geomant8

Там подвиг не романтичный. Это – когда сутками в зимнем окопе по щиколотку в ледяной воде, когда суточный «сухпай» приходится растягивать на три дня, когда вода из лужи – через панаму, взахлёб, когда в тени +45. КАК - ТО услышал от знакомой: «А почему у тебя нет наград за Афганистан?» И мне нечего ей было сказать в ответ. Она всё равно не поняла бы, почему тогда там чаще ордена давали посмертно, а медали – за ранения…

 

Мне повезло, что оказался не раненым и не убитым. Хотя страшнее для нас была не смерть, а мысль, что, может статься, меня даже не похоронят в родной земле. Тогда вроде и умереть не страшно. Но не просто сгинуть, а в бою подороже жизнь свою отдать. На рукаве зашивали «последний патрон», в левый нагрудный карман клали запал от гранаты, потому как самым страшным было слово «плен».

 

И не было в этом никаких понтов, а просто наша повседневная жизнь. Мы не плакали по-киношному, когда погибали друзья. Чаще даже не успевали попрощаться с ними: пока приходили с операции, «цинки» улетали в Союз. Плакать мы стали уже позднее – после возвращения с этой «необъявленной войны». А ещё слёзы радости текли по щекам 15 февраля 1989 года, когда была поставлена точка и мы вздохнули спокойнее, ведь там больше не погибали наши братишки. Военные газеты перестали печатать заметки о прошедших где-то учениях, за которые несколько солдат получили боевые медали, а командир роты – орден.

 

Только мы-то видели между этих строк, что речь в заметке, втиснутой между новостями большой страны, идёт о тяжёлом бое где-то в глухой афганской провинции. Нам легко представлялось, как напирает «духовская» банда, а на подмогу не может пробиться броня – единственная дорога взорвана, и, пока не пройдёт бульдозер, сапёры с собаками, путь будет закрыт. И мы понимали тех ребят, о которых так туманно писала газета. Мы, как и они, ко многому быстро привыкали и воспринимали происходящее спокойно не потому, что не ведали страха.

 

Нет, мы боялись каждый по-своему. Это когда внизу живота так захолодеет и оборвётся, что кажется всё, хана! Мы знали, что в чужой стране выполняем задачу, от которой зависело спокойствие наших родных и всего СССР. Можно сколько угодно ломать копья в спорах и называть нас обманутым поколением, но мы получили боевой приказ и выполнили его. И лично я не сомневаюсь, что многие из «афганцев» выполнят его снова, когда Родина позовёт.

 

Если вы встретите человека, у которого, кроме знака «Воин-интернационалист», нет ни боевой медали, ни ордена, – это не значит, что он не воевал, не прикрывал отход своих, не жертвовал собой, чтобы спасти друзей где-то на перевалах или запылённых козьих тропах, не глотал пыль Афгана, не пил разбавленный технический спирт от «винокуров» из аэродромной службы, не разговаривал во сне с мамой, братьями или своей девчонкой перед боевым выходом.

 

Но не спрашивайте «афганца» о войне – нелюбимая это тема. И не потому, что ему нечего сказать, или там не было героизма. Просто вы всё равно многому из того, что он вам расскажет, не поверите. Там подвиг не романтичный. Это – когда сутками в зимнем окопе по щиколотку в ледяной воде, когда суточный «сухпай» приходится растягивать на три дня, когда вода из лужи – через панаму, взахлёб, когда в тени +45, а ты с двойным боекомплектом, в бронежилете и ненавистной каске, которая постоянно съезжает то вперёд, то назад, когда последний глоток из фляжки не себе, а другу, и сигарета по кругу – минимум на троих.

 

А на перевалах горят бензовозы, и по колонне хлещет свинцовый ливень. Над головами кружат наши «крокодилы» в смертельной карусели, и те парни сверху, сильно рискуя, проносятся над самыми каменистыми гребнями, разгоняют «духов» НУРСами и пулемётами, подставляя себя и пытаясь помочь пехотной колонне. Да, мы не любим это вспоминать вслух. Та война многое поломала и в нашем сознании, и в сознании всего общества. Мы приходили с войны, а наши ровесники зажигали в клубах-ресторанах, и чиновники старались не замечать молодых ветеранов.

 

Мы кусали губы от обиды, когда наших братишек хоронили втихаря, не разрешая вскрывать гробы-«цинки». Да и то – горькая правда, мы-то знали, что там порой ничего не было, если машина или БМД налетала на фугас, а вертолёт разбивался о скалы. Становилось очень одиноко в этом мире равнодушия. И были ночи на кухне один на один с бутылкой, потому что глушить обиду легче в одиночку или среди своих, которые поймут.

 

Именно «шурави» тогда первыми встали на пути экстремизма и его наркобизнеса, сделав многое из того, что уже десятки лет не получается у мощной коалиции западных стратегов. Мало кто станет оспаривать, что наши «афганцы» были настоящими героями и патриотами. Там всё было по-настоящему – и дружба, и жизнь, и смерть, и преданность Отечеству! Заранее приношу извинения тем, кого случайно, может быть, обидел, кто свои награды честно заслужил в боях.

 

Серик Осанов