Dr.Aeditumus

Часть II

 

10. "Назначение красоты – терзать и мучить, поскольку по своей природе она просто обещание невозможного, и никакой другой сути у нее нет. …С размножением все понятно, …но зачем материальному миру мучить и обманывать нас надеждой на то, чего в нем не бывает? Да чтобы мы продолжали здесь оставаться – и на что-то такое надеяться…" (Пелевин. Стр.35 «ПТИЦЫ»)

 

Здешняя красота и способность к её восприятию – символ утраты падшим разумом своего первозданного достоинства, ибо красота тленного мiра – вещь ускользающая. И снова приходится возвращаться к основам, к религиозным дискурсам и парадигмам. Прямой смысл имеют простые бытовые вещи и явления, не подлежащие двоякому пониманию и трактовке. Всякое абстрагирование опирается на эту исходную первичность. Многозначность символов и формул читается адекватным образом лишь в породившей их семиотической системе. Рубаи Хайяма, дзенские коаны, речения Чжуан-цзы и прочий эссенцированный религиозно-культурный продукт может быть развернут с достаточной степенью адекватности лишь умом, вызревающим в соответствующей питательной среде. Ум, воспитанный в иных парадигмах чтения имманентных смыслов, будет разворачивать символы и сжатые формулировки в нечто, соотносящееся с ним самим, а не с базовыми структурами и элементами инородной мысли и индуцировавшей её протоэкзистенции.

 

Наше межкультурное и межрелигиозное понимание условно. Чужую матрицу мы не можем наполнить ничем иным, кроме собственного содержания. Все современные философии с префиксом «пост-» суть невообразимая эклектика, ибо у них нет собственного основания. Это значит, что вся их логическая архитектоника слеплена из чуждых друг другу элементов, связь которых имеет чисто внешнюю функциональность, а глубинные корни уходят в совершенно разные почвы. (25.03.2015.) Это показывает, что падший разум удаляется от наиболее близких к Истине исходных интуиций, образующий ядро традиционных религий. Это ядро является одновременно и исходной точкой (началом) и пунктом назначения, телеологической омегой всего тварного бытия, и оно же есть (и было, и остается, и будет) его онтологическим, гностическим и экзистенциальным центром. Дискурсивное познание имеет центробежный вектор, вытесняющий ум на поверхность перманентно расширяющейся сферы, радиус которой стремится к бесконечности. Внутренность сферы – пустота (не по сущности, но по кенозису), вовне – неизвестность (не по сути, но по недоступности, необъятности множественно бесконечного). Нет нужды обращаться к дифференциальному исчислению, чтобы понять, что достаточно малые участки такой сферы будут при увеличении радиуса бесконечно удаляться от центра сферы и друг от друга, превращаясь в локальные плоские лабиринты бесчисленных рассудочных минотавров. Такова модель нашего научного познания, иллюстрирующая все большую специализацию, фрагментарность, разрозненность и утрату метафизической цельности наших знаний о себе самих и о нашем мiре. Духовное созерцание чистого ума не нуждается в детализации и специфической точности своих постижений, но дает цельную картину творения, включающую антропологический и космологический аспекты в эсхатологической перспективе и в свете Тринитарной теодицеи. Т.о. субстанциальным объектом духовного познания оказывается богочеловек – личное существо, соединившее в себе полноту тварного и нетварного бытия. В этой монаде находят свое решение все возможные частные и специальные вопросы нашей экзистенции и любые задачи достижения персонального и всеобщего приснобытия. (А.Х., 23.05.2015.)

 

11. Пелевин. Стр. 38 «ПТИЦЫ»: "Просьба не принимать мой рассказ слишком буквально. …Это именно «художественное произведение» – метафора, позволяющая скрыть сновидческие нестыковки и перевести смутные постижения в понятные образы. …Я попытался изобразить всю темную метафизику …в максимально простой и даже карикатурной форме. …Если формулировать сложнее, получится теологический трактат. Но это карикатура только отчасти. …Правильнее всего назвать эту повесть реконструкцией (или, если вам больше нравится, выдумкой) с вкрапленными в нее кусочками правды. Как иногда размещают на глиняном шаре сохранившиеся фрагменты древней вазы, так и здесь мои точные прозрения наклеены на общий (и общеизвестный) сюжет, нужный для того, чтобы удержать их вместе".

