Иванна Дунец

Знаете, я стараюсь не следить за памятными датами, не писать на каждый день рождения/смерти поэтов или писателей какую-нибудь заметку (ну, хоть пару слов, стена-то в vk всё стерпит...). Нет. Это, как история с цитированием великих. Увидели/прочли/забыли. Так много информации. Сиюминутной какой-то. На две секунды нашего внимания. Той информации, которая внутри ничего не оставляет. Когда-то это всё пройдёт. И останется лишь слово. Настоящее. Превращённое человеком талантливым в прекрасное эссе. Когда-то так и будет... Честно, я в это искренне верю. А сейчас? На нас просто снегопадом, колючим ветром по лицу, сыплется сиюминутная забвенная история фраз, иногда даже никому и не принадлежащих.

Но есть исключения. Дни, которые ты помнишь по-настоящему. Не по причине напоминания из лент, не потому, что стыдно не помнить, а просто потому что это как день рождения любимого и родного кого-то, или день памяти, когда родные уходят от нас. Один из таких дней — 28 января. Не стало Иосифа Александровича. Ему было всего 55. Он жил так много и так мало. Я сейчас читаю книгу о нём. Я всегда что-то читаю о нём или его. Он часть моей жизни. Он мой родной. Близкий. И память о его цифрах/датах — неотъемлемая часть моей жизни. Но вернусь к книге. Я прочла уже половину издания, и у меня даже появились наброски, хотя времени катастрофически не хватает. Пишу про неё эссе. Книга удивительная. И она нисколько не щадит ваше восприятие или иллюзию о характере Бродского. Тем и ценна. Книга воспоминаний о Бродском живом. Об импульсивном, талантливом, порой с невыносимым характером, и о таком любимом автором книги. Интригу сохраню. Надеялась, что успею дочитать и написать эссе ко дню памяти Иосифа Александровича, но нет. Многозадачная интенсивная с перерывом только на сон рабочая реальность, к сожалению/к счастью, не позволила успеть.

Люблю. Всегда.

Иосиф Александрович Бродский (24 мая 1940 года, Ленинград, СССР — 28 января 1996 года, Бруклин, Нью-Йорк, США).

 

«Письма к стене»

 

Сохрани мою тень. Не могу объяснить. Извини.

Это нужно теперь. Сохрани мою тень, сохрани.

За твоею спиной умолкает в кустах беготня.

Мне пора уходить. Ты останешься после меня.

До свиданья, стена. Я пошел. Пусть приснятся кусты.

Вдоль уснувших больниц. Освещенный луной. Как и ты.

Постараюсь навек сохранить этот вечер в груди.

Не сердись на меня. Нужно что-то иметь позади.

 

Сохрани мою тень. Эту надпись не нужно стирать.

Все равно я сюда никогда не приду умирать,

Все равно ты меня никогда не попросишь: вернись.

Если кто-то прижмется к тебе, дорогая стена, улыбнись.

Человек — это шар, а душа — это нить, говоришь.

В самом деле глядит на тебя неизвестный малыш.

Отпустить — говоришь — вознестись над зеленой листвой.

Ты глядишь на меня, как я падаю вниз головой.

 

Разнобой и тоска, темнота и слеза на глазах,

изобилье минут вдалеке на больничных часах.

Проплывает буксир. Пустота у него за кормой.

Золотая луна высоко над кирпичной тюрьмой.

Посвящаю свободе одиночество возле стены.

Завещаю стене стук шагов посреди тишины.

Обращаюсь к стене, в темноте напряженно дыша:

завещаю тебе навсегда обуздать малыша.

 

Не хочу умирать. Мне не выдержать смерти уму.

Не пугай малыша. Я боюсь погружаться во тьму.

Не хочу уходить, не хочу умирать, я дурак,

не хочу, не хочу погружаться в сознаньи во мрак.

Только жить, только жить, подпирая твой холод плечом.

Ни себе, ни другим, ни любви, никому, ни при чем.

Только жить, только жить и на все наплевать, забывать.

Не хочу умирать. Не могу я себя убивать.

 

Так окрикни меня. Мастерица кричать и ругать.

Так окрикни меня. Так легко малыша напугать.

Так окрикни меня. Не то сам я сейчас закричу:

Эй, малыш! — и тотчас по пространствам пустым полечу.

Ты права: нужно что-то иметь за спиной.

Хорошо, что теперь остаются во мраке за мной

не безгласный агент с голубиным плащом на плече,

не душа и не плоть — только тень на твоем кирпиче.

 

Изолятор тоски — или просто движенье вперед.

Надзиратель любви — или просто мой русский народ.

Хорошо, что нашлась та, что может и вас породнить.

Хорошо, что всегда все равно вам, кого вам казнить.

За тобою тюрьма. А за мною — лишь тень на тебе.

Хорошо, что ползет ярко-желтый рассвет по трубе.

Хорошо, что кончается ночь. Приближается день.

Сохрани мою тень.

 

Иосиф Бродский

1964