Dr.Aeditumus

Почему-то мне кажется, что все фильмы великого Вуди Аллена отдают лубком. Что-то среднее между провинциальным театром, дающим назидательную Рождественскую постановку Диккенса, и кукольным театром в ярмарочном балагане, где Порок в лице нашкодившего антигероя в конце обязательно будет высечен розгами, Зло наказано и изгнано, Правда восторжествует, а Добродетель получит награду.

 

Хитросплетения сюжета для жующего попкорн и не догоняющего, в общем-то, прозрачную интригу зрителя тщательно разъясняет голос за кадром. Психологические портреты нарисованы по учебному пособию для домохозяек. Фабула построена как шахматный этюд. И всё заканчивается «неожиданной» дидактической развязкой, в которой «искушённый» зритель непременно усмотрит руку Провидения, Которое скромно притворившись вмешательством Случая, как бы невзначай ломает хорошо просчитанные комбинации Злодея, разрушая его коварные планы (Матч Пойнт, Сенсация, Иррациональный человек ...а, нет, в фильме "Матч Пойнт", повторившем сюжет "Американской трагедии", Случай оказался на стороне Злодея, радикально изменив драйзеровский финал).

 

Большинство фильмов Вуди создают у меня стойкой подспудное ощущение, что историю рассказывает маленький вундеркинд, обчитавшийся умных книжек, но в силу своего нежного возраста ещё не приобретший необходимого опыта для адекватного понимания книжного знания. Вот эта смесь наивности и невинности как раз и создает атмосферу экранного действа, где «дети»-актеры понарошку изображают взрослые персонажи, совершающие совсем не детские поступки.

 

Я, конечно, сильно гиперболизировал, но это лишь для того, чтобы рельефнее обозначить своё восприятие специфичности работ знаменитого режиссёра. А уж если он сам появляется в кадре, это ощущение детского театра доходит во мне до предела (вспомните хотя бы «Сенсацию»).

 

А ещё есть впечатление, что сценарий создается как кулинарный рецепт. Берём за основу какую-нибудь прописную истину (например: Не убий, не укради, и проч.) и опускаем её в хорошо посоленный кипящий сюжет. Добавляем обстоятельства времени и места действия в купе с необходимым количеством персонажей. Вводим интригу их взаимоотношений и главную коллизию. Приправим философией для интеллектуалов. Подмешиваем любовную линию, или даже две для чувствительных романтиков и женщин. Сыпанём немного достоевщины для снобов (про слезинку ребёнка и право на убийство: Достоевский – это вообще наш первый хакер, заразивший вирусом русской духовной этики западный менталитет).

 

Кинем два-три слова о русских в контексте сюжета, желательно с негативным подтекстом, чтобы не выпадать из общеполитического тренда – «русская рулетка» подойдёт, звучит пугающе. Ну, а перед тем, как снять с огня готовый харч, вольём в него черпак дидактического елея для добропорядочных обывателей и моралистов, дабы традиционным назиданием компенсировать нравственный негатив, выварившийся по ходу развития сюжета из его основной коллизии.

 

Ну вот, фирменный суп готов. Извольте кушать. Не слишком жирно, не слишком остро. Вполне удобоваримо, однако создаёт впечатление некоторого изыска.

 

Итак, известный профессор философии Эйб Лукас в состоянии глубокой депрессии приезжает в кампус читать курс своих лекций. Иллюзии молодости позади, а с ними и альтруизм, и активная жизненная позиция.

 

Эйб щедро поит приобретённой в житейских обломах меланхолией юные души своих слушателей. Но, несмотря на сопровождающую его тень уныния, природная харизма и живой ум привлекают к нему и студентов, и преподавателей. Однако душа Эйба пребывает в анабиозе, до тех пор, пока случайно услышанное в ресторанном разговоре слово не падает неким семенем искушения на удобренную философскими знаниями и идеями Достоевского почву его омрачённого депрессией сознания.

 

И вот тут профессор оживает настолько, что решается вступить в состязание с Родионом Раскольниковым и доказать бывшему петербургскому студенту, что бывают убийства во благо, которые не влекут за собой раскаяния и не нуждаются в искупительном наказании. И что замечательно, ему это почти удалось. Почти, потому что его мотивация и аргументы загипнотизировали его собственную совесть. Художественная правда фильма тоже оказалась на его стороне. Но…

 

Но всемогущество режиссерского замысла - это для вымышленного персонажа как сила Рока и Судьбы для жителя Древней Греции. С богами не поспоришь. Вуди Аллен припас для своего героя «предложение, от которого нельзя отказаться". И пусть в этической дискуссии Автора и Персонажа победителем, скорее всего, можно счесть последнего, но на физическом плане экранной реальности режиссерский волюнтаризм, конечно же, имеет неоспоримый приоритет.

 

Итак, что мы имеем? Добротный фильм маститого режиссёра с хорошей актерской работой и темой для размышлений (если кому приспичит), который, конечно же, стоит посмотреть.