Иванна Дунец

Друзья,

сегодня ещё один день, который я помню всегда (см. ниже заметку на день памяти Бродского). Просто потому, что люблю Чехова. В год его 160-летия я провела именные Чтения. Они были потрясающими! Прошло около двух лет, а я иногда перечитываю эссе участников и жюри Чеховских Чтений. Замечательные эссе, скажу я вам. Предлагаю в этот светлый-светлый день — день рождения Антона Павловича Чехова — перечитать работы талантливых эссеистов из Чтений:

 

Рассуждения, которыми я сейчас с вами поделюсь, навеяны именно Чеховскими Чтениями. И знаете, я так была благодарна эссеистам за возможность перечитать Чехова, и поразмышлять вместе с ним и с ними. И понять главное — отстранённость наблюдателя ещё не есть Чехов.

 

НАБЛЮДАЮЩИЙ ЧЕХ

|заметка к Чеховским Чтениям в 2020 году|

 

Я люблю читать Чехова. От этого во время осмысления при прочтении эссе (да, и вообще) никуда уже не деться. Смотрю на его тексты, как на философию/психологию познания человеческих архетипов; моделей поведенческих; возможных поступков/решений. Он для меня гениален. Чист. Высок. Искренен. Постигший боль человеческой природы. Попытавшийся понять. Попытавшийся изменить. Смогший достучаться до слышащих. Таков мой Чехов.

 

О произведениях.

С грустью перечитала Чеховские «Цветы запоздалые».

«Князь Егорушка лежал на кровати и своими красными, кроличьими глазами глядел в потолок. В голове его слегка шумело, а в области желудка чувствовалась приятная сытость. Он только что пообедал, выпил бутылку красного и теперь, куря трехкопеечную сигарку, кейфствовал. Самые разнокалиберные чувства и помыслы копошились в его отуманенных мозгах и ноющей душонке. Ему было жаль плачущую мать и сестру, и в то же время ему сильно хотелось выгнать их из комнаты: они мешали ему вздремнуть, всхрапнуть... Он сердился за то, что ему осмеливаются читать нотации, и в то же время его мучили маленькие угрызения (вероятно, тоже очень маленькой) совести. Он был глуп, но не настолько, чтобы не сознавать, что дом Приклонских действительно погибает и отчасти по его милости...»

 

Красные кроличьи глаза. Ай да, Чехов! Знаете, цитировать его могу бесконечно. Но мы же сейчас о повести. Так вот, глобально трагедия состоит в том, что люди не слышат друг друга, не понимают, как их поступки отражаются на других, как слова могут убивать, как бездействие и равнодушие может уничтожать личность в человеке. Так мало надобно для человеческого бытия, для того, чтобы просто быть Человеком. И какой (иногда) долгий путь занимает путешествие к самому себе. И, конечно, о том, что иногда раскаяние (по-моему) только подталкивает к окончательному саморазрушению. Парадокс?

 

Чеховские «Враги» для меня совсем не о врагах внешних. И даже не о внутренних в человеке. Для меня это повествование о способности НЕ генерировать гнев в себе. А ещё о Вере. И, конечно, о принятии событий/людей/себя. Я не спорю, что человеческие проявления, по-прежнему, человекам не безынтересны. Не было бы иначе армии психологов/психотерапевтов/психиатров и даже учёных по человеческим душам. Но ответ очевиден (конечно, субъективно). СОСТРАДАНИЕ. И, соответственно, нет окраса однотонного для меня в повествовании чеховском. Не для этого он говорит об этом. Он и так знает почти всё о человеке. Вопрос в другом, — а мы знаем? Хоть чуть понимаем? Допускаем ли сострадание?

 

«О любви».

Знаете, наверное, всю свою жизнь я ищу ответ на вопрос: что такое Любовь? Я не знаю. Я лишь могу предполагать. И мне думается, что Антон Павлович тоже этого не знал. К сожалению. У нас принято идеализировать это понятие. Всё в мире подчинено ему (а точнее ей), но мало кому удается её обрести. Но глобально я считаю, что мы и есть эта самая Любовь. Вот не знаю, как это устроено свыше, но, по-моему, мы рождаемся со всеми этими дарами. А вот, куда всё исчезает, не понятно? К примеру, любовь к профессии, к делу, которым ты занимаешься? Имеет она право на существование? Да. У Чехова был этот дар. Как и дар отображать беспристрастно. Чем тоже не Любовь? А что касается отношений между людьми – это тайна из тайн. Никто не понимает, как всё это работает, но все стремятся это испытать. Познать тайну? Нет. Хотя бы, приручить.