 

Полагаю, этот феномен испытали на себе многие молитвенники и аскеты, практикующие разные системы самосовершенствования и экстремальных состояний сознания. Вдруг, внезапно осознаешь, что можешь понимать (именно понимать, а не переводить слова и предложения) речь на чужом языке (особенно на более-менее известном, которым занимался или часто слышал), схватывать суть весьма объемистых текстов по нескольким прочитанным абзацам, записывать стихи и прозу, приходящие в готовом виде из «информационного поля» (чтущий да разумеет: чаще - от бесов, реже - от ангела, учишься различать их по вкусу и послевкусию) либо оформленные в слове, либо в невербальном модусе, которые собираешь как пазлы или разматываешь как клубок, подбирая слово за словом и соединяя их как костяшки домино. Впрочем, записанное или высказанное всегда получается условно адекватным тому, что ум воспринимает на самом деле, поскольку в изложении опыта непосредственных (вне- или сверхчувственных) восприятий не только наш вербальный аппарат недостаточен, но и сам падший разум как интеллект, как дискурсивно-логическая машина оказывается трансцендентным для духовных содержаний умопостигаемых смыслов непосредственного восприятия, по благодати подаваемого искателям Истины свыше. Вообще появляется способность к пониманию очень многих вещей, которые прежде казались непостижимо сложными. Впрочем, эти «нетрудовые» способности (работа, конечно, была совершена, но её целью были не «суперсилы» или другая «меркантильность», а нечто иное, трансцендентное, «бонусы» же появились как «цветы у дороги» или как замануха, искушение от лукавого) вряд ли поддаются контролю (по моему личному опыту), появляются и исчезают спонтанно, часто имеют пульсирующий или дискретный характер. В общем, ведут себя точь-в-точь как крючок с наживкой. Т.е., я хочу сказать, что эти способности отвлекают, уводят с главной дороги. Появляются как подарок, а потом требуют немалых попечений, затрат времени и вложения сил, и, само собой, надмевают душу пустым тщеславием, питают самомнение и гордые о себе помыслы. А это весьма важный знак, говорящий об их происхождении. (06.04.2015, 1ч ночи, ППК)

 

12. Стр.50. «ДАША»: "Птицы не просто так раскрыли …грозные тайны Космоса. Живое оружие обретало силу, только осознав свое предназначение… Иначе запускаемый Птицами снаряд потерял бы свое главное свойство – одушевленность. Он превратился бы в брошенную в Творца глину. Ничего не соображающий кусок мяса совершенно точно не долетел бы до трансцендентного чертога, где пребывал Древний... А вот живая душа, понимающая свою задачу – могла до него добраться".

 

Вечно философы-интеллектуалы путаются в терминологии и понятиях чуждой для них сферы богословия (Впрочем, Пелевин практик, но, однако опять же, адепт чужеродного дискурса, порожденного ложными формами аскезы). Конститутивным элементом (или параметром) души является не сознание и понимание, а воля, свобода нравственного выбора, а нравственность – это личные отношения, личные же отношения – это любовь. Поэтому эти «живые мины», которые понимают и осознают, но абсолютно лишены воли, свободы выбора, уже не являются вменяемыми по отношению к греху душами. Механическая же космология и антропология пантеизма (и буддизма, и проч.) этих тонких различий не видит: воля, разум, разумная воля, волевой акт, акт веры, мысленный (когнитивный) акт, – для того, чтобы приобрести духовное рассуждение, а с ним и различающее видение в тонких душевных сферах, необходимы не просто годы аскетических подвигов, но подвиги, имеющие основанием Заповедь. А иначе лукавый нарисует какие угодно фантастические картины и каждому самовольному искателю продаст «уникальный» товар: только этим «избранным» аскетом созерцаемый мiр или (если это община, школа, ашрам и т.д.) коммунальную фата-моргану, иллюзорное мiроздание коллективного пользования. Ведь именно такого рода искушение он предлагал и Самому Господу: иллюзию обладания и власти над вещественным мiром и плотью ближнего и подлинное рабство греху и его изобретателю (Мф.4:8-10). 06-07.04.2015, ППК.

 

13. Стр. 55-57. «РУДОЛЬФ»:

«Тайна нашего предназначения, возможно, такова – мы нужны нашему Творцу и Создателю, чтобы он мог БЫТЬ, потому что он существует только относительно нас, своих созданий. Как луч фонаря становится виден лишь тогда, когда попадает на освещаемый предмет, так же и мое сознание, то есть я сам, возникает только вместе с осознаваемыми объектами – и исчезает вместе с последним из них (что знает любой человек, которому снился сон без сновидений). Не таков ли и высший принцип Творения?

Мы есть видения Создателя, делающие реальным Видящего. Как сказано в Изумрудной Скрижали Гермеса Трисмегиста (он же – египетский бог Тот) – «Есть все, которое спит, и видит сон – и этот сон все…»

«Итак, есть всё, которое спит и видит сон – и этот сон всё… Основной вопрос философии и теогонии тогда прозвучит так – Lucid Dream or Nightmare? Осознает ли ВСЁ, что ему снится сон? Или это просто кошмар, над которым ОНО властно не более чем мы над своими дурными снами?

