О ночных хищениях и о подозрениях.
Кто-то заботливый очень
Меня храня от забот,
Однажды тёмною ночью
Прореживал мой огород.
Проник за забор очень ловко,
Не ведая совести чувства,
Проредил не плохо морковку,
А так же забрался в капусту.
И надо же, как подфартило -
Дождь грядки изрядно полил
И пусть даже, где наследил он,
То дождь все следы его смыл.
В глаза в траве бросилась стёжка,
Пошёл я то грядок по следу
И вывела эта дорожка
Прямо к забору соседа.
Я крикнул ему: - Ах, ворюга!
Тебе я всегда доверял,
Тебя я считал лучшим другом,
А ты меня взял, обокрал!
В ответ он мне злобно, с прищуром:
- Ну, ты, - говорит - и нахал!
С какого скажи-ка мне дуру
Ты мой огород посещал?
Рассорились с ним не на шутку.
Я в краже его обвинял,
А он мне, в ругательствах жутких,
Кричал, что мол я обокрал.
И ночью я вышел с дозором
Свои рубежи охранять.
Вдруг вижу, что за забором
Его силуэт стал мелькать.
Ловлю я все шорохи, звуки,
С него не свожу я свой взгляд
И вдруг донеслось мне до слуха,
Что рядышком где-то хрустят.
Ох, чувствую точно, печёнкой,
Что он за забором сидит
И краденой нынче морковкой
Совсем без стеснений хрустит.
За ним наблюдал всю ночь зорко,
Ни разу глаз не сомкнул,
Закончилась даже махорка,
Пока я держал караул.
Но вот утром солнце поднялось,
Едва осветив огород,
В груди моей сердце вдруг сжалось -
В морковке опять недочёт.
Вдруг слышу, кричит он: - О, Боже!
Да, что за напасть!? Караул!
Опять кто-то ночью, похоже,
На грядки мои посягнул.
Стали мы с ним разбираться,
Искать хоть какой-нибудь след
И выяснили, что к нам зайцы
Являются в ночь на обед.
Раскрыв эту тайну большую,
Узнав кто такой озорник,
Мы выпили с ним мировую,
А зайцев потом на шашлык.
Я в дружбе ему распинался,
В любви до доски гробовой.
Он тоже в долгу не остался,
Сказав, что на веки друг мой.
Мы стали вновь жить по-соседски,
Захаживать в гости порой
И за беседою светской
По рюмочке и по второй...
Но, что-то в курятнике куры
Стали порой пропадать.
На стёжку я бросил взгляд хмурый.
О, Боже! К соседу опять...
