что является рабом…
- Ну, тут можно только догадываться; вопрос сугубо личного восприятия… Хорошо, идем дальше?
Я кивнула, и улыбнулась тому, что киваю телефонной трубке.
- А дальше он НАЧИНАЕТ понимать, что совершил непоправимое. Овладев смертью, он её ПРИУМНОЖИЛ. И вот тут становится по-настоящему страшно.
- Даа… - протянула я. - ...“Говорят, что осенью — Лета впадает в Припять” - вообще шикарно. Невероятно эмоциональный финал: страшные дети у мёртвой Припяти, говорящие, что их мать ушла за новой жертвой…
- Ну вот. Удалась автору картинка? А ты - эпатаж, эпатаж… Ой, знаешь, мне тут уже бежать пора. Давай, до скорого!
 
Я знала, что её “до скорого” может вылиться в несколько месяцев, а может - в пару дней. Пытаться предсказать сущность М. абсолютно бесполезно. Но, для меня в этом ожидании всегда что-то есть. Определенно...