Наблюдая за окружающим, логично предположить, что наш Творец видит кошмар, но не может в него вмешаться – так как не знает, что спит и видит кошмар. Возможно, он все таки благ, несмотря на зло, постоянно причиняемое им миру – ибо просто спит и видит сон. Зло перестает быть его выбором и предопределением. И, last but not least, в этом случае объяснимым становится древний парадокс, завораживавший еще Ницше и Борхеса – самоубийство Бога, лежащее в основе множества легенд и религий…»

 

Сон, сновидение, самоубийство и даже всё – это только категории человеческого существования (экзистенции). Каким образом экзистенциальные категории могут быть применимы к Самосущему, если они атрибутивны лишь тварному разуму и его временному бытию (когнициям падшего состояния словесных существ). Ведь даже для ума в его первозданном виде (Адама, пребывающего в непосредственной связи со своим Создателем) и, более того, для ангельских эонов Божественная сущность ни в какой степени не постижима. А мыслить о Боге антропоморфно суть тяжкий грех: «Мои мысли – не ваши мысли, Исайя 55:8» и проч. Эзотерика – это даже не глупая и тщетная попытка вычерпать ложкой Океан, а нечто ещё более убогое, ибо природа Океана [абсолютно] никак не коррелирует с природой ложки (если бы статуя Зевса сохранилась, что бы ты мог сказать о природе ума её создателя Фидия?). Можно верой переставлять горы, но строительством песчаных замков обретается ли вера? Есть богооткровенная религия, которая предлагает нам ведение о Сущем в меру вместимости и сообразно силам нашей природы. А что сверх того, то – от лукавого. Неустранимая антропоморфность наших понятий и представлений должна быть осознанным фоном и основанием всех наших (всего лишь человеческих) размышлений об Абсолюте. Все откровения Бога в тварном разуме суть дар благодати искателю Истины, подаваемый в неизъяснимых созерцаниях, прозрениях и постижениях исполненного божественными энергиями ума. По отступлении же Духа Истины ум остается в одиночестве собственной природы и только хранит незабвенные памятования о посещении Божием, однако у него нет средств для адекватной вербализации полученного опыта. Он способен лишь облекать дарованное свыше ведение в словесные формы своей экзистенциальной ограниченности ради возможности хоть что-то передать себе подобным или сохранить для себя в хранилищах своей немощной памяти. Однако, даже человеческая мысль, будучи изреченной, утрачивает свой изначальный свет. Божественный же Свет, заключенный в слово грешного человека, бывает доступен лишь тем, кто сподобился аналогичных божественных посещений (подобное познается подобным: всякое ведение приобретается соответствующим опытом, чувственное – чувственным, духовное – духовным; так разум собирает мудрость житейскую, экзистенциальный гносис, который в рассудительных и чистых умах может по благодати преобразиться в мудрость духовную, действующую как энергия божественная). Профан же остается во мраке и тени смертной, простирающейся от блуждающих по пеленам его разума грехов и пороков. Ему предлежит путь деятельного очищения, а отнюдь не ведущая к Богу лестница когнитивных актов понимания, совершаемых мыслью, нагой от дел по [исполнению] Заповеди. Поиск Истины на пажитях философского дискурса – соблазн диавола, увлекающий надменные умы и каменные сердца в погибель гордыни. (Вторник. 07.04.2015. Благовещение П.Б.)

 

P.S. Я, безусловно, понимаю, что столь наивное философствование принадлежит не Автору, а карикатурному персонажу. Однако я не постеснялся использовать его как повод высказаться. Как и во всех других случаях, где я по видимости оппонирую Пелевину, почитателем которого, несомненно, являюсь. Если «игра в бисер» деградирует до личного состязания, если антагонизм идей или дискурсов дает повод для возбуждения и движения страстных чувств (неприязни, гнева, ненависти, зависти и проч.), то упражняющему свои интеллектуальные способности следует обратить внимание на здоровье собственной души и покорпеть над своим сердцем.

 

14. Стр.77, «ПОЕЗД СУДЬБЫ»; стр.81, «МУЛЬТИПОЕЗД»: "…нет путешествующего, а есть только маршрут. Реальность каждого шага как бы опирается на нового странника, и всякий из них окружен своим космосом…"

 