 

Когда я впервые читала «Человека в футляре», душа моя съёживалась. От того, что очевидность может быть так очевидна. От того, что люди способны довести её до крайней степени, провоцируя в себе самих и других ещё более пограничные проявления. От сочувствия к человеку, который не может контролировать элементарные вещи. И этот снежный ком нарастает, усугубляется и приводит, в конечном счете, к самой необратимой трагедии - смерти человека. Равнодушие страшнее? Знаете, иногда оно было бы спасением.

 

Думается мне, что многими читателями «Попрыгунья» недооценена. Считается, что легкость повествования нисколько не контрастирует с тяжестью его сути. А я вот считаю, что в мнимой легкости и есть ответ Чехова. «Попрыгунью», к слову, не люблю. Мне всегда казалось, что Чехов утрировал всё там до безобразия. Но как могут подобные образы существовать в реальности? А потом я их встретила. И прощение за собственные поверхностные суждения у Чехова попросила. История прародителей образов всегда интересна. И, конечно, сами люди даровали Чехову уникальную возможность размышлять, описывать и исследовать, находясь с ним на расстоянии вытянутой руки. Ирония бытия. Вопрос в другом. Может ли писатель использовать только некоторые черты прототипов? И возможно ли наделять (очернять, если так можно сказать) их иными, вкупе с настоящими? Мне думается, что каждый писатель может использовать набор черт/характеристик, но где та грань, которая может рушить дружбу/судьбы/понимание? Виновен ли Чехов? Могли ли прототипы простить вымысел? А был ли вымысел? У меня, как читателя не отягощённого историей прототипов было одно впечатление от «Попрыгуньи», но узнав историю прототипов родилось множество вопросов. Закономерны ли они? И стоит ли уделять им внимание? Да, Чехов не перестаёт меня удивлять. Это так.

 

«Циник».

«Полдень. Управляющий «Зверинца братьев Пихнау», отставной портупей-юнкер Егор Сюсин, здоровеннейший парень с обрюзглым, испитым лицом, в грязной сорочке и в засаленном фраке, уже пьян. Перед публикой вертится он, как чёрт перед заутреней: бегает, изгибается, хихикает, играет глазами и словно кокетничает своими угловатыми манерами и расстегнутыми пуговками. Когда его большая стриженая голова бывает наполнена винными парами, публика любит его. В это время он «объясняет» зверей не просто, а по новому, ему одному только принадлежащему, способу.

— Как объяснять? — спрашивает он публику, подмигивая глазом. — Просто или с психологией и тенденцией?

— С психологией и тенденцией!..»

Это мой Чехов! Великий. Вы изначально погружены им в эту вязкую зловонную реальность. Ничто не спасёт вас. Вы будете читать и думать. И искать в себе и в окружающих. И понимать, что без ЗРИТЕЛЕЙ представление невозможно. Так-то. О цинизме. Это страшное явление. Я встречалась с ним в жизни. И не раз, к сожалению. И я не понимаю, какие оправдания себе придумывают люди, отягченные этим проклятием? Не понимаю. Как помочь? Говорить об этом. Пусть они кричат на вас. Называют вас блаженным или дураком. Говорят, что вы не так понимаете. Но потом проходит время. И они сживаются с поражением. И просят прощение. Не у вас. У себя. И становятся чуть другими. Иногда даже чуткими. Так бывает. Я видела.

 

О чём чеховская «Тоска» для меня?

Она о надежде. О том, что этот мир всё равно услышит тебя и ПОДЫШИТ на твои руки (сердце).

 

Эпилог.

Чехов принципиально уходил от озвучивания своего мнения? Или это только поверхностная видимость? Я в таком ключе рассуждаю уже несколько лет. Прихожу к выводу, что мнение своё он, всё-таки, нам открывает. И знаете как? Просто ГОВОРЯ об этом. Буквально. Вот, посмотрите, мол, я расскажу вам историю, и если бы она мне не была интересна, то я бы промолчал. (Я не беру в пример произведения, которые он писал на продажу). И вот, в таком ключе (это только моё предположение) мнение его для меня очевидно. Но он не даёт оценку в классическом понимании для нас. Он оценивает, направляя свой свет (как в темноте от фонаря) на определённые явления и образы. По ним и сужу, что же Чехов думал о мире, который его окружал.

 

С днём рождения, Антон Павлович!

Люблю. Безмерно. Читаю. Перечитываю. Чехов, по-прежнему, актуален.

Возможно, сейчас, как никогда.