Legioner

Имя Алексея Федоровича Лосева (1893 — 1988), философа Серебряного века, автора многотомной “Античной эстетики” и сотен трудов по лингвистике и литературоведению, математике и логике, музыке и психологии, широко изестно гуманитариям в России и за рубежом.

Не все, однако, знают, что он еще был великолепным писателем и поэтом (а также тайным монахом с именем Андроник).

 

В его неоднократно гибнувшем архиве уцелела общая ученическая тетрадь, а в ней — несколько стихотворений 1942 — 1943 годов. Судя по тоже сохранившимся разрозненным черновым листкам, испещренным многочисленными исправлениями, в тетрадь заносился лишь окончательный вариант, да и тот подвергался последующей правке. Впрочем, из двадцати дошедших до нас стихотворений Лосева шесть так и не были переписаны набело.

 

Вот некоторые из этих стихотворений.

 

КОЙШАУРСКАЯ ДОЛИНА

 

Грехопаденья злой набат,

В туманах зол страстные очи

И леденящий мира глад

В грехах седой вселенской Ночи

 

Являют зрящей грезе лик

Верховных таинств мирозданья:

Сего рушенья зрак велик

И солнцезрачен огнь рыданья;

 

Сих злоб полетных дыба круч

Взвихрит истомно глубь свидений;

Громоразрывен и могуч

Сей омрак горних риновений.

 

Но лава понятийных бед

Зеленой тишью зацветает,

И водопадных слав завет

Рекою мирной сребрно тает.

 

Пасутся мирные стада

В долине тихой, благодатной,

И мягко стелятся года

Счастливой жизни, беззакатной.

 

Ты спросишь, тайно осиян,

Зовомый гулом откровений,

Под Млетским спуском обуян

Бытийных заревом томлений:

 

Не заново ль вся красота,

Горений девственных первина?

Не заново ль твоя мечта,

О, Кайшаурская долина?

 

 

КЛУХОРСКИЙ ПЕРЕВАЛ

 

Стезя над бледностью морен

Зовет на этот склеп вселенной.

Шагаю по снегу, и - тлен

Впиваю смерти сокровенной.

 

Застыл пучинный вихрь миров,

Одетый в схиму усыпленья,

Приявший сумеречный зов

Седых вериг самозабвенья.

 

Развалин мира вечный сон

И усыпленная прозрачность,

Снеговершинных жертв амвон

Ткут здесь опаловую мрачность.

 

Бесславен, мним здесь солнца свет,

Утесов тут бесстрастны ковы,

Ледник здесь в призрачность одет

И пропастей безмолвны зовы.

 

И в талом озере покой,

Над бирюзою волн прохладно,

И льдинки с снежной синевой

Плывут неслышно, безотрадно.

 

И шепчет хладная эмаль

Во сне, в киоте бледно-снежном

Ученье тайное и даль

Умерших весен в утре нежном.

 

Ум льдиной стал, душа немеет,

И дух кристаллится до дна,

И тонкий хлад беззвучно реет,

И тишина, и тишина...

 

ЗИМНЯЯ ДАЧА В КРАТОВЕ

 

Лиловых сумерек мигрень,

Снегов пустующие очи,

Печалей мглистая сирень

И бесполезность зимней ночи;

 

Сверло невыплаканных слез,

Жужжащих мертвенность туманов

И клочья вздыбленные грез,

Безрадостных оскал дурманов;

 

Трескучей жизни мертвый сон,

Бессонных фильмы сновидений

И почерневший небосклон

Ума расстрелянных радений, —

 

Здесь тускло все погребено,

Гниет послушно и смиренно,

И, снегом все заметено,

Для мира тлеет прикровенно.

 

И дачка спит под синей мглой,

Под тяжко-думными снегами,

Как бы могилка под сосной,

Людьми забытая с годами.

 

Уютно зимним вечерком

Смотреть на милую избушку,

На живописный бурелом,

На сосны леса, на опушку.

 

Картинку эдакую нам

Давали в детстве с букварями...

Вот почему на радость вам

И тут всплыл домик под снегами.

 

27 — 28 апреля 1942.

 

 

 

ВЕСНА В КРАТОВЕ

 

Туманов жиденький простор,

Дождей слезливая шарманка,

Снегов дряхлеющий задор

И бурь пустая лихоманка,

 

Чахотка солнца и тепла,

Бездарной спеси туч тенета,

И слабоумие гнилья,

И злость сопливая болота.

 

 

О, импотентная весна,

Ты, вывих мысли неудачной,

Как бесталанно ты скучна,

Как вялый вздор ты мямлишь мрачно!

 

4 — 5 мая 1942.