Опять двадцать пять. Патанджали, Йога Сутра, Адвайта Веданта, Будда и вся бездна эзотерики: бла-бла-бла… Дальше-то что? Хара-кири? Не поможет. Методичное стирание личности рецитацией тупых мантр? Превращение [своего] почти готового портрета в свежезагрунтованный холст? Живого лица в ртутный шарик, который очень похож на живое существо и тоже отражает окружающий мiр, а хрен ли толку? «Взгляд без глаз, Окна без стекла… Жил-был я…». «Есть страдание, но нет страдающего. Есть маршруты путешествия, но нет путешественника». Если в парадигме буддизма, первоэлементом космологии которого является дхарма, – это аксиома, то в парадигме Откровенной религии, где субстанцией бытия является ипостась (личное Я), – это нонсенс. Ипостась есть онтологическое основание сущности, которое конституирует и саму сущность, и её энергии, и способ её существования. Сущность неизменяема и непознаваема. Её энергии суть специфическое проявление её особых сущностных свойств. Но сама ипостась не обусловлена ни сущностью, ни её энергиями, и может усваивать себе энергийные характеристики иных сущностей, при том, что сама ипостась не может быть объектом передачи (личность не сообщаема). Страдание – следствие греха, а грех – это ошибка, уклонение от действия по предназначению или извращение оного действия. Для христианского сознания страдание – это бытие без Бога вообще, отлучение от Истины Бытия. Для буддиста – это комплекс психофизических мучений. Если не признается первичность личности (ипостаси) и ипостасное обладание сущностью (природой) и природным действием (энергиями), то страдание оказывается всего лишь мгновенным состоянием-действием казуального дхармического существа, не обладающего качеством постоянной и неизменной личности, но являющегося функцией [космической] матрицы, структурного элемента мiроздания в данный момент времени. Тогда прав Гаутама, страдающий отсутствует, в наличии только страдание. Но, как говорится, по вере вашей да будет вам. Для верующего же в Триипостасный Абсолют страдание имеет смысл инструмента спасения, и аксиома бытия будет формулироваться как «Нет ни страдания, ни смерти, есть спасающийся» [Или, что то же: Любящим Бога всё поспешествует во спасение (Рим.8:28)]. Аминь. (18 -19.04.2015, пос.ППК)

 

15. Стр. 77-81, 83. «ПОЕЗД СУДЬБЫ»; «МУЛЬТИПОЕЗД»:

«…история, и космическая, и личная – это …грохот поезда, замеченного сначала в пункте «А», а потом в пункте «Б», помноженный на веру наблюдателя в то, что это один и тот же поезд, увиденный одним и тем же наблюдателем. …Если говорить на бытовом языке, наши жизни состоят из сцепленных друг с другом ситуаций и положений. …Мир сделан из нас, а мы (я имею в виду наши растянутые во времени судьбы) сделаны из таких вагонов. Пассажир – это как бы моментальное внимание, плывущее из вагона в вагон (если совсем точно, пассажир никуда не плывет – это на него вагон за вагоном накатывается поезд)». «Особенности нашего восприятия заставляют нас видеть поезд собственной жизни как цепь причинно связанных друг с другом переживаний и событий. На самом же деле все вагоны есть сразу – поэтому иногда мы можем видеть будущее. По своей сути вагоны – просто разные кадры уже снятого фильма, между которыми мелькает черная гармошка перехода.

Но мы не всегда переходим из вагона в вагон. Иногда мы переходим из поезда в поезд». «…если вспомнить, что мера всех вещей – и, значит, главный измерительный прибор – это сам человек, можно смутно догадаться, каким образом каждая из измерительных линеек находит в изначальной безмерности подходящий для себя отрезок. Линейка просто меряет вселенную собой – и получает соответствующий мир. Изменится линейка – изменится и вселенная. Не знаю, как здесь с теоретическим обоснованием, но на интуитивном уровне мы все хорошо это чувствуем.

Строго говоря, это приключение происходит не с «нами». Оно происходит со вселенной и сознанием. Но для простоты можно считать, что сознание, жившее во вселенной номер один, прекращается, а вместо него возникает сознание, живущее во вселенной номер два – как один факел зажигают от гаснущего другого. Это новое сознание помнит не свое прошлое во вселенной номер один, а свое прошлое во вселенной номер два, которое было чуть другим. Поэтому никто не замечает такого перехода. Его по сути нет – потому что никакой материи, энергии и даже информации во вселенной номер два не появилось (если не считать наших снов, но они не входят ни в один бухгалтерский баланс мироздания – а, наоборот, служат как бы буфером между мирами). Не изменилось вообще ничего. Кроме самого главного. Вчера мы были лиловым негром, а сегодня стали дамой, которой подают манто. Дама при этом не помнит про свое негритянское прошлое. Она всегда была дамой». «В таком путешествии нет путешествующего, а есть только маршрут. Реальность каждого шага как бы опирается на нового странника, и всякий из них окружен своим космосом с далекими планетами». «…с нулем плохого не случается. И хорошего тоже. С ним вообще ничего и никогда не может произойти. Мало того, перерождается и путешествует по мирам именно ноль (поэтому никакого путешественника с точки зрения физики просто нет – отчего путешествие и делается возможным). Ноль одинаков в любой точке мультиверса, в любом моменте прошлого и будущего». Стр. 83. «КОМНАТА СМЕХА»

«Человек изнутри самого себя подобен кинофильму, который никто не смотрит. Это понимают многие. Но что происходит, когда в потоке впечатлений благодаря особым духовным практикам появляется «трансцендентный наблюдатель»? Да ничего! Всего то навсего – начинается кинофильм про этого трансцендентного наблюдателя, созерцающего поток впечатлений. Увы, но второе кино точно так же никто не смотрит, как и первое. Вот только понимают это уже очень и очень немногие. Кино про которых, кстати, тоже не смотрит никто… Так есть ли выход?» (Пелевин)

 

Полагаю, что здесь уместна аналогия с критической массой радиоактивного элемента, требующейся для начала ядерной реакции. Необходима некая критическая «масса» флуктуаций в матрице, которая производит необратимые изменения в её структуре. {Или некий минимум привнесенной извне энергии, которая позволит пройти гомеостатической системе точку равновесия (или точку кипения для системы в термодинамическом равновесии). Надеюсь, мысль ясна, ибо азъ уже подзабыл терминологию и формулировки, в которых и без того с трудом разбирался (или без труда путался) во время учебы в институте.} Смысл тот же, что и в авторской (Пелевинской) «эластичности». Еще есть (как пример) критическая масса загрязнений, с которыми справляется сила самоочищения реки. Впрочем, Пелевин опять совмещает механистическое мiровоззрение с недвойственностью (субъективизмом, солипсизмом, название сути дела не меняет). Вот ведь, никак не печатлеется в его уме мысль-созерцание живой связи Трансцендентного Абсолюта и иерархически устроенного чиноположения твари. Предвечная монада – пожалуйста. Превечная Троица? Извините… Мифология укуренных персидских огнепоклонников? Наше вам почтение. Благодать Святаго Духа? Неубедительно, скудное питание для интеллектуальной мысли, ни приврать, ни пофантазировать, сразу в еретики определят. То ли дело в Закрытых Учениях, чем мудренее, туманнее, темнее и двусмысленнее, тем достовернее. Все курят один кальян, а сны и глюки у каждого свои. В том и кайф, ибо индивидуальности. Вот ужас-то. Дважды два четыре – не тюрьма. Ускорение свободного падения – да, бросьте, какие ж тут узы для мысли, сказано же: сво-бод-ное! Безусловные рефлексы? Фундамент комфортного существования. Генетические коды? Преграда от агрессивного хаоса. Иго страстей? Помилуйте, источник наслаждений и единственный энергетический ресурс сублимации. Но кто перед и прежде всего этого? Пелевинский философ млеет в созерцании Безначальной Гантели, Монады-Двоицы, самой себя бесконечно рождающей, Двуручного Януса, симметрично упражняющегося в перманентной изографии, perpetum mobile Ильфа и Петрова, где гениальный ребенок (он же анфан террибль) бегает с парой ведерок, переливая из пустого в порожнее. Да чтоб я издох от созерцания оной, столь зело пресветлой вечности. А чё так? Да плоско всё. Только видимость вечности времени и бесконечного множества [пространственных] измерений. А по сути всё тот же тухлый бочаг с жирной шапкой тины и густым месивом пиявок, головастиков и комариных личинок. Всё булькает, извивается, сочится слизью и жаждет крови. Да ещё этот таинственный наблюдатель, сквозь взор-сознание которого мчится иллюзорный поезд моей экзистенции. Значит, дурацкий товарняк – это моя личность, долгие годы моей жизни, скорбного опыта, мудрости и тихого счастья, и поисков истины, и избавления от греха и от страха смерти в Том, Кто взял грех мiра и умер за меня на Кресте? Да полно-те, сударь. Кого избавлять и кого спасать? Вагоны вещественного хлама, психологических перверсий и когнитивных диссонансов? Всё в печь. Пусть горит в аду, в геенне вселенского мусоросжигателя. Есть только одна подлинная реальность и неуничтожимая ценность: НАБЛЮДАТЕЛЬ. Да кто он, бревно ему в зеницу, такой, этот соглядатай? Творец? Ни-ни. Ему западло марать руки, он же наблюдатель. Соучастник, сотрудник, союзник, единомысленник? Да Бог с вами. Всё исчисленное предполагает хоть некую минимальную активность. Наблюдатель абсолютно инертен. Но он хотя бы здесь, или недосягаемо запределен? Поди, знай. Так что, в конце концов, реально, этот говнюк, которому снится мое сознание (я) и весь мой мiр (тело, психика и внешний космос, с похожими на меня персонажами то ли его, говнюка-наблюдателя, то ли моего сна), или я, который в этом невесть откуда взявшемся мiре от страха и тоски заблудившийся в дебрях чужих и собственных мыслей и повстречавший в этих дремучих сумерках богов кого-то за мной подглядывающего? Но, поскольку ему снится сон про меня, которому приснился он, а рука рисует руку, которая рисует её саму, то вопрос, будучи «правильно» поставлен, приводит нас к единственно верному ответу: а не один ли хрен? Силлогизм диалектиков побеждает диалектику софистов, или наоборот. Пелевин подвел муде к бороде: наблюдатель и я – одно и то же, а всё прочее – от лукавого. Суета сует, всяческая суета и томление духа. Ну? А это тут причем? Дух-то откуда взялся? Или он и есть наблюдатель, а по совместительству - я и ещё несколько десятков миллиардов таких же смущённых и недоумевающих «поездов»? Увы, об этом история умалчивает, ибо коней на переправе не меняют, сиречь на две парадигмы одними мозгами не сядешь.

 

И все-таки. Кого в библейской парадигме можно отождествить с этим соглядатаем? Если вспомнить историю соблазнения Евы, то вариантов, собственно, и нет. Это змей. Правда, он в этом эпизоде не инертен, он действует. Однако не надо забывать, что дело происходит до грехопадения, то есть ещё никто не проклят. К тому же он по сути ничего не творит, а только внушает (хотя в строгом смысле – это уже действие). После же падения Адама, змей становится князем мiра и имеет власть над грешниками вплоть до рождения Христа и Благовестия мира с Богом. Это времена зарождения религий: человек видел и ощущал себя игрушкой в руках демонов (богов) и сочинял сообразную сему факту мифологию, космологию и антропологию. Сатана же вносил в его сочинения свои коррективы. А поскольку творческой мысли в нем (в сатане) нет, то он мог лишь извращать то, что ему было ведомо как первоангелу. Вот он и тиражировал версии библейской истории с вариациями и ложными примышлениями, и был назван (за провокацию в Эдеме, главным образом, но и за это тоже) отцом лжи. Сыны (по духу) Авеля искали Бога и утраченный рай. Каиниты строили земной град. Диавол же руководил и теми, и другими. Искателей истины он увлекал ложными учениями и практиками. Служителей плоти делал сугубыми рабами греха и страстей. И всех вкупе вел во тьму погибели. Бог же хранил Себе семя в народе избранном, открывая ему в пророках ведение Своих путей. Когда же пришла полнота времен, Отец открыл Себя в Сыне. Сын же открыл уверовавшим Отца и послал им Духа. По этой причине сатана потерял власть над душой, и отселе мог завладеть ей лишь через обманы и соблазны, а силы принуждать свободную волю человека лишился. Поэтому, он, по сути, стал наблюдателем. Однако встает вопрос, что (или Кто) является истинным объектом (предметом) наблюдения. Тленное бытие (в альтернативной парадигме: сансара, иллюзорный мiр)? Что проку в наблюдении за тенью облака, бегущей по волнующейся поверхности озера. Сатана – разрушитель. Он расщепил единство Творца и твари, разорвал связь человека с Богом. Получив доступ к разуму через помыслы, он стал расщеплять и цельность человеческого устроения. «Выделив» в цельном существе сознание как некий самосущный элемент, он стал порочить вещественную часть нашего состава как нечто скверное, ложное, отягощающее сознание, лишающее его чистоты и ясности. Ум, который видит Бога, обмануть вымыслами невозможно. Но ум, который от Бога отпал, живет не в Истине, а в рациональном дискурсе, где действуют законы логики, необходимости, вероятности и казуальных флуктуаций. Духовно он уже слеп. Если все звенья логической цепи выкованы из железа, а одно будет сделано из глины и выкрашено в нужный цвет, ум проглотит этот обман как логическую достоверность. Сатана – виртуоз рациональных экзерсисов (точнее, диверсий), сущность которых та же, что и в работе контрразведки: 99 раз скажи правду по поводу вещей незначительных и солги в самом главном, реноме правдивости позволит внедрить в искушаемый разум семя глобальной лжи. Обманутый гордец – раб обманщика, уже в силу того, что никогда не желает признаться в этом даже самому себе, а тем паче брату и ближнему.

 

Итак, безжизненный космос сатане нафиг не свалился. Человек сам по себе ему тоже по барабану, ведь он – диавол, сие речь завистник, а для сего порока необходим Предмет. И это – Отец. Поэтому Пелевин прав, наблюдатель смотрит на душу, но тщится увидеть Создателя. Человек для него телескоп, через который он желает подсматривать за Богом. Но этот «телескоп» обладает разумом и свободной волей, а ещё он столь возлюблен Творцом, что Бог Своей смертью искупил грех Своего падшего творения. Поэтому, настраивая «телескоп», сиречь волю человеческую, против Отца, лукавый мнит этим досаждать Демиургу. Вообще, это он и внушил самовольным аскетам именовать себя наблюдателем. Ведь изобретатель лжи никогда не показывает одураченным рабам своей подлинной хари, но выбирает личину, сообразно целям того спектакля, который разыгрывает. (18-19.04.2015)

 

16. Стр.80-81, «МУЛЬТИПОЕЗД»: "…нет путешествующего, а есть только маршрут. Реальность каждого шага как бы опирается на нового странника, и всякий из них окружен своим космосом… …мера всех вещей – и, значит, главный измерительный прибор – это сам человек…"

 

Все эти логические экзерсисы праздного ума (железнодорожные мультиверсы, паровозная космология и вагонная антропология) упираются в одну безнадёжную вещь: сознание – это не субстанция, а функция, энергия подлинной субстванции – ума (или духа), который, однако, тоже не сам по себе, но всегда и только часть двусоставного единства субстанциальной единицы разумной природы, человека (если речь не идет об ангелах или Божестве). Бытие человека конституировано неслиянным и нераздельным соединением души и плотского тела. Вне конкретной человеческой ипостаси не существует ни сознание, ни разум, ни воображение, ни рассудок. Даже помысел, приходящий от супротивной силы, не тождествен сам себе в двух душах, его принимающих, но получает специфическое оформление, сообразно качествам и экзистенции самой души. (Например, помысел чревоугодия в подвижнике возбудит простое желание насыщения, а в душе, страдающей этим грехом, может стать побудительной причиной к воровству, к насилию, к интенсивной трудовой деятельности, к лукавству и проч.) У сознания нет возможности различить, путешествует ли оно по телам, или просто является экраном, на который проецируется информационный поток о таком путешествии. Если сознание человека как полноценной личности заблудилось в таких проекциях, то это называется шизофренией, расщеплением, утратой адекватности. Кроме того, о человеке сказано, что он мера всех вещей не в смысле его индивидуальности, а обо всей разумной природе. Если бы во вселенной был только я один, то это все равно было бы верно, но только как частный случай. Почему Пелевин ограничивается соскальзыванием сознания с негра на женщину, с одного персонажа на другой? Если сознание не привязано к личности, то что ему мешает дробиться как ртутному шарику, и расползаться по миллионам персонажей? Нынче я негр, а завтра я население целой планеты в Альфа-Центавра, а через три дня это сознание опять слилось в пяток существ в разных концах и временах мiроздания. Но в том-то и дело, что не просто я осознаю и ощущаю себя как самотождественное существо, но и мои близкие имеют со мной общий экзистенциальный опыт (хотя, с возрастом, конечно, я перестаю переживать свои воспоминания как личные, но все больше как истории, которым я был свидетель, зритель, а не главный герой-участник, вероятно потому, что страсти, действовавшие тогда, ныне почти неподвижны). Но пусть я вспоминаю свою жизнь как прочитанную книгу, как просмотренный когда-то фильм, но ведь и я, и те, кто в моих воспоминаниях участвует, мы все прекрасно знаем, что не фильм смотрели вместе и не одну и ту же книжку прочли, но сами создавали реальность, историю, и наша память – не конструкт абстрактной мысли или эмпатический импринт (отпечаток) с виртуальной модели человеческой жизни [смонтированной в павильоне голливудской киностудии], а какой-то там грёбаный нейронный слепок с живого бытия. Экзистенция не сводится к психическим феноменам, а также и не выводится из них, не является их проекцией. Знаешь почему, Пелевин? Потому что есть во мне некий индикатор подлинности, который именуется совестью. Этот мой внутренний «епископ» (над-смотрщик) никогда не позволит мне записать свои грехи в ведомость чужого сознания. Мол, я в этой вселенной только сегодня появился, а намедни я был турецкой наложницей и ваших делов не знаю, кто тут деньги из казны стибрил. И обратно тому, если я и сочувствую герою фильма, но в какие бы он тяжкие не пускался, моя совесть не отягощается его грехом, а разве только укоряет меня в том, что имею слабость к непотребным зрелищам, дразнящим мои собственные страсти. А эта моделька сознания, кочующего по мультиверсу в арендуемых по суточному тарифу телах, одолженная Пелевиным у махровых эзотериков, напрочь упраздняет понятие греха и воздаяния, а заодно и Искупление, и Воплощение, и всю христианскую теологию в целом. (21.04.15, ППК)

 

17. Прим. к стр.137. Карма – это все исходные данные моего рождения: когда, где, кто, спектр выборов по условиям исходной среды, врожденные задатки и склонности вкупе с некоторым диапазоном природных (физических, антропологических) свойств (или качеств) и параметров (или черт) характера. А дхарма (или индивидуальная интегральная дхарма) – это мое актуальное состояние: реализованные потенции, приобретенные навыки и привычки, усвоенные культурные коды, системы ценностей и системные ценности, поведенческие модели, психические установки, методы выбора целей и способы их достижения и проч. Дхарма пластична, а карма эластична. Привычку можно инсталлировать, а можно элиминировать. Карму можно только модифицировать. Карма – матрица, дхарма – контент, актуальное содержание. Впрочем, внутри себя дхарма тоже матрица, наполняемая конкретными текстами и контекстами. Всё, что относится к индивиду, применимо и к коллективным формам существования (и в отношении кармы, и в отношении дхармы). Плюс нивелирующее влияние социума в диапазоне кармической социализации (кораллы, пчелы, муравьи, термиты – один полюс; питоны, орлы, барсы – другой). Человеческая природа охватывает практически весь спектр социальной экзистенции, от крайнего индивидуализма до имперсонального стадного инстинкта (человек может вести себя как рыбка в стае, полностью подчиняясь коллективной дхарме, а может произвольно изолировать себя от всех видов общения с себе подобными и жить анахоретом в пустыне или мегаполисе).

 

Карма (в терминологии Пелевина) – поезд, дхарма – билет. Обуздал дурную склонность – перешел в Люкс или СВ, элиминировал пагубную привычку – пересел в другой поезд. Разница между буддийским мiросозерцанием Пелевина и православным взглядом на бытие радикальна: Будда признает первичность матрицы и утверждает личность как функцию, Христос открывает тварному разуму его личностную субстанциональность. «Я» для христианского богословия – это онтологическая первооснова, способная принять в себя любые элементы бытия по отдельности, все вмести или в разнообразии возможных сочетаний (кроме другого «Я», ибо природа сообщаема, а личность не сообщаема: личности сообщается неизменная природа, претерпевающая экзистенциальное умаление или приращение своих свойств и качеств; личность же может принимать и усваивать энергии иной природы, приобщаясь тем самым не присущим собственной природе свойствам иного естества). Более того, тварная личность способна принять в себя и усвоить энергии нетварного бытия, приобретая тем самым свойства и характеристики нетварной природы. Для Будды личность тожественна мгновенной индивидуальности данного сочетания материальных и психических дхарм, организованных специфическим моментом мiровой матрицы. Будда созерцает мультиверс, но трансцендентуса для него не существует. Для него есть неисчислимое множество дхармовых состояний в бесконечности времени и безграничности пространства, но не Вечность в её неслиянной и нераздельной, личностно многообразной и органической цельности. В христианстве выбор – это согласие на участие в Вечности личного бытия. В буддизме выбор – это приведение к нулю момента генерации матрицей (кармической структурой мультиверса, мiроздания) индивидуального самосознания, «Я». Матричная карма остается, дхармы продолжают сочетаться в мгновенность индивидуальных конфигураций, сознание как функция отражения мгновенных изменений мультиверса генерируется, но самоидентификации этих мгновенных локализаций матричного гомеостаза не возникает (всё, сансара побеждена, мокша избавился от бытия и страдания, опочив в нирване).

 

Индивидуальность дхармового интеграла (для имперсонального сознания) тождественна индивидуальности любого из его элементов. Поезд, пассажир, билет, направление движения – всё как возможность и реализация редуцировалось в мгновенное схватывание имперсональным сознанием момента специфического состояния мультиверса: «ты - это то» ("это - ты"). Следующее мгновение – смена слайда в матричном проекторе дхармовых трансформаций, и на экране сознания новое «это – ты». Ни боли, ни страданий, ибо нет ни потерь, ни приобретений. У этого "ты" нет ни пережитого прошлого, ни неизвестного будущего. Ты – это бесконечный щелчок затвора в фотоаппарате, которому безразлично, куда направлен объектив, и что отпечаталось на предыдущем кадре. Прошлое и будущее не просто непредсказуемы, их не существует, потому что не существует той субстанции, которая способна их иметь. Ибо существование мыслится [в функционально-матричной парадигме] как континуальный процесс. Мысль способна построить бесконечность подобных мiров, но без трансцендентного откровения, без помощи извне не способна произвести (сгенерировать) из самой себя нечто абсолютно иное собственной экзистенции. И только в приобщении к Божескому естеству, в единении с Абсолютным Умом ограниченный ум тварного существа претерпевает божественное изменение, открывающее ему способность к созерцанию Вечной Духовной Истины.

 

18. Пелевин: "Механизм нашего движения по вселенным – это просто наши ежесекундные выборы: между хорошим и плохим, сочувствием и ненавистью, велосипедом и фейсбуком, желтым и зеленым, голубым и оранжевым и так далее. Делаем ли мы эти выборы сами, или какая-то сила совершает их за нас – но именно благодаря им мы перемещаемся в мультиверсе".

 

Поставив в один ряд выбор этический и эстетический, далее Пелевин вполне логично предлагает утверждение онтологической индифферентности в отношении свободы воли и подчинения необходимости. А корень всему этому абсурду и безобразию (ежу ясно, откуда ноги растут) – отрицание личности как субстанциальной первичности, как онтологической первоосновы. Или хуже того, смешение понятий личности (ипостаси), индивидуальности и природы. Впрочем, этого эклектического винегрета и невозможно избежать, когда возникает желание совместить несовместимое, сесть одним задом на два стула, впихнуть Учение Света в парадигму тьмы, излагать мiросозерцание буддизма в понятиях православного богословия.

 

(Смотри по этой теме: Кураев. Христианская философия и пантеизм